Раздел III. Высшие моральные ценности. Глава 8. Страдание и Сострадание 187

Глава 8. Страдание и Сострадание 187

которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю». И тогда мы тоже испытываем глубокое нравственное страдание.

Таким образом, вопрос о причине страданий в самом общем виде связан с проблемой добра и зла. Вопрос же о смысле страданий связан с вопросом о смысле жизни, о том основном призвании, пред­назначении, «задании», ради которого живет человек (это предназна­чение может быть как подлинным, так и мнимым, иллюзорным): на­сколько человек следует смыслу своего жизненного пути или уклоняется от него. В связи с этим можно поставить и другой воп­рос: к чему приводит страдание, не приносит ли оно благих плодов, которые оправдывали бы его. Оказывается, с этой точки зрения, стра­дание может стать школой жизни.

Попробуйте проверить это утверждение на собственном жизненном опы­те. Во-первых, страдание, испытанное нами вслед за каким-либо нашим дурным поступком, учит нас правде и справедливости, подтверждая наличие нравственного закона в жизни. Например, я обидел человека, а вскоре и сам испытал горечь обиды от другого. И это страдание на­помнило мне о том, которое причинил я. Подобного рода страдания практически обращают нас к «золотому правилу» нравственности: не делать другому того, чего не желаешь себе. Во-вторых, страдание очи­щает душу. В Библии сказано: «Пострадают некоторые и из разумных для испытания их, очищения и для убеления...» Об этом говорил и Дристотель: «Ничему хорошему в жизни нельзя научиться иначе, чем через страдания». Наконец, великий писатель — исследователь страда­ния Ф. М. Достоевский всем своим творчеством утверждал, что потреб­ность человека в очищающей скорби так велика, что часто он сам ищет возмездия, наказания, страдания, лишь бы успокоить свою совесть. В-тре­тьих, страдание облагораживает человека, являясь для нас источником огромных нравственных ценностей: оно приводит нас к вере, любви, духовной силе. Страдание делает нас снисходительными к другому, вос­питывает чуткость к чужому горю, понимание человеческой души. Из страдания человек, как правило, выходит крепче, т.к. оно закаляет волю, развивает выдержку, настойчивость. В-четвертых, страдание не только делает нас лучше, но вырабатывает в нас способность делать лучше других, ибо оно дает не только силу, но и мудрость, способность воздей­ствовать на других. А «чтобы разбивать словом жесткую скалу челове­ческого сердца, нужно самому испытать, что значить иметь разбитое сердце. И ведь не то страшно, когда сердце разбивается, а — когда оно превращается в камень» (В. Марцинковский).

Рассмотренные нами возможности влияния страдания на нрав­ственный облик личности не проявляются автоматически, то есть стра­дания вовсе не обязательно «очищают», «облагораживают» и т.д. Они, эти возможности, могут быть не использованы или вовсе не вос­требованы человеком. Таким образом, смысл страдания в том, слу­жит ли оно смыслу бытия человека, самовыражению и самоутверж­дению личности. Если да, то человек способен даже благословлять страдания и сознательно искать их. Для него жизнь без страданий бессмысленна, а «страдание — святая благодать» (В. Жуковский), к которой следует стремиться, как считал, например, А.С. Пушкин: «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать». Однако далеко не все люди так относятся к страданию. Многие бывают раздавлены им, и тогда оно вызывает у гшх страх и проклятия.

8.3. «Патософия» — мудрость о страдании

От чего зависит разная реакция на страдание? И в чем истинная «мудрость о страдании», которую можно назвать «патософией» (В. Марцинковский)? Она заключается не в одном лишь анализе страдания и умении объяснить его смысл и причины, но главное — в умении его побеждать, мудро овладевать им. Ив этом — одна из главных задач жизни, ибо принять жизнь — значит принять стра­дание, а уметь жить — значит уметь страдать, считают сторонники патософии.

Практически мы реагируем на страдание двояко: или мы бежим от него, или принимаем его. Реакция на страдание, модель нашего поведения зависит от нашего понимания страдания, нашего отно­шения к нему.

