Неудачники все вместе, 1.20 6 страница

– Ребята, вы тоже видите? – спросил Стэн, остановившись. Остальные также остановились. Билл посмотрел кругом, впервые сообразив, что он видит – хоть и немного – и затем то, что туннель удивительно расширился. Они оказались просто в изогнутом отсеке – таком же большом, как Летний Туннель в Бостоне, «Больше» – внёс он уточнение, когда осмотрелся с возрастающим чувством благоговейного страха.

Они запрокинули головы, чтобы увидеть потолок, который теперь был в пятидесяти или более футах над ними и держался на изогнутых подпорках из камня, похожих на рёбра. Сети грязной паутины висели между подпорками. Пол был теперь каменным, но покрыт такой кучей первозданной грязи, что было всё равно, по чему они шли. По сторонам на расстоянии пятидесяти футов нависали каменные стены.

– Система водоснабжения здесь, должно быть, действительно сошла с ума, – сказал Ричи и тревожно засмеялся.

– Похоже на собор, – тихо сказала Беверли.

– Откуда идёт свет? – хотел знать Бен.

– Ппохоже, оот сстен, – сказал Билл.

– Мне это не нравится, – сказал Стэн.

– Пойдём. Ггенри ббудет ддышать нам в ззатылок… Громкий, истошный крик разорвал темень, а затем раздался шелестящий, тяжёлый гул крыльев. Из темноты выплыла некая тень с одним светящимся глазом – другой глаз потух.

– Птица! – закричал Стэн. – Посмотрите, это птица!

Она летела на них, как неистовый истребитель; её пластинчатый оранжевый клюв открывался и закрывался, чтобы обнажить розовую внутреннюю линию Её рта, плюшевую, как подушечка в гробу.

Она шла прямо на Эдди.

Её клюв врезался в его плечо, и он почувствовал, как боль въедается в его плоть, как кислота. Кровь хлынула на грудь. Он вскрикнул, когда Её взмахивающие крылья ударили ему в лицо нездоровым воздухом туннеля. Птица отлетела назад, Её глаз злобно сверкал, вращаясь в глазнице, застилаясь только тогда, когда Её моргающее веко тряслось, чтобы закрыть глаз тонкой плёнкой. Её когти искали Эдди, который увёртывался, издавая крики. Они прорезали рубашку на спине, прочертив неглубокие багровые полосы на лопатках. Эдди закричал и попытался отползти, но птица снова отлетела.

Майк прорвался вперёд, порывшись у себя в кармане. Он пришёл с ножом в одно лезвие. Когда птица снова пикировала на Эдди, он замахнулся им быстрой, упругой дугой через один из когтей птицы. Нож вошёл глубоко, полилась кровь. Птица отпрянула, а затем снова пошла в атаку, сложив свои крылья, падая, как пуля. Майк в последний момент упал на бок, ударив её ножом. Он промахнулся, и коготь птицы ранил его запястье с такой силой, что рука онемела и по ней прошла дрожь, – рана, которая открылась, прошла до локтя. Нож улетел в темноту.

Птица летела назад с победным клёкотом, и Майк прижался к лежащему Эдди и ждал наихудшего.

Стэн рванулся вперёд к двум мальчикам, прижавшимся друг к другу на полу, когда птица вернулась. Он стоял, маленький и какой-то опрятный, несмотря на грязь, въевшуюся в его руки, штаны и рубашку, и вдруг выпростал руки необычайным жестом – ладонями вверх, пальцами вниз. Птица издала ещё один крик и дёрнулась, планируя рядом со Стэном, промахнувшись на какие-то дюймы, лохматя его волосы потоком воздуха от крыльев. Он сжался в плотный комок, встречая лицом к лицу её очередной заход.

– Я верю в ярко-красных танагр, хотя я и не видел ни одной, – сказал он высоким ясным голосом. Птица пронзительно закричала и совершила вираж в сторону, как будто бы он попал в неё. – И верю в калао и в новогвинейского жаворонка, и во фламинго Бразилии.

Птица пронзительно кричала, кружила и вдруг влетела в туннель с громким клёкотом.

