Из жития святого аврамия
У святого Аврамия был брат по плоти. Когда тот умер, то оставил после себя семилетнюю дочь. Между тем скончалась и мать ребенка. Тогда знакомые отвели сиротку к ее родному дяде, поистине божественному Аврамию.
Святой сжалился над малюткой и принял ее с распростертыми объятьями, проявив к ней отеческую любовь. Он построил для нее небольшой дом за стенами кельи. Постоянно играл с ней, стучался в окошко, учил ее, читал вместе с ней Священное Писание, указывая ей в Писании путь спасения и пробуждая в ребенке стремление к духовному подвигу. Старец был, как орел, распростерший крылья над птенцом, которого учил летать, рассекая вместе с ним воздух, и взмывать высоко к вершинам добродетели.
Хотя она была совсем маленькой, но предалась подвигу и проявила весьма высокую для ее возраста добродетель. Глядя на нее, Авраамий радовался душой и сердцем, радовались и соседи, что девочка в столь юном возрасте проявляла такое усердие к духовным вещам.
Так и жила девушка, вызывая всеобщее восхищение. Когда ей исполнилось двадцать лет, то некий человек, по одежде монах, но душой мерзкий развратник, стал ходить к блаженному Аврамию, как бы по дружбе, поглядывал на юную девушку нечистым взором и, не знаю как, но сумел влюбить девицу в себя.
Необузданная страсть завладела ею. Она стала высовываться из окна и разговаривать с ним. В конце концов, она побывала с ним. После этого совесть сразу стала обличать ее. Она раскаялась в своей дерзости и стала страдальчески оплакивать себя:
- Горе мне, несчастной. Горе мне, я осквернила храм Божий в себе, горе мне, жалкой. Я хуже всех прочих женщин, ибо отвергла обеты, которые дала Богу и предпочла всем свершениям подвига краткое наслаждение. Какими глазами я теперь буду глядеть на небо, если я ослепила их невоздержанным взором любовника? Как я подвигну уста на молитву, если я осквернила их непристойными словами и страстными поцелуями? Подойду ли я дерзновенно к окну и буду ли общаться с Богом, если здесь, нарушив Его заповеди, я, как злая, нечистая, скверная, обесчестила тело и душу! Горе мне! Что мне делать? К кому мне обратиться? Зачем мне жить на земле? Лучше бы я умерла до того, как испытала наслаждение. Я бы принесла в дар смерти телесную чистоту. А теперь на что мне потоки слез? Разве они смогут смыть мою грязь?
Так час за часом она тяжко страдала. И лукавый, воспользовавшись ее безмерным горем, вверг бедняжку в (полное) отчаяние. Она перестала верить в свое спасение и бежала из пустыни в город Аис, лежавший в двух днях пути от кельи. Она пришла в какую-то корчму, сняла с себя монашескую одежду и надела мирскую и стала отдаваться всякому ищущему наслаждения, за которым следует горе.
Пока с ней происходили эти события, святому, который совершал подвиг безмолвия в дальней комнате кельи, приснился очень длинный и страшный дракон. Он вылез из своей норы, подполз к его жилищу, проглотил голубку, сидевшую внутри, и вновь скрылся с головой в своей норе.
Когда Аврамий проснулся от сна, то (долго) не мог прийти в себя от ужаса и растерянности. Он не мог понять, что означает видение, и поэтому стал молиться, чтобы Бог открыл ему смысл сна со всей ясностью.
На следующую ночь он снова увидел во сне дракона, который так же вылез из норы, подполз к нему, припал мордой к его стопам, разверз пасть и вернул проглоченную голубку, совершенно чистой и нескверной, извергнув ее из глубины своего чрева.
Увидев это и рассудив, что ему была явлена погибшая душа его племянницы, он исполнился страха и смятения. Он прильнул к двери хижины и стал звать девицу:
- Мария, деточка моя! Что случилось с тобой? Неужели тебя одолело нерадение? Вот уже два дня как я не слышу, что твои уста возносят хвалу Богу. Ты не подходишь к окну, чтобы услышать поучение, которое, как ты говорила, для тебя слаще меда и сот в устах твоих.
Он звал племянницу, но ответа не было. Мог ли он предположить, что она тем временем сидит в корчме, среди любовников и шутов? И только теперь он понял, что произошло с его духовной дочерью.