Если страдание воспринимается как неизбежность, связанная с несправедливостью и безысходностью, то естественное стремление человека — бегство от страдания. Причем формы этого бегства могут быть самые разные — от ухода в нирвану путем внутреннего самосовершенствования (как в буддизме) или искусственным, лож­ным путем забвения (через алкоголь, наркотики и т.н.) — до пре­кращения страдания путем прекращения самой жизни — через са­моубийство (суицид).

Отношение к самоубийству всегда было разным в различных культурах и

системах морали. Многие восточные религиозно-этические учения пред-

188________________ Раздел III. Высшие моральные ценности

писывали неизлечимо больным людям и старикам во избежание страданий уходить в горы или пустыню и там искать смерти. «Лучше достойная смерть, чем недостойная жизнь», — учили стоики. Христианская религия всегда резко отрицательно относилась к самоубийству — с одной стороны, как к попытке избежать уготованной Богом участи, с другой — как к утра­те веры во всемогущество и благую волю Бога. Самоубийство считалось грехом, а самоубийц даже не хоронили на кладбищах в освященной земле. Поэтому сегодня религия отрицательно относится и к эвтаназии — доб­ровольному уходу из жизни в случае неизлечимой болезни, сопровождаю­щейся мучительными страданиями, на облегчение которых нет надежды. Не только религиозный запрет должен останавливать страдающего человека на пути к самоубийству, но и соображения рационального ха­рактера, определяемые индивидуальным мировоззрением и системой ценностей. Эти соображения могут быть самыми разными: выход ли это, нет ли другого способа решения проблемы? Не малодушие, не сла­бость, не трусость ли выбор самоубийства? Наконец, мысли о других — ведь каждый из нас кому-то нужен, и наш уход будет еще большим страданием для другого.

Таким образом, вопрос «Имеет ли человек право не только на жизнь, но и на смерть?» остается дискуссионным. И вопрос этот встает обычно, когда жизнь полна страданий (физических или ду­ховных), а страдания эти воспринимаются как несправедливые, не­заслуженные, не имеющие смысла. Именно бессмысленность стра­даний, их несправедливость вызывает обычно отрицательную реакцию и «бегство» от них.

Другое дело, если человек относится к страданию как к заслу­женному, более того, имеющему смысл. В этом случае отношением к страданию становится его принятие, которое, впрочем, тоже может быть разным: можно тупо терпеть, стиснув зубы, а можно преодо­левать или даже преображать страдание.

Если страдание воспринимается как справедливое наказание за
грех или преступление, и человек согласен с этим, согласен «постра­
дать», то его реакция на страдание — смирение и покорность. Но
если он к тому же видит в страдании возможность искупления сво­
ей вины, то он может воспринимать его с готовностью, даже с об­
легчением. ,- . *

Именно так трактует проблему страдания Ф.М. Достоевский, именно об

этом — его роман «Преступление и наказание»: Раскольников не только

Глава 8. Страдание и Сострадание 189

покорно и с облегчением принимает страдание, но даже стремится к нему как единственно возможному способу искупления и наказания -за пре­ступление.

Если же человек принимает страдание во имя веры или идеи, то он

»

тем более не просто героически претерпевает все муки, но и сознатель­но идет на них, так как в этом случае страдание обретает для него смысл. А страдать, зная, что это не бессмысленно, страдать во имя, ради кого-то или чего-то — значит победить страдание. Так жертвен­но и самоотверженно шли на страдание убежденные поборники рели­гиозной веры (первые христиане, русские старообрядцы и др.), той или |иной политической идеологии (народовольцы в дореволюционной России) или определенных научных взглядов (алхимики средневе­ковья, советские генетики). Когда Джордано Бруно предоставили возможность купить жизнь ценою отречения от своих идей, он, уже зная приговор инквизиции (смерть на костре), ответил: «Я умираю мучеником добровольно». Мученичество — одна из форм доброволь­ного принятия страдания и, в то же время, противостояния ему.. Но подлинный способ преодоления страдания — это любовь и творчество, ибо они не только приносят забвение от мук страдания, но и помогают находить в нем источник радости. Так, не только страдание, но и наслаждение приносят муки неразделен­ной любви: страдая, я упиваюсь собственным чувством, я благословляю любимого человека, я счастлив, что он есть. И возможно, именно из страдания неразделенной любви рождается у А.С. Пушкина альтруис­тическое, самозабвенное пожелание счастья любимой женщине: Я Вас любил так искренне, так нежно, Как дай Вам Бог любимой быть другим... Наверное, не многие способны на подобное величие души.

