Дорога на таренский перевоз 6 страница
Ранда охватила дрожь.
— И что же ты увидела?
— Когда вы вместе? Искры кружатся вокруг вас, их тысячи, и огромная тень, темнее, чем полночный мрак. Она столь густа, что я удивлена, почему ее никто не замечает. Искры стремятся заполнить тень, а тень пытается поглотить искры. — Девушка пожала плечами. — Вы все завязаны вместе во что-то опасное, но большего я разобрать не могу.
— Все мы? — пробормотал Ранд. — Эгвейн тоже? Но они же приходили не за... то есть...
Мин, казалось, не заметила его оговорки.
— Девушка? Она часть этого. И менестрель. Все вы. Ты влюблен в нее. — Ранд ошарашенно взглянул на Мин. — Я могу сказать об этом без всяких образов. Она тоже любит тебя, но она не для тебя, и ты не для нее. Не так, как вам обоим хочется.
— Что это все значит?
— Когда я смотрю на нее, передо мной встает та же картина, как и тогда, когда я смотрю на... госпожу Элис. И другое тоже, другое, чего мне не понять, но я знаю, что это означает. Она от этого не откажется.
— Это все глупости, — с неловкостью сказал Ранд. Головная боль ослабла, превратившись в тягостное онемение; голову словно шерстью набили. Ему хотелось убраться от этой девушки и всего, что она видит. И еще... — Что ты видишь, когда смотришь на... остальных?
— Всякое, — сказала Мин с усмешкой, словно бы знала, о чем на самом деле хотел спросить юноша. — У Стр... э-э... мастера Андры вокруг головы семь разрушенных башен, и младенец в колыбели, держащий меч, и... — Она качнула головой. — Люди вроде него — понимаешь? — всегда обладают столь многими образами, что они вытесняют друг друга. Самые яркие образы у менестреля: мужчина — не он сам, — который жонглирует огнем, и Белая Башня, а для мужчины в этом нет никакого смысла. Самое отчетливое, что я видела у большого курчавого парня, — это волк, и сломанная корона, и цветущие вокруг него деревья. А у другого — красный орел, око на чашечке весов, кинжал с рубином, рог и смеющийся лик. Есть и другое, но ты понимаешь, о чем я. В этот раз я ничего не могу толком разобрать или понять.
Потом девушка подождала, все улыбаясь, пока Ранд не откашлялся и не спросил:
— А что про меня?
Улыбка Мин внезапно сменилась безудержным смехом.
— То же, что и у остальных. Меч, который не меч, золотая корона из лавровых листьев, посох нищего, ты, льющий воду на песок, окровавленная рука и раскаленное добела железо, три женщины, стоящие над твоими погребальными носилками, черная скала, влажная от крови...
— Ладно, — перебил обеспокоенным голосом Ранд. — Не стоит всего перечислять.
— Чаще всего вокруг тебя мне видятся молнии, одни ударяют в тебя, другие вырываются из тебя. Не знаю, что это означает, кроме одного-единственного. Мы с тобой вновь встретимся. — Мин кинула на юношу лукавый взгляд, будто она тоже этого не понимала.
— Почему бы нам и не встретиться? — сказал Ранд. — Я буду возвращаться домой этой дорогой.
— Полагаю, да, этой, — усмешка вдруг вернулась на лицо девушки, кривая и загадочная, и Мин легонько дотронулась до щеки Ранда. — Но если я расскажу тебе обо всем, что видела, ты станешь таким же курчавым, как и твой широкоплечий друг.
Ранд отпрыгнул назад от руки Мин, словно от раскаленной докрасна железки.
— О чем это ты? А крыс ты не видишь? Или сны там?
— Крыс! Нет, никаких крыс. А сны — это ты про них придумал, а для меня — это не сны.
Ранд подумал: а не сумасшедшая ли она, с такой вот ухмылочкой?
— Мне пора идти, — сказал он, бочком обходя девушку. — Я... Мне нужно встретиться со своими друзьями.
— Ладно, ступай. Но тебе не убежать.
Ранд если и не припустил бегом, то с каждым шагом он шел все быстрее и быстрее.
