Миф в примитивной психологии 9 страница

Это позволяет нам сформулировать определение "общественной идеи: Это догмат верования, воплощенный в обычаях или в пере­даваемых из поколения в поколение текстах, а также формули­руемый в единодушных высказываниях всех компетентных инфор­мантов. Слово "компетентные" просто исключает маленьких детей и безнадежно невежественных индивидуумов. Такие "общественные идеи" можно рассматривать как "инварианты" туземной веры.

Наряду с социальными обычаями и преданиями, которые вопло­щают и стандартизируют веру, существует еще один важный фак­тор, который отчасти связан подобным же образом с верой, — я имею в виду общее поведение туземцев по отношению к объекту верования. Такое поведение было описано выше как проливающее свет на важные аспекты туземных верований, связанных с балома, коси и мулукуауси, и отражающее эмоциональные установки тузем­цев по отношению к ним. Этот аспект, вне всякого сомнения, имеет исключительное значение. Описать представления туземцев о при­зраке или духе вовсе не достаточно. Такие объекты верования вы­зывают выраженные эмоциональные реакции, и в первую очередь здесь следует искать объективные факты, соответствующие этим эмоциональным реакциям. Представленные выше данные, касаю­щиеся этого аспекта туземной веры, какими бы неполными они ни были, ясно показывают, что с накоплением методического опыта систематическое исследование может быть распространено и на эмо­циональную сторону верования, причем в настолько строгих пара­метрах, насколько это позволяют этнологические наблюдения.

Поведение можно описать, подвергая туземцев определенным тес­там, в которых должны проявиться их боязнь призраков или их почтение к духам и т.п. Мне придется признать, что в своих полевых изысканиях я хотя и осознавал значение этого метода, не сумел должным образом разработать и испытать на практике соответству-

Б. Малиновский

ющие новые и трудоемкие приемы. Теперь же я ясно вижу, что если бы я приложил больше усилий именно в этом направлении, то смог бы представить гораздо более убедительные и объективно достовер­ные материалы. Так, что касается страхов туземцев, мои тесты были не вполне тщательно продуманы, причем даже в том виде, в каком я использовал их, они недостаточно подробно отражены в моих записях. И опять же, я помню тон — довольно непочтительный, — в каком туземцы говорили о балома, я также помню, что меня тогда поразили некоторые характерные выражения: я должен был бы тут же их записать, но не сделал этого. Наблюдая за поведением испол­нителей и "зрителей" магического обряда, можно подметить неко­торые мелкие детали, характеризующие общий "тон" психологичес­кого настроя туземцев. Такие вещи я фиксировал лишь частично и, думаю, совершенно недостаточно (о них только вскользь упоми­налось в этой работе, в рассказе об обряде камкокола, так как в действительности они не имеют отношения к теме духов или жизни после смерти). Однако до тех пор, пока этот аспект не станет предметом более широкомасштабных наблюдений и не на­копится некоторый сравнительный материал, полноценная разра­ботка соответствующей методики полевой работы, безусловно, будет весьма затруднена.

Эмоциональные установки, проявляющиеся в поведении и харак­теризующие верования, не неизменны: они варьируют индивидуаль­но и не имеют никаких объективных "закрепителей" (таких, какие имеются у верований, воплощенных в обычаях). Тем не менее, они проявляются в объективных фактах, которые могут быть охаракте­ризованы "почти количественно". Например: какова должна быть сила мотивации, чтобы туземец отважился в одиночестве при пуга­ющих обстоятельствах отправиться в путь, и какова может быть дальность этого пути. В каждом обществе есть более храбрые и более трусливые индивиды, люди эмоциональные и люди бесчувственные и т.д. Но для каждого общества характерны свои типы поведения, и, полагаю, достаточно указать эти типы, так как вариативность во всех обществах почти одинакова. Конечно, если появится возмож­ность зафиксировать и вариации, будет еще лучше.

