Композиция внутреннего опыта 3 страница. Приведем пример

Приведем пример. О чем бы ни спрашивали Уолтера, он никогда прямо не отвечал напоставленный вопрос. Когда я сказал ему об этом, он пришелбуквально рассвирепел и заявил, что имеет право говорить, как хочет, иесли я буду слушать и уважать чужие манеры, то пойму, что уже получил ответ. Это было не вполне справедливо. Уолтер умел быть корректным, но когда говорил так неясно, то не получалнужного отклика. Однако в своем гневе он гораздо меньше обычного уклонялся от ситуации. Я попросил его выразить ответ одним словом, и односложный ответ оказался для меня гораздо яснее, чем вся предыдущая длинная тирада.

Рамона целых полчаса ставила себе разные диагнозы, когда говорила о себе.Со стороны могло показаться, что у нее хороший контакт с окружающими, так выразительно и порой интересно она рассказывала. Говорила она отрывисто, сыпала медицинскими терминами, но при этом избегала смотреть на меня прямо. И хотя ее рассказ меня тронул, в конце концов я почувствовал раздражение. Тогда я попросилРамону произнести несколько фраз, начинающихся со слова «ты».Она улыбнулась, широко раскрыла глаза и сказала такие фразы. Имгновенно между нами возник новый контакт. Главная проблемаРамоны, как выяснилось, состояла в том, что она боится накала своихчувств. В детстве отец слишком сильно подавлял ее. Со временем онаизбавилась от его давления, но они продолжали жить вместе и постоянно изводили друг друга. В группе она пожаловалась на чувство скованности – поэтому она не могла долго смотреть прямо на меня. Послетого, как мы наладили контакт, я стал смотреть на нее, а онамогла отвечатьна мои взгляды. Ее скованность исчезла. Напряжение,которое не покидало ее долгое время, ушло, как будто его никогда ине было. Она смогла наладить отношения, не чувствуя опасности.

Слияние

Слияние, или конфлюэнция – это фантом. Он преследуют тех, ктохочет сгладить различие, стараясь умерить неприятные переживаниянового и чуждого. Это паллиатив, с помощью которогочеловек устанавливает формальный договор «не опрокидывать лодку». Сдругой стороны, даже в самых близких к слиянию союзах хороший контакт можетподдерживать высокие и глубокие чувства к тому человеку, скоторым он налажен.

Она из проблем слияния – ненадежность основы отношений.Как два тела не могут находиться в одном и том же месте в одно ито же время, так и два человека не могут думать одинаково. Еслидвум людям так сложно достичь слияния, значит, тем более тщетностремиться к слиянию в семье, на работе, в обществе.

Человек может пренебречь различиями, чтобы неотклоняться от более важных целей и избежать ненужных остановок.Стирая черты своей индивидуальности, чтобы сыграть определенную роль в группе, или в футбольной команде, или в предвыборной кампании, человек «передает себя во временное пользование» более крупному союзу. Такой шаг отличается от слияния, так какв этом случае его самоощущение становится фигурой, то есть находится на первомплане и остается определенным благодаря внутреннему согласиюи ясному осознанию себя и своего окружения. Человек по своемужеланию фокусируется на одном из элементов группового процесса.Если же обстоятельства жизни требуют постоянного подавления личности, независимо от его согласия, это приводит к фрустрации, неутоленнымжеланиям и может кончиться тем, что человек все бросит. Так часто происходит с семейной жизни, когда супруги погорло сыты друг другом.

Слияние – это своего рода игра, в которой «скованные одной цепью» партнеры заключили «соглашение» не спорить. Это негласный договор со скрытыми правилами, известными только одному партнеру. Кто-то может быть вовлечен в отношения слияния даже без своего ведома, кто-то идет на такое «соглашение» по лености и равнодушию. Конфлюэнтные отношения часто существуют между мужем и женой, родителями и ребенком, начальником и подчиненными – когда едва ощутимые различия между партнерами не прорываются наружу. Сам факт «договора слияния» иногда может быть обнаружен уже постфактум, если один из его участников преднамеренно или непреднамеренно нарушает «условия контракта», а вторая сторона недоумевает: «Я не знаю, почему муж бросил меня. Мы за всю жизнь ни разу не поссорились!» или «Но он же был таким послушным ребенком, никогда не возражал нам!» Опытному глазу подобные отношения покажутся скорее хрупкими, чем крепкими и здоровыми. Продолжительность таких отношений зависит не от согласия, а от привычки к разладу.