— Беги, если хочешь! — крикнула девушка ему вдогонку. — Тебе не убежать от меня!
Ее смех погнал Ранда через конный двор и дальше, на улицу, в людскую толчею. Последние слова Мин были слишком похожи на те, что произнес Ба'алзамон. Торопливо пробираясь в толпе, Ранд то и дело натыкался на людей, за что получал злые взгляды и резкие слова, но юноша не замедлил шага, пока не оказался за несколько кварталов от гостиницы.
Вскоре он вновь стал обращать внимание на окружающее. Хотя голова была словно воздушный шар, он все равно изумленно оглядывался и поражался. Ранд думал, что Байрлон — величественный город, если в точности не такой, как города в Томовых преданиях. Он бродил по широким улицам, в большинстве своем мощенных каменными плитами, по узким кривым переулкам, — там, куда заводил его случай и людской поток. Ночью прошел дождь, и незамощенные улицы толпы прохожих истоптали в грязь, но грязные улицы для Ранда были не в диковинку. В Эмондовом Лугу мощеной улицы не найдешь, как ни ищи.
Дворцов здесь точно не было, и считанные дома оказались намного больше тех, что остались в родных краях, но у всех зданий крыши были из шифера или черепицы — такой же красивой, что и на «Винном Ручье». Ранд решил, что в Кэймлине наверняка найдется один или два дворца. Что касается гостиниц, то их он насчитал девять, ни одна не меньше «Винного Ручья», большинство такие же огромные, как «Олень и Лев», а ведь осталась уйма улиц, которых Ранд еще не видел.
Чуть ли не на каждом шагу попадались лавки, с навесами над выставленными прилавками, на которых громоздились груды всевозможных товаров: от одежды и материи до книг, от горшков до сапог. Здесь словно бы рассыпался груз сотни купеческих фургонов. Ранд так таращил глаза вокруг, что не раз ему приходилось поспешно ретироваться под подозрительными взглядами лавочников. Когда первый окинул его подобным взором, юноша не понял, почему тот так на него посмотрел. Когда же Ранд сообразил, в чем дело, то было рассердился, но вспомнил, что здесь он — чужак. Все равно много купить он не мог. Ранд охнул, когда разглядел, как много медяков меняют на дюжину сморщенных яблок или горсточку ссохшейся репы, — такая в Двуречье шла бы на корм лошадям, но люди, видимо, были готовы платить и за нее.
По мнению Ранда, народу в городе было предостаточно. В первое время неисчислимость людей ошеломила его. Некоторые носили одежды куда изящнее, чем у любого в Двуречье, — почти такие же прекрасные, как у Морейн, — и совсем на немногих Ранд заметил длинные, до лодыжек, подбитые мехом шубы. У гостиниц о чем-то переговаривались рудокопы — сгорбленные и с обликом людей, которые всю жизнь проводят за тяжелой работой под землей. Но большинство встреченных Рандом по виду ничем — ни платьем, ни наружностью — не отличались от тех, с кем он вырос. Ранд ожидал, что в них должно быть нечто отличающее их от прочих. На самом же деле некоторые так походили на двуреченцев лицом, что он вполне мог вообразить, что они — близкие родственники той или иной знакомой ему семьи в округе Эмондова Луга. Вон тот беззубый, седоволосый тип, с ушами, как ручки у кувшина, тот, что сидит на скамье у гостиницы, тот, что уткнулся мрачным взором в пустую кружку с крышкой, вполне мог приходиться кузеном Били Конгару. Узколицый, со впалыми щеками портной, шьющий перед дверями своей мастерской, мог оказаться братом Джона Тэйна, у него даже была такая же проплешина на макушке. Мужчина, как две капли воды похожий на Сэма Кро, толкнул Ранда, проходя мимо него, когда юноша повернул за угол, и...
Не веря глазам, Ранд уставился на маленького костлявого человечка с длинными руками и большим носом, в одежде, больше смахивающей на связки лохмотьев, который торопливо проталкивался сквозь толпу. Запавшие глаза, грязное лицо, он выглядел изможденным, словно не спал несколько дней кряду, но Ранд мог бы поклясться... Тут оборванец заметил его, застыл на месте, не обращая никакого внимания на толкающих его людей. Последние сомнения улетучились из головы у Ранда.
