Миф в примитивной психологии 4 страница

* Топоры выставляются без древка.

** Домашним кабанам намеренно удаляют верхние резцы, чтобы клыки бес­препятственно росли и закручивались кольцами.

Б. Малиновский

БАЛОМА

Этим и начинается период собственно празднеств. Катукуала за­ключается в распределении приготовленной еды; оно происходит на баку; еду для него предоставляют все жители деревни, а затем она вновь перераспределяется между ними³⁵. Эта еда выкладывается на баку, чтобы ее видели духи. Они вкушают "духовную сущность" пищи точно так же, как они берут с собой на Туму балома ценности, которыми принято украшать тела умерших. С момента катукуала (знаменующего открытие танцев) празднество начинается также и для балома. Их платформа размещается, или должна размещаться, на баку; утверждают, что они восхищаются танцами и наслаждаются ими, самих же танцующих, на деле, присутствие балома очень мало занимает.

Еда готовится каждое утро и выставляется для балома на больших красивых деревянных блюдах (кабома) и в домах туземцев. Спустя час или около того еду преподносят какому-нибудь другу или ро­дственнику, который, в свою очередь, в качестве ответного дара даст дарителю такое же блюдо с едой. Вожди имеют привилегию препод­носить токай (людям незнатного происхождения) орехи бетеля и свиней и принимать в ответ рыбу и фрукты³⁶. Такая еда, приготав­ливаемая для балома и впоследствии отдаваемая друзьям, называ­ется бубуалу-а. Она обычно раскладывается на топчанах внутри хижины, и человек, ставя кабома, говорит: "Балом ком бубулу-а". Универсальная отличительная черта всех подношений и даров в Киривине — сопроводительная словесная формула.

Кушанье, приготавливаемое из мякоти кокосовых орехов, которое подносится балома (со словами "Балом ком силакутува"), а затем дарится какому-либо живому человеку, называется силакутува.

Характерно, что эта еда, предназначенная для балома, никогда не съедается тем человеком, который предоставляет и готовит ее, а всегда дарится кому-то другому после того, как балома "насытится" ею.

И наконец, в день отбытия балома, к полудню, готовится еще некоторое количество еды, добавляются поштучно кокосовые орехи, бананы, таро и клубни ямса, а ваигу-а (ценности) складываются в корзину. Когда человек слышит характерный бой барабанов, кото­рый есть сигнал к выпроваживанию духов — иоба, — он может выставить все эти вещи на улицу; идея заключается в том, что духи могут взять с собой их балома в качестве прощального дара (талой). Этот обычай называется катубукони. Но выставлять все эти вещи перед домом не обязательно, потому что балома вполне может взять их и из дома. Такое объяснение было дано мне, когда

я рассматривал дары для балома, стоявшие перед хижинами, и в одном месте (перед домом вождя) увидел лишь несколько каменных

томагавков.

Как было сказано выше, присутствие балома в деревне не особен­но интересует туземца, если сравнивать с такими притягательными и захватывающими занятиями, как танцы, пиры и сексуальные ув­лечения, которым здесь рьяно предаются во время миламала. Од­нако духами не пренебрегают и их роль ни в коей мере не считается сугубо пассивной: они не только восхищаются происходящим или наслаждаются пищей, которую получают. Балома проявляют свое присутствие разными способами. Так, пока балома находятся в де­ревне, невероятно много кокосовых орехов падает на землю — это балома их сбивают. Когда в Омаракане происходила миламала, совсем близко от моей палатки упали две огромные грозди кокосо­вых орехов. Замечательная особенность этой активности духов со­стоит в том, что сброшенные ими орехи считаются общим достояни­ем, так что благодаря балома и я безвозмездно насладился кокосо­вым молоком.

