Дорога на таренский перевоз 21 страница

Сон начался приятнее, чем большинство предыдущих. Перрин сидел за столом на кухне Элсбет Лухан и точил свой топор. Миссис Лухан никогда не позволяла вносить в дом работу из кузни или что-то хотя бы отдаленно смахивающее на нее. Мастеру Лухану даже ее ножи приходилось точить во дворе. Но сейчас она занималась стряпней и ничего не говорила, ни слова, о топоре. Она ничего не сказала и в тот миг, когда из глубины дома в кухню вошел волк и улегся между Перрином и дверью во двор. Перрин продолжал точить топор: скоро придет время пустить его в ход.

Вдруг волк встал, утробно урча, густая шерсть на его загривке поднялась дыбом. В кухню со двора вошел Ба'алзамон. Миссис Лухан продолжала стряпать.

Перрин с трудом поднялся на ноги, замахиваясь на вошедшего топором, но Ба'алзамон проигнорировал оружие, обратив все свое внимание на волка. Там, где должны были быть его глаза, плясало пламя.

— Это — то, что должно защитить тебя? Что ж, с этим я встречался и прежде. Уже много раз.

Он согнул палец, и волк взвыл, когда из глаз, ушей, пасти, из самой шкуры брызнул огонь. Вонь горящего мяса и паленой шерсти наполнила кухню. Элсбет Лухан сняла крышку с котла и помешала в нем деревянной ложкой.

Перрин выронил топор и прыгнул вперед, стараясь руками сбить с волка пламя. Между его ладонями волк смялся в черный пепел. Уставясь на бесформенную кучу обугленных останков на чисто подметенном полу миссис Лухан, Перрин попятился. На руки налипла жирная сажа, но при одной мысли о том, чтобы оттереть ладони об одежду, желудок у него скрутило. Перрин подхватил топор, сжав рукоять до хруста в костяшках.

— Оставь меня в покое! — выкрикнул он. Миссис Лухан постучала ложкой по краю кастрюли и положила крышку обратно, что-то негромко напевая.

— Тебе от меня не убежать, — сказал Ба'алзамон. — От меня тебе не спрятаться. Если ты тот, ты — мой.

Жар его огненных глаз заставил Перрина отступать через кухню, пока он не уперся спиной в стену. Миссис Лухан открыла печь, чтобы проверить, как там хлеб.

— Око Мира пожрет тебя, — сказал Ба'алзамон. — Ставлю на тебя мою мету! — Он выбросил вперед крепко сжатые кулаки, словно швыряя что-то; когда его пальцы разжались, в лицо Перрину рванулся ворон.

Черный клюв вонзился юноше в левый глаз, Перрин пронзительно закричал...

...и сел, закрывая ладонями лицо, а со всех сторон его окружали фургоны Странствующего Народа. Медленно юноша опустил руки. Больно не было, не было ни капли крови. Но он помнил все, помнил муки пульсирующей боли.

Перрин содрогнулся, и вдруг возле него присел на корточки Илайас, вытянув руку, словно собираясь разбудить юношу. В этот предрассветный час где-то за деревьями, окружающими фургоны, завыли волки — единый пронзительный вой из трех глоток. Юноша чувствовал то же, что и волки. Огонь. Боль. Огонь. Ненависть. Ненависть! Убить!

— Да, — тихо произнес Илайас. — Пора. Вставай, парень. Нам пора идти.

Перрин выбрался из-под одеял. Он наспех упаковывал свою скатку, а из фургона, протирая глаза, вышел Раин. Ищущий поднял взгляд к небу и застыл на ступеньках с поднятыми к лицу руками. Пока он внимательно рассматривал небо, двигались лишь его глаза, хотя на что там глядел Раин, Перрин не понимал. На востоке висело несколько облаков, их подбрюшья были расчерчены розовыми полосами от восходящего солнца, но больше ничего видно не было. Казалось, что Раин к тому же еще и прислушивался, и принюхивался к воздуху, но никаких звуков, кроме ветра в деревьях, и никаких запахов, кроме слабого запаха дыма от прогоревших вчерашних костров, не было.