Существует два признака нарушений конфлюэнтных отношений – неожиданное чувство вины или негодование. Однаиз сторон вдруг начинает чувствовать, что насильно втянута вслияние. Человек понимает, что должен просить прощения или снованарушать правила игры. Подчас он даже не понимает, почему, ночувствует, что перешел границы и заслуживает наказания илиискупления. Он может искать ответа и смиренно просить принятьстрогие меры вплоть до изгнания. Он может даже попробовать наказать сам себя с помощью ретрофлективного поведения, чувствуя себяуниженным, ничего не стоящим. Чувство вины – одно из самых разрушительных признаков слияния.

Другой участник слияния чувствует, что с ним поступили не поправилам, считает себя правым и негодует. Его предали. Оннастаивает на том, чтобы нарушитель хотя бы почувствовал своювину и раскаяние за то, что сотворил. В то же время он можетпопытаться сделать что-то в духе ретрофлексии, чтобы получить то, чего ждет от другого. В этом случае ретрофлективное поведение тоже неизбежно, потому что еготребования практически невыполнимы. И вот он начинает себя жалеть: толькобесчувственный и грубый человек может не понимать, как трудно ему живется. И чем больше он старается выглядеть «бедным инесчастным», тем больше усиливается его возмущение. Мало-по помалу,в отношениях воцаряется мучительная атмосфера взаимных обид иболи.

Таким же способом человек может вступать в контакт собществом. Если общество не принимает такой подход, он обречен нанеудовлетворенность и возмущение. Как пишет Стивен Крейн[32]:

Человек говорит мирозданию:

«Господин, я существую!»

«Однако – молвит мироздание,

Этот факт ни к чему меня не обязывает.»

Итак, человек заключает одностороннее соглашение с обществом;ему кажется, что он ведет себя в соответствии с социальнымитребованиями. Он даже не станет задумываться над идеаламиили целями, которые приняты или отвергнуты обществом. Для неготакое слияние – выгодная сделка, которая гарантирует успех за соответствующуюплату. За это он должен получить положение, славу, возможностьбыть здоровым и богатым, жить без забот и слез. Однако такой человек не получаетудовлетворения, так как его поведениеопределяет некто неизвестный, который должен заботиться о том,чтобы все было оплачено. Он живет так не потому, что ему этонравится, просто его контакт с самим собой не достаточен для того,чтобы узнать, чего и когда ему хочется и в основном сосредоточенна чужих желаниях. Не получая ожидаемоговознаграждения, он становится удрученным, подозрительным, возмущенными считает, что «все люди – сволочи!». Или принимается укорять самого себя, считая что обществосогласилось на договор, а он единственный, кто нарушает условия. Это чувство, что он не предпринялмаксимальных усилий для получения награды, к которой стремилсявсю жизнь,становится для него трагедией.

«Противоядием» против слияния могут быть хороший контакт,дифференциация и проговаривание. Человек должен понять, что существуют потребности и чувства, принадлежащие толькоему, и что они не обязательно связаны с опасностью разобщения со значимыми для него людьми.

Вопросы типа: «Что вы сейчас чувствуете?» или «Чего бы выхотели сейчас?» – могут помочь человеку сфокусироваться на самом себе. Чувства, вызванные такими вопросами, дают емувозможность не идти на поводу у общепринятых стандартов. Первымшагом к изменению конфлюэнтных взаимоотношений становится его разговор о собственных потребностях и желаниях сначала с терапевтом, а затем, возможно, и с темчеловеком, с которым связаны его ожидания.