Даже маленькие недозрелые кокосовые орехи гораздо чаще пада­ют преждевременно в период миламала, чем в обычное время. Счи­тается, что так балома проявляют свое недовольство скудостью под­ношений. Балома проголодались (каси молу, так называется их голод) и показывают это. Гром, дождь, плохая погода — помехи танцам и пирам миламала — еще один, более эффективный, способ, которым балома выражают свои настроения. Когда я был в Кири­вине, полнолуния, как в августе, так и в сентябре, пришлись как раз на сырые, дождливые, грозовые дни. И мои информаторы могли реально продемонстрировать мне связь между недостатком еды и плохой миламала, с одной стороны, и гневом духов и плохой пого­дой — с другой. Духи могут пойти еще дальше и вызвать засуху и тем самым испортить урожай будущего года. Вот почему очень часто несколько неурожайных лет следуют друг за другим, ведь плохой год и бедный урожай делают невозможной хорошую миламала, что опять гневит балома, которые портят урожай следующего года и т.д. — circulus vitiosus .

Далее, во время миламала балома являются людям в сновидени­ях. Очень часто это бывают духи недавно умерших родственников. Обычно они просят еды, и их просьбы удовлетворяется дарами бу­буалу-а или силакутува. Иногда они передают какие-нибудь вести

* Порочный круг (лат.). — Ирин.пер.

Б. Малиновский

БАЛОМА

из своего мира. В деревне Оливилеви, главной деревне Лубы, рай­она, расположенного на юге Киривины, миламала (на которой я присутствовал) была очень бедной, и напоказ не было выставлено почти никакой еды. Вождю, Ванои Киривине, приснился сон. Он будто бы отправился на берег (примерно в получасе ходьбы от де­ревни) и увидел большое каноэ с духами, плывущими к берегу с острова Тума. Они были сердиты и сказали ему: "Что происходит у вас в Оливилеви? Почему вы не даете нам еды, чтобы утолить голод, и кокосового молока, чтобы утолить жажду? Мы посылаем этот непрекращающийся дождь, потому что разгневаны. Завтра при­готовьте много еды; мы съедим ее, и тогда будет хорошая погода; тогда вы будете танцевать". Этот сон имел подтверждение. На сле­дующий день каждый мог видеть на окаукуега (пороге) листа (до­ма вождя) Ванои кучку белого песка. Каким образом этот песок был связан со сновидением, принесен ли духами или захвачен самим Ванои во сне, когда он "путешествовал", — этого мои информаторы, среди которых был и сам Ванои, не знали. Но никто не сомневался, что песок — доказательство гнева балома и реальности сна. К со­жалению, предсказание насчет хорошей погоды совершенно не сбы­лось, и в этот день не было танцев, так как шел проливной дождь. Наверное, духи были не совсем удовлетворены количеством еды, предложенной им этим утром!

Но балома озабочены не только едой. Кроме того, что они него­дуют по поводу скудости еды и бедности подношений, они также строго следят за соблюдением обычая, всячески проявляя свое не­удовольствие при любом нарушении традиционных правил, которые должны соблюдаться во время миламала, и наказывая за это. Так, мне говорили, что духам очень не нравятся небрежность и вялость, с которыми в настоящее время проводится миламала. Раньше в пе­риод праздника никто не трудился в поле и не занимался никакой другой работой. Каждый, чтобы угодить балома, предавался разв­лечениям, танцам и любовным утехам. Теперь же люди отправля­ются на свои огороды и занимаются там "всякой ерундой" или про­должают заготавливать древесину для возведения дома или пост­ройки каноэ, а духам это не нравится. Поэтому их гнев, который выливается в дождь и бурю, портит миламала. Так было в Оливи­леви и позднее в Омаракане. В Омаракане имелась еще одна при­чина для гнева балома, связанная с присутствием этнографа, и мне не раз пришлось выслушать укоризненные намеки со стороны ста­рейшин и от Тоулувы, самого вождя. Дело заключалось в следую-

щем. Из разных деревень я принес около двадцати танцевальных щитов (каидебу). В Омаракане же в это время исполнялся только один танец, рогайево, — танец с бисила (длинными узкими лентами из пандануса). Я роздал каидебу "золотой молодежи" Омараканы, и привлекательность новизны оказалась настолько велика (у них не было достаточного для надлежащего исполнения танца количества каидебу по меньшей мере последние пять лет), что они тут же на­чали танцевать гумагабу, танец, исполняемый с танцевальными щи­тами. Это было серьезным нарушением принятых правил (в то время я не знал об этом), ибо каждый новый вид танца следует освящать церемониально. Такое нарушение возмутило балома, от­сюда и плохая погода, падение неспелых кокосов и т.п. В этом меня обвиняли несколько раз.