Вернулся Илайас со своими нехитрыми пожитками, и Раин спустился по ступенькам с фургона на землю.

— Нам придется изменить направление пути, мой старый друг. — Ищущий обеспокоенно вновь взглянул на небо. — В этот день мы пойдем другим путем. Вы пойдете с нами? — Илайс покачал головой, и Раин кивнул, будто знал ответ наперед. — Что ж, будь осторожен, мой старый друг. Сегодня что-то будет... — Его взгляд вновь скользнул было вверх, но он опустил глаза прежде, чем взор его коснулся крыш фургонов. — Думаю, фургоны направятся на восток. Возможно, до самого Хребта Мира. Возможно, мы обнаружим стеддинг и остановимся там ненадолго.

— Беда никогда не войдет в стеддинг, — согласился Илайас. — Но огир не очень-то открыты чужакам.

— Все открыты Странствующему Народу, — сказал Раин и ухмыльнулся. — Кроме того, даже у Огир найдутся для починки котлы. Ладно, давайте-ка наскоро позавтракаем и потолкуем.

— Нет времени, — сказал Илайас. — Мы тоже выступаем сегодня. Как можно раньше. Похоже, сегодня всем нам в дорогу.

Раин попытался убедить его задержаться хотя бы позавтракать, и когда из фургона вместе с Эгвейн появилась Ила, она тоже добавила свой доводы, правда, уговаривала гостей не столь энергично, как ее муж. Она произносила верные слова, но вежливость ее была принужденной, и было ясно, что она рада распрощаться если не с Эгвейн, то уж с Илайасом точно.

Эгвейн не замечала полных сожаления взглядов, которые искоса бросала на нее Ила. Девушка спросила, что происходит, и Перрин уже готов был к тому, что она заявит, будто хочет остаться с Туата'ан, но когда Илайас ответил ей, девушка лишь задумчиво кивнула и поспешила обратно в фургон, собираться.

Наконец Раин воздел руки вверх.

— Хорошо. Никогда не думал, что мне доведется отпустить гостя из лагеря без прощального пира, но... — В нерешительности глаза его вновь поднялись к небу. — Что ж, нам самим, пожалуй, предстоит рано тронуться в путь. Вероятно, мы поедим на ходу. Но, по крайней мере, пусть все попрощаются.

Илайас начал было возражать, но Раин уже спешил от фургона к фургону, колотя в двери там, где еще никто не проснулся. К тому времени, когда один Лудильщик привел Белу, весь лагерь уже был на ногах, все переоделись в самые нарядные и яркие одежды; на их фоне красно-желтый фургон Раина и Илы казался невзрачным. В толпе сновали большие собаки с высунутыми из пастей языками — искали, кто бы почесал у них за ушами, пока Перрин и его спутники терпеливо сносили одно крепкое рукопожатие за другим, одно крепкое объятие за другим. Те девушки, которые танцевали каждый вечер, не удовольствовались рукопожатиями, и от их крепких объятий Перрину вдруг совсем расхотелось уходить, — пока он не вспомнил, как много других странников смотрели на него со стороны, и вот уже его лицо почти можно было сравнить по цвету с фургоном Ищущего.

Айрам оттащил Эгвейн немного в сторону. Из-за слов прощаний вокруг него Перрин не слышал, что тот ей говорил, но девушка постоянно качала головой, сначала вяло, затем, когда молодой Туата'ан начал умоляюще жестикулировать, более твердо. Мольба на лице Айрама сменилась настойчивостью, но девушка продолжала упрямо мотать головой, пока ее не выручила Ила, сказав несколько резких слов внуку. Помрачневший Айрам протолкался через толпу, не желая больше участвовать в прощаниях. Ила смотрела, как он уходит, собираясь окликнуть его, но так и не решилась. Она тоже успокоилась, подумал Перрин. Успокоилась, что он не хочет идти с ними, с Эгвейн.