Сильная боль, пронзившая его душу до самой глубины, с тех пор не давала ему покоя. Он стонал (и задыхался), словно почувствовав едкий дым от огня, и стал молиться, чтобы Бог умудрил ее и вернул к прежнему благоговению. Он два года молился за племянницу, потому что два сновидения означали двухгодичный срок.
В конце второго года пришел один из его друзей, которого он отправил разыскивать племянницу, и рассказал, где она, чем занимается и как себя чувствует. Аврамий сразу решил не откладывать дела, попрощался со старчеством, с подвигом и безмолвием, монашеской одеждой и обращением - только бы спасти душу из сетей дьявола. Он надел солдатскую форму, положил за пазуху золотую монету, собрал все, что у него было, нанял коня и помчался прямо в корчму. Вот так же некогда мчался и Авраам, чтобы освободить Лота из плена пяти царей.
Старец привязал коня у корчмы, вошел и сел за стол. Но племянницы нигде не было видно. Его целомудренные очи не могли видеть того, к чему привыкли разнузданные сладострастники. Он думал о том, что применит все свое рвение и пожертвует всем ради спасения погибшей души.
Святой прикинулся искателем удовольствий, сделав соответствующий вид и вел себя соответствующим образом, хотя душой подобен ангелам и небесным жителям. Аскет притворился, что страстно жаждет Марию. Он подошел к хозяину и сказал:
- Слышал, у тебя есть девушка, чья красота сводит всех с ума, и ты продаешь ее тем, кто желают получить ее для утех. Я пришел взглянуть не нее.
Хозяин корчмы, как только увидел у солдата седые волосы, почувствовал жалость к нему. Неужели, подумал он, и в старости люди остаются такими распущенными и похотливыми, что, дожив до седых волос, не могут образумиться. И в то же время ему не хотелось лишиться греховной платы за девицу, и он принялся подзадоривать гостя и разжигать в нем похоть, расхваливая красоту Марии.
Старец достал из-за пазухи золотую монету, отдал ее хозяину, велел накрыть стол и привести Марию, чтобы поужинать вместе с ней. Хозяин поставил на стол весьма недурной ужин и привел девушку. Она была накрашена, надушена, и движения ее были непристойны. Когда Аврамий увидел такой свою племянницу, его сердце чуть не разорвалось от горя, горькие слезы душили его. Ему стоило огромных усилий, чтобы не разрыдаться и скрыть, что у него было на душе на самом деле, потому что тогда девушка сбежала бы от него.
Слезы готовы были хлынуть из его глаз, потому что он едва справлялся со своими душевными переживаниями. Веки у него набухли. Ему приходилось постоянно отворачиваться, чтобы скрыть слезы, которые текли по щекам. Он старался изо всех сил, чтобы она ничего не заметила, и стал заигрывать с ней, улыбаться сладострастно, возбуждая в ней блудные мысли, словом, делал все, чтобы пробудить в ней похотливые желания к себе.
Она подошла к Аврамию и поцеловала его. И в тот же миг она ясно ощутила скрытое благоухание целомудрия подвижника, которое навеяло смутные вспоминания о ее прежней жизни и о небесной благодатной чистоте. Она вспомнила о том, какой духовной высоты она лишилась. Ее глаза наполнились горячими слезами сожаления, в душе она застонала и подумала: «Горе мне, несчастной, горе, как тяжелы цепи греха. Горе мне, что мне теперь делать! Поглоти меня земля сейчас же!»
Святой Аврамий боялся раскрыть себя - тогда племянница могла бы сбежать. Он решил исключить всякое подозрение и начал вести себя совсем развязно, как опытный соблазнитель. Он спросил:
- Друг мой, что ты так пригорюнилась? Разве мы встретились, чтобы вспоминать прошлое? - и повернувшись к хозяину крикнул, - Подай нам вина, да поживей, мы хотим повеселиться. Ради этой красотки я продела такой большой путь!
Старец, который пятьдесят лет не видел женского лица, стал пить дорогое вино с блудницей. В пустыне он не вкушал ни хлеба, ни воды досыта, а в корчме пил вино и ел мясо, поглощал глазами позор и пошлость. Он подражал блаженному Павлу, который очистился и обрил голову, став достойным примером ревности и милосердия, а также обрезал Тимофея, не потому, что считал себя зависимым от иудеев, но для того, чтобы привлечь души верных к богопочитанию.