Чтобы проиллюстрировать возможности этого метода конкретны­ми примерами, я проводил эксперименты (тесты на силу страха) в другом районе Папуа — в Маилу, на южном побережье. Они пока­зали, что никакие ординарные мотивы, ни даже посулы экстраор­динарной платы в виде табака, не могли побудить ни одного туземца

БАЛОМА

отправиться ночью в одиночестве на расстояние вне поля видимости и пределов слышимости деревни. Однако даже здесь были вариа­ции, некоторые мужчины и мальчики не хотели покидать деревню даже в сумерках, другие готовы были ночью отойти (не очень да­леко) за плитку табака. В Киривине, как было сказано выше, пове­дение людей в той же ситуации было совершенно иным. Но и здесь также некоторые люди намного боязливее других. Вероятно, вари­ации можно было бы описать более точно, но я не в состоянии сделать это. Как бы то ни было, типы поведения соответствуют характеру верований, — если, например, сравнить эту эксперимен­тальную ситуацию в Киривине и в Маилу.

Поэтому представляется возможным в первом приближении рас­сматривать элементы верований, выраженные в поведении, как типы, т.е. не придавать значения индивидуальным вариациям. Фак­тически складывается впечатление, что типы поведения значительно варьируют от общества к обществу, тогда как индивидуальные раз­личия, похоже, во всех обществах имеют примерно один и тот же диапазон. Это вовсе не означает, что их следует игнорировать, но в первом приближении ими можно пренебречь; при этом информация из-за такой неполноты не становится неверной.

Теперь перейдем к последней категории данных, которые нужно изучить для того, чтобы понять верования определенного общест­ва, — к индивидуальным мнениям или интерпретациям фактов. Их никак нельзя считать неизменными, нельзя их и удовлетворительно охарактеризовать, указав к какому "типу" они относятся. Поведе­ние, отражающее эмоциональные аспекты верований, может быть охарактеризовано указанием на его тип, потому что вариации огра­ничены определенными, легко описываемыми пределами, так как эмоциональная и инстинктивная природа человека, насколько можно судить, в принципе однородна, и индивидуальные различия остаются практически одинаковыми в любом человеческом общест­ве. В сфере чисто интеллектуальных аспектов верования, в идеях и мнениях, объясняющих верование, есть место для огромного диапа­зона вариаций. Вера, конечно же, не подчиняется законам логики, и противоречия, расхождения и весь общий интеллектуальный хаос, свя­занный с верованиями, следует признать фундаментальным фактом. Одно важное упрощение в этом хаосе достигается путем соотне­сения разнообразия индивидуальных мнений с социальной структу­рой. Почти с каждой сферой верований сопряжена определенная категория людей, социальное положение которых дает им право на

Б. Малиновский

особое знание данных верований. В конкретной общине они всеми официально признаются обладателями ортодоксальной версии, и их суждения считаются правильными. Более того, их суждения в зна­чительной мере основаны на традиции, которую они наследуют от своих предков.

Такое положение вещей в Киривине очень хорошо иллюстриру­ется традицией магии и связанной с ней мифологией. Хотя здесь так же мало эзотерических знаний и обычаев и так же мало табу и секретности, как и в любом туземном обществе, известном мне по опыту и по литературе, тем не менее здесь принято с полным ува­жением относиться к правам человека в сфере его родовой традиции. Если вы в любой деревне зададите любой вопрос, касающийся де­талей обрядов земледельческой магии, ваш собеседник тут же адре­сует вас к товоси (человеку, отвечающему за магию огородов). А затем, после дальнейших изысканий, вы зачастую узнаёте, что ваш первый информатор прекрасно знал все нужные факты и, воз­можно, сумел бы их описать еще лучше, чем "специалист". Тем не менее туземный этикет и чувство справедливости заставляют его направить вас к "надлежащему человеку". Если этот надлежащий человек будет на месте, то вам не удастся убедить никого другого заговорить на эту тему, даже если вы заявите, что не хотите слышать мнения "специалиста". Несколько раз я получал информацию от одного из своих обычных "инструкторов", а впоследствии "специа­лист" утверждал, что она неверна. Когда позднее я рассказывал о таких поправках первому информатору, то он, как правило, отка­зывался от своих слов: "Ну, если он так говорит, это должно быть верно". Особую осмотрительность, конечно же, следует проявлять, когда "специалист" по своей природе склонен к коварству, как это часто наблюдается у колдунов (которые обладают способностью убивать людей с помощью магии).