— Мастер Фейн! — заорал он. — Мы все думали, что вас...
В один миг торговец рванул прочь, но Ранд, петляя, устремился за ним, то и дело бросая через плечо извинения прохожим, на которых нечаянно налетал. Сквозь толпу он успел заметить, как Фейн шмыгнул в проулок, и свернул следом.
Несколько шагов по переулку, и торговец уткнулся в высокий забор. Тупик. Ранд, поскользнувшись, резко остановился, едва не въехав плечом в стену дома, а Фейн обернулся к юноше, с опаской пригибаясь и отступая в сторону. Он выставил грязные ладони перед собой, защищаясь от Ранда. В его одежде зияла не одна прореха, а плащ был затаскан и превратился в такие драные лохмотья, как будто побывал в переделке, которая вовсе не пошла ему на пользу.
— Мастер Фейн? — нерешительно произнес Ранд. — В чем дело? Это я, Ранд ал'Тор из Эмондова Луга. Мы все думали, что вас захватили троллоки.
Фейн резко дернул рукой и, по-прежнему пригибаясь, боком, по-крабьи, сделал несколько шагов к выходу из переулка. Он пытался пройти мимо Ранда и при этом не приближаться к нему.
— Нет! — надтреснутым голосом вскрикнул торговец. Он постоянно вертел головой, будто стараясь увидеть все происходящее на улице за спиной Ранда. — Не упоминай... — Фейн понизил голос до хриплого шепота и повернул голову, бросая на Ранда быстрые, косые взгляды. — ...их. В городе Белоплащники.
— У них нет причины беспокоить нас, — сказал Ранд. — Пойдемте со мной в «Олень и Лев». Я там остановился с друзьями. Большинство из них вы знаете. Они будут рады видеть вас. Мы все думали, что вы умерли.
— Умер? — негодующе перебил торговец. — Только не Падан Фейн! Падану Фейну известно, куда прыгать и куда приземляться. — Он оправил свои лохмотья, будто они были праздничным одеянием. — Всегда знал и всегда буду знать. Я проживу долго. Дольше, чем... — Внезапно лицо торговца вытянулось, а пальцы впились в одежду на груди. — Они сожгли мой фургон и все мои товары. По какой такой причине, а? Мне не удалось забрать своих лошадей. Моих лошадей, но этот старый толстяк, содержатель гостиницы, запер их в своей конюшне. Пришлось шагать очень быстро, чтобы мне не перерезали горло, и чего я добился? Все, что у меня было, все нажитое — все ж погибло, все пропало. Ну, где же справедливость? Разве это справедливо?
— Ваши лошади в целости и сохранности стоят в конюшне у мастера ал'Вира. Можете забрать их в любое время. Если вы пойдете со мной в гостиницу, уверен, Морейн поможет вам вернуться в Двуречье.
— А-а-а! Она... она же Айз Седай, да? — Опасливо-сдержанное выражение промелькнуло на лице Фейна. — Может, хотя... — Он помолчал, нервно облизывая губы. — А долго вы пробудете в этой... Как там? Как ты назвал ее?.. «Олень и Лев»?
— Мы уезжаем завтра, — сказал Ранд. — Но какое это имеет отношение к...
— Ты просто не знаешь, — проскулил Фейн, — что значит набитое брюхо и хороший ночной сон в мягкой постели. С той ночи я глаз не сомкнул ни на минуту. От бега мои башмаки совсем развалились, а то, что мне пришлось есть... — Лицо торговца скривилось. — Я и на милю не хочу подходить к Айз Седай, — он почти выплюнул последние слова, — даже на десятки миль, но, может, придется. У меня нет выбора, разве не так? Самая мысль о том, что она взглянет на меня, о том, что ей известно, где я... — Фейн потянулся к Ранду, будто хотел ухватиться за куртку юноши, но руки его замерли на полпути, судорожно задрожав, и торговец отшатнулся. — Обещай мне, что не скажешь ей. Я боюсь ее. Не нужно ей говорить, не надо, чтобы Айз Седай знала, что я жив. Обещай. Обещай!