После двух или четырех недель {миламала должна закончиться в твердо установленное время — второй день после полнолуния, но начаться она может в любое время между предыдущими полнолу­нием и новолунием) вкушения прелестей гостеприимного приема балома должны покинуть свою родную деревню и вернуться на Туму³⁸. Возвращение это принудительное, и о том, что духам при­шло время удалиться, возвещает иоба — ритуал выдворения духов. Во вторую ночь после полнолуния, примерно за час до восхода солнца, когда в зарослях поет "кожаная голова", сака-у, и на небе появляется утренняя звезда кубуана, танцы, которые продолжались всю ночь, прекращаются, и звучит особый бой барабанов, иоба . Духи знают этот бой и готовятся в обратный путь. Сила этого ритма такова, что если бы кто-нибудь исполнил его на пару ночей ранее, то все балома оставили бы деревню и отправились к себе домой в потусторонний мир.

Поэтому бить иоба строго запрещено, пока духи находятся в де­ревне, и я не мог убедить юношей из Оливилеви показать мне об­разец этого боя во время миламала, тогда как в другое время, когда в деревне не было никаких духов (за несколько месяцев до мила­мала), мне удалось организовать настоящий иоба в Омаракане. Когда барабаны бьют иоба, туземцы обращаются к балома, просят их уходить и прощаются с ними:

Балома, О!

Букулоуси,О!

Бакалоуси га

Юхухуху...

"О духи, уходите, мы же не пойдем (мы останемся)".

Б. Малиновский

БАЛОМА

Последние звуки, по-видимому, являются чем-то вроде восклица­ния, призванного расшевелить медлительных балома и выпроводить их прочь.

Это основной иоба, который исполняется, как указывалось выше, перед рассветом в ночь Воуло. Его назначение — выдворить силь­ных духов, тех, что могут ходить сами. На следующий день перед полуднем звучит другой иоба, называемый пем иоба, или изгнание слабых. Его цель — избавить деревню от духов женщин и детей, немощных и калек. Он исполняется так же, в том же ритме и с теми же словами.

В обоих случаях участники обряда образуют процессию, которая начинает свое движение с того конца деревни, что наиболее удален от места, где дорога, ведущая в сторону Тумы подступает к самой деревенской роще (вейка), так что ни одна часть селения не остается не "охваченной". Участники церемонии проходят через всю дерев­ню, на некоторое время останавливаются на баку (центральной пло­щадке), а затем направляются к месту, где дорога на Туму выходит за пределы деревни. Это конец иоба, и всегда при этом исполняется танец в специфическом ритме, касавага⁴⁰.

Так кончается миламала.

Эти сведения, в том виде, как они представлены здесь, были со­браны и записаны до того, как у меня появилась возможность стать очевидцем иоба в Оливилеви. Они точны, полны и детальны. Мои информаторы даже сообщили мне, что в барабаны бьют только юноши и что старшие мужчины не принимают особого участия в иоба. Но, тем не менее, за все время моих полевых работ, пожалуй, не было случая, который бы столь же неопровержимо убеждал в необходимости видеть все своими глазами, как этот обряд, которому я принес огромную жертву, заставив себя подняться в три часа по полуночи, чтобы наблюдать его. Я готовился стать очевидцем одного из самых важных и серьезных этапов в традиционном цикле еже­годных событий, и я определенно предполагал такие психологичес­кие установки туземцев по отношению к духам, как благоговейный страх, почтительность и т.п. Я считал, что этот кризисный момент, связанный с устоявшимися верованиями, так или иначе обретет эк­страординарное оформление, что это будет большое событие для всей деревни. Когда я пришел на баку (центральное место) за пол­часа до восхода солнца, барабаны все еще били, и вокруг барабан­щиков все еще сонно двигалось несколько танцоров, но не в ритме обычного танца, а в ритме карибома. Когда послышался сака-у, все