Когда Перрин пожал каждую руку в лагере Лудильщиков по меньшей мере раз и обнял каждую девушку по меньшей мере дважды, толпа подалась назад, оставив небольшое пространство вокруг Раина, Илы и троих гостей.

— Вы пришли с миром, — произнес нараспев Раин, церемонно кланяясь, приложив руки к груди. — Теперь ступайте с миром. У наших костров вас всегда примут радушно, с миром. Путь Листа есть мир.

— Пусть мир всегда пребудет с вами, — ответствовал Илайас, — и со всем Народом. — Он поколебался, потом добавил: — Я ли найду песню, или найдет ее кто другой, но песня вновь зазвучит, в этом году или в году грядущем. Как было когда-то, так будет и вновь, и нет миру конца!

Раин изумленно моргнул, а Ила выглядела совершенно ошеломленной, но остальные Туата'ан пробормотали в ответ: «Нет миру конца. Нет миру и времени конца». Раин и его жена поспешно повторили эти слова вслед за другими.

Затем пришло время отправляться в путь. Несколько последних слов прощания, несколько последних напутственных пожеланий быть осторожными, несколько последних улыбок и подмигиваний, и трое путников вышли из лагеря. Раин проводил их до опушки, пара псов, резвясь, прыгала рядом с ним.

— Поистине, мой старый друг, вы должны быть очень-очень осторожными. Этот день... Боюсь, в мир вырвалось нечто злобное и опасное, и как бы вы ни притворялись, вы не столь свирепы, чтобы оно не смогло схватить вас.

— Да пребудет с тобою мир, — сказал Илайас.

— И с вами, — печально ответил Райн.

Когда Раин ушел, Илайас нахмурился, увидев, как на него смотрят оба спутника.

— Ну, в их глупую песню я не верю, — проворчал он. — Ну а какой смысл портить им церемонию и обижать их, а? Я же говорил вам, иногда они придают церемониям очень большое значение.

— Конечно, — мягко сказала Эгвейн. — Совсем никакого смысла.

Илайас, что-то ворча, отвернулся.

Навстречу Илайасу вышли Пестрая, Ветер и Прыгун, — не резвясь, как собаки, а с чувством собственного достоинства, точно на встречу равных. Перрин уловил, что пронеслось между волками и Илайасом. Огненные глаза. Боль. Клык Душ. Смерть. Клык Душ. Перрин знал, что они имели в виду. Темного. Волки рассказывали о его сне. Об их сне.

Юноша внутренне затрепетал, когда волки рассыпались в цепь впереди, разведывая путь. Был черед Эгвейн ехать верхом на Беле, и он шагал рядом с нею, Илайас, как обычно, шел впереди ровным, уверенным шагом.

О своем сне Перрину думать не хотелось. Он полагал, что с волками они в безопасности. Не совсем. Прими. Всей душой. Всем разумом. Ты по-прежнему сопротивляешься. Но полностью — когда ты примешь.

Перрин вытеснил волков из своих мыслей и удивленно заморгал. Он и не знал, что может так делать. Он решил для себя больше не позволять им возвращаться. Даже в сны? Но вот чья это была мысль — его или волков, он понять не мог.

На шее Эгвейн по-прежнему висела низка голубых бус, подаренных Айрамом, а в волосах у нее виднелась маленькая веточка какого-то деревца с мелкими ярко-красными листочками — еще один подарок молодого Туата'ан. Перрин был уверен: этот Айрам пытался уговорить девушку остаться со Странствующим Народом. Юноша радовался, что она не поддалась уговорам, но ему еще хотелось бы, чтоб она не перебирала бусы пальцами с такой нежностью.

В конце концов Перрин сказал:

— О чем это ты так часто разговаривала с Илой? Если ты не танцевала с этим длинноногим, то беседовала с ней с таким видом, будто вы говорили о каких-то тайнах.

— Ила давала мне советы, как быть женщиной, — рассеянно ответила Эгвейн.

Перрин рассмеялся, а она глянула на него из-под капюшона таким грозным взглядом, которого он уже и забыл, когда в последний раз удостаивался.