– Я верю в золотого орла! – кричал Стэн ей вслед. – И я думаю, что где-то действительно есть феникс! Но я не верю в тебя, поэтому на хер уходи отсюда! Уходи! Убирайся в ад! Он замолчал, и тишина показалась оглушительной. Билл, Бен и Беверли подошли к Майку и Эдди; они помогли Эдди встать на ноги, и Билл посмотрел на порезы.

– Ннеглубокие, – сказал он. – Нно, ддержу ппари, ввыглядят оони ддьявольски.

– Она разорвала мою рубашку, Большой Билл, – щёки Эдди блестели от слёз, и он опять дышал с присвистом. Его варварский рёв исчез; трудно было поверить, что он когда-либо был. – Что я скажу маме?

Билл слегка улыбнулся.

– Ппочему ббы нне пподумать об ээтом, ккогда ммы ввыберемся отсюда? Ссделай гглоток, Ээдди.

Эдди глубоко вздохнул и затем с присвистом выдохнул.

– Это было великолепно, дружище, – сказал Ричи Стэну. – Это было просто великолепно! Стэн весь дрожал.

– Никакой такой птицы, как та, нет, вот и всё. Никогда не было и не будет.

– Мы идём! – кричал Генри сзади них сумасшедшим голосом, который теперь смеялся и выл и звучал так, будто что-то выползало из трещины в крыше ада. – Я и Белч! Мы идём, и мы схватим вас, молокососы! Вы не сможете смыться!

Билл закричал:

– Ууходи, Ггенри! Ппока ещё есть ввремя!

Ответом Генри был дикий, бессловесный крик. Они услышали шум шагов, и внезапно Билла осенило: Генри был настоящий, он был смертный, он не мог быть остановлен ингалятором или книгой о птицах. Магия не действовала на Генри. Он был слишком тупой.

– Ппошли. Ммы должны оооставаться ввпереди ннего. Они снова пошли, держась за руки; рваная рубашка Эдди болталась позади него. Свет становился ярче, туннель больше. Когда он наклонялся вниз, потолок уходил вверх до тех пор, пока возможно было видеть. Теперь им казалось, что они идут вовсе не в туннеле, а проходят через гигантский подземный внутренний двор, приближаясь к какому-то циклопическому замку. Свет от стен стал бегущим зелёно-жёлтым огнём. Запах сделался сильнее, и они начали чувствовать вибрацию, которая могла быть реальной, а могла быть и только в их воображении. Она была непрерывной и ритмичной. Это было биение сердца.

– Впереди конец! – крикнула Беверли. – Посмотрите! Глухая стена!

Но когда они подтянулись поближе, похожие на муравьёв на этом огромном пространстве грязных каменных блоков, причём каждый блок больше, чем Бассей-парк, оказалось, что стена не полностью глухая. В ней была одна дверь. И хотя сама стена возвышалась над ними на сотни футов, дверь была очень маленькая. Она была не больше трёх футов в высоту, такая, какую можно было увидеть в книжке сказок, сделанная из прочных дубовых досок, зашипованных между собой крест-накрест, и обитая железными планками. Это была, как они сразу поняли, дверь, сделанная только для детей.

Призрачно, в своей памяти, Бен слышал, как библиотекарь читала малышам: «Кто идёт по моему мосту?» Дети наклоняются вперёд, в их глазах блестит всё прежнее очарование: будет ли монстр побеждён… или съест героев?

На двери была отметина, и около неё лежала груда костей. Маленьких костей. Костей Бог знает каких маленьких детей.

Они пришли к жилищу Его.

И отметина на двери: что это такое?

Билл подумал, что это бумажный кораблик.

Стэн увидел в этом птицу, поднимающуюся в небо, может быть, феникса. Майк увидел лицо – лицо сумасшедшего Батча Бауэрса, возможно, если только оно могло быть видно.

Ричи увидел два глаза за парой очков.

Беверли увидела руку, сжатую в кулак.

Эдди поверил, что это лицо прокажённого, у которого глаза запали, рот в трещинах, – все болезни, все недуги отпечатались на том лице.

Бен Хэнском видел кучу разорванных обёрток, и казалось, что они пахнут кислыми специями.

