Дорога на таренский перевоз 5 страница
— Так легко от меня тебе уйти не удастся, — сказал мужчина.
Ранд повернулся на ватных ногах, вывалился из комнаты, чуть не упав. На этот раз коридора не было. Ранд застыл на месте, пригнувшись и весь сжавшись, недалеко от полированного стола; он уставился на мужчину, стоящего возле камина. По крайней мере, это было лучше, чем смотреть на камни очага или на небо.
— Это сон, — сказал Ранд, выпрямившись. Он услышал, как за спиной, щелкнув, захлопнулась дверь. — Это что-то вроде кошмара.
Юноша зажмурился, попытавшись проснуться. Когда он был ребенком, Мудрая говорила: если так сделать в кошмарном сне, то он кончится. Мудрая? Что? Лишь бы мысли не разбегались. Лишь бы голова перестала так болеть, тогда удастся нормально соображать.
Ранд открыл глаза. Комната никуда не делась, все было, где и раньше: балкон, небо. Человек у камина.
— Это сон? — сказал мужчина. — Какая разница? — Опять на миг его рот и глаза стали глазками в вечное горнило. Голос человека не изменился; казалось, он вообще не заметил того, что произошло.
На этот раз Ранд вздрогнул, но от вопля удержался. Это — сон. Это должно быть сном. Но все равно он отступил, пятясь, до двери, не отрывая взгляда от человека у камина, и попробовал повернуть ручку двери. Та не шевельнулась — дверь оставалась закрытой.
— Кажется, тебя мучает жажда, — сказал мужчина возле камина. — Выпей!
На столе, сверкая золотом, стоял кубок, украшенный орнаментом из рубинов и аметистов. Раньше его там не было. Ранд дрожал, как в ознобе. Это всего-навсего сон. Во рту пересохло, словно в пустыне.
— Да, немножко, — сказал Ранд, поднимая кубок. Мужчина, пристально наблюдая за ним, чуть наклонился вперед, опершись рукой о спинку стула. От аромата приправленного пряностями вина у Ранда закружилась голова, будто он был так измучен жаждой, словно бы ничего не пил много дней подряд. Не пил?
Задержав руку с кубком на полпути ко рту, юноша замер. Между пальцами мужчины, сжавшими спинку стула, с едва слышным шипением вились струйки дыма. И глаза его просто впились в Ранда, быстро вспыхивая пламенем меж полуопущенных век.
Ранд облизал губы и, не пригубив, поставил вино обратно на стол.
— Мне не так хочется пить, как я думал.
Человек вдруг выпрямился с ничего не выражающим лицом. Его разочарование не проявилась бы с большей очевидностью, даже если бы он выругался. Ранду стало интересно, что же было в вине. Но, разумеется, интерес этот совсем дурацкий. Это же все сон. Тогда почему сон никак не прекратится?
— Что вам нужно? — спросил Ранд. — Кто вы?
Пламя полыхнуло в глазах и во рту человека — Ранду почудилось, что он слышит, как оно ревет и бушует.
— Некоторые называют меня Ба'алзамоном.
Ранд вдруг вновь оказался у двери, бешено дергая за ручку. Всякие мысли о снах исчезли. Темный! Дверная ручка не шелохнулась, но он продолжал ее поворачивать.
— Ты — тот? — внезапно произнес Ба'алзамон. — Этого тебе от меня не скрыть. Ты даже не сможешь сам спрятаться от меня, ни на самых высоких горах, ни в самых глубоких пещерах. Я знаю тебя всего, вплоть до мельчайшего волоска.
Ранд повернулся, встав лицом к мужчине — лицом к Ба'алзамону. Кадык у него дернулся. Кошмар. Он дотянулся до ручки и надавил на нее еще один, последний раз, потом выпрямился.
— Ты надеешься на славу? — сказал Ба'алзамон. — На силу? Они тебе сказали, что Око Мира будет служить тебе? Какая может быть слава или сила для марионетки? Нити, которыми тебя заставляют двигаться, плелись веками. Твой отец был выбран Белой Башней, словно жеребец, заарканенный и влекомый к назначенной доле. Твоя мать в их планах была не более чем племенной кобылой. И эти планы ведут к твоей смерти.