Порция старалась жить жизнью своего мужа, быть идеальнойматерью и женой, но при этом чувствовала себя глубоко несчастной. Ее муж Сэм был любящим и покладистым, много работал, чтобы обеспечить благосостояние семьи. Однако Порцию душилоправило, по которому жила ее семья: «Указывать может только муж,а жена должна все выполнять и быть довольна». Однажды я спросил ее: «Что ты чувствуешь сейчас?», – и она ответила:«Я ноль без палочки!». Порция чувствовала, что живет только длядругих, удовлетворяя потребности мужа и детей. Она даже ходила ваэроклуб Сэма, когда он был в отъезде, чтобы конспектировать длянего лекции.

Идея отделения от мужа напугала Порцию. Она заплакала, у неезаболела голова. Когда она осознала, что не может принимать устоисвоего мужа как свои, то стала обижаться наСэма и досадовать за свое смирение. Но едва она начиналажаловаться на него, как тут же чувствовала себя виноватой. Сэм тоже былобижен – ведь он так старался любить жену и обеспечивать материальный достаток, а она все равно не считала себясчастливой. Но при этом и он чувствовал себя виноватым: возможно, он должен был дать ей нечто большее. Но, несмотряна то, что перемены в поведении Порции причиняли им боль, супруги началивырабатывать новый стиль отношений. Порция поступила на курсы, аСэм перестал так часто уезжать в командировки, чтобы дать ей возможностьучиться. Когда Порция получила свободу выбора, поддержка другихлюдей стала для нее лишь «гарниром к блюду» – приятным, но не основным«источником питания».

Обращаясь к своим потребностям и проговаривая их, человек можетпонять, чего же он хочет на самом деле, и найти способы достичь желаемого. Когда унего есть свои собственные цели, он не ищет слияния с другими, онсвободен в движениях и больше не соблюдает «соглашение», заключенноемного лет назад.

ГРАНИЦА КОНТАКТА

Только те живущие, которые принимают мое существование и видят меня во всем сгустке бытия, приносят мне сияние бессмертия. Только когда двое скажут друг другу от всего сердца: «Это есть Ты», – они обретут Настоящее время бытия.

Мартин Бубер[33]

Во чреве матери мы положенный срок пребываем в оберегающей среде. Но наступает момент, и хочешь – не хочешь, приходится покидать ее и учиться ходить по земле, которая мало заботится о нашем существовании.

Когда разрезают пуповину, каждый из нас становится отдельным существом, которое ищет объединения с другим. Никогда больше нам не вернуться к такому райскому симбиозу, но, как это ни парадоксально, чувство единения теперь зависит от остроты чувства разделения.

Именно этот парадокс мы все время стремимся разрешить. Контакт – это функция, которая удовлетворяет потребность в объединении и разделении. Контакт дает каждому человеку шанс познакомиться с окружающим его миром. Человек снова и снова вступает в контакт, и за каждой встречей появляется следующая. Я касаюсь тебя, я говорю с тобой, я улыбаюсь тебе, я вижу тебя, я прошу тебя, я принимаю тебя, я знаю тебя, я хочу тебя – все это дает резонанс нашему существованию. Я одинок. Чтобы выжить, я должен встретить тебя.

Всю жизнь мы колеблемся между свободой или разделением, с одной стороны, и вторжением или объединением – с другой. Каждый из нас должен иметь психологическое пространство, в котором он сам себе хозяин, – пространство, доступное для приглашенных гостей, но недосягаемое для непрошеных. И все же, упрямо отстаивая свои права на территорию, мы рискуем потерять волнующую возможность контакта с «другим» и упустить свой шанс. Сужение контакта обрекает человека на одиночество и приводит к неприятному чувству, которое, как язва, разрастается посреди мертвых накоплений привычек, предостережений и обычаев.