Позднее, придя к этой двери со всё ещё отдающимися в его ушах криками Белча, совершенно один, Генри Бауэре увидит это как луну, полную, яркую… и чёрную.

– Я боюсь, Билл, – сказал Бен дрожащим голосом. – Должны ли мы?

Билл коснулся носком костей, и вдруг они под его ногой стали кучей праха. Он тоже испугался… но был ведь Джордж. Оно вырвало с корнем руку Джорджа. Были ли те маленькие и хрупкие косточки среди этих? Да, конечно, были.

Они были здесь вместо владельцев костей, Джорджа и других – тех, кто был принесён сюда, тех, кого могли принести сюда, тех, кто остался гнить в других местах.

– Мы должны, – сказал Билл.

– Что, если она закрыта? – спросила Беверли едва слышным голосом.

– Оона нне ззакрыта, – сказал Билл и затем добавил то, что он знал из глубин своих. – Ттакие мместа нникогда не ззакрываются.

Он протянул согнутые пальцы правой руки к двери и толкнул её. Она открылась и пропустила поток болезненного жёлто-зелёного света. Им в нос ударил запах зоопарка, головокружительно сильный, головокружительно мощный.

По одному они прошли через сказочную дверь внутрь Его логовища. Билл…

В туннелях, 4.59

…остановился так внезапно, что остальные сбились в кучу, как грузовые машины, когда у впереди идущей внезапно отказывает двигатель.

– Что это? – голос Бена.

– Ооно ббыло зздесь. Гглаз. Ввы ппомните?

– Я помню, – сказал Ричи. – Эдди остановил его своим ингалятором. Сделал вид, что это кислота. Он сказал что-то про яйца. Довольно смешное, но я не помню точно что.

– Это нне имеет ззначения. Мы не увидим нничего, ччто ммы ввидели рраныпе, – сказал Билл.

Он зажёг спичку и посмотрел на остальных. Их лица фосфоресцировали в мерцании спички, фосфоресцировали и были таинственны. И казались очень молодыми.

– Ккак ввы, ребята?

– Всё о'кей, Большой Билл, – сказал Эдди, но его лицо было перекошено от боли. Самодельная шина Билла съехала. – Как ты?

– О'оокей! – сказал и Билл помахал спичкой, прежде чем его лицо выдало совсем противоположное.

– Как это случилось? – спросила его Беверли, прикасаясь в темноте к его руке. – Билл, как могла она?..

– Ппотому что я уупомянул нназвание ггорода. Оона пприехала ввслед за ммной. Ддаже ккогда я дделал это, ччто-то ввнутри мменя велело прекратить. Нно я нне сслушал, – он беспомощно покачал в темноте головой. – Но ддаже если она пприехала в Ддерри, я нне ппонимаю, ккак она ммогла ппопасть сюда. Если Ггенри нне ппривел её, тоща ккто?

– Оно, – сказал Бен. – Оно не должно выглядеть плохо, мы это знаем. Оно могло прийти и сказать, что ты в беде. Привести её сюда, для того чтобы… достать тебя, я предполагаю. Убить наше нутро. Потому что вот чем ты всегда был. Большой Билл. Нашим нутром.

– Том? – спросила Беверли, еле слышно, ошеломлённая.

– Кккто? – Билл чиркнул ещё одну спичку. Она смотрела на него с отчаянной честностью.

– Том. Мой муж. Он тоже знал. Во всяком случае, я думаю, я упомянула ему название города, так же как ты упомянул его Одре. Я… я не знаю, взяло Оно его или нет. Он на меня тогда очень был зол.

– Иисус, что это, какая-то мелодрама, где все рано или поздно внезапно появляются? – сказал Ричи.

– Не мелодрама, – сказал Билл, с нотами муки в голосе. – Шоу. Как цирк. Бев приехала туда и вышла замуж за Генри Бауэрса. Когда она уехала, почему бы ему не приехать сюда? В конце концов, настоящий Генри приехал.

– Нет, – сказала Беверли. – Я вышла замуж за своего отца.

– Если он тебя избивал, какая разница? – спросил Эдди.