— Обещаю, — успокаивающе сказал Ранд. — Но нет никаких причин бояться ее. Идемте со мной. По крайней мере, поедите чего-нибудь горячего.
— Может быть. Может быть. — Фейн задумчиво почесал подбородок. — Завтра, ты говоришь? В это время... Ты не забудешь своего обещания? Ты ей не?..
— Я не дам ей вас обидеть, — сказал Ранд, подумав о том, как это ему удастся — удержать Айз Седай от того, что бы она ни задумала.
— Она не причинит мне вреда, — сказал Фейн. — Нет, не причинит. Я ей не позволю.
В один миг торговец зайцем шмыгнул мимо Ранда и нырнул в толпу.
— Мастер Фейн! — окликнул Ранд. — Подождите!
Он выскочил из переулка как раз вовремя, чтобы увидеть мелькнувший в толпе драный плащ торговца, когда тот метнулся за угол дома на соседней улице. Окликая торговца, Ранд побежал за ним, свернул за угол. Он успел заметить чью-то спину, тут же врезался в нее и упал вместе с прохожим в грязное месиво.
— Ты что, не видишь, куда идешь? — донеслось из-под Ранда ворчание, и он в удивлении вскочил на ноги.
— Мэт?
Мэт сел прямо и, свирепо глядя на Ранда, с мрачным видом принялся счищать грязь с плаща.
— Ты точно превратился в городского человека. Спишь все утро, бежишь сломя голову прямо по людям. — Поднявшись на ноги, Мэт уставился на свои запачканные руки, что-то пробурчал и вытер их о плащ. — Слушай, ты никогда не догадаешься, кого я, по-моему, только что видел.
— Падана Фейна, — сказал Ранд.
— Падана Фей... Откуда ты знаешь?
— Я с ним разговаривал, но он убежал.
— Так трол... — Мэт осекся и с опаской огляделся кругом, но люди текли мимо, не удостаивая парней даже взглядом. Ранд обрадовался, что его друг хоть немного научился осмотрительности. — Так они его не сцапали. Интересно, а чего он вот так, без единого словечка, ушел из Эмондова Луга? Наверное, тоже тогда пустился в бега и не останавливался, покуда тут не очутился. Но почему же он убежал сейчас?
Ранд покачал головой. Лучше бы он этого не делал — ему показалось, что голова вот-вот оторвется и упадет.
— Непонятно, знаю лишь, что он боится Мо... госпожи Элис. — Следить за тем, что у тебя на языке, оказалось не так-то легко. — Он не хотел, чтобы она знала, что он здесь. Он заставил меня пообещать, что я не проговорюсь.
— Ну, у меня эта тайна как за каменной стеной, — сказал Мэт. — Мне тоже хочется, чтобы она не узнала, где я был.
— Мэт? — Люди по-прежнему проплывали мимо, не обращая на парней никакого внимания, но Ранд все равно понизил голос и склонился поближе к другу. — Мэт, тебе снились этой ночью кошмары? С человеком, который убил крысу?
Мэт не мигая уставился на него.
— У тебя тоже? — выдавил он наконец. — Сдается мне, и у Перрина. Я почти выспросил его этим утром, но... Ему наверняка снились. Кровь и пепел! Теперь кто-то заставляет нас видеть сны. Ранд, я хочу, чтобы никто не знал, где я был.
— Утром по всей гостинице валялись дохлые крысы. — Говоря об этом, Ранд не испытывал такого страха, как раньше. Он вообще мало что сейчас чувствовал. — Со сломанными хребтами. — От собственного голоса у Ранда звенело в ушах. Если он заболел, то лучше, наверное, обратиться к Морейн. Юноша удивился: мысль о том, что Единую Силу используют на нем, нисколько не обеспокоила его.
Мэт глубоко вздохнул, подтягивая плащ, и оглянулся, словно раздумывая, в какую сторону пойти.
— Что происходит с нами, Ранд? Что?
— Не знаю. Я собираюсь спросить совета у Тома. О том, стоит ли говорить... кому-то еще.
— Нет! Только не ей. Может быть, ему, но не ей.