Контакт

Контакт означает не только единение или растворение. Он может произойти только между отдельными существами, всегда требует независимости и всегда рискует попасть в ловушку объединения. В момент объединения чувство полноты собственной личности переходит в новое качество. «Я» уже больше не только я, а «я» и «ты»– это «мы». И хотя эти «я» и «ты» становятся «мы» только на словах, тем не менее, мы рискуем раствориться в этих местоимениях и потерять «я» и «ты». Пока у меня нет опыта полного контакта, когда «я» встречаю «тебя» – с глазами, руками, головой, – ты можешь стать неотразимой и совершенно подавить меня, когда я полностью тебя почувствую. Вступая в контакт с тобой, я ставлю на карту мое независимое существование, но только через контакт мы узнаем настоящую цену независимости.

У меня есть пациентка, мать которой сошла с ума после того, как она соблазнила мужчину и бросила его. Моя пациентка, милая женщина, относится к себе слишком серьезно и так же слишком серьезно относится ко мне. Она боится, что если станет заигрывать со мной, то соблазнит меня и сойдет с ума. Я не думаю, что она сошла бы с ума, если бы переспала со мной. Но мне это ни к чему. Я так и сказал ей, и она мне поверила. Игриво улыбнувшись, она погладила мою лысую голову. Потом она уселась так близко ко мне, что наши ноги соприкасались. Ее глаза сверкали, и я видел, что от контакта со мной она чувствовала радостное возбуждение. Именно так. Мы были близки, как любовники, но наши жизни не были созданы для того, чтобы спать друг с другом. Мы оба радовались, когда она рассказывала о своих детях или друзьях. В общем, мы узнали друг друга очень близко и очень просто. Пациентка ушла без претензий или чувства утраты. Она боялась попасть в плен и потерять себя в таком соединении, как это случилось с ее матерью. Дело здесь не в сексе. Она знает, что может спать со своим мужем, но при этом без опасений кокетничать со мной и многими другими, потому что жизнь все время требует контакта в разных формах. И даже в сексе она не потеряет себя, если научится отличать контакт с людьми от соединения или растворения.

Вот как Перлз , Хефферлайн и Гудман[34] описали контакт:

«Организм в основном живет в своей окружающей среде, сохраняя свои особенности и – что еще важней. – приспосабливая в ним окружающую среду. На границе контакта опасность отвергается, помехи преодолеваются, а отбирается и усваивается всегда что-то новое. С усвоением нового организм изменяется и развивается. Например, пища, как говорил Аристотель – то «не такое», которое может стать « таким». И в процессе усвоения нового организм готов изменяться. Контакт – это прежде всего осознавание и поведение, направленное в сторону приемлемого нового и отвержения неприемлемого нового. То, что универсально, всегда одинаково или безразлично и не является объектом контакта».

Общение – это живительная кровь развития, средство для изменения себя и своего мировосприятия. Изменение становится неизбежным результатом контакта, потому что принятие усваиваемого и отвержение неусваиваемого неминуемо приводит к изменениям.

Если моя пациентка уверена в том, что она не похожа на свою мать, значит, она не вступает в контакт ни с реальным сходством со своей матерью, ни, что еще важнее, с различиями между ней и ее матерью. Если она готова к контакту с новым восприятием себя, значит, она ближе к изменениям. Контакт не может не вызвать изменений. Нет нужды стараться что-то менять, перемены происходят сами собой.

Действительно, контакта можно опасаться, если с ним связаны изменения, к которым пока нет доверия. Мысли о будущем, тревога о последствиях наших поступков могут страшить нас и, словно взгляд Горгоны, парализовывать и превращать в камень. Никто не любит трудности, каждый знает, что последствия так же требуют контакта, как и наши актуальные переживания. Возьмем, к примеру, мою пациентку. Если она переспит с кем-нибудь, то, может, и вправду сойдет с ума, как ее мать. Кто с уверенностью возьмется это отрицать? Но каждый, так или иначе, верит в свой шанс. Конечно, не очень твердо, покуда у нас нет такой веры в себя, какую люди религиозные обращают к Богу. Обмен веры в Бога на веру в себя похож на рыночную торговлю – нет гарантий, и где же Бог был раньше?