– Встаньте вокруг меня, – сказал Билл. – Плотнее. Они встали. Билл потянулся в обе стороны и нашёл здоровую руку Эдди и одну из рук Ричи. Скоро они стояли в кругу, как они уже делали однажды, когда их было больше числом. Эдди почувствовал, как кто-то положил руку ему на плечо. Чувство было тёплым, успокаивающим и очень знакомым.

Билл почувствовал ощущение силы, которое помнил из прошлого, но понял с некоторым отчаянием, что вещи по-настоящему изменились. Могущество нигде поблизости не было таким сильным – оно билось и вспыхивало, и гасло, как пламя свечи в отвратительном воздухе. Темнота казалась плотнее и ближе к ним, более победоносной. И он мог обонять Его. Внизу в этом проходе, – думал он, – и не так уж далеко, есть дверь с отметиной на ней. Что было за этой дверью? Одна вещь, которую я всё ещё не могу вспомнить. Я могу помнить, как мои пальцы вдруг онемели и как я толкнул дверь. Я могу даже помнить поток света, который полился и как он казался почти живым, будто это был не просто свет, а флюоресцирующие змеи. Я помню запах, как от обезьянника в большом зоопарке, даже хуже. И затем… ничего.

– Ккто-нибудь ппомнит, кем ббыло Оно по-настоящему?

– Нет, – сказал Эдди.

– Я думаю… – начал Ричи, и затем Билл мог почти осязать, как он в темноте покачал головой. – Нет.

– Нет, – сказала Беверли.

– Хм, – это был Бен. – Это та вещь, которую я всё ещё не могу вспомнить. Кем было Оно… или как мы с Ним боролись.

– Чудь, – сказала Беверли. – Вот как мы боролись с ним. Но я не помню, что это означает.

– Встаньте около мменя, – сказал Билл, – и я ввстану около ввас, ребята.

– Билл, – сказал Бен. Голос его был очень спокойным. – Кто-то идёт.

Билл прислушался. Он слышал плетущиеся, шаркающие шаги, приближающиеся к ним в темноте… и он испугался.

– Ооодра? – позвал он… и знал уже, что это была не она. То, что шаркало по направлению к ним, подошло ближе. Билл зажёг спичку.

Дерри, 5.00

Первое необычное событие случилось в тот день поздней весны 1985 года за две минуты до восхода солнца. Чтобы понять, насколько эго было не то, надо было знать два факта, которые были известны Майку Хэнлону (который лежал без сознания в деррийской больнице в тот момент, когда взошло солнце); оба факта касались баптистской церкви Божьей Благодати, которая стояла на углу Витчем-стрит и Джексон-стрит с 1897 года. Церковь увенчивалась изящным белым шпилем, который был апофеозом каждой протестантской колокольни в Новой Англии. На четырёх сторонах основания колокольни были циферблаты, а сами часы были сконструированы и привезены из Швейцарии в 1898 году. Единственные часы, похожие на эти, стояли на городской площади Хейвен-Виледж, в сорока милях отсюда.

Стивен Бови, лесопромышленный магнат, который жил на Западном Бродвее, передал часы в дар городу – они стоили что-то около 17000 долларов. Бови мог себе это позволить. Он был набожным прихожанином и в течение сорока лет старостой (в течение нескольких последних лет он был ещё и президентом деррийского филиала Лиги Белого Благочестия). Кроме того, он был известен своими набожными проповедями перед мирянами в День Матери.

Со времени своей установки до 31 мая 1985 года эти часы чётко отбивали каждый час и полчаса – с одним известным исключением. В день взрыва на Кичнеровском заводе они не пробили полдень. Жители считали, что Его преподобие Джоллин остановил часы, чтобы показать, что церковь объявила траур по погибшим детям, и Джоллин никогда не освобождал их от иллюзий, хотя это было неправдой. Часы просто не пробили.

Они пробили пять часов утра 31 мая 1985 года.

В этот момент весь Дерри, все старожилы открыли глаза и сели, обеспокоенные без всякой причины, на которую они могли указать. Были выпиты лекарства, вставлены искусственные челюсти, зажжены трубки и сигары.

Старики насторожились.