Такая его горячность поразила Ранда.
— Значит, ты ему веришь? — Ему незачем было уточнять, кого друг имеет в виду, говоря «ему», — выражение лица Мэта подсказало, что тому все понятно.
— Нет, — медленно произнес Мэт. — Это случайности, вот и все. Если мы ей расскажем, а он лжет, то тогда, может быть, ничего не случится. Может быть. Но, может быть, именно то, что он появился в наших снах, как раз... Я не знаю. — Он помолчал. — Если мы ей не скажем, может, нам еще будут сниться разные сны. С крысами или без крыс, но кошмары лучше, чем... Помнишь паром? Я за то, чтобы оставить это в тайне.
— Договорились. — Ранд вспомнил паром... и угрозу Морейн тоже, но все это происходило чуть ли не целую вечность тому назад. — Хорошо.
— А Перрин никому не скажет? — продолжал Мэт, раскачиваясь на носках. — Нам нужно вернуться к нему. Если он ей расскажет, то она и нас раскусит. Можно поспорить. Пошли.
Мэт сорвался с места и устремился в толпу, Ранд стоял и смотрел ему вслед, пока Мэт не вернулся и не схватил его за руку. Ранд заморгал от прикосновения, а потом пошел за Мэтом.
— Да что с тобой творится? — спросил Мэт. — Ты что, опять уснул?
— Кажется, я простудился, — сказал Ранд. Голова была словно туго натянутый барабан и почти такой же пустой.
— Когда вернемся в гостиницу, тебе нужно выпить куриного бульона, — посоветовал Мэт. Он так и продолжал беспрестанно болтать, пока друзья пробирались по забитым людьми улицам. Ранд изо всех сил старался прислушиваться и даже порой вставлял словечко-другое, но беседа требовала таких усилий. Он не устал — спать совсем не хотелось. Он лишь чувствовал, как его несет словно бы по течению. Спустя какое-то время Ранд сообразил, что уже рассказывает Мэту о Мин.
— Кинжал с рубином, а? — сказал Мэт. — Мне это нравится. Хотя насчет ока ничего не скажу. Ты уверен, она ничего не выдумывала? Сдается мне, она должна бы знать, что все это значит, раз уж она и вправду предсказательница.
— Она не говорила, что она предсказательница, — возразил Ранд. — Я верю, она что-то видит. Вспомни, когда мы кончили мыться, Морейн ведь разговаривала с нею. И она знает, кто такая Морейн.
Мэт неодобрительно посмотрел на друга.
— По-моему, это имя мы условились не произносить.
— Да, — пробормотал Ранд. Он с силой потер виски руками. Сосредоточиться на чем-нибудь было так трудно.
— Кажется, ты и в самом деле заболел, — сказал Мэт, хмурясь. Вдруг он дернул Ранда за рукав, чтобы тот остановился. — Глянь-ка на них.
По улице в сторону Ранда и Мэта вышагивали трое мужчин в кирасах и конических стальных шлемах, начищенных до зеркально-серебряного блеска. Сверкала даже кольчуга у них на руках. Длинные плащи, непорочно белые, с вышитой слева на груди эмблемой — солнце с расходящимися лучами — казались просто невероятными на грязной, с лужами улице. Руки мужчин покоились на эфесах мечей, и смотрели они вокруг себя с таким видом, будто взирали на гадов, выползших из-под прогнившей колоды. Тем не менее никто на них не оглядывался. Казалось, никто их даже не замечал. Вместе с тем этой троице не приходилось проталкиваться через толчею: людской водоворот как бы случайно расступался перед мужчинами в белых плащах, давая им шагать свободно, и этот кусочек пустого пространства двигался вместе с ними.
— По-твоему, это — Дети Света? — громким голосом осведомился Мэт. Какой-то прохожий холодно глянул на него и ускорил шаг.
Ранд кивнул. Дети Света. Белоплащники. Люди, которые ненавидят Айз Седай. Люди, которые указывают народу, как надо жить, доставляя неприятности тем, кто отказывался подчиняться их требованиям. Если сгоревшие фермы и даже худшее можно назвать таким мягким словом, как «неприятности». Мне, наверное, нужно быть испуганным, подумал Ранд. Или же заинтригованным. Во всяком случае, хоть чуть-чуть. Вместо этого он равнодушно наблюдал за этой троицей.