Контакт – это явление, которое мы осознаем не больше, чем земное притяжение, когда ходим или стоим. Когда мы чем-то занимаемся, то осознаваем, что говорим, видим и слышим. Но едва ли в этот момент мы будем задумываться о том, что упражняемся в общении. Его обеспечивают наши сенсорные и моторные функции, но при этом важно помнить, что так же, как целое больше, чем просто сумма частей, контакт больше, чем сумма всевозможных входящих в него функций. Наличие зрения и слуха еще не гарантируют хорошего контакта, важнее, как видеть или слышать. Более того, контакт определяет взаимодействие как с одушевленными, так и с неодушевленными предметами. Видеть дерево и рассвет, слышать шум водопада или горное эхо – это тоже контакт. Контакт может быть и с воспоминаниями или образами будущего, которые чувствуешь сильно и ярко.

Что отличает контакт от единения или совмещения? Контакт происходит на границе, где сохраняется разделение, а возникшее объединение не нарушает цельность личности. Перлз[35] подчеркивает двойственность природы контакта:

«Везде и всегда, когда существуют границы, они воспринимаются одновременно и как контакт, и как изоляция».

Граница, на которой может состояться общение, является точкой, через которую проходит пульсирующая энергия контакта. Гудман, Перлз и Хефферман пишут так[36]:

«Граница контакта не принадлежит организму целиком, а является неотъемлемым «органом» конкретного взаимодействия со средой».

Контакт становится пунктом, в котором «Я» вступает в отношения с тем, что не является «Мной», и через контакт обе стороны становятся яснее. Как продолжает Перлз, «границы, место контакта составляют Эго. Только там и тогда, когда «Я» встречает «чужого», Эго вступает в силу, начинает свое существование, определяет границы между личным и неличным «полем».

Контакт содержит не только ощущение самого себя, но и чувство посягательства на границу собственного «Я», чтобы ни маячило на границе контакта и даже переходило через нее. Умение вычленять самого себя из единого мира преображает этот парадокс в волнующий опыт выбора. Здесь нет «таможенных законов», и собственное решение становится необходимостью. Должен ли я влиять на друга или пусть он летит на свободу?

Если следовать таким рассуждениям, мы становимся осторожными при посягательстве на чужое психологическое пространство и даем себе и другим возможность вариться в собственном соку. Однако такая борьба за право человека творить свою собственную жизнь приносит противоречивые результаты. Многие молодые люди не уверены в своих способностях создавать собственный мир, они полагают, что любая их активность будет подавлена. Если личная свобода человека зависит исключительно от дозволения другого человека, он перестает ощущать собственную силу, которая должна защищать его психологическое пространство от вторжения извне. Представление о мире, где свобода даруется или гарантируется, а не достигается – достойные сожаления утопические мечтания, не допускающие контакта. Мастерство общения приходит с реальным контактом и обогащает его живым содержанием. Контакт действительно содержит в себе риск потери идентичности или «отдельности». Но в этом и заключается острота и одновременно искусство контакта.

Такое понимание контакта влияет на ход психотерапии. Когда мы стремимся направлять людей на восстановление функций контакта, мы как бы усиливаем их переживания во время терапии. Мы можем даже способствовать возникновению острых переживаний, если это соответствует развитию личности. В приведенном выше примере важно то, что потребности женщины к различению между «ею самой» и «ее матерью» приводят к такому опыту контакта, который не подавил ее.

Помещая контакт в центр терапии, мы избавляемся от традиционной психоаналитической идеи переноса, согласно которой многие терапевтические отношения рассматриваются как искажения, пришедшие из прошлого, а текущие переживания не имеют особого значения. Если пациенту не интересен терапевт или он видит в нем изверга, у нас есть целый спектр возможностей изучать такое отношение к себе. Мы можем исследовать, что породило такое впечатление и как обращаются с неинтересным человеком или извергом.