— Советы! Нам никто не рассказывает, как быть мужчинами. Мы просто они и есть.

— Вот, — заметила Эгвейн, — вероятно, именно потому-то с этим у тебя выходит так плохо.

Идущий впереди них Илайас громко хохотнул.

Глава 28

СЛЕДЫ В ВОЗДУХЕ

Найнив широко раскрытыми глазами удивленно смотрела на то, что открылось ее взору дальше по реке: под солнечными лучами молочным светом сиял Белый Мост. Еще одна легенда, подумала она, бросив взгляд на скачущих впереди нее Стража и Айз Седай. Еще одна легенда, а они, казалось, того даже и не замечают. Найнив решила, что не будет таращить глаза у них на виду. Они будут смеяться, если увидят меня глазеющей по сторонам, разинув рот, будто какая-то неотесанная деревенщина. Три человека молча скакали верхом к легендарному Белому Мосту.

С того утра, после бегства из Шадар Логота, когда она нашла Морейн и Лана на берегу Аринелле, настоящего — хоть в какой-то мере — разговора между нею и Айз Седай не получалось. Разумеется, разговоры были, но не по существу — так, как это понимала Найнив. Например, продолжались попытки Морейн уговорить ее отправиться в Тар Валон. Тар Валон. Если будет нужно, она туда поедет и пройдет там обучение, но отнюдь не по тем причинам, о которых думает Айз Седай. Но если Морейн причинит хоть какое-то зло Эгвейн и мальчикам...

Иногда, против своей воли, Найнив ловила себя на мысли, что могла бы сделать Мудрая при помощи Единой Силы, что могла бы сделать она сама. Тем не менее, когда она осознавала, что у нее в голове, вспыхнувший гнев начисто выжигал такие мысли. Сила — грязное дело. У Найнив не будет с ней ничего общего. Пока ее не вынудят.

А эта несносная женщина постоянно стремилась повторять ей о поездке в Тар Валон для обучения. Как раз об этом Морейн могла бы ей ничего не говорить! Так много знать девушке и не хотелось.

— Как вы намерены отыскать их? — вспомнила Найнив свой вопрос.

— Как я уже говорила вам, — ответила тогда Морейн, даже не потрудившись оглянуться на нее, — когда я окажусь достаточно близко к тем двоим, потерявшим свои монеты, я узнаю, где они. — Найнив спрашивала об этом уже не в первый раз, но голос Айз Седай походил на неподвижную гладь пруда, которая, сколько Найнив ни швыряла туда камней, отказывалась покрываться рябью; всякий раз, когда так случалось, кровь у Найнив буквально вскипала. А Морейн продолжала говорить, будто не чувствовала, как Найнив сверлит взглядом ее спину; Найнив знала, что Айз Седай вполне способна ощутить это, поэтому и смотрела столь упорно. — Чем больше времени пройдет, тем ближе мне нужно будет подойти к ним, но я узнаю. Что касается того человека, у которого мой памятный дар сохранился, то, пока он им владеет, я могу следовать за ним через полмира, если понадобится.

— И что тогда? Что вы намерены делать, когда найдете их, Айз Седай? — Найнив ни минуты не верила, что Айз Седай, будучи такой настойчивой в поисках мальчиков, не строит в отношении их никаких планов.

— Тар Валон, Мудрая.

— Тар Валон, Тар Валон! Ничего иного вы вообще не говорите, и я начинаю...

— В Тар Валоне, Мудрая, вас обучат также и умению владеть собой. Вам ничего не удастся сделать с Единой Силой, если вашим разумом правят эмоции. — Найнив открыла было рот, но Айз Седай уже обращалась к Стражу: — Лан, мне нужно с тобой минутку поговорить.

Эти двое наклонились друг к другу, а Найнив пришлось вновь мрачно хмуриться с тем видом, который она у себя ненавидела. Подобное выражение появлялось на ее лице слишком часто, когда Айз Седай ловко выворачивала ее вопросы на другие темы, с легкостью ускользая из словесных силков или не обращая внимания на ее крики, повисающие в молчании. Собственный мрачный вид будил в ней чувство, будто она — девчонка, которую кто-то из Женского Круга поймал за глупым занятием. Чувство, к которому Найнив не привыкла, и от безмятежной улыбки на лице Морейн ей становилось еще хуже.