тихо удалились прочь — молодежь ушла парами, и для прощания с балома осталось только пять или шесть мальчишек-сорванцов с барабанами, я и мой информатор. Мы отправились к кадумалагала валу — месту в деревне, откуда отходит тропа к другому селе­нию, — и начали выдворять балома. Если учесть, что это была церемония, адресованная духам предков, то менее внушительного представления я не мог себе представить! Я держался на расстоянии, чтобы не мешать иоба, — но здесь этнограф вряд ли что-то мог нарушить или чему-то повредить. Мальчики в возрасте от шести до двенадцати лет стали бить в барабаны, а затем меньшие из них обратились к духам со словами, которые мне ранее сообщили мои информаторы. Слова эти произносились с той же характерной смесью нахальства и застенчивости, с какой обычно мальчишки обращались ко мне, выпрашивая табак или отпуская какие-нибудь шуточки, — оказывается, одни и те же ужимки типичны для улич­ных сорванцов и здесь, и у нас, когда их проказы допускаются обычаем, как например, в день Гая Фокса* и т.п. И так они шест­вовали через всю деревню, при этом едва ли можно было увидеть кого-нибудь из взрослых. Единственным другим признаком иоба были причитания в хижине, где недавно умер человек. Мне сказали, что так причитать полагается только во время иоба, когда балома родственника покидает деревню. На следующий день пем иоба был еще менее серьезным: мальчики играли свою роль со смехом и шут­ками, а старики смотрели на это с улыбками и подшучивали над несчастными слабосильными духами, которым приходилось, ковы­ляя, убираться. И все же нет сомнения, что иоба как событие, как решающий момент в жизни племени является делом важным. Он никогда и ни при каких обстоятельствах не игнорируется⁴¹. Как уже отмечалось, он всегда исполняется лишь в надлежащий момент, и с барабанным боем иоба нельзя шутить. Но в его исполнении нет и следа сакральности или даже серьезности.

С иоба сопряжено одно обстоятельство, о котором необходимо здесь упомянуть, так как оно, похоже, некоторым образом вносит поправку в наше утверждение, сделанное в начале этой работы, — что не существует никакой связи между погребальными обрядами и судьбой покинувшего тело духа. Обстоятельство, о котором я гово-

* Английский заговорщик (1570-1606), готовил покушение (взрывы — "по­роховой заговор") на короля Якова I и парламент. Заговор был раскрыт и покушение предотвращено, годовщина этого события торжественно отмеча­ется 5-го ноября.

Б. Малиновский

БАЛОМА

рю, состоит в том, что полное окончание траура (называющееся "омовение кожи", ивини вовоула, буквально "он/она моет кожу") всегда происходит по окончании миламала, на следующий день после иоба. В основе, вероятно, лежит представление о том, что траур должен продолжаться во время миламала, так как дух при­сутствует в деревне и все видит, а когда дух уходит, нужно "омыть кожу". Но, что довольно странно, я никогда не слышал, чтобы ту­земцы либо сами давали такое объяснение, либо подтверждали его правильность. Если вы зададите вопрос: "Почему вы моете кожу сразу же после иоба", — то получите неизменный ответ: "Токуа богва бубунемаси [наш древний обычай]". Затем вам придется хо­дить вокруг да около и задавать наводящие провоцирующие вопро­сы. И на них (как на все наводящие провоцирующие вопросы, если они содержат в себе неверные или сомнительные утверждения) ту­земцы всегда отвечают отрицательно или же реагируют на них как на что-то совершенно новое, проливающее некоторый свет на про­блему. Но такое восприятие и соответствующие уступки легко от­личимы от прямого подтверждения ваших догадок. Никогда не представляло ни малейшей трудности определить, идет ли речь о привычной, устоявшейся, ортодоксальной для них идее или же о чем-то новом для туземного образа мыслей⁴².