Одним из них был Норберт Кин, которому исполнилось девяносто пять лет. Он проковылял к окну и посмотрел на темнеющее небо. Прогноз погоды за ночь до этого обещал ясное небо, но его кости говорили ему, что будет дождь и сильный. Он чувствовал страх в глубине души; каким-то смутным образом он почувствовал угрозу, как будто яд неустанно пробирался к его сердцу. Он как-то случайно подумал о дне, когда компания Брэдли необдуманно въехала в Дерри, под прицел семидесяти пяти пистолетов и ружей. Такая работа оставляла в человеке ощущение чего-то тёплого и ленивого внутри, чего-то, что было… было как-то подтверждено. Он не мог бы выразить это лучше, даже для себя. Работа наподобие этой оставляла в человеке ощущение своей вечной жизни, и Норберт Кин имел это ощущение. Девяносто шесть лет ему исполнится 20 июня, и он всё ещё проходил пешком каждый день три мили. Но сейчас он чувствовал испуг.

– Те дети, – сказал он, выглядывая из окна, не сознавая, что он говорил. – Что с теми, чёрт возьми, с этими детьми? Как они озорничают на этот раз?

Эгберт Сарагуд, девяноста девяти лет, который был в «Серебряном Долларе», когда Клод Хэро наточил свой топор и сыграл «Мёртвый Марш» на нём для четырёх человек, проснулся в тот же самый момент, сел на кровати и издал хриплый крик, который никто не услышал. Ему приснился Клод, только Клод пришёл за ним; топор опустился, и через мгновение после этого Сарагуд увидел свою собственную отрубленную руку, подпрыгивающую и изгибающуюся на стойке.

Что-то не то, – подумал он как-то тускло, испугавшись и затрясшись в своих обмоченных кальсонах. – Что-то чертовски не так.

Дейв Гарднер, который обнаружил изувеченное тело Джорджа Денбро в октябре 1957 года и чей сын обнаружил первую жертву в этом новом цикле ранней весной, открыл глаза на ударе «пять» и подумал, даже перед тем как посмотреть на часы на столике: Церковь Божьей Благодати не пробила пять… Что случилось? Он почувствовал большой, плохо объяснимый страх. За годы Дейв преуспел; в 1965 года он купил «шубут», и теперь на Дерри Молл стоял второй «шубут», а третий – в Бангоре. Вдруг все те вещи – вещи, ради которых он проработал всю жизнь, – показались ему находящимися в опасности. Отчего? – крикнул он себе, глядя на спящую жену. – Отчего, почему, отчего эти чёртовы часы не пробили пять? Но никакого ответа не было.

Он встал и подошёл к окну, поддерживая штаны. Небо было беспокойным, облака летели на запад, и беспокойство Дейва росло. В первый раз за долгое время он понял, что думает о криках, которые выгнали его двадцать семь лет назад на крыльцо, где он увидел корчившуюся фигуру в жёлтом дождевике. Он посмотрел на приближающиеся облака и подумал: Мы в опасности. Все мы. Дерри.

Шеф полиции Эндрю Рэдмахер, который по-настоящему считал, что он сделал всё от него зависящее, чтобы раскрыть новую цепочку убийств детей, охватившую Дерри, стоял на крыльце своего дома, заложив большие пальцы за ремень, смотрел вверх на облака и чувствовал тот же самый дискомфорт. Что-то случится. Похоже, что польёт как из ведра – одно к одному. Но это не всё. Он вздрогнул… и пока он стоял там на своём крыльце и запах бекона, который готовила его жена, доносился через дверь, первые капли дождя размером с десятицентовики тёмными пятнами усеяли тротуар перед его симпатичным домиком на Рейнолдс-стрит, и где-то прямо над горизонтом со стороны Бассей-парка грянул гром.

Рэдмахер снова вздрогнул.

Джордж, 5.01

Билл поднял спичку вверх… и вдруг из его горла вырвался долгий, дрожащий, отчаянный хриплый крик.

Это был Джордж, колышущийся в туннеле и устремляющийся к нему, Джордж, всё ещё одетый в свой забрызганный кровью жёлтый дождевичок. Один рукав болтался вяло и бесполезно. Лицо Джорджа было белым, как сыр, и глаза блестели серебром. Они смотрели в глаза Билла.