Физические страдания, осознание собственного несовершенства или несовершенства мира порождают у творческой личности стрем­ление выразить и компенсировать это несовершенство в творчестве — стремление, воплощающееся в настоящих шедеврах философии (Ницше), поэзии (Байрон, Лермонтов), музыки (Бетховен, Скрябин), пронизанных болью всего человечества.

Когда Бетховен, отличавшийся, как известно, совершенным музыкаль­ным слухом, стал чувствовать признаки надвигающейся глухоты, стра­данию его не было предела. В своих письмах он писал: «Такие случаи

190 Раздел III. Высшие моральные ценности

доводили меня до отчаяния; еще немного, и я покончил бы с собой. Меня удерживало только одно — искусство. Мне казалось немысли­мым покинуть свет раньше, чем исполню все, к чему я чувствовал себя призванным». И далее: «Человек обязан жить, пока может совершить что-либо хорошее... Я схвачу судьбу за глотку, совсем согнуть меня ей не удастся». Французский писатель Ромен Роллан, который называл Бетховена «героической силой современности», писал, что он победу «чеканит из своего несчастья, как он сам сказал в гордом слове, которое подводит итог жизни и становится девизом всякой героической души: «Радость через страдание».

Радость через страдание... В конце XIX в. английский писатель Г.К. Честертон разработал философию радости. Она была основа­на не на равнодушии к человеческим страданиям, а на том, что «...все прекрасно в сравнении с небытием». Честертон считал, что: во-первых, есть страдание и есть мода на страдание. У человека со здоровой душой должна быть «трагедия в сердце и комедия на уме»; во-вторых, радость не унижает страдание, не умаляет его значения, но помогает его преодолевать. Радость, а не страдание соответству­ет природе человека; она помогает ему выжить и жить.

Это особенно важно иметь в виду в наш век торжества пессимизма и скепсиса, когда осознание глобальности человеческих страданий долж­но быть уравновешено честертоновским оптимизмом: «...все прекрасно в сравнении с небытием...» И еще: не в утешение страдающим, но как стратегию выживания рекомендуем помнить другое изречение — царя Соломона: «Все проходит — и это пройдет...»

Итак, отношение к страданию может быть разным: бежать от него, прятаться или принимать, использовать во благо и даже испы­тать «радость через страдание» — каждый человек должен решать эту проблему самостоятельно, руководствуясь собственными ценно­стями, идеалами и жизненными целями.

8.4. Сострадание - страдание с Другим

Отдельный вопрос, также относящийся к проблеме страдания, — это вопрос о том, как оно сказывается на отношении человека к дру­гим людям. По мнению Э. Фромма, всеобщий характер страдания

Глава 8. Страдание и Сострадание_____________ Ш

в XX веке привел к тому, что в современном обществе выработался синдром привыкания к страданию — как собственному, так и чу­жому, и, как следствие, значительно снизилась способность человека к сопереживанию.

Об этом же, только более резко и эмоционально, говорит в книге «Это я, Эдичка» писатель Э. Лимонов: «...я ненавижу цивилизацию, породившую монстров равнодушия, цивилизацию, на знамени которой я бы написал са­мую убийственную со времен зарождения человечества фразу — «Это твоя проблема...» «Это твоя проблема!» произносится, чтобы откреститься от чужих проблем, поставить границу между собой и беспокоящим...»

Но не только равнодушие к чужому страданию может стать не­гативной реакцией на свое собственное страдание. Еще более опас­ными являются озлобленность, агрессивность, жестокость, мститель­ность, выражающиеся формулой: «Если я страдал, то пусть пострадают и другие». Подобное отношение к страданию сегодня довольно широко распространено.

К счастью, именно «всеобщий характер страдания» дает челове­ку надежду на достойный выход. Как отмечают многие философы и писатели, страдающий человек находит утешение в человеческой со­лидарности: он может облегчить собственные страдания, испытывая сострадание к другим. Поэтому Ф.М. Достоевский считал состра­дание главнейшим и, может быть, единственным законом всего чело­вечества, а Н.А. Бердяев писал, что новая этика должна сделать сострадание наряду со свободой и творчеством одним из краеуголь­ных своих камней.