После изложения всех этих деталей следует сделать несколько общих замечаний об отношении туземцев к балома во время мила­мала. Это отношение проявляется в том, как туземцы говорят о них или ведут себя во время совершения ритуальных действий; оно менее ясно, чем собственно обрядовые сюжеты и традиционные дей­ствия, и более сложно для описания, но оно — тоже факт туземной жизни, и как таковое должно быть отмечено.

Балома во время своего пребывания в деревне никогда не пугают туземцев, и не ощущается никакой скованности в связи с их при­сутствием. Все свои проделки — проявления гнева и т.п. (см. выше) — они всегда устраивают при ярком свете дня, и проделки эти не содержат в себе ничего "жуткого".

Туземцы совсем не боятся ходить в одиночку по ночам из одной деревни в другую, тогда как некоторое время после смерти человека они определенно боятся этого (см. выше). Миламала — это период любовных игр, одиноких ночных прогулок на свидания и гуляний парами. Самый пик миламала приходится на полнолуние, когда суеверная боязнь ночи отступает сама собой. Все вокруг оживает в свете луны, под громкий бой барабанов и звучащие повсюду песни.

Выходя за пределы одной деревни, человек уже слышит барабаны соседней. Нет ничего похожего на гнетущую атмосферу страха перед привидениями или ощущения чьего-то навязчивого присутствия, со­всем напротив. Туземцы пребывают в веселом и весьма раскованном состоянии духа, в благодушном и жизнерадостном настроении.

И опять же, следует отметить, что хотя между живыми и духами поддерживается некая связь через сновидения и т.п., считается, что духи никогда не влияют сколько-нибудь серьезно на ход жизни пле­мени. Не обнаруживается никаких признаков гаданий, совещаний с духами или каких-либо иных форм предусмотренного традицией об­ращения к помощи духов при решении жизненно важных вопросов.

Помимо суеверного страха отсутствуют и табуации, связанные с поведением живых по отношению к духам. Можно также с уверен­ностью утверждать, что духам выказывается не слишком много ува­жения. При разговорах о балома или при упоминании личных имен тех из них, которые якобы присутствуют в деревне, не проявляется абсолютно никакой робости. Как говорилось выше, туземцы подшу­чивают над немощными духами, и вообще о балома и их поведении рассказывают массу анекдотов.

Далее к духам, за исключением духов недавно умерших людей, проявляют очень мало личных чувств. Похоже, нет традиции выде­лять каких-либо балома персонально и готовить им особый прием, за исключением, наверное, тех случаев, когда чьи-то балома явля­ются во сне родным и просят еды — тогда им делают персональные подношения.

Суммируя, можно сказать: балома посещают свою родную дерев­ню, подобно гостям из других селений. В значительной мере они предоставлены самим себе. Для них — напоказ — выставляют цен­ности и еду. Их присутствие отнюдь не занимает постоянно мысли туземца и не является центром его интересов в период миламала. Даже во взглядах туземцев, наиболее близко знакомых с европейс­кой культурой, нельзя обнаружить ни малейшего скептицизма от­носительно реальности присутствия балома на миламала. Но вос­принимается их присутствие здесь без особых эмоций.

На этом мы завершаем рассказ о ежегодном визите балома на ми­ламала. Еще один способ, которым балома проявляют себя в племен­ной жизни, связан с ролью, отводимой им в магической практике.