Если бы только существовал хоть какой-нибудь способ избавиться от этой женщины. С одним Ланом было бы лучше; с чем нужно, Страж сумеет справиться, торопливо сказала Найнив себе, чувствуя внезапный прилив крови к лицу, для которого никакой причины как будто не было, но все же он что-то значил.

Однако Лан бесил ее гораздо больше, чем Морейн. Найнив никак не могла понять, как ему с такой легкостью удается действовать ей на нервы. Он говорил редко — иногда меньше дюжины слов в день — и никогда не вмешивался в ее... споры с Морейн. Часто его вообще рядом не было, он уходил на разведку, но от женщин Лан всегда держался немного в стороне, наблюдая за их спором, словно за дуэлью. Найнив хотелось, чтобы он перестал так себя вести. Если это был поединок, то успеха ей добиться ни разу не удалось, в то время как Морейн, по-видимому, даже не считала, что участвует в схватке. Найнив было бы легче без холодно-спокойных голубых глаз, без молчащей публики.

Таково было по большей части их путешествие. Спокойным, если не считать тех моментов, когда Найнив срывалась на крики и звук ее голоса раздавался в тишине, словно звон бьющегося стекла. Сама местность вокруг путников была безмолвна, будто мир замер, затаив дыхание. В ветвях деревьев стонал и жаловался ветер, но все прочее пребывало в тишине и неподвижности. К тому же ветер казался чем-то далеким, даже когда его холодные порывы проникали сквозь плащ до спины всадника.

В первые часы дороги после всего случившегося спокойствие действовало на девушку умиротворяюще. Казалось, с Ночи Зимы у Найнив не было и секунды покоя. Но к исходу первого дня, проведенного наедине с Айз Седай и Стражем, она уже постоянно оглядывалась через плечо и беспокойно ерзала в седле, словно у нее чесалась спина. Тишина походила на хрусталь, обреченный разбиться на мельчайшие осколки, и от ожидания первой трещинки нервы у Найнив превратились в натянутую тетиву.

Подобная атмосфера давила также и на Морейн с Ланом, как бы они ни казались внешне невозмутимыми. Очень скоро Найнив поняла, что под маской спокойствия напряжение час за часом затягивало их все туже и туже — будто часовую пружину заводят, заводят так сильно, что она вот-вот лопнет. Морейн словно прислушивалась к чему-то очень далекому, и то, что она слышала, морщинами прорезало ее лоб. Лан внимательно рассматривал лес и реку, как будто лишенные листвы деревья и широкая медленная река несли на себе предупреждения о поджидающих впереди ловушках и засадах.

Какой-то частью своего существа Найнив радовалась, что не одна она испытывает это недоброе предчувствие — ощущение того, что мир неустойчиво колеблется на самой грани, но раз оно воздействовало на них, значит, оно — реально, а другая ее часть лишь желала, чтобы это ощущение оказалось игрой ее воображения. Что-то легонько щекотало уголки разума Найнив, как бывало, когда она слушала ветер, но теперь-то она понимала, насколько это связано с Единой Силой, и никак не могла заставить себя принять эту рябь на краю своих мыслей.

— Ничего, — тихо сказал Лан, когда она его спросила. Отвечая, он не повернулся к ней; его глаза не прекращали осматривать все вокруг. Потом, противореча только что сказанному, добавил: — Вам бы нужно вернуться в ваше Двуречье, когда мы доберемся до Беломостья и до Кэймлинского Тракта. Здесь слишком опасно. Но вашему возвращению препятствовать ничто не будет.

Это была его самая длинная речь за весь день.

— Она — часть Узора, Лан, — с упреком сказала Морейн. Ее глаза тоже смотрели куда-то в сторону. — Это Темный, Найнив. Гроза прошла мимо нас... на этот раз, по крайней мере.