Руки Ранда сжались в кулаки.
— Мой отец — хороший человек, а моя мать была доброй женщиной. Не смей так говорить о них!
Языки пламени захохотали.
— Так-так, в конце концов, в тебе есть какой-никакой характер. Может, ты и есть тот. Хорошего это тебе мало сулит. Престол Амерлин будет использовать тебя, пока ты не зачахнешь, — точно так же, как они использовали Давиана, и Юриэна Каменного Лука, и Гвайра Амаласана, и Раолина Проклятье Тьмы. Точно так же, как ныне используют Логайна. Буду использовать, пока от тебя не останется ничто.
— Я не знаю... — Ранд помотал головой. Единственный миг ясности ума, рожденный гневом, миновал. Даже когда он попытался обрести его вновь, ему не удалось вспомнить, как он этого добился в первый раз. Мысли Ранда разбегались и кружились. Он вцепился в одну, словно в кружащийся в водовороте плот. Ранд с трудом выдавливал слова, голос с каждым словом становился все увереннее и громче:
— Ты... же заточен... в Шайол Гул. Ты и все Отрекшиеся заточены Создателем до скончания времен.
— До скончания времен? — передразнил Ба'алзамон. — Ты живешь, словно жук под скалой, а думаешь, что твой липкий ил — это вся вселенная. Смерть времени даст мне такую власть, о которой ты, червь, и мечтать не смеешь.
— Ты заточен...
— Дурак, никогда я не был заточен! — Огонь его лица забушевал так, что Ранд отступил назад, заслонясь ладонями. Пот на руках мигом высох от полыхнувшего жара. — Я стоял за плечами Льюса Тэрина Убийцы Родичей, когда он совершал то, что дало ему прозвище. Именно я нашептал ему убить жену и детей, и всех родственников, всех живых существ, которых он любил и которые любили его. Именно я одарил его минутой здравого рассудка, дабы он узнал, что совершил. Слышал ли ты, червь, какой вопль издает человек, когда отлетает его душа? Тогда он мог поразить меня. Он не одолел бы меня, но попытаться мог. А вместо этого он обрушил на себя свою любимую Единую Силу, так много, что земля разверзлась и вознесла Драконову Гору, отметившую его могилу.
Тысячью годами позже я послал троллоков грабить юг, и три столетия они беспощадно опустошали мир. Эти ослепленные говорили, что в итоге я буду разбит, но Второе Соглашение, Договор Десяти Государств, распалось и не было возобновлено, и кто остался, чтобы тогда противостоять мне? Я шепнул в ухо Артуру Ястребиное Крыло, и по всей стране Айз Седай умерли. Я шепнул вновь, и Верховный Король послал свои войска через Океан Арит, через Мировое Море, и тем скрепил одной печатью две судьбы. Вынес приговор своим грезам о единой стране и едином народе и определил ту судьбу, что еще грядет. Я был у его смертного одра, когда ему все советники говорили, что его жизнь могут спасти лишь Айз Седай. Я сказал, и он отправил своих советников на костер. Я сказал, и последними словами Верховного Короля стали слова о том, что Тар Валон должен быть разрушен.
Когда таким людям, как он, не устоять против меня, какие шансы у тебя, у жабы, притаившейся возле лесной лужицы? Ты будешь служить мне или же, пока не умрешь, будешь плясать на нитях, за которые станут дергать Айз Седай. А потом ты будешь моим. Мертвые принадлежат мне!
— Нет, — невнятно пробормотал Ранд, — это сон. Это сон!
— Ты считаешь, что в своих снах укроешься от меня? Смотри! — Ба'алзамон простер руку в повелительном жесте, и голова Ранда повернулась за ней, хотя он и не поворачивал ее, — он совсем не хотел ее поворачивать.