Б. Малиновский

БАЛОМА

Магия играет огромную роль в племенной жизни киривинцев (как, несомненно, и в жизни большинства туземных народов). Все важные виды хозяйственной деятельности окружены магией, осо­бенно те, что связаны с выраженными элементами случайности, риска или опасности. Земледелие полностью окутано магией; та не­частая охота, что здесь практикуется, имеет свой ряд заклинаний; рыболовство, особенно если оно сопряжено с риском, а его результат зависит от везения и непредсказуем, оснащено замысловатыми ма­гическими системами. Построение каноэ предполагает длинный спи­сок заклинаний, которые следует произносить на различных стади­ях работы — при рубке дерева, при выдалбливании челнока из ствола, и, особенно, ближе к завершению — при покраске, при соединении отдельных частей конструкции и спуске на воду. Но к этой магии прибегают только когда сооружают большие каноэ, пред­назначенные для дальних плаваний. Небольшие лодки, используе­мые в спокойной лагуне или у берега, где нет никакой опасности, совершенно игнорируются магами. Погода — дождь, солнце и ветер — регулируется множеством заклинаний, особенно она пос­лушна магическим формулам, принадлежащим избранным знатокам или, скорее, семействам таких знатоков, которые передают это ис­кусство по наследству. Во время военных действий — до установ­ления власти белых людей здесь происходили отчаянные сраже­ния — жители Киривины призывали на помощь мастерство опреде­ленных семей, которые унаследовали военную магию от своих пред­ков. И, конечно же, от магии зависит благополучие тела, здоровье; оно может быть разрушено или восстановлено посредством магичес­кого искусства колдунов, которые одновременно всегда являются и целителями. Если человеку угрожает покушение упоминавшихся выше мулукуауси, то могут быть пущены в ход заклинания, спо­собные противодействовать им, однако единственный надежный способ избежать опасности — обратиться к женщине, которая сама является мулукуауси; такая женщина всегда найдется в какой-ни­будь отдаленной деревне.

Магия столь распространена, что я, живя среди туземцев, помимо тех случаев, когда специально договаривался присутствовать при магическом обряде, сплошь и рядом совершенно неожиданно стал­кивался с ее ритуалами. В Омаракане дом специалиста по земле­дельческой магии, Багидоу, находился не более чем в пятидесяти

13-

метрах от моей палатки, и я помню, как в один из самых первых дней своего пребывания там, когда я еще едва знал о существовании такой магии, до меня донесся его монотонный речитатив. Позднее мне было позволено даже участвовать в его манипуляциях с маги­ческими травами, которые сопровождались произнесением заклина­ний нараспев. Представьте, я мог наслаждаться этой процедурой так часто, как хотел, и пользовался своей привилегией неоднократ­но. При исполнении многих земледельческих обрядов сначала за­клинания произносятся в деревне — над определенными наборами растений, которые маг готовит заранее у себя в доме, — а потом снова уже на огороде, непосредственно перед применением магичес­ких средств. Утром маг в одиночку отправляется в буш, иногда очень далеко, собирать нужные растения. Для одного магического действа может понадобиться до десяти ингредиентов, основу каж­дого составляют растения. Некоторые из них можно найти только на берегу моря, другие следует принести из раибоага (скалистой местности, образованной коралловыми выходами), третьи есть толь­ко в одила, зарослях низкорослых кустарников. Маг должен поки­нуть дом до рассвета и собрать все растения прежде, чем взойдет солнце. Потом они лежат у него в доме, и около полудня он начинает произносить заклинания над ними. На топчане для спанья рассти­лается циновка, а на нее кладется еще одна. Растения выкладыва­ются на одном конце второй циновки, чтобы потом накрыть их дру­гим концом. В образовавшуюся щель маг и направляет свои закли­нания. Его губы должны быть как можно ближе к краям циновки, так, чтобы ни одно из его слов не пролетело мимо; все они должны попасть в промежуток между краями циновки, в которую завернуты листья и травы, ожидающие насыщения заклинаниями. Такое "уп­рятывание" голоса, несущего заклинания, применяется при всех ма­гических декламациях. Когда нужно заговорить мелкий предмет, складывается воронкой лист, у ее узкого отверстия помещается нуж­ный предмет, в то время как в широкое отверстие маг произносит заклинание. Но вернемся к Багидоу и его земледельческой магии. Он проговаривает свои магические формулы около получаса и даже дольше, произнося их снова и снова, повторяя различные фразы и наиболее важные слова. Он говорит нараспев низким голосом с мо­дуляциями, соответствующими различным магическим формулам. Повторяя слова, он как бы втирает их в заговариваемые вещества. После того как маг земледелия окончил свои заклинания, он за­ворачивает циновку и откладывает ее вместе с содержимым в сто-