Она подняла руку, словно ощупывая что-то в воздухе, затем машинально вытерла ее о платье, будто притронулась к чему-то грязному.

— Однако он по-прежнему следит, — Морейн вздохнула, — и его взгляд стал пристальнее. Не только на нас, а на всем мире. Сколько еще до того, как он станет достаточно силен, чтобы...

Найнив сгорбилась, она внезапно почти почувствовала чей-то взгляд, упершийся ей в спину. Даже если бы Айз Седай не сказала ей о невидимой слежке, то все равно существовало лишь одно объяснение этому.

Лан отправился на разведку, вниз по реке, но если прежде он выбирал дорогу, то теперь этим занялась Морейн, причем делала все настолько уверенно, будто следовала по каким-то невидимым следам, следам в воздухе, по запаху памяти. Лан лишь проверял маршрут, который она намечала. У Найнив было чувство, что, заяви Страж об угрозе на пути, Морейн все равно настояла бы на своем. И он бы пошел, Найнив была в этом уверена. Прямо вниз по реке к...

Встряхнувшись, Найнив освободилась из плена своих мыслей. Путники находились у подножия Белого Моста. В лучах солнца сверкала бледная арка: молочная паутина, слишком хрупкая на вид, чтобы стоять, протянулась через Аринелле. Казалось, она обрушится под весом человека, не говоря уже о лошади. Наверняка она может в любую минуту обвалиться и под собственным весом.

Лан и Морейн беспечно проехали верхом вперед, вверх по мерцающему белому скату, поднялись на сам мост; звенели копыта, но не как сталь о стекло, а как сталь о сталь. Поверхность моста выглядела как стекло, мокрое стекло, но для копыт лошадей была прочной и надежной.

Найнив пришлось сделать над собой усилие, чтобы проехать следом за Морейн, но с первого же шага она ждала, что под ними все сооружение полностью расколется вдребезги. Если из стекла сплести кружево, подумала она, то оно должно выглядеть именно так.

Когда путники проехали почти через весь мост, Найнив почувствовала в воздухе густеющий смоляной запах гари. И через миг она увидела.

Вместо полудюжины домов, окружавших площадь у съезда с Белого Моста, чернели груды бревен, до сих пор курящиеся дымными спиралями. Улицы патрулировали солдаты в плохо пригнанных мундирах и потускневших доспехах, но проходили они быстро, словно боясь что-нибудь обнаружить, и на ходу оглядывались через плечо. Горожане — те немногие, кто вышел из дома, — двигались почти бегом, втянув головы в плечи, будто за ними гнались.

Лан выглядел сурово и решительно даже для него, и люди обходили троих всадников стороной, сторонились их и солдаты. Страж потянул носом воздух и сморщился, что-то негромко буркнув. Для Найнив в этом не было ничего удивительного: гарью пахло очень сильно.

— Колесо плетет, как желает Колесо, — пробормотала Морейн. — Пока не соткан Узор, ни один глаз его не увидит.

В следующий миг она соскочила с Алдиб и заговорила с горожанами. Она ни о чем не спрашивала, она выражала сочувствие, которое, к удивлению Найнив, казалось искренним и неподдельным. Люди, что избегали Лана, готовые торопливо уйти прочь от любого чужака, останавливались поговорить с Морейн. Они, казалось, сами были поражены тем, как поступают, но тем не менее разоткровенничались под участливым чистым взором, слушая утешающий голос Морейн. Взгляд Айз Седай словно уменьшал, ослаблял людскую боль, умерял волнение, проникаясь чувствами пострадавших, и языки мало-помалу развязывались.

Тем не менее они все равно лгали. Большинство горожан. Некоторые из них с порога отметали предположение, что здесь вообще стряслась какая-то беда. Нет, ничего не было. Морейн упомянула сгоревшие здания вокруг площади. Все хорошо, настаивали они, глядя мимо того, чего видеть не желали.