И опять же, если магия и соответствующее предание принадлежат другой деревне, то соблюдается такая же осмотрительность и сдер­жанность. Вам советуют отправиться за информацией в эту деревню. Если вы будете настаивать, ваши туземные друзья, возможно, рас­скажут вам, что знают, но всегда под конец добавят: " Тебе следует пойти туда и узнать все у того, кто правильно скажет". При изуче­нии магических формул это абсолютно необходимо. Так, мне при­шлось отправиться в Лаба-и для того, чтобы ознакомиться с магией ловли рыбы калала, и в Куаиболу, чтобы записать заговоры охоты на акулу. О магии строительства каноэ я получил сведения от муж-

БАЛОМА

чин из Лу-эбилы и мне пришлось отправиться в Буаиталу, чтобы }■ познакомиться с преданием и заклинаниями тогинивайу, самой ) сильнодействующей формы колдовства, хотя мне не удалось запи­сать силами, или вредоносное заклинание, и я лишь частично до­бился успеха, пытаясь ознакомиться с вивиса, или исцеляющим за­клинанием. Даже если искомые сведения не имеют отношения к заклинаниям, а являются просто передаваемым из поколения в по­коление знанием, вам все равно часто предстоит испытать сильное разочарование. Так, например, подлинными хранителями мифоло­гических преданий о Тудаве считаются жители Лаба-и. Прежде чем отправиться туда, я собрал все сведения, которые мои информаторы в Омаракане могли сообщить мне, и надеялся на огромный урожай дополнительной информации, но, как оказалось, это я поразил ту­земцев Лаба-и, цитируя детали, которые они признали совершенно верными, но которые сами уже позабыли. Фактически никто из них даже наполовину не был так хорошо знаком с циклом мифов о Тудаве, как мой друг Багидоу из Омараканы. И опять-таки — де­ревня Иалака является тем историческим местом, где когда-то до небес поднялось мифическое дерево. С ним связывается происхож­дение грома. Если вы спросите, что такое гром, то вам сразу же скажут: "Иди в Иалака и спроси толивалу (вождя)", хотя практи­чески всякий может поведать о происхождении и природе грома, и ваше путешествие в Иалака, если вы предпримите его, принесет только разочарование.

Тем не менее, эти факты показывают, что идея "специализации" в деле хранения передаваемых из поколения в поколение знаний весьма развита, что туземцы признают приоритет "специалистов" во многих вопросах веры и обрядности. Некоторые из "специализа­ций" связаны с определенной местностью; в таких случаях ортодок­сальную доктрину всегда представляет глава деревни или же самый умный из его вейола (родственник по материнской линии). В других случаях специализация дифференцирует людей внутри деревенской общины. Здесь, однако, специализация интересует нас не в силу того, что она определяет права на магические формулы или гаран­тирует точность изложения того или иного мифа. Здесь она интере­сует нас только постольку, поскольку она имеет отношение к интер­претациям верований, связанных с такими формулами или мифами. Ведь наряду с передаваемым из поколения в поколение текстом специалисту всегда известны традиционные его толкования, а также комментарии к нему. Характерно, что беседуя с такими специалис-

г

Б. Малиновский

БАЛОМА

тами, вы всегда получаете более четкие ответы и слышите более определенные высказывания. Вы ясно видите, что этот человек не рассуждает и не излагает вам свою собственную точку зрения: он вполне осознает, что его собеседника интересуют ортодоксальные установки и традиционные интерпретации. Так, когда я спрашивал нескольких информаторов о назначении си буала балома, крошеч­ной хижины, которую строят из сухих веток во время одного из земледельческих обрядов (см. выше, разд. V), они пытались дать какое-то объяснение, но это, как я сразу определил, были их личные мнения. Когда же я спросил об этом самого товоси Багидоу, он просто отверг все объяснения и сказал: "Это традиционный обычай, никто не знает его смысла".

Таким образом, все многообразие индивидуальных высказываний необходимо разделить важной демаркационной линией: по одну сто­рону от нее окажутся высказывания компетентного специалиста, по другую — суждения обывателя. Информация, исходящая от специ­алистов, имеет традиционную основу: она четко и ясно сформули­рована и в глазах туземца представляет ортодоксальную версию верования. И поскольку компетентным в каждом конкретном вопро­се обычно бывает небольшое число людей (в последнем случае это вообще один человек), постольку получение наиболее важных ин­терпретаций верований не представляет особой трудности.