Столь высокую роль сострадания в человеческой жизни в работе «О наз­начении человека» он объясняет несколькими причинами. Во-первых, способность к состраданию наиболее полно выявляет нравственный об­лик человека, ибо в ней проявляется умение жить чувствами и мыслями других людей, бороться с различными формами жестокости. Людей, спо­собных к полному и деятельному состраданию, можно назвать носителя­ми абсолютного и высшего добра. Во-вторых, сострадание относится к сущ­ностным чертам славянского национального характера. Н.А. Бердяев писал: «Изоляция и самодовольство индивидуумов, семейств, профессий, классов, наций чуждо русскому нравственному сознанию, и в этом рас­крывается русское этическое призвание. Именно русское этическое со­знание ставит любовь и сострадание к человеку выше любви к государ­ству, к нации, к отвлеченной морали, к семье, к науке, к цивилизации и пр.»

192 Раздел III. Высшие моральные ценности

Его слова в полной мере могут быть отнесены к менталитету всех восточ­нославянских народов, включая белорусский. В-третьих, сострадание — показатель демократичности общества, способного проявлять человеко­любие, базирующееся на гуманистической этике. Авторитарное же созна­ние и деспотические режимы всегда ополчались против нравственной цен­ности сострадания. (Вспомним, к примеру, высказывания Ницше или бесчеловечные акции германского фашизма по отношению к больным и слабым — скажем, насильственное умервщление пациентов психиатри­ческих клиник, «бесполезных для нации»).

В христианской этике сострадание определяется как сочувствие чужому горю и страданию, соединенное с желанием помочь. Таким образом, можно говорить о моральной ценности сострадания в двух аспектах.

Первый — это внутреннее сопереживание чужого несчастья. Если мы не в силах ослабить или ликвидировать причину чужой беды реальным делом, мы должны проявить сострадание хотя бы в виде уте­шительных, ободряющих слов, жестов, мимики или даже сочувственного молчания. Так, психологи учат, что рука, положенная на плечо скорбя­щего при утрате им близкого человека, означает разделенное с ним горе, более того, облегчает тяжесть переживаний.

Проявление жалости со стороны других людей помогает страда­ющему легче переносить муки, избавляет от чувства одиночества, покинутости, заставляет проявлять терпение, мужество, выходить за пределы своей боли, думать о других с благодарностью. И даже если страдающий человек сам виноват в собственных бедах, то он нуждается не столько в объяснении причин своего страдания (а мы ведь так любим говорить: «Ну что же, ты сам в этом виноват, раньше надо было думать»), сколько в утешении и сочувствии, в возможно­сти высказать, а иногда и выплакать свою боль и обиду, и быть выслушанным и понятым.

Здесь более всего важно не суровое нравоучение, но понимание и лю­бовь. Ведь страдание, по словам О. Уайльда, это «рана, из которой брыз­жет кровь, лишь только к ней дотронется рука иная, чем рука любви». «Жалеть человека надо», каждого, и даже того, кто низко пал. «Люби человека в грехе его», — говорит у Достоевского старец Зосима. «Ведь каждый грешный человек — это также ты!» — любил повторять знаме­нитый русский юрист А.Ф. Кони.

___________________ Глава 8. Страдание и Сострадание _________________ Ш

Но жалеть и любить надо именно человека, а не его грех, просту­пок, глупость. Заботиться надо о больном, а не о его болезни. Со­страдание должно Помогать человеку, но вместе с тем бороться про­тив зла в нем, соединяя мягкость сопереживания с твердостью противостояния злу, а подчас и с суровой требовательностью, борю­щейся с человеком за человека. Без этого сострадание может вы­литься в гибельную, расслабляющую сентиментальность.

Еще более высокую моральную оценку имеет сострадание вто­рого рода, непосредственно проявляющееся в поступке. Это ак­тивное сострадание, реализующееся в милосердии и благотвори­тельности.