Какой-то толстый горожанин говорил с показной искренностью, но щека у него нервно дергалась при любом шуме за спиной. С постоянно сползающей с лица ухмылкой он утверждал, что из-за перевернутой лампы начался пожар, который раздуло ветром, прежде чем кто-нибудь успел хоть что-то предпринять. Один быстрый взгляд на пепелище, и Найнив поняла, что сгоревшие дома не стояли рядом друг с другом.

Сколько здесь было людей — столько было и историй. Несколько женщин заговорщицки понизили голос. Правда всего происшествия заключалась, мол, в том, что где-то в городе появился мужчина, связавшийся с Единой Силой. Самое время вмешаться Айз Седай; в прошлом, помнится, так и было, что бы там ни говорили мужчины о Тар Валоне. Пусть Красные Айя все уладят.

Один мужчина заявил, что это было нападение бандитов, а другой толковал про восстание Друзей Темного.

— Они собираются поглядеть на Лжедракона, вы же знаете, — мрачно сообщал он доверительным тоном. — Они тут повсюду. Друзья Темного, все как один.

Остальные продолжали твердить о какой-то напасти — что за напасть, они лишь туманно намекали, — которая явилась на корабле сверху по реке.

— Мы им показали, — бормотал узколицый мужчина, нервно потирая руки. — Пусть всякое такое останется в Пограничных Землях, там, где ему и место. Мы спустились к причалам и... — Он оборвал речь так внезапно, что зубы у него щелкнули. Больше не вымолвив ни слова, он суетливо шмыгнул в сторону, злобно оглядываясь через плечо на троих путников, будто думал, что они бросятся за ним в погоню.

Корабль уже ушел — в конце концов, это выяснилось после расспросов, — обрубив швартовы и уплыв вниз по реке, когда толпа хлынула на причал. Всего лишь вчера. Найнив мучилась загадками, не было ли на его борту Эгвейн и мальчиков. Одна женщина сказала, что на судне был менестрель. Если это Том Меррилин...

Она бросила пробный камень, намекнув Морейн, что кто-то из жителей Эмондова Луга мог уплыть на судне. Айз Седай внимательно выслушала ее, кивая при этом головой.

— Может быть, — сказала потом Морейн, но в голосе Айз Седай явно слышалось сомнение.

Стоящая на площади гостиница уцелела, ее общая зала была разделена надвое перегородкой по плечо высотой. Войдя в гостиницу, Морейн приостановилась, ощупывая воздух рукой. Она улыбнулась своим ощущениям, но тем не менее ничего о них не сказала.

Ели путники в молчании, причем тишина висела не только над их столом, но и во всей общей зале. Горсточка посетителей всецело отдалась содержимому собственных тарелок и собственным мыслям. Содержатель гостиницы, вытиравший столы углом своего фартука, что-то все время бормотал, но всегда так тихо, что услышать его не было никакой возможности. Найнив подумала, что ночевать здесь было бы неприятно: тут даже воздух отяжелел от страха.

В тот момент, когда путники отодвинули тарелки, подчистив их последними кусочками хлеба, в дверях показался одетый в красный мундир солдат. Найнив он показался блистательным — в остроконечном шлеме и отполированном до блеска нагруднике кирасы, — пока не встал у самых дверей, положив руку на эфес меча и напустив на себя строгий вид, и не сунул палец за тесный воротник, ослабляя его. Этот жест напомнил ей Кенна Буйе, который старается вести себя как пристало Деревенскому Советнику.

Лан уделил солдату всего один взгляд и хмыкнул.

— Ополченец. Никуда не годен.

Солдат оглядел залу, задержав свой взор на столике Морейн. Он немного поколебался, затем сделал глубокий вдох и потом тяжело шагнул к ним, явно намереваясь одним стремительным натиском потребовать ответа: кто они такие, что у них за дело в Беломостье и как долго они собираются тут пробыть?

— Вот я допью свой эль, и мы уходим, — сказал Лан. Он сделал еще один долгий глоток, а потом поднял глаза на солдата. — Да осияет Свет милостивую Королеву Моргейз!