— Что-то они мне не очень-то по душе, — сказал Мэт. — Больно уж самодовольные, а?
— Да ну их, — сказал Ранд. — Гостиница. Нам нужно поговорить с Перрином.
— Совсем как Эвард Коплин. Тот тоже всегда нос задирает. — Мэт вдруг заухмылялся, в глазах загорелся огонек. — Помнишь, как он сверзился с Фургонного Моста и пошлепал домой мокрый с ног до головы? С него спесь на месяц сбило.
— Ну, и при чем тут Эвард?
— Видишь во-он там? — Мэт указал на опирающуюся оглоблями о землю двуколку, что стояла в переулке впереди Детей. Единственный колышек удерживал дюжину уложенных на повозку бочек. — Смотри.
Посмеиваясь, он нырнул в скобяную лавку слева от Ранда.
Ранд посмотрел ему вслед, понимая, что надо что-то предпринять. Подобный огонек в глазах Мэта не сулил ничего хорошего — тот явно собирался выкинуть одну из своих шуточек. Но, странное дело, Ранд и сам предвкушал то, что будет, — чего бы ни собирался натворить Мэт. Что-то шептало ему, мол, такое чувство неправильно, это опасно, но Ранд все равно улыбался в предвкушении дальнейшего.
Через минуту показался Мэт, наполовину высунувшись из чердачного окна под черепичной крышей лавки. В руке у него появилась праща, она уже начала крутиться. Взор Ранда вновь вернулся к двуколке. Почти сразу же раздался резкий треск, колышек, подпиравший бочки, сломался, и в то же мгновение с переулком поравнялись Белоплащники. Народ бросился врассыпную от скатившихся по оглоблям бочек, которые с грохотом понеслись по улице, разбрызгивая грязь и мутную воду. Трое Детей запрыгали с не меньшей прытью, чем прочие, выражение превосходства на их лицах сменилось оторопью. Кое-кто из прохожих растянулся на земле, обдав других фонтанами брызг, но те трое двигались с проворством, легко уворачиваясь от бочек. Но летящей во все стороны грязи им избежать не удалось, и она заляпала их белые одеяния.
Из переулка, размахивая руками и гневно крича, выскочил бородач в длинном фартуке, но один взгляд на троицу, тщетно пытающуюся отряхнуть грязь со своих плащей, — и он исчез в переулке даже быстрее, чем появился оттуда. Ранд глянул на крышу лавки — Мэта там не было. Такая меткость под силу любому мальчишке из Двуречья, но результат превзошел всякие ожидания. Ранд не смог удержаться от смеха; шутка была совершенно дурацкая, в духе Мэта, но все равно было смешно. Когда Ранд вновь повернулся лицом к улице, трое Белоплащников смотрели прямо на него.
— Ты увидел нечто смешное, да?
Говорящий стоял чуть впереди остальных. Его немигающий взгляд был надменен, в глазах вспыхивали искорки, словно ему было ведомо что-то важное, нечто неизвестное больше никому.
Смех Ранда враз оборвался. Он и Чада Света остались наедине с бочками и грязью. У людей вокруг как-то тут же нашлись неотложные дела в других концах улицы, подальше от них.
— Страх пред Светом сковывает твой язык? — От гнева узкое лицо Белоплащника вытянулось еще больше. Он недоверчиво посмотрел на эфес меча, выглядывающий из-под плаща Ранда. — Возможно, ты несешь за это ответственность, да? — У него, в отличие от двух других, на плаще под вышитым солнцем красовался золотой бант.
Ранд попытался прикрыть меч полой, но плащ вместо этого совсем соскользнул с плеча. Где-то в глубине души у юноши возникло крайнее изумление тем, как он себя ведет, но мысль эта была какой-то далекой и отстраненной.
— Всякое случается, — сказал Ранд. — Даже с Детьми Света.
Узколицый мужчина приподнял бровь.