Сегодня, по прошествии восьми десятилетий с момента Октябрьской революции, к нам возвращаются слова и дела, которые отвергались и запрещались социалистическим государством. Считалось, что в обще­стве, где утвердились «отношения дружеской взаимопомощи и товари­щеского сотрудничества», сами понятия «благодеяния» и «благодетель» утратили свой смысл. Неудивительно, что в словарях значение «благо­творительность» определялось через классовый подход: «явление, ис­пользуемое на Западе с целью обмана трудящихся и отвлечения их от классовой борьбы», явление, которого у нас нет и быть не может.

Почему "так необходимо возрождение практики милосердия и благотворительности сегодня?' Прежде всего, потому, что опыт ис­тории показал, что среди многих причин нравственного кризиса в на­шем обществе не последнее место занимает разрушение системы благотворительности — личной, государственной, церковной. Без нее люди черствеют душой и теряют привычку думать не только о са­мом себе, но и другом. А ведь милосердие нужно в первую очередь тем, кто его проявляет.

Одна из форм милосердия — реальная помощь нуждающимся, умение поделиться с ближним. В обществе всегда будут люди, кото­рые, в силу тех или иных жизненных обстоятельств, не в состоянии сами справиться со своей бедой (престарелые, инвалиды, многодет­ные, больные). Они нуждаются не только в доброжелательном от­ношении, но и в материальной поддержке. Правда, здесь возможен противоположный результат: из благотворительности может выра-

¹ Свидетельством такой необходимости является, в частности, обращение специалистов к изучению феномена милосердия как основы нравственного воспитания личности. См.: Станчиц М.А. Этика милосердия. Мн., 1996.

7 Зак. 2152

т

Раздел III. Высшие моральные ценности

Глава 8. Страдание и Сострадание______________________ 195

сти паразитизм, привычка жить за счет других, отказ от самостоя­тельности, активности, предприимчивости.

Благотворительность может быть направлена не только на по­мощь отдельным людям, но и на поддержку искусств, науки, реме­сел. В этом случае она принимает форму меценатства, которое, с одной стороны, способствует развитию культуры, с другой — при­общает к ней самого мецената, что ведет к его нравственному совер­шенствованию.

Третьяковская галерея и Румянцевская библиотека в Москве, больницы, школы, дома призрения и многое другое были результатом такого рода благотворительности. Современная культура еще больше нуждается в ней. И вкладывание денег в научные проекты, вузы, театры, музеи — - не только одна из форм благотворительности, но и потенциальная фор­ма и показатель духовного роста человека, способного на такое пожер­твование. К сожалению, спонсорство, пришедшее сегодня на смену ме­ценатству, не равно ему в своем бескорыстии, ибо предполагает получение каких-либо льгот или выгод (как правило, связанных с имиджем и бла­госостоянием спонсора), поэтому назвать его благотворительностью в пол­ном смысле слова нельзя.

Милосердие проявляется в умении прощать — «прощать тихо и незаметно» (А. Швейцер). Прощению как форме любви к ближ­нему особенно большое место отводится в христианской этике, кото­рая учит прощать не только «ближнему», но и «дальнему», и даже врагу. Разве заповедь «возлюбите врагов ваших» — не призыв к про­щению? В своих молитвах мы просим Господа Бога явить нам ми­лосердие, простив нам наши грехи. Мы просим прощения у тех, кому причинили страдание; и мы должны уметь прощать тех, кто заставил страдать нас. Ибо Иисус Христос своими страданиями искупил наши грехи.

Не только христианство, но и другие религии высоко оценивают про­щение как форму милосердия. Так, буддийскому далай-ламе принад­лежит высказывание, что наши враги — учителя наши, ибо если бы не враги, то мы бы никогда не научились прощать, проявляя милосердие и сострадание.

Но вопрос о милосердии и сострадании, как и все вопросы в этике, не является простым и однозначным. И здесь возникает ряд про­блем. Одна из самых сложных, которую мы сознательно оставляем

открытой: всегда ли и все мы должны прощать «врагам нашим»? Не приведет ли это к безнаказанности и даже поощрению зла?