Человек в красной форме открыл рот, затем, присмотревшись к Лану и встретив его взгляд, отступил. Он тут же поймал на себе взоры Морейн и Найнив. У девушки мелькнула мысль, что солдат сейчас выкинет какую-нибудь глупость, чтобы постараться не выглядеть трусом в глазах двух женщин. По опыту Найнив знала, что в подобных случаях мужчины зачастую выглядят идиотами. Но в Беломостье случилось столь многое, столь много неизвестности и неопределенности вырвалось на волю из подвалов мужских умов. Ополченец вновь посмотрел на Лана и передумал. Жесткое, суровое, словно высеченное из гранита, лицо Стража не выражало ничего, но эти холодные голубые глаза... Такие холодные.

Ополченец решился и коротко кивнул.

— Вижу, что тут делаете. Слишком много чужаков в эти дни — не на пользу спокойствию Королевы.

Развернувшись на каблуках, он тяжело затопал прочь, отрабатывая свой строгий взгляд на других. Никто из местных словно бы и не замечал его.

— Куда мы направимся? — требовательно спросила Найнив у Стража. Атмосфера в комнате была такой, что голос она понизила, но твердости, по ее мнению, тем не менее в нем хватало. — За судном?

Лан повернулся к Морейн, та едва заметно качнула головой и сказала:

— Сначала я должна отыскать того, кого я могу с уверенностью найти, а сейчас он где-то к северу от нас. Во всяком случае, вряд ли двое других уплыли на судне. — Легкая улыбка удовлетворения коснулась ее губ. — Они были в этой зале, может, всего день назад, но не раньше чем позавчера. Испуганные, но они ушли живыми. След столь долго не продержался бы без такого сильного чувства.

— Кто эти двое? — Найнив подалась вперед, наклонившись над столом. — Вы знаете? — Айз Седай покачала головой едва заметно, и Найнив опустилась обратно на стул. — Если они обогнали нас всего на день-два, то почему бы нам не пойти сперва за ними?

— Я знаю, что они были здесь, — сказала Морейн тем же самым невыносимо ровно-спокойным голосом. — Но сверх того я ничего не могу сказать; мне неизвестно, куда они ушли: на восток, на север или на юг. Надеюсь, они сообразят отправиться на восток, к Кэймлину, но точно я этого не знаю. К тому же без их памятных подарков я не смогу определить, где находятся ребята, пока не окажусь, наверное, в полумиле от них. За два дня они могут одолеть миль двадцать или сорок в любом направлении, если страх будет подгонять их, а когда уходили отсюда, они точно были испуганы.

— Но...

— Мудрая, как бы перепуганы они ни были, в какую бы сторону ни бежали, они обязательно вспомнят про Кэймлин, а там-то я их разыщу. Но сначала я помогу тому, кого могу найти сейчас.

Найнив открыла было вновь рот, но Лан спокойно прервал ее:

— Им было чего пугаться. — Он оглянулся, затем понизил голос: — Здесь побывал Получеловек. — Он поморщился точно так же, как и на площади. — Я до сих пор его чую. Повсюду.

Морейн вздохнула.

— Я буду хранить надежду, пока не пойму, что ее больше нет. Я отказываюсь верить, что Темный может одержать победу так легко и просто. Я найду всех троих живыми и невредимыми. Я должна в это верить.

— Я тоже хочу найти мальчиков, — сказала Найнив, — Но что с Эгвейн? Вы ни словом о ней не обмолвились, и сколько я вас ни спрашивала, ничего мне не отвечали. У меня было такое впечатление, будто вы собирались забрать ее в... — она глянула на сидящих за другими столами и произнесла шепотом, — ...в Тар Валон.

Айз Седай мгновение изучала столешницу, прежде чем посмотреть на Найнив, а потом та даже отшатнулась от вспыхнувшего на лице Морейн гнева, от которого ее глаза чуть ли не светились. Затем Найнив выпрямилась, в ней вскипел ее собственный гнев, но не успела она сказать хоть слово, как холодно заговорила Айз Седай.