— Ты так опасен, юнец? — Белоплащник был по виду ненамного старше Ранда.
— Клеймо цапли, Лорд Борнхальд, — предостерег узколицего один из стоящих позади.
Узколицый вновь бросил взгляд на эфес Рандова меча, — у всех на виду блестела бронзовая цапля, — и глаза Белоплащника мгновенно расширились. Затем он поднял взор, всмотрелся в лицо Ранда и недоверчиво хмыкнул.
— Он слишком молод. Ты — нездешний, да? — холодно спросил он у Ранда. — Откуда ты?
— Я только что приехал в Байрлон. — Легкий зуд пробежал по рукам и ногам Ранда. Он почувствовал прилив крови, почти осязаемое тепло. — Вы, случаем, не знаете хорошей гостиницы?
— Ты уклоняешься от моих вопросов, — перебил его Борнхальд. — Какое зло в тебе, что ты не отвечаешь мне?
Его спутники шагнули вперед и встали по бокам Борнхальда, с посуровевшими бесстрастными лицами. Хоть пятна грязи никуда не делись, теперь в этой троице ничего смешного не было.
Нервное возбуждение охватило Ранда целиком, сердце лихорадочно колотилось. Ему хотелось смеяться, он чувствовал себя просто замечательно. Слабый голосок в голове кричал: что-то не так, но юноша мог думать лишь о том, что его переполняет энергия, она готова вырваться наружу. Улыбаясь, Ранд качался на пятках и ждал, что произойдет дальше. В глубине души он отстраненно размышлял над тем, во что все выльется.
Лицо предводителя Белоплащников налилось краской. Другой на дюйм вытянул свой меч, демонстрируя сталь клинка, и заговорил дрожащим от ярости голосом:
— Когда Дети Света задают вопросы, деревенщина ты сероглазая, они требуют ответов, иначе...
Узколицый оборвал его гневную тираду, положив руку ему на грудь. Борнхальд кивком указал на дальний конец улицы.
Явилась Городская Стража — дюжина мужчин в круглых стальных шапках и коротких кожаных куртках с железными заклепками, держа дубины в руках, словно бы они знали, как с ними управляться. Стражники молча стояли в ожидании, шагах в десяти от Белоплащников и Ранда.
— Этот город утратил Свет, — прорычал тот, что наполовину вытащил свой меч. Он повысил голос и крикнул Страже: — Байрлон стоит в Тени Темного!
Повинуясь жесту Борнхальда, он со стуком вогнал клинок обратно в ножны.
Борнхальд вновь повернулся к Ранду. Глаза его сверкали всеведением.
— Приспешникам Темного не скрыться от нас, юнец, даже в городе, что стоит в Тени. Мы еще встретимся. Можешь быть в этом уверен!
Он развернулся на каблуках и, сопровождаемый по пятам обоими спутниками, зашагал прочь, словно бы Ранд перестал для него существовать. По крайней мере, в эту минуту. Когда Белоплащники дошли до запруженной людьми части улицы, то, как и раньше, вокруг них сразу образовалась та же, на первый взгляд случайная, пустота. Стражники потоптались на месте, разглядывая Ранда, затем пристроили дубинки на плечи и отправились за троицей в белых плащах. Им пришлось пробивать себе дорогу в толпе криками: «Дорогу Страже!» Мало кто уступал им путь, да и то неохотно.
Ранд по-прежнему качался на пятках, ожидая чего-то. Зуд был таким сильным, что он едва не дрожал; он чувствовал, будто весь горит.
Из лавки вышел Мэт, изумленно посмотрел на Ранда большими глазами.
— Нет, ты не заболел, — заявил он. — Ты спятил!
Ранд глубоко вздохнул, и возбуждение разом улетучилось, словно воздух из проколотого пузыря. Теперь, когда все миновало, он был потрясен происшедшим, осознание того, что он только что совершил, нахлынуло на него. Облизнув сухие губы, юноша встретил пристальный взгляд Мэта.
— Наверно, нам сейчас лучше вернуться в гостиницу, — нетвердым голосом произнес он.
— Да, — сказал Мэт. — Это уж точно. Думаю, и впрямь лучше вернуться.