Проблематичным является и вопрос о границах милосердия и помощи ближнему. Например, та же эвтаназия — помощь в смерти: следует ли облегчать человеку его предсмертные страдания, уско­ряя его уход из жизни? Эвтаназия — сострадание или преступле­ние, добро или зло?

Наконец, вопрос о том, на кого должно распространяться наше сострадание: является ли оно только проявлением отношения чело­века к человеку? Древнеиндийские философские учения, мизантроп А. Шопенгауэр, альтруист А. Швейцер и многие другие были здесь едины: сострадание — это чувство, которое человек — поскольку он человек, должен проявлять ко всему живому. А. Швейцер выра­зил это великолепной формулой — «благоговение перед жизнью», а отказ от сострадания к живому назвал попыткой «замутить есте­ственные источники нравственности».

Сострадание может проявляться по-разному. Важно одно: се­годня оно не просто востребовано, но и становится необходимым.

Вопросы и задания

1. Согласны ли Вы с утверждением Ф.М. Достоевского, что страдание -естественная причина возникновения и развития сознания человека?

2. Можно ли, изменяя социальные условия жизни человека, уменьшить неизбежность и естественность страданий людей?

3. Уменьшает ли страдание ценность бытия человека?

4. Как Вы считаете, почему кришнаиты относят к «кругу страданий» не только болезнь, старость и смерть, но и рождение человека?

5. В борьбе со страданием буддизм призывает к нирване, Аристотель -к мужеству, Бердяев — к любви и творчеству. Есть ли другие способы ухода от страдания, и все ли они сохраняют личность?

6. Почему страдание является средством познания других людей?

7. Каким образом сострадание к другому может облегчить собственное страдание?

8. Известно, что большое внимание проблеме страдания и сострадания уделял Ф. Ницше. Проведите анализ следующих его высказываний:

«Долгие и великие страдания воспитывают в человеке тирана».

«Жестокость бесчувственного человека есть антипод сострадания; жес­токость чувствительного — более высокая потенция сострадания».

«Сострадательные натуры, всегда готовые на помощь в несчастье, редко способны одновременно и на сорадость: при счастье ближних им нечего

196 Раздел III. Высшие моральные ценности

Глава 8. Страдание и Сострадание 197

делать, они излишни, не ощущают своего превосходства и потому легко обнаруживают неудовольствие».

9. На семинаре мнения студентов по поводу известного высказывания
Аристотеля «Ничему хорошему в жизни нельзя научиться иначе, чем через
страдания» разделились. Часть студентов соглашалась с этим утверждени­
ем, считая, что страдание делает человека способным к состраданию. Дру­
гие полагали, что страдание озлобляет и вызывает желание причинить та­
кие же страдания другим. Третьи же считали, что способными к состраданию
могут быть и люди, не перенесшие страдания. Как Вы думаете, от чего
зависят различия во взглядах студентов на страдание и сострадание?

10. Ниже мы приводим высказывания студентов Белорусского коммер­
ческого института управления и предлагаем Вам выразить свою точку зре­
ния на роль страдания в жизни человека.

Е.М.: «Страдание обязательно должно присутствовать в жизни челове­ка, чтобы он в полной мере мог ощутить прелесть радостных, счастливых моментов в своей жизни... Только в страдании человек-до конца познает себя, свой внутренний мир, свое Я, то, что его окружает».

О.С: «Если у человека не было страданий, он не может понять другого, его страданий. А если человек страдал сам, он понимает страдания другого. Если же ты можешь понять другого человека, его боль, то это в человеке его лучшее качество, без этого качества ты не человек».

С.К.: «Лучший учитель — страдания, неудачи, ошибки, так как на них мы задерживаем свое внимание больше, чем на хорошем».

И.К.: «Я согласна с Аристотелем, ибо человек, не познав зла, не будет знать и добра; не будучи бедным — не будешь знать, что такое бедность, не будучи больным — не будешь представлять мук болезни... Все познается в сравнении. Не зная горя, нельзя узнать и счастья, тем более сделать счаст­ливым кого-то».

И.М.: «А ведь, не познав мук страданий, невозможно понять и осознать счастье. К спокойствию, отсутствию мук и страданий можно привыкнуть, и тогда осознание счастья утрачивается. Разве не так? Встряски тоже иногда полезны!»