Так они ели и пили, касались друг друга, потом удалились в тихую комнату, где их уже ждала постель с мягкими перинами. Аврамий сел на край кровати. Она предложила:
- Давай, я сниму с тебя обувь.
Старец попросил ее плотно закрыть дверь.
Мария заперла дверь, прильнула к святому и нежно его обняла. Аврамий понял, что теперь Мария не уйдет, и тотчас сбросил маску притворства и открылся ей. Святой снял с головы племянницы украшения и, глубоко вздохнув, с горечью сказал:
- Помилосердствуй, Мария, разве ты не узнаешь меня? Неужели не видишь - я твой родной дядя? Что с тобой произошло, душа моя? Кто увлек тебя в погибель? Где твой ангельский образ девства? Где жизнь, распятая на Кресте? Где слезы умиления? Почему, взойдя на такую высоту добродетелей, ты низверглась в пропасть блуда? Как ты сразу не распознала вражеского нападения? Почему пала так низко, а не повергла врага к своим ногам, торжествуя над ним, хотя я и друг Ефрем за тебя всегда со слезами ходатайствовали и молились о тебе? Зачем ты ушла от нас? Неужели ты так отчаялась? Неужели тебе не известно, что отчаяние - самый жестокий крючок дьявола? Разве тебе было не жалко себя, и ты дерзнула пойти на самое постыдное дело? Встань и яви покаяние за свою дерзость. Неужели ты не знала, как Бог милостив? Он чадолюбивейший Отец наш и всегда собирает нас, как наседка птенцов, под свое крыло, хотя мы так часто пренебрегаем Им. Прошу тебя, вернись на прежний путь. Уважь мою седину. Я так переживал за тебя, мне было так тяжело на душе. Вернись к прежнему образу жизни. Дай мне хоть немного вздохнуть. Не то на старости лет ввергнешь меня в ад, где скорбь неизбывна.
Так говорил Аврамий племяннице, но это было все равно, что петь глухому. Она склонила голову и только покраснела. Ей было стыдно поднять глаза, и она угрюмо смотрела в пол. Старец догадывался о смятении в ее душе.
- Почему, чадо, ты не отвечаешь мне? - спросил он. - Разве ты не знаешь, какой я путь проделал ради тебя? Разве не видишь, как я притворялся ради тебя? Надел солдатскую форму, прикидывался похотливым, ел мясо. Ты ведь знаешь, что я никогда не видел ничего, кроме кельи, и не знал ничего, кроме безмолвия? Нет такого человеческого греха, который не пересилило бы божественное милосердие. Нет такой тяжкой раны в душе, которую нельзя было бы прижечь добрым огнем покаяния. На мне беззаконие твое, чадо, я за тебя буду давать ответ Христу. Только пойди со мной, мы вернемся в нашу пустынную келью.
Выслушав эти слова, девушка с сокрушенной душой пала на пол, как евангельская блудница, к ногам учителя и горько разрыдалась, орошая потоками слез его стопы. Так они сидели некоторое время. Старец предложил племяннице тут же отправиться с ним на гору. Она спросила, что ей делать со своими платьями, золотыми украшеньями, серебряными накидками - всеми этими вещами, без которых она не может обходиться, тем более стоят они дорого, и она к ним привязалась. Божественный Аврамий, следуя заповеди Владыки, повелел все это оставить и следовать только за Богом, чтобы поспешить к истинному богатству будущей жизни.
Старец взял ее за руку, и они незаметно для всех выскользнули из корчмы. Он посадил ее на коня, а сам пошел пешком, держа гнедого под уздцы.
Когда они прибыли на гору, то поменялись жилищами. Старец стал жить в хижине, стоявшей за стенами, а племянница - во внутреннем помещении кельи. Ведь она хотела теперь прожить в затворе всю свою жизнь, изглаживая греховные язвы в душе постом, молитвой и слезами.
Так постепенно Мария освобождалась от телесных страстей и потому всегда обращала взор в глубину своей души, сурово укоряя совесть, хотя позднее Бог много раз показывал ей, что грехи прощены ей, и украсил ее благодатным даром чудотворений. Аврамий, видя это, радовался сердцем и возносил хвалу Богу.
Преподобный Аврамий дожил до глубокой старости, разрешился от жития и переселился в вечные обители. А на пятый год после его кончины умерла и племянница. Когда она лежала уже усопшей, ее лицо сияло преображенное благодатью и освещенное лучом свыше, как явный знак достигнутого ей просветления души.