Восточнославянский заговор: структура, семантика и прагматика текста
Юдин А. В.
Ономастикон русских заговоров.
Имена собственные в русском магическом фольклоре
Москва 1997
Рекомендовано к изданию ученым советом Южноукраинского государственного педагогического университета им. К. Д. Ушинского (г. Одесса).
РЕЦЕНЗЕНТЫ:
Журавлев А. Ф., доктор филологических наук,
Карпенко Ю. А., доктор филологических наук, академик АН высшего образования Украины
Толстая С. М., доктор филологических наук
ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКИЙ ЗАГОВОР: СТРУКТУРА, СЕМАНТИКА И ПРАГМАТИКА ТЕКСТА
Словарь, предлагаемый вниманию читателя, представляет собой по возможности полное описание корпуса собственных имен, встречающихся в текстах русских заговоров. Заговорами называются "особые тексты формульного характера, которым приписывается магическая сила, способная вызвать желаемое состояние" (Топоров 1980а, 450). Согласно другому современному определению, заговором называется "словесная формула магического характера, рассчитанная на немедленное достижение результата, предотвращение нежелательного явления или осуществление желания" (SFP, 459). Впрочем, такие определения слишком широки, потому, чтобы отделить в рамках заклинательной поэзии заговоры от заклинательных песен и закличек (заклинательных речитативов), некоторые исследователи вводят определение "непесенная", относя к этому подразделению заклинательной поэзии заговоры и некоторые другие жанры (см.: Харитонова 1992, 5; о жанровой дифференциации заговорно-заклинательной поэзии - Харитонова 1988). О различных определениях заговора см.: Михайлова 1997, 132-133. Существенной проблемой является и отличение заговоров от народных (и) апокрифических молитв. Приходится признать, что предложить четкий набор критериев, позволяющий отличить их друг от друга, практически невозможно: критерий устный- письменный текст не работает из-за несовпадения границ двух пар классов (в изобилии известны письменные заговоры, существовали и устно передававшиеся молитвы); вставные церковные молитвенные формулы и отсутствие сложной композиции текста (анализируется ниже) нередко присущи и заговорам; результата с уверенностью ждали в равной мере от тех и других, так что трудно применить и противопоставление магический - религиозный текст. Ничего не дают и народные названия текстов: и те, и другие могли именоваться словами, молитвами и т. п. Потому длинные сложные письменные тексты, скажем, на оберег стада, свадебного поезда, для рыбной ловли или против лихорадки, могут быть отнесены при желании и к заговорам, и к апокрифическим молитвам, тем более, что и составляться они могли в среде низшего клира. В ситуации такой диффузной расплывчатости (соответствующей религиозно-магическому синкретизму) для различения текстов исследователю зачастую приходится полагаться лишь на собственную интуицию. Отбирая материалы для данного словаря, мы отказались от включения в него большинства имен из явно молитвенных и прочих околоцерковных текстов, изобилующих сложными книжными заимствованными и вымышленными книжниками формами. Много примеров таких текстов в сборнике Н. Виноградова: ср. грандиозный перечень из 88 (!) проклинаемых, но абсолютно неизвестных народу бесов из "завещания Киприанова": Вин. 2, 190; или список демонических имен: Акфенес, Факфиял, Еремиорка, Сенахия, Елизда, Даил, Мардикия, Измаил Измаилович: Вин. 2, 53(56. Как пишет О. А. Черепанова, "это "ахристианские" (термин Н. И. Толстого), т. е. порожденные христианством, но не входящие в рамки канонического учения, образы. Раннехристианские или апокрифические по происхождению, они сохранены книжной традицией до нового времени, но в материалах XVIII(XIX вв. представляют собой результат синкретизма книжно-церковных и народно-бытовых представлений. Они не имеют этнографической характеристики. Имя - единственная маркировка персонажа, т. е. персонаж практически тождествен своему имени" (Черепанова 1983а, 42). Имена такого рода включались в словарь в случае, если тексты, в которых они встретились, обладали (даже будучи письменными) признаками фольклорности, некоторой обработки коллективным народным творчеством.
Впрочем, заговор имеет весьма мало отношения к тому, что мы привыкли называть творчеством, а функции его далеки от эстетических. Заговорный текст прежде всего - одно из орудий, позволяющих выполнить желание заговаривающегося (далее - субъекта; впрочем, заговор может произноситься на благо или во вред и другому человеку, который тогда оказывается объектом магического воздействия; см. об этом Песков 1977, 28), осуществив переход (passage) от исходного состояния к желаемому. Словесный текст является составной частью сложного акционально-вербально-реального 1 (т. е. совмещающего выполнение определенных действий, произнесение некоторых слов и нередко использование каких-то предметов) магического текста. Каждая из его частей - будь то вербальная (собственно заговор), акциональная (пользуясь термином старой русской науки, "чара", "чарование"), набор используемых ритуальных или иных предметов (предметная, реальная) - выражает один и тот же мифологический смысл средствами разных параллельных символических кодов (см.: Толстой 1995а, 63-65), обладая при этом определенной структурой и ритмической организацией. Последнее подчеркивается в еще одном определении заговора, принадлежащем В. П. Аникину: "заговор есть традиционная ритмически организованная формула, которую человек считал магическим средством достижения различных практических целей. Заговору приписывали безусловную силу принудительного воздействия на людей и природу прежде всего в силу того, что он особым образом ритмически организован" (Аникин 1987, 94; о значении ритма для заговорно-заклинательного искусства см.: Харитонова 1992, 26-31 и др.). И именно слово нередко было основным ритмообразующим фактором, сообщающим организацию всему заговорно-заклинательному акту (по крайней мере, в первом и втором из трех выделяемых В. И. Харитоновой видов таких актов: "1) с включением вербального текста как равноправного наряду с действием и предметными манипуляциями, 2) текстом, подчинившим ритуальную сторону, и 3) текстом, имеющим минимальное значение в магическом действе" (Харитонова 1992, 50). Эти первые два вида были весьма широко распространены. Как пишет Л. Н. Виноградова, "в системе взаимодействия разных кодов, образующих ритуалы, направленные на избавление от болезней, вербальный компонент часто занимает наиболее сильную позицию. Иногда весь ритуал лечения сводится к произнесению заговорного текста. Такая доминантная роль словесной формулы повышает ее ритуально-магический статус, так как основная прагматическая функция обряда реализуется прежде всего через посредство слова" (Виноградова 1993, 153). Композиция заговорных текстов, как и структура заговорно-заклинательного акта, достаточно хорошо изучена (см.: Зелинский 1897; Познанский 1917 [1995]; Чернов 1965; Савушкина 1993; Исследования... 1993 и др.). Рассмотрим особенности этих структур, их изоморфизм и взаимную соотнесенность, в частности, соотнесение структурных элементов заговорного текста с конкретными элементами ритуала.