И.Д.: «Страдание — необходимый элемент жизни. Как гончар мнет гли­ну, придавая ей необходимую форму, так и жизнь формирует человека. Жизнь полна трудностей и страданий, и их преодоление воспитывает у человека мужество и красоту духа... Хотя и не всегда...»

К.М.: «А я считаю, что несчастья делают человека или лучше, или оз­лобляют его. Все зависит от самого человека, от силы его души, характера. Одни, страдая, учатся жить, понимать, сочувствовать, другие озлобляются, начинают завидовать тем, у кого все хорошо, ненавидят их. Конечно, трудно не «сломаться», когда ничего не получается, когда идет беда за бедой. И толь­ко когда ты видишь, что у кого-то такое же положение, как у тебя, то это где-то в душе тебя успокаивает. Человек с сильной волей, духом, с чистой ду-

шой постарается перебороть в себе это чувство, слабый же будет радоваться чужому страданию, отравлять жизнь счастливых своей завистью и злобой». И.Ф.: «У каждого человека в определенный период жизни наступает момент, когда он сознательно и обостренно чувствует формирование свое­го Я. Происходит это под влиянием различных факторов, среди которых страдание занимает не последнее место. Страдание — это состояние души, проявляющееся особенно сильно в определенных жизненных ситуациях. Например, при разлуке с любимым человеком или смерти близких. Вот тогда наступает это состояние «одиночества мыслей». Внутри личности происходят перемены, изменяется отношение ко внешнему миру и к окру­жающим тебя людям, к жизненным принципам и ценностям. Иногда зада­ешь себе вопрос: «Какая боль сильнее — физическая или моральная?» Так вот, страдание и есть та моральная боль, которая меняет внутренний мир человека и делает его мудрее. Отрицательная черта страданий в том, что это состояние может вызвать психическую болезнь. Поэтому не стоит загонять себя в «угол», из которого трудно найти выход. Необходимо жить дальше. Ведь у каждого человека жизнь такая, какой он ее видит».

Гдава 9. Долг и Совесть_____________ Ш

Глава 9.

Долг и Совесть

Если я не стою за себя, то кто встанет за меня? Если я только за себя, то кто я?

Талмуд

Долги Совесть— это так называемые «личностные категории морального сознания» (О.Г. Дробницкий): с их помощью общие социально-нравственные требования трансформируются в мораль­ные проблемы конкретного индивида. Они образуют морально-пси­хологический механизм самоконтроля, тесно связанный с ответствен­ностью личности.

9.1. Долг - императив моральной регуляции

Долгесть принятая личностью необходимость подчиняться об­щественной воле. Нравственный долг — это превращение требо­ваний общественной морали в личный императив конкретного лица и добровольное его выполнение. Источником долга является обще­ственный интерес. В долге он обретает повелительный характер, формируя нравственную обязанность индивида по отношению к дру­гим людям и самому себе.

Общественная ориентированность долга, как правило, вызывает внут­реннее сопротивление личности: ведь, по сути, долг ограничивает ее сво­боду, противостоит ей, превращает жизнь человека в цепь обязанностей, требует от него подчинять личный интерес интересам других людей, исповедовать «этику жертвенности». Особенно четко прослеживается жесткая обязательность долга у Канта: его «чистый долг» не допускает никаких сомнений в том, что «можно» и чего «нельзя» делать, а катего­рический императив вменяет человеку в обязанность служить добру. Однако, на наш взгляд, эти жертвенность и авторитарность — кажущи­еся. При ближайшем рассмотрении становится очевидным, что если вклю-

чить в действие «золотое правило» нравственности, то все становится на свои места: я должен потому, что другой должен мне, и, следовательно, мой личный интерес обеспечивается долженствованием другого, поскольку я, в свою очередь, должен соблюдать его интерес.

Долг не тождественен обязанности: простое исполнение обязанно­стей еще не есть долг в этическом смысле слова. Понятие долга обога­щает сухое понятие обязанностей глубокой личной заинтересованнос­тью в их исполнении, добровольным принятием и осознанием их необходимости. Таким образом, долг— это нравственная обязан­ность человека, выполняемая им под влиянием не только внешних требований, но и внутренних нравственных побуждений. Поэтому общество ожидает от человека не просто точного и беспрекословного выполнения своих обязанностей,, но и личностного отношения к ним. Переживание требований долга в связи со своими интересами и приво­дит к появлению у человека осознания своего долга и чувства долга. Американский социолог В. Бэрри отмечает: «Людям необходимо не только понимание долга по отношению друг к другу, но нечто большее, чувство долга, возникающее при социальной близости».