Б. Малиновский

БАЛОМА

рону для последующего использования на огороде; обычно это про­исходит на другое утро. Все обряды собственно земледельческой магии совершаются там, где выращивается урожай, и существует множество заклинаний, которые произносятся на огородах. Сущес­твует целая система магии, практикуемой на огородах, она включает целые комплексы сложных и замысловатых обрядов, каждый из которых сопровождается заклинанием. Каждому виду земледель­ческих работ должен предшествовать соответствующий обряд. Так, существует общий обряд, предшествующий любой работе в огороде, и этот обряд исполняется на каждом участке отдельно. Расчистка участка в лесу предваряется другим обрядом. Выжигание вырублен­ного и высушенного леса само по себе является магической церемо­нией и влечет за собой производные магические обряды, исполняе­мые на каждом участке самостоятельно, причем такие действия рас­тягиваются на четыре дня. Затем, прежде, чем приступить к посад­кам, выполняют серию следующих магических актов, продолжаю­щихся несколько дней. Прополка и выкапывание клубней также начинаются с магии. Магические ритуалы служат как бы остовом, на котором держатся все работы в огороде. Маг объявляет перерывы на отдых, которые должны соблюдаться всеми; его работа —■ регу­лировать работу общины, он заставляет всех жителей деревни вы­полнять определенные дела одновременно, он не позволяет никому ни отставать, ни вырываться далеко вперед. Его вклад очень высоко ценится общиной; действительно, трудно себе представить выпол­нение любой работы на огородах без участия товоси (специалиста по земледельческой магии .

Товоси много знает о возделывании огородов, и к его советам всегда прислушиваются с уважением, впрочем, уважение это доста­точно формально, так как в деле земледелия мало спорного или сомнительного. Тем не менее туземцы на удивление высоко ценят такое формальное почтение и признание авторитета. Маг, куриру­ющий земледелие, получает также плату от общины — подношения рыбы в изрядных количествах. Следует добавить, что право и честь отвечать за магию на деревенских огородах обычно принадлежат главе деревни, хотя и не всегда это так. Но "делать землю плодо­родной" (ивойе буйагу) может только человек, который по рожде­нию принадлежит к данной деревне, тот, чьи предки по материнской линии всегда были хозяевами этой деревни и ее земли.

Несмотря на всю свою важность, земледельческая магия жителей Киривины отнюдь не состоит из торжественных обрядов, священ-

нодействий, окруженных строгими запретами. И обставляется она далеко не столь пышно и демонстративно, как это порой бывает у туземцев. Напротив, любой человек, незнакомый с типичными чер­тами земледельческой магии киривинцев, может пройти мимо ис­полнителя важной церемонии, и ему даже в голову не придет, что происходит нечто значимое. Так, этот воображаемый прохожий может встретить мужчину, скребущего землю палкой, складываю­щего в кучку высушенные ветки и стебли или сажающего клубень таро и, вероятно, бормочущего при этом что-то себе под нос. Или же этот прохожий, идя мимо новых огородов — земля на них свеже вскопана, и целый лес больших и маленьких палок, подпорок для будущих стеблей таиту торчит из земли (скоро эти огороды будут выглядеть как поля хмеля), — может увидеть группу мужчин, ос­танавливающихся то там, то здесь и что-то поправляющих в углу каждого участка. А вот если над огородами станут раздаваться гром­кие заклинания, то внимание гостя будет непосредственно привле­чено к магическому значению происходящего. Тогда-то все дейст­вия, в других случаях неприметные, приобретут некоторое величие и могут произвести впечатление. Можно будет увидеть отдельно стоящего человека и небольшую группу других людей позади него; громким голосом он взывает к какой-то невидимой силе или, выра­жаясь более правильно с точки зрения обитателя Киривины, "раз­брасывает" невидимую силу по огороду: силу, заключенную в за­клинаниях, сконцентрированную в них благодаря мудрости и почи­танию многих поколений. Или же можно услышать голоса, звуча­щие одновременно на всех огородах и речитативом повторяющие одно и то же заклинание — ведь нередко товоси обращается за помощью к своим ассистентам, которые всегда представлены его братьями или другими родственниками по материнской линии.