Кубок исчез со стола. Там, где он стоял, сжалась в комок огромная крыса, она щурилась на свету, осторожно принюхиваясь. Ба'алзамон согнул палец, и крыса с писком выгнула спину, передние лапы повисли в воздухе, а сама она неуклюже балансировала на задних. Палец согнулся еще больше, и крыса опрокинулась на спину, отчаянно дергая лапами, скребясь и хватаясь ими за ничто, пронзительно визжа, а спина ее все сгибалась, сгибалась, сгибалась. Раздался отчетливый сухой треск, как от сломавшегося прутика, крыса содрогнулась всем тельцем и затихла, оставшись лежать, согнутая чуть ли не вдвое.
У Ранда комок встал в горле.
— Всякое может случиться во сне, — промямлил он. Не оглядываясь, юноша с размаху опять ударил кулаком по двери. Рука отозвалась болью, но проснуться все равно не удалось.
— Тогда ступай к Айз Седай. Ступай в Белую Башню и расскажи им. Расскажи Престолу Амерлин об этом... сне. — Мужчина расхохотался; Ранд ощутил жар огненного дыхания на своем лице. — Это единственный способ отделаться от них. Тогда они не станут использовать тебя. Нет, не станут, когда узнают, что мне известно об этом. Но вот позволят ли они тебе жить, чтобы ты повсюду болтал о том, чем они занимаются? Ты такой непроходимый глупец и готов поверить в то, что позволят? Прах многих подобных тебе развеян на склонах Драконовой Горы.
— Это — сон, — тяжело дыша, выдавил Ранд. — Это — сон, и я сейчас проснусь.
— Да? Проснешься?
Уголком глаза Ранд заметил, что палец мужчины начал поворачиваться в его сторону.
— Ты сейчас проснешься?
Палец согнулся, и Ранд закричал, когда его тело начало сгибаться назад, мышцы дрожали от напряжения, и спина все прогибалась и прогибалась.
— А проснешься ли ты?
* * *
Ранд судорожно дернулся во тьме, руки сжали ткань. Одеяло. Бледный лунный свет лился через единственное окошко. Смутные очертания двух других кроватей. С одной из них раздается храп, словно рвущийся холст: Том Меррилин. В золе камина мерцают красным несколько угольков. Значит, это был сон, как тот кошмар в гостинице «Винный Ручей» в день Бэл Тайн, — все, что он слышал и что он делал, смешалось со старыми преданиями и всякими невесть откуда взявшимися вздорными россказнями. Ранд подтянул одеяло повыше, на плечи, но дрожал-то он совсем не от холода. К тому же ужасно болела голова. Может, Морейн удастся сделать что-нибудь, чтобы эти сны прекратились? Она говорила, что может помочь, если будут кошмары.
Вздохнув, Ранд лег обратно на постель. Неужели эти сны такие уж плохие, чтобы кинуться с просьбой о помощи к Айз Седай? С другой стороны, разве все, что он уже сделал, не втянуло его во что-то еще более таинственное? Он покинул Двуречье, ушел с Айз Седай. Но ведь тогда не было иного выбора. Так есть ли какой другой выбор, кроме как довериться ей? Айз Седай? Подумать о таком так же страшно, как и видеть эти сны. Ранд свернулся калачиком под одеялом, стараясь обрести душевный покой тем способом, какому его научил Тэм, но сон вернулся не скоро.
Глава 15
НЕЗНАКОМЦЫ И ДРУЗЬЯ
Солнечная полоска наползла на узкую кровать и в конце концов пробудила Ранда от глубокого, но беспокойного сна. Он сунул голову под подушку, солнца от этого меньше не стало, да и спать-то больше не хотелось. За тем, первым сном приходили и другие. Припомнить их не удавалось, но и первого Ранду хватило, так что других и даром не нужно было.
Со вздохом Ранд отпихнул подушку и сел, с хрустом потянувшись. Тупая боль, которая, как он полагал, исчезла после купания, вернулась. И голова болела по-прежнему. Последнее не удивляло. Одного того сна с лишком бы хватило, чтобы у любого была головная боль на неделю. Прочие сны уже изгладились из памяти, но не этот.