Чувство долга... Каждому ли из нас оно знакомо? Относимся мы к сво­ему долгу как к естественной жизненной необходимости или выполняем его с ощущением досады, недовольства, тяжкой обязанности? Стремим­ся вовсе уклониться от его исполнения или фанатично преданы ему? Здесь возможны самые разные оттенки чувств.

Важнейшим «свойством» долга является его добровольность. Однако в зависимости от степени осознания необходимости, справед­ливости, важности долга и, следовательно, от отношения к нему, его требования могут осуществляться на разном уровне добровольнос­ти: от выполнения по принуждению или из боязни общественного мнения до следования долгу по внутренней потребности. Конечно, многое зависит от ситуации, но подлинно моральным долгом, безус­ловно, является свободное следование общественно необходимым требованиям или личным обязательствам, независимое от каких-либо внешних и внутренних принуждений.

Н.А. Добролюбов писал: «Не того можно назвать человеком истинно нравственным, кто только терпит над собой веления долга, как какое-то тяжелое иго, как «нравственные вериги», а именно того, кто заботится слить требования долга с потребностями внутреннего существа своего,

Щ________________ Раздел III. Высшие моральные ценности

Глава 9. Долг и Совесть

кто старается переработать их в свою плоть и кровь внутренним процес­сом самосознания и саморазвития так, чтобы они не только сделались инстинктивно необходимы, но и доставляли внутреннее наслаждение».

Люди нравственного долга активны, деятельны, они не могут рав­нодушно проходить мимо морального или иного ущемления прав другого человека, они крайне чувствительны к любой несправедли­вости и активно утверждают в жизни добро. .Нравственный долг побуждает человека к активной гражданской позиции, развивает в нем чувство личной сопричастности всему происходящему в мире и выражается в стремлении вносить посильный вклад в общее дело. Таков, например, доктор Устименко из трилогии Ю. Германа «Дело, ко­торому ты служишь». Человек самоотверженный, он служит своему долгу с полной самоотдачей, но без всякой жертвенности. Для него это есте­ственный способ существования и самовыражения. К таким людям от­носятся и многие реальные действующие лица нашей истории. Дисси­денты 1960-70-х годов, А. Д. Сахаров, сегодняшние правозащитники шли и идут на риск в соответствии со своим пониманием нравственного дол­га человека и гражданина.

Однако есть и другой тип людей: они прекрасно знают о суще­ствовании и содержании общественного долга, но равнодушны к нему, воспринимают его как нечто чуждое, внешнее по отношению к ним. Такому человеку «плевать на все», он «никому ничего не должен». Он «не понимает», что требование лучшей жизни предполагает и «отдачу долга» — лучший труд, творческое и добросовестное отношение к делу. Он прикидывается «винтиком», от которого «ничего не зависит», и ук­лоняется от гражданского и политического выбора.

Наряду с людьми, отрицающими любой долг или уклоняющими­ся от его выполнения, есть люди, напротив, испытывающие трудно­сти от принятия и признания множественности долгов и необхо­димости выбирать, какой из них надлежит выполнить в первую очередь. Дело в том, что, будучи включенным в систему различных отношений, человек попадает в зависимость от многих людей, и как результат — оказывается «должен» всем. Поэтому существует на­стоящая «иерархия» долгов: долг перед обществом, перед коллек­тивом _г перед семьей, отдельно — перед женой, матерью, детьми, пе­ред «ближними» — друзьями, наконец, перед самим собой.

Ну, а если эти долги не просто «выстроены по росту», если они, к тому же, носят взаимоисключающий характер (скажем, сыновний долг и долг перед женой; или: ты должен идти на занятия, а товари­щу требуется твоя помощь)? Что предпочесть? В этом случае реша­ющее слово принадлежит совести.

9.2. Совесть - «другая сторона» долга