Улица вновь стала заполняться народом, и не один прохожий окинул двух парней внимательным взором, шепча при этом что-то своему спутнику. Ранд был уверен: слух о происшедшем разойдется широко. Какой-то безумец пытался затеять драку с тремя Чадами Света. Есть о чем потолковать. Может, именно сны-то и лишают меня разума.
Несколько раз друзья, заблудившись, плутали по одним и тем же улицам, но вскоре случай свел их с Томом Меррилином, который величественно вышагивал в этом столпотворении. Менестрель налево и направо говорил, что вышел размять ноги и глотнуть свежего воздуха, но любому, кто дважды посмотрел на его многоцветный плащ, он заявлял звучным голосом:
— Я — в «Олене и Льве», но только этот вечер.
Первым сбивчиво рассказывать Тому о снах и о своих сомнениях, говорить Морейн о кошмаре или нет, начал Мэт, а Ранд лишь поправлял и дополнял его, поскольку в том, как они запомнили этот сон, были различия. Или, может, сон каждого из них сам чем-то немного отличался, подумал Ранд. Тем не менее в главном их впечатления сходились.
Ребята успели выложить немногое, прежде чем Том стал слушать со всем вниманием. Едва Ранд упомянул Ба'алзамона, как менестрель сграбастал их за плечи и приказал попридержать языки, приподнялся на цыпочки, оглядывая толпу поверх голов, а потом вытолкнул парней из толчеи в тупичок переулка, где не было ни души, лишь валялось несколько корзин да неподалеку лежала, свернувшись клубком от холода, рыжая собака — худющая, с выпирающими ребрами.
Том пристально всмотрелся в людской поток, выискивая взглядом, не остановился ли кто их подслушать, затем повернулся к Ранду и Мэту. Его голубые глаза буравили их насквозь. Время от времени менестрель бросал настороженные взгляды на улицу.
— Даже не произносите этого имени там, где его могут услышать чужие уши, — голос Тома был тих, но настойчив. — И даже там, где они лишь могли бы услышать его. Это очень опасное имя, даже если по улицам не шляются Дети Света.
Мэт фыркнул.
— Мог бы я порассказать о Детях Света, — произнес он, искоса глянув на Ранда.
Том не обратил на эти слова никакого внимания.
— Если хоть один из вас видел этот сон... — Он яростно подергал себя за ус. — Расскажите мне все, что помните. Во всех подробностях.
Слушая, менестрель продолжал настороженно оглядываться.
— ...он называл мужчин, которых, как утверждал, использовали, — сказал под конец Ранд. Он постарался припомнить еще что-нибудь. — Гвайр Амаласан. Раолин Проклятие Тьмы.
— Давиан, — добавил Мэт, не дав другу продолжить. — Юриэн Каменный Лук.
— И Логайн, — закончил Ранд.
— Опасные имена, — промолвил Том. Глаза его, казалось, сверлили ребят еще упорнее, чем раньше. — Одно другого опаснее, как и то, первое. Теперь уже мертвы все, не считая Логайна. Некоторые мертвы давным-давно. Раолин Проклятие Тьмы вот уже два тысячелетия. Но все равно имя его опасно. Для вас лучше не произносить эти имена вслух даже наедине с собой. Большинству людей ни одно из них ничего не скажет, но услышь их кто-то не тот...
— Но кто они были такие? — спросил Ранд.
— Люди, — ответил Том. — Люди, что потрясли столпы небес и поколебали основы мира. — Он покачал головой. — Это неважно. Забудьте о них. Ныне они — прах.
— А... их использовали, так, как он сказал? — спросил Мэт. — И убили?
— Можно сказать, что их убила Белая Башня. Можно сказать и так. — Губы Тома на миг сжались, и он вновь качнул головой. — Но использовали?.. Нет, этого я не понимаю. Один Свет знает, сколько планов у Престола Амерлин, но этого я не понимаю.
Мэт задрожал.
— Он столько всего наговорил. Всяких сумасшедших вещей. Всякое такое о Льюсе Тэрине Убийце Родичей, Артуре Ястребином Крыле. И об Оке Мира. Во имя Света, что бы это такое могло означать?