На других кроватях никого не было. Солнечные лучи круто падали через окошко в комнату — солнце поднялось над горизонтом уже высоко. В такой час дома, на ферме, Ранд бы давно приготовил себе перекусить и уже с головой окунулся в дневные заботы. Сердито ворча, Ранд вылез из постели. Надо еще на этот город посмотреть, а его разбудить не удосужились. Ладно хоть кто-то позаботился налить воды в кувшин для умывания, и она еще теплая.
Ранд быстро умылся и оделся, помедлив немного с мечом Тэма в руках. Лан и Том, разумеется, оставили в комнате свои переметные сумы и скатки одеял, но меча Стража нигде не было заметно. Лан расхаживал по Эмондову Лугу с мечом задолго до первых признаков беды. Ранду подумалось, что не худо последовать примеру более опытного человека. Твердя себе, что это не из простого тщеславия, не из-за частых мечтаний о том, чтобы пройтись по улицам настоящего города с мечом на боку, он застегнул пояс и перебросил плащ через плечо, будто мешок.
Прыгая через две ступеньки, Ранд торопливо спустился в кухню. Наверняка это именно то местечко, где можно наскоро перекусить, а в свой единственный день в Байрлоне нет смысла тратить время попусту — и так уже сколько потерял. Кровь и пепел, могли, бы меня и разбудить.
На кухне мастер Фитч препирался с толстой женщиной, чьи руки были по локоть в пшеничной муке, — явно повариха. Хотя, скорее, это она отчитывала его, грозно размахивая пальцем у него под носом. Прислуживающие девушки, судомойки и мальчишки-поварята носились по своим делам, старательно не обращая внимания на происходящее рядом.
— ...мой Усатик — хороший кот, — колко говорила повариха, — и я не стану слушать других слов, понятно вам? Жаловаться на то, что он делает свою работу чересчур добросовестно, — вот как называется то, с чем вы явились ко мне, если у меня спросить.
— А у меня жалобы, — ухитрился вставить мастер Фитч. — Жалобы, сударыня. Половина гостей...
— Не хочу и слышать об этом! Просто не стану слушать. Если им вздумалось жаловаться на моего котика, то пусть они и стряпают. Мой бедный старый котик, который просто честно делает свою работу, и я, мы пойдем туда, где нас будут ценить, раз уж не ценят тут. — Женщина развязала фартук и начала снимать его через голову.
— Нет! — взвизгнул мастер Фитч и кинулся останавливать ее. Они закружились, словно в танце: повариха, пытающаяся снять передник, и содержатель гостиницы, старающийся надеть его обратно на нее.
— Нет, Сара, — пыхтел мастер Фитч. — Не нужно этого. Не нужно, я говорю! Что я стану без тебя делать? Усатик — славный кот. Превосходный кот. Он самый лучший кот в Байрлоне. Если кто-то еще станет жаловаться, то я скажу ему, что он должен быть благодарен коту, раз тот делает свою работу. Да-да, благодарен. Не надо уходить. Сара? Сара!
Повариха остановила их кружение и высвободила передник из рук хозяина гостиницы.
— Тогда ладно. Хорошо. — Сжимая передник в руках, она все еще не завязывала его. — Но если вы надеетесь, что у меня что-то будет готово к полудню, лучше вам убраться отсюда и дать мне заняться делом. Гостиница, может, и ваша, но уж кухня — моя. Если только вы сами не хотите заняться стряпней? — Она сделала движение, словно вручая передник мастеру Фитчу.
Тот, широко разведя руки, попятился. Он открыл было рот, затем остановился и в первый раз оглянулся вокруг. Кухонная прислуга усердно не замечала повариху и хозяина, а Ранд принялся усиленно шарить по карманам, хотя, не считая той монеты, что ему дала Морейн, в них почти ничего не было: несколько медяков и разная мелочь. Карманный нож и точило. Две запасные тетивы и моток бечевки, которая, как он считал, может пригодиться.
— Я уверен, Сара, — сказал мастер Фитч, тщательно подбирая слова, — что все будет приготовлено с твоим обычным совершенством.
С этими словами он в последний раз обвел кухонную прислугу подозрительным взглядом и удалился затем с таким достоинством, какое сумел напустить на себя.