Но, во-первых, эти, самые важные, интерпретации не отражают всех точек зрения, иногда даже их нельзя считать типичными. Так, например, в связи с колдовством (черной, смертоносной магией) исключительно важно различать суждения специалиста и представ­ления постороннего. И те и другие отражают в равной мере важные, хотя и, естественно, разные аспекты одной и той же проблемы. Однако существует определенная категория верований, где тщетно искать соответствующих специалистов. Так, что касается естества балома и их соотношения с коси, некоторые высказывания больше заслуживали доверия и были более детальными, чем другие, но не нашлось никого, кто бы считался общепризнанным авторитетом в этих вопросах.

При исследовании верований, не связанных со специализацией, а также традиционных представлений, содержание которых особен­но интересно в изложении именно неспециалистов, следует исходить из некоторых правил, позволяющих как бы "зафиксировать на месте" суждения, свободно флуктуирующие в общине. Здесь я вижу только одно ясное и важное разграничение, а именно: между тем,

что можно назвать общественным мнением, или, если более правиль­но (так как понятие "общественное мнение" имеет для нас особое значение), общим мнением членов данной общины, с одной стороны, и частными размышлениями индивидов — с другой. Этого разгра­ничения, насколько я понимаю, вполне достаточно.

Если вы опрашиваете "широкие массы" общины, включая жен­щин и детей (дело довольно легкое, если вы хорошо знаете язык и месяцами живете в одной и той же деревне, но совершенно невоз­можное без этого), то обнаруживаете, что всегда, когда ваш вопрос однозначно понят, их ответы не варьируют: они никогда не отважи­ваются на собственные рассуждения. Я получил очень ценную ин­формацию по некоторым вопросам от мальчиков и даже девочек в возрасте от семи до двенадцати лет. Очень часто во время моих длинных послеполуденных прогулок меня сопровождали деревенс­кие дети, и в таких случаях, не скованные необходимостью сидеть без движения и быть внимательными, они свободно говорили и объ­ясняли разные вещи с удивительной ясностью, показывая хорошее знание дел своего племени. Фактически с помощью детей мне часто удавалось разрешать некоторые социологические проблемы, кото­рые пожилые люди не могли мне прояснить. Непринужденность, отсутствие всякой подозрительности и склонности к мудрствовани­ям, а также, возможно, подготовка, полученная в миссионерской школе, делают их бесценными информаторами по многим вопросам. Относительно опасений, согласно которым их представления могли быть искажены воздействием миссионерского обучения, я могу толь­ко сказать, что был поражен абсолютной неподатливостью туземно­го ума подобным влияниям. Та толика нашей веры и наших идей, которую они получают, остается в совершенно изолированном угол­ке их мозга. Таким образом, общеплеменное мнение, в котором прак­тически не встречается никаких вариаций, можно выяснить даже с помощью самых скромных информаторов.

Когда контактируешь с умудренными опытом взрослыми инфор­маторами, дело обстоит совершенно иначе. Они представляют собой категорию, с которой этнографу приходится проделывать большую часть своей работы, но разнообразие их мнений составляет немалую проблему, если, конечно, исследователь не удовлетворяется за­писью одной версии по каждой теме и не придерживается упорно только ее. Высказывания умных, интеллектуально активных инфор­маторов, насколько я могу судить, нельзя свести к чему-то едино­образному или унифицировать в соответствии с какими-то принци-

9-52

Б. Малиновский

БАЛОМА

пами: они являются важными свидетельствами, иллюстрирующими умственный потенциал общины. Кроме того, они очень часто демон­стрируют типичные способы восприятия верований или разрешения трудных проблем. Однако необходимо ясно осознавать, что такие высказывания с точки зрения социологической совершенно отличны от того, что мы назвали выше догмами или "общественными идея­ми". Они также отличны от общепринятых или распространенных идей. Они составляют категорию интерпретаций верований, которая близко соответствует нашим произвольным спекуляциям в вопросах веры. Они характеризуются значительным разнообразием, они не выражаются обычными или традиционными словесными формула­ми, они не являются ни ортодоксальным мнением эксперта, ни хо­дячими истинами.

Эти теоретические рассуждения о социологии верований можно сум­мировать в следующей таблице, где различные группы верований клас­сифицируются таким способом, который, на мой взгляд, отражает их естественные связи и разграничения, по крайней мере настолько, на­сколько этого требует материал, собранный в Киривине:

1. Общественные идеи, или догмы: верования, воплощенные в со­
циальных институтах, обычаях, магико-религиозных формулах,
обрядах и мифах. Они сущностно связаны с эмоциональными
реакциями, проявляющимися в поведении и характеризуются
этими реакциями