Мы можем попытаться найти причину отсутствия интереса к терапевту. Действительно ли пациента не интересует терапевт или он проецирует на терапевта собственное безразличие к тому, что делает сейчас? Порой его представление может быть искаженным, но даже тогда нет уверенности в том, что это связано с переносом из прошлого. Иногда пациент действительно видит то, что происходит. Может быть, терапевт на самом деле скучный или в нем действительно есть что-то от изверга? В любом случае пациент определяет ситуацию с помощью собственного поведения, а не смотрит на нее глазами терапевта, принимая его интерпретации прошлого и настоящего.

Понаблюдаем за переживаниями симпатичной двадцатилетней женщины. Она рассказывала в группе о том, что четыре года назад принимала наркотики, занималась проституцией, родила ребенка и отдала его на усыновление. Сейчас у нее новый период в жизни – она учится в университете и помогает молодым людям избавиться от наркотической зависимости. В самый горький момент своего рассказа она повернулась к одному мужчине из группы и попросила обнять ее. После некоторого замешательства он кивнул и обнял ее. И тут она заплакала. А потом с тревогой оглянулась, беспокоясь о том, как другие женщины в группе реагируют на ее поступок и внимание к ней. Я предложил ей поделиться с остальными женщинами, что нужно сделать, чтобы тебя обняли. Она держалась очень свободно, казалась необыкновенно мягкой и женственной, но продолжала с беспокойством оглядываться на других женщин, которых очень тронули ее слезы. А потом она попросила одну из самых симпатичных женщин обнять ее. Та подошла к девушке и взяла ее за руки. Этот момент был кульминацией – наша пациентка снова залилась слезами – еще сильнее, чем прежде. Когда слезы утихли, напряжение покинуло ее. То же самое испытала и вся группа.

В этой ситуации мы увидели, как разрешение приходит не через интерпретацию, а через опыт. Вместо того, чтобы анализировать чувства, связанные с пребыванием в центре группы, с отношением других женщин к ее сексуальности, к ее тяжелому прошлому, пациентка нашла решение в естественном контакте с людьми. Она рассказала им свою историю. Она попросила, чтобы ее обняли. Она ослабила свое сопротивление общению, позволив себе объятия и слезы, и сама позаботилась о себе. Интерпретацию тревоги о реакции женщин в группе заменил ее контакт с ними, который дал естественный выход этой тревоге и способствовал объединению.

Возникает вопрос: поможет ли такой непроговоренный опыт в разрешении проблем в будущем? Ответ зависит от дальнейшего опыта переживаний и развития самовыражения человека. Однажды Пиаже заметил, что когда мы учим ребенка «правильным» ответам, мы не даем ему возможности обучаться самому и изобретать собственные «правильные» ответы. Поведение несет семена внутреннего знания, которое проводит собственные границы. Всякий раз, когда девушка из описанного примера что-то просит или переживает новый опыт, ее собственный мир расширяется в направлении, которое мы не можем определить или объяснить. Добившись понимания этого опыта, можно аккуратно «увязать» все потерянные концы, но это не приведет к новому опыту.

У терапевта может появиться искушение объяснить поведение девушки тоской по материнству или гомосексуальными наклонностями. Предположение, что человек может попасть в ловушку чувства безнадежности от своей жизненной ситуации (или, наоборот, надежды), – это скольжение по поверхности. Лучше доверять реальным ощущениям человека, оставляя свои соображения в стороне и используя каждый момент для продвижения вперед.

Контакт с самим собой – это его особое проявление. Он не противоречит нашему заявлению, что контакт является связующим звеном между «нами» и «не нами». Такой внутренний контакт может происходить из-за человеческой способности разделять себя на наблюдателя и наблюдаемого. Это расщепление может участвовать в процессе роста, способствуя самонаблюдению. С другой стороны, расщепление может быть деструктивным, направляющим вовнутрь, когда необходимо сфокусироваться на чем-то внешнем. К примеру, ипохондрик рассматривает свое тело как объект, а не как самого себя. Особые процессы, позволяющие человеку найти контакт с самим собой, могут не только ориентировать его на саморазвитие, но и способствовать развитию контакта с другими людьми. Поляный[37] так описывает способ, который использовал один человек, чтобы узнать другого с помощью процесса «вживания»:

«Когда мы достигаем момента узнавания другого, мы полностью сосредоточены на том, что узнаем...Мы приходим к заключению, что перед нами человеческое существо, отвечающее за себя, и применяем к нему свои мерки. Наши знания о нем определенно теряют характер наблюдения и превращаются во взаимодействие».