Мой кораблик! – колыхаясь, донёсся потерянный голос Джорджа в туннеле. – Я не могу найти его, Билл, я везде смотрел и не могу найти его, и сейчас я мёртвый, и это твоя вина, твоя вина, ТВОЯ ВИНА…

– Дддджордж! – пронзительно закричал Билл. Он чувствовал, как его ум срывается с якоря.

Джордж спотыкался-ковылял по направлению к нему, и теперь одна его рука, которая осталась, поднялась в сторону Билла; в кисти она переходила в лапу с когтями. Когти были грязными и цепкими.

Твоя вина, – прошептал Джордж и ухмыльнулся. Его зубы были клыками; они медленно открывались и закрывались, как зубья в капкане на медведя. – Ты послал меня на улицу, и это всё… твоя вина.

– Нннет, Ддджордж! – кричал Билл. – Я нне зззнал…

Убью тебя! – крикнул Джордж, и из его рта с клыками вырвалась смесь собачьих звуков: взвизгивание, вопли, лай. Что-то вроде смеха.

Теперь Билл мог ощущать запах брата, мог ощущать, что Джордж гниёт. Это был запах подвала, запах какого-то жуткого чудовища, стоящего скорчившись, с жёлтым глазом, в углу, ожидающего, чтобы выпустить кишки из какого-нибудь маленького мальчика.

Зубы Джорджа скрежетали. Звук напоминал удары бильярдных шаров друг о друга. Жёлтый гной начал сочиться из его глаз и капать на лицо… и спичка погасла.

Билл почувствовал, что его друзья исчезли, – они убежали, конечно, они убежали, они оставили его одного. Они отрезали его от себя, как и его родители отрезали его, потому что Джордж прав: это была его вина. Вскоре он почувствует, как эта единственная рука хватает его за горло; почувствует, как те клыки раздирают его, и это будет правильно. Это будет только справедливо. Он послал Джорджа на смерть, и он потратил всю свою взрослую жизнь на то, чтобы писать об ужасе того предательства – о, он надевал на него много лиц, почти столько же лиц, сколько Оно использовало для своей выгоды, но монстр на дне каждого из этих лиц был просто Джорджем, выбегающим в дождь со своим бумажным корабликом, обмазанным парафином. Теперь наступает расплата.

«Ты заслуживаешь смерти за то, что убил меня», – прошептал Джордж. Он был теперь очень близко. Билл закрыл глаза.

Затем в туннеле брызнул жёлтый свет, и он открыл их. Ричи держал спичку.

– Борись с Ним, Билл! – кричал Ричи. – Ради Бога, борись с Ним!

Что ты здесь делаешь? Он посмотрел на них, ошеломлённый. Они вовсе не убежали. Как могло это быть? Как это могло быть после того, что они видели, как отвратительно он убил своего брата?

– Сражайся с Ним! – кричала Беверли. – О, Билл, сражайся с Ним! Только ты можешь сделать это! Пожалуйста…

Теперь Джордж был менее чем в пяти футах. Он вдруг показал Биллу язык. По нему ползли грибовидные наросты. Билл снова закричал.

– Убей Его, Билл! – кричал Эдди. – Это не твой брат! Убей Его, пока Оно маленькое. Убей Его СЕЙЧАС!

Джордж посмотрел на Эдди, отведя свои блистающие серебром глаза только на какой-то миг, и Эдди откатился назад и ударился о стену, как будто его толкнули. Билл стоял заворожённый, наблюдая, как его брат подходит к нему, его брат Джордж, снова после всех этих лет, это был Джордж в конце, так как это был Джордж в начале, о да, и он мог слышать скрип жёлтого дождевика Джорджа, когда Джордж приближался, он мог слышать звон пряжек на его ботинках, и он мог обонять что-то вроде мокрых листьев, как будто под дождевиком тело Джорджа было сделано из них, как будто ноги внутри галош Джорджа были ступни-листья, да, человек-лист, так это было, таким был Джордж, он был гнилым лицом-шаром и телом, сделанным из мёртвых листьев, тех, которые попадают в канализацию после наводнения.