Сара подождала, пока тот не ушел, и быстро затянула завязки передника, потом посмотрела на Ранда.
— Думаю, тебе хочется чего-нибудь поесть, а? Что ж, давай, заходи, — она усмехнулась. — Да не кусаюсь я, не кусаюсь, неважно, что ты видел то, чего не следовало. Циэль, дай-ка пареньку хлеба, сыра и молока. Это все, что сейчас есть. Садись-ка, парень. Твои друзья все ушли, кроме одного, который, как я понимаю, неважно себя чувствует, и, сдается мне, ты тоже не прочь пойти прогуляться.
Одна из служанок, пока Ранд устраивался у стола на табурете, принесла поднос. Юноша занялся едой, и повариха вновь принялась месить тесто для хлеба, но разговора не оставила.
— Не бери в голову то, что ты сейчас тут видел. Мастер Фитч — вполне достойный мужчина, хотя и лучший из вас — не самый сговорчивый. Этот народ жалуется, словно делать ему больше нечего, вот он и раздражен, а из-за чего весь сыр-бор? Им что, хочется вместо дохлой крысы найти пять живых? Хотя на Усатика не похоже — оставлять за собой свою работенку неприбранной. Да еще и больше дюжины? Усатик бы столько крыс в гостиницу ни за что бы не впустил, да никогда! К тому же тут опрятно, все время убирают, чего этим-то тварям сюда рваться? Да еще все с переломанными хребтами. — Она покачала головой, удивляясь всем этим странным делам.
Хлеб и сыр во рту у Ранда по вкусу мигом стали пеплом.
— У них хребты сломаны?
Повариха махнула рукой, обсыпанной мукой.
— Думай о более радостных вещах — так я смотрю на жизнь. Знаешь, тут менестрель. Вот прямо в эту минуту, в общей зале. Но погоди, ты же вроде с ним пришел? Ты из тех, кто приехал с госпожой Элис прошлым вечером, верно? По-моему, да. У меня самой, наверное, вряд ли выпадет минутка на менестреля поглядеть, особенно сейчас, когда в гостинице полно постояльцев, причем большинство из них всякая шантрапа, спустившаяся с копей. — Она со всей силы звучно шлепнула по тесту. — Совсем не того сорта людишки, раньше мы бы их и на порог не пустили, терпим лишь в эти времена, когда они весь город заполонили. Но, по-моему, они оказались получше некоторых. Да-а, а я ведь менестреля не видела с самого начала зимы, и...
Ранд механически жевал, не чувствуя вкуса, не слушая монолога поварихи. Мертвые крысы, с переломанными хребтами. Он торопливо доел завтрак, запинаясь на каждом слове, поблагодарил за хлеб и сыр и поспешил вон. Ему обязательно нужно с кем-нибудь поговорить.
Большая зала «Оленя и Льва», за исключением своего назначения, имела мало общего с залой в «Винном Ручье». Она оказалась вдвое шире и раза в три длиннее, а стены ее были расписаны красочными картинами: необыкновенные здания, окруженные садами высоких деревьев и клумбами ярких цветов. Вместо одного огромного камина на всю залу, здесь жарко горело по одному в каждой стене, и все пространство заполняло множество столов, и почти каждый табурет или скамья были заняты.
Все мужчины, сжимая в зубах трубки, а в руках — кружки, склонились вперед, целиком увлеченные одним: на столе посередине залы стоял Том, многоцветный плащ переброшен через спинку стула рядом с ним. Даже мастер Фитч замер с большой серебряной кружкой с крышкой и тряпочкой для полировки в неподвижных руках.
— ...гарцуя, серебристые копыта и гордые, выгнутые дугой шеи, — звучным голосом говорил Том, и в то же время каким-то образом казалось, что он не только скачет верхом на коне, но и что он — один из длинной кавалькады всадников. — Они вскидывали головы, и развевались шелковистые гривы. Тысяча бьющихся на ветру знамен заслоняли радугу на бескрайнем небе. От сотни медноголосых труб дрожал воздух, а грохот барабанов разносился, словно гром. Радостные крики волна за волной катились от тысяч зрителей, катились по гребням крыш и между башен Иллиана, но ни грохота, ни тишины не слышали уши тысячи всадников, чьи очи и сердца горели священным устремлением. Вперед и вперед скакала Великая Охота за Рогом, мчалась на поиски Рога Валир, который должен призвать героев минувших Эпох из могильных объятий на битву за Свет...
В те ночи у костра, когда отряд Морейн скакал на север, менестрель называл такое исполнение Простой Декламацией. Предания, говорил он, рассказываются одним из трех голосов: Возвышенный Слог, Простая Декламация и Обыкновенный Стиль, причем последний подразумевал простой пересказ истории — так, будто ты беседуешь со своим соседом о видах на урожай. Том рассказывал тогда предания именно в Обыкновенном, но ни в коей мере не скрывая своего пренебрежительного отношения к исполнению в подобной манере.
Ранд, не входя в залу, прикрыл дверь и привалился к стене. От Тома сейчас совета не получить. Морейн... как бы она поступила, если бы ей стало известно?
Ранд заметил, как проходящие мимо с удивлением поглядывают на него, и понял, что размышляет если и не вслух, то вполголоса. Одернув куртку, юноша выпрямился. Нужно с кем-нибудь поговорить. Повариха сказала, что кто-то остался в гостинице. Едва сдерживаясь, чтобы не бежать, он зашагал по коридору.
Стукнув в дверь комнаты, в которой ночевали его друзья, и просунув голову вовнутрь, Ранд обнаружил там Перрина, который, до сих пор еще не одетый, лежал в постели. Перрин повернул голову на звук открывшейся двери, увидел Ранда, затем опять смежил веки. В углу Ранд заметил прислоненные к стене лук и колчан Мэта.
— Слышал, ты неважно себя чувствуешь, — сказал Ранд, заходя в комнату. Он подошел к Перрину и сел на соседнюю кровать. — Я просто хотел поговорить. Я... — Он вдруг понял, что не знает, с чего начать. — Если ты болен, — произнес Ранд, привстав, — то тебе, наверное, надо бы поспать. Ладно, тогда я пойду.
— Не знаю, смогу ли я когда-нибудь опять уснуть, — вздохнул Перрин. — Мне, если хочешь знать, приснился жуткий сон, и уснуть никак не удается. А Мэт оказался довольно-таки шустр, раз успел рассказать тебе. Утром он поднял меня на смех, когда я объяснил, почему слишком устал, чтобы идти с ним, но ему тоже что-то снилось. Почти всю ночь напролет я слышал, как он ворочается и бормочет, и можешь мне не говорить, что он крепко спал ночью. — Перрин уронил на лицо широкую ладонь, закрывая глаза. — Свет, но я устал. Может, сумею встать, если полежу тут часок-другой. Если из-за этого кошмара мне не удастся посмотреть на Байрлон, Мэт мне все уши о нем прожужжит.
Ранд медленно опустился обратно на кровать. Облизнул губы, затем выпалил:
— Он убил крысу?
Перрин опустил руку и уставился на друга.
— И ты тоже? — наконец смог он произнести. Когда Ранд кивнул, Перрин произнес: — Хотел бы я оказаться дома. Он мне сказал... он сказал... Что нам делать? Ты Морейн говорил?
— Нет. Пока нет. Может, ничего и не скажу. Не знаю. А ты?
— Он сказал... Кровь и пепел, Ранд, я не знаю. — Перрин резко приподнялся на локте. — Ты думаешь, Мэту снился тот же сон? Он смеялся, но ему было не до смеха. А когда я сказал, что из-за этого сна не могу уснуть, то выглядел он как-то подозрительно.
— Может, и тот же, — сказал Ранд. Он почувствовал облегчение, а вместе с ним и ощущение вины, — что, оказывается, не на него одного такая напасть.
— Я собираюсь спросить совета у Тома, — сказал Ранд. — Он многое повидал в мире. Ты... ты не считаешь, что нам нужно рассказать все Морейн, да?
Перрин повалился обратно на подушку.
— Ты же слышал предания об Айз Седай. По-твоему, Тому можно доверять? Мы вообще хоть кому-то можем доверять? Ранд, если мы выберемся из этой передряги живыми, если когда-нибудь вернемся домой и ты услышишь от меня хотя бы словечко о том, чтобы оставить Эмондов Луг, даже о том, чтобы сходить в Сторожевой Холм, пни меня хорошенько. Ладно?
— О чем разговор, — ответил Ранд, растягивая губы в улыбке, такой жизнерадостной, на какую только был способен. — Мы обязательно вернемся домой. Давай, вставай. Мы же в настоящем городе, и у нас целый день, чтобы поглядеть на него. Где твоя одежда?
— Ты иди. Я просто немножко полежу. — Перрин опять прикрыл глаза рукой. — Ты иди. Я тебя через час или два найду.
— Многое потеряешь, — сказал Ранд, поднявшись. — Подумай о том, что упустишь. — Он остановился у дверей. — Байрлон. Сколько раз мы говорили, что однажды увидим Байрлон?
Перрин лежал с закрытыми глазами и не промолвил ни слова. Через минуту Ранд шагнул за порог и затворил за собою дверь.
В коридоре юноша прислонился к стене, улыбки как не бывало. Голова до сих пор болела; лучше не стало, наоборот, хуже. Вряд ли он придет в большой восторг от Байрлона, по крайней мере, не сейчас. Пожалуй, ничего не смогло бы сейчас вызвать у Ранда воодушевления.
Мимо прошла служанка со стопкой простыней в руках и с интересом оглянулась на него. Прежде чем она успела заговорить с Рандом, он заторопился по коридору, горбясь под плащом. До конца выступления Тома пройдет не один час. А пока можно оглядеться вокруг. Может, удастся найти Мэта и узнать, не появлялся ли в его снах Ба'алзамон. На этот раз спускаться по лестнице Ранд стал помедленнее, потирая висок.
Ступеньки кончились возле кухни, и юноша решил выйти отсюда. Он кивнул Саре, но когда повариха, казалось, решила продолжить беседу с того места, где она прервалась в прошлый раз, Ранд поспешил шмыгнуть к выходу. Конный двор оказался пуст, не считая Матча, стоявшего в дверях конюшни, да один из конюхов нес туда на плече какой-то мешок. Ранд кивнул и Матчу, но старший конюх свирепо глянул на него и скрылся в конюшне. Ранд не терял надежды, что остальные в городе больше схожи с Сарой, а отнюдь не с Матчем. Полный решимости посмотреть на то, каков он, этот самый город, юноша ускорил шаг.
Около распахнутых ворот, ведущих с конного двора, он остановился и обвел взглядом улицу. Она была полна народу, люди теснились на ней, словно овцы в загоне, — закутанные в плащи и куртки до самых глаз, шапки надвинуты поглубже от холода, шли они быстрым шагом, то и дело обгоняя один другого, будто их гнал ветер, свистевший в кровлях домов, они толкали друг друга и проходили мимо, почти не обмениваясь ни словом приветствия, ни взглядом. Все — чужаки, подумал Ранд. Никто из них никого не знает.
Кругом к тому же витали необычные запахи — острые, и кислые, и душистые, образуя вместе такую смесь, от которой у Ранда засвербило в носу. И в самый разгар Праздника он ни разу не видел столько людей, толпящихся в одном месте. Даже вполовину меньше. А это только одна улица. Мастер Фитч и повариха говорили, что весь город чуть ли не битком набит. Целый город... и так?
Ранд попятился от ворот, подальше от улицы, запруженной народом. Как-то нехорошо уйти и бросить Перрина, больного, в постели. А что, если Том закончит свое повествование, пока Ранд будет бродить по городу? Менестрель и сам мог потом уйти, а поговорить с кем-нибудь обязательно нужно. Лучше всего немного обождать. Повернувшись спиной к кишащей людьми улице, Ранд облегченно вздохнул.
Голова разболелась, и возвращаться обратно в гостиницу ему совсем не хотелось — эта мысль нисколько не привлекала. Юноша присел на перевернутый бочонок возле стены гостиницы с надеждой, что холодный воздух умерит головную боль.
Время от времени в дверях конюшни возникал Матч и удивленно поглядывал на Ранда и даже один раз прошел по двору, и тогда юноша встретил брошенный искоса недобрый взгляд конюха. Что, если этому человеку не по душе сельский люд? Или его привело в замешательство то, как их приветствовал мастер Фитч, после того как он пытался не пустить их отряд с заднего двора? Может, он — Друг Темного, подумал Ранд, надеясь, что подобная идея рассмешит его, но веселого в ней было мало. Ранд провел рукой по эфесу меча Тэма. Вообще, веселого осталось не так много.
— Пастух с мечом, отмеченным клеймом цапли, — раздался низкий женский голос. — Такого хватит, чтобы я поверила во что угодно. В какой ты беде, парень из низин?
Вздрогнув, Ранд как ужаленный вскочил на ноги. Рядом с ним стояла та девушка с коротко остриженными волосами, которую он видел с Морейн, выйдя из купальни. Она, как и тогда, была одета в мужские куртку и штаны. Девушка, как решил Ранд, выглядела чуть старше его, с темными глазами, даже темнее, чем у Эгвейн, и необыкновенно внимательными.
— Ты — Ранд, верно? — продолжала она. — Мое имя — Мин.
— Ни в какой я не в беде, — сказал Ранд. Он не знал, что ей рассказала Морейн, но предупреждение Лана не привлекать внимания помнил хорошо. — С чего ты взяла, что я в беде? Двуречье — тихие края, а мы все — люди мирные. Бедам там нет места, если только они грозят не посевам и овцам.
— Мирные? — сказала Мин со слабой улыбкой. — Слыхивала я людей, которые толковали про вас, народ Двуречья. Слышала шутки про пастухов с дубовыми головами, да и к тому же здесь есть люди, что сами бывали в низинах.
— С дубовыми головами? — переспросил Ранд, сдвинув брови. — Что еще за шутки?
— Те, кто знают, — продолжала девушка, словно он ничего и не говорил, — говорят, что все вы ходите с улыбками, полны вежливости, прямо-таки податливые и мягкие, словно масло. По крайней мере, внешне. Внутри же, утверждают, вы все тверды, как старое дубовое корневище. Ткните посильнее, говорят, и обнаружите камень. Но в тебе или в твоих друзьях камень зарыт не так глубоко. Словно бы бурей сорвало с него почти весь дерн. Морейн не рассказывала мне всего, но я вижу то, что вижу.
Старое дубовое корневище? Камень? Что-то не очень похоже на речи купцов и их людей. Хотя от последних слов Ранд вздрогнул.
Он быстро оглянулся вокруг: двор конюшни был пуст, а ближайшие окна — закрыты.
— Я не знаю никого, кого зовут... как там, еще раз?
— Тогда, если угодно, госпожа Элис, — сказала Мин с лукавым видом, от которого у Ранда на щеках проступил румянец. — Рядом нет никого, кто мог бы нас услышать.
— Почему ты думаешь, что у госпожи Элис есть другое имя?
— Потому что она сказала мне, — ответила Мин с таким терпением в голосе, что он вновь вспыхнул. — Думаю, не потому, что у нее был выбор. Я увидела, что она... иная... сразу же. Когда она останавливалась здесь раньше, по пути в низины. Ей обо мне было известно. Я разговаривала с... другими, как она, раньше.
— Увидела? — спросил Ранд.
— Ну, по-моему, к Детям ты не побежишь. Навряд ли, учитывая, кто твои спутники. Белоплащникам не понравилось бы то, что я делаю, точно так же, как и то, что делает она.
— Я не понимаю.
— Она говорит, что я вижу части Узора. — Мин коротко рассмеялась и покачала головой. — По мне, это звучит слишком грандиозно. Просто когда я смотрю на людей, я кое-что вижу и иногда знаю, что это значит. Я смотрю на мужчину и женщину, которые друг с другом даже и не разговаривали, и знаю, что они поженятся. И они на самом деле женятся. Вот такие дела. Она хотела, чтобы я взглянула на вас. На всех вас вместе.