Из этого следует, что мысли и чувства другого мы можем понять настолько, насколько мы сами пребываем в контакте с собственными мыслями и чувствами и можем представить реакцию другого человека в такой ситуации. Когда отец учит своего сына кататься на велосипеде или завязывать галстук, он обращается к собственным движениям, чтобы воспроизвести свои ощущения и передать их сыну. У хорошего учителя это процесс постоянного обмена между ним и учеником. В терапии тоже бывают моменты, когда появляется похожий ритм.

Границы«Я»

Мы отметили, что контакт – это подвижные отношения, которые происходят на границе двух привлекательных, но явно различных областей интереса. Можно различать один и другой организм, или организм и неодушевленный предмет в его среде, или организм и его собственное новое качество. Какие бы ни были различия между ними, каждый обладает границами, иначе они не смогут восприниматься как фигуры и войти в контакт. Фон Берталанфи[38] сказал:

«Любая система, которую можно изучать саму по себе, должна иметь границы – либо пространственные, либо динамические».

Границы человеческого существа – границы «Я» – определяются всем его жизненным опытом и возможностями принять новые или усиленные переживания.

Граница человеческого «Я» – это граница того, что он допускает при контакте. Она состоит из целого спектра границ контакта и определяет действия, идеи, людей, ценности, установки, образы, воспоминания – все, что он свободно выбирает, чтобы быть полностью вовлеченным в окружающую действительность и одновременно откликаться на свои внутренние реакции.

Граница «Я» включает и риск, на который человек готов пойти ради личного совершенствования. Правда, при этом есть опасность столкнуться с новыми личными требованиями, которых он, возможно, не ожидал. Есть люди с особенно выраженным чувством риска, они постоянно находятся на острие развития. Большинству же людей необходимо предвидеть результаты своих действий, что пресекает яркие проявления поведения, а ведь это содержит в себе громадные возможности. Если им доведется попасть на незнакомую территорию, они могут испытать острое ощущение подъема, но легко утрачивают свою способность рассуждать и чувствуют себя одинокими и беспомощными. Если страх непреодолим, они выбирают меньший риск – а кто не рискует, тот не выигрывает.

Внутри границ «Я» контакт может даваться легко и доставлять приятное чувство удовлетворения. Так, опытный механик, прислушиваясь к звуку мотора, может определить, где неисправность. На границах «Я» контакт становится более рискованным, а вероятность получить удовольствие меньше. Упомянутый механик, который находит поломку по железному лязгу мотора, максимально использует свои знания и испытывает волнение и азарт. За пределами границы «Я» контакт почти невозможен.

Если человек окажется в очень жарком помещении, он может потерять сознание или вообще умереть, так как нарушены допустимые границы его жизнедеятельности. То же происходит и в психологической среде. Человек прервет контакт, если столкнется с грубыми оскорблениями или злонамеренными поступками, которые находятся за пределами его границ допустимого. Реакции в таких случаях могут быть самыми разнообразными – от болезненных переживаний и потери сознания при трагическом известии до менее заметных проявлений – таких, как вытеснение из памяти неприятных событий или хронического сопротивления.

Выбор формы контакта определяется индивидуальными границами «Я» и образом жизни человека. Это выбор друзей, работы, места проживания, любимого человека, фантазий и многое другое, связанное с психологическим настроем. Способность сохранять ощущение собственных границ позволяет человеку допускать или блокировать поведение на границах контакта. Для его жизни это важнее, чем получение удовольствия, планы на будущее, практические проблемы или что-либо другое.