В каком-то тумане он слышал, как Беверли закричала.

(он стучится ко мне) – Билл, пожалуйста, Билл…

(в ящик почтовый, говоря)

«Мы поищем мой кораблик вместе», – сказал Джордж. Густой жёлтый гной, фальшивые слёзы катились по его щекам. Он потянулся к Биллу, и его голова склонилась в сторону, и клыки разжались.

(что видел привидение снова, он видел привидение, ОН ВИДИТ)

«Мы найдём его, – сказал Джордж, и Билл почувствовал его дыхание, и это был запах раздавленных животных, лежащих на шоссе в полночь; когда рот Джорджа раскрылся, он увидел нечто, копошащееся внутри. – Он всё ещё здесь внизу, всё летает здесь внизу, мы будем летать, Билл, мы все будем летать…»

Тянущаяся снизу рука Джорджа сомкнулась на шее Билла.

(ОН УВИДИТ ПРИВИДЕНИЕ, МЫ УВИДИМ ПРИВИДЕНИЕ, ОНИ, МЫ, ВЫ УВИДИТЕ ПРИВИДЕНИЕ)

Искажённое лицо Джорджа приближалось к шее Билла.

…летаем…

– Он стучится ко мне в ящик почтовый! – крикнул Билл. Его голос был глубже, вообще едва ли его собственный, и какой-то вспышкой памяти Ричи вспомнил, что Билл заикался только своим собственным голосом: когда он прикидывался кем-нибудь ещё, он никогда не заикался.

Джордж-двойник отпрянул, шипя.

– Это Оно! – возбуждённо крикнул Ричи. – Ты попал в него, Билл! Попади в Него! Попади в Него! Попади в Него!

– Он стучится ко мне в ящик почтовый, говоря, что видел привидение снова! – загремел Билл. Он пошёл на Джорджа-двойника. – Ты не привидение! Джордж знает, что я не хотел, чтобы он умер! Мои близкие ошиблись! Они свалили это на меня, и это было ошибкой. Ты слышишь меня?

Джордж-двойник резко повернулся, пища, как крыса. Он начал убегать, колыхаясь под своим жёлтым дождевичком. Сам дождевичок, казалось, капает, стекает яркими пятнами жёлтого. Оно теряло Свою форму, становясь аморфным.

– Он стучится ко мне в ящик почтовый, сукин сын! – кричал Билл Денбро, – говоря, что он видел привидение снова!

Он прыгнул на него, и его пальцы вцепились в жёлтый дождевик, который больше не был дождевиком. То, что он схватил, было похоже на какую-то тёплую конфету, которая таяла у него в пальцах, как только он сжимал её в кулак. Он упал на колени. Затем Ричи закричал, так как гаснущая спичка обожгла его пальцы, и они снова окунулись в темноту.

Билл чувствовал, что в его груди снова начинает что-то вырастать, что-то жаркое и душащее, приносящее боль, как обжигающая крапива. Он обхватил свои колени и подтянул их к подбородку, надеясь, что это остановит боль или хотя бы облегчит её; он был подсознательно благодарен за темноту, радуясь, что другие не видят его мук, Он услышал, как какой-то колышущийся стон убегает от него.

– Джордж! – крикнул он. – Джордж, прости! Я никогда не хотел ничего ппплохого, чтобы ссслучилось что-то плохое!

Возможно, у него было ещё что сказать, но он не мог сказать это. Тогда он зарыдал, упав на спину, закрыв одной рукой глаза, вспомнив кораблик, вспомнив непрерывный стук дождя в окна спальни, вспомнив лекарства и вату на ночном столике, слабую лихорадочную боль в голове и во всём теле, вспомнив Джорджа, больше всего это:

Джорджа, Джорджа в его жёлтом дождевичке с капюшоном.

– Джордж, прости! – крикнул он сквозь слёзы. – Прости, прости, пожалуйста, ПРОСТИ…

И затем они были около него, его друзья, и никто не зажёг спички, и кто-то держал его, он не знал кто, может быть, Беверли, может быть, Бен или Ричи. Они были с ним, в этот короткий миг тишина была доброй.

Дерри, 5.30

К 5.30 дождь пошёл сильно. Синоптики по Бангорскому каналу выразили некоторое удивление и принесли извинения всем тем, кто строил планы на пикники и загородные поездки на основании вчерашнего прогноза. Резкая перемена, друзья; как раз один из тех странных капризов погоды, которые иногда формируются в долине Пенобскота с ошеломляющей внезапностью.

Метеоролог Джим Уитт списал то, что он назвал чрезвычайно подвижной системой низкого давления. Это было сказано мягко. Погодные странности доходили от облачности в Бангоре до ливня в Хемпдене, моросящего дождя в Хейвене и умеренного дождя в Ньюпорте. Но в Дерри, в тридцати милях от центра Бангора, лило как из ведра. Пассажиры маршрута 7 обнаружили, что они передвигаются по воде, которая местами достигала глубины восьми дюймов, и за Рулин Фармз закупоренный сток в углублении покрыл шоссе таким количеством воды, что оно стало по существу непроходимым. К шести утра дорожный патруль Дерри поставил по обеим сторонам углубления указатели – ОБЪЕЗД.

Те, кто ждал под укрытием на Мейн-стрит первого в этот день автобуса, который отвезёт их на работу, стояли, глядя через ограждение на Канал, где вода зловеще прибывала в бетонном русле. Конечно, никакого наводнения не будет; все сходились на этом. Вода всё ещё была на четыре дюйма ниже самой высокой отметки 1977 года, а в тот год не было никакого наводнения. Дождь шёл с постоянным неослабевающим упорством, и в низко нависших облаках прогремел гром. Вода сбегала потоками по Ап-Майл-Хиллу и ревела в дренажных и канализационных трубах.

Никакого наводнения, соглашались все, но на всех лицах был налёт беспокойства.

В 5.45 силовой трансформатор на платформе около заброшенного гаража грузовых машин взорвался вспышкой пурпурного цвета, разбрасывая вращающиеся куски металла на покрытую гравием крышу. Один из летящих кусков металла рассёк кабель высокого напряжения, который тоже упал на крышу, шипя и извиваясь, как змея, выстрелив почти жидким потоком искр. Крыша вспыхнула, несмотря на ливень, и скоро весь гараж горел. Силовой кабель упал с крыши на полоску, поросшую сорняками, которая шла вокруг площадки, где маленькие мальчики играли когда-то в бейсбол. Пожарное управление Дерри первый раз выехало в тот день в 6.02 и прибыло в грузовой гараж в 6.09. Один из первых пожарных был Калвин Кларк, один из близнецов Кларков, с которыми Бен, Беверли, Ричи и Билл ходили в школу. На третьем шаге от пожарной машины его кожаный ботинок наступил на провод жизнеобеспечения. Почти мгновенно Калвин был убит электрическим током. Его язык вывалился изо рта; резиновый пожарный комбинезон начал тлеть. От него шёл запах, как от горящих шин на городской свалке.

В 6.05 жители Мерит-стрит на Олд-Кейпе почувствовали нечто, что могло быть подземным взрывом. Тарелки падали с полок, а картины со стен. В 6.06 все туалеты на Мерит-стрит внезапно взорвались гейзером экскрементов, и свежие фекалии наполнили трубы, которые питали очистные сооружения в Барренсе. В некоторых случаях эти взрывы были настолько сильными, что проделали дырки в потолках ванных комнат. Женщина по имени Энн Стюарт была убита, когда старое зубчатое колесо вылетело из туалета вместе с куском трубы. Зубчатое колесо прошло через матовое стекло двери душевой и вошло ей в горло, как страшная пуля, когда она мыла волосы. Она была почти обезглавлена. Зубчатое колесо было реликвией Кичнеровского завода и засело в канализации почти три четверти столетия назад. Ещё одна женщина была убита, когда неистовое обратное движение сточных вод, вызванное расширением метана, взорвало туалет, как бомбу. Несчастная женщина, которая сидела на толчке в это время и читала ежегодник «Банана Рипаблик», была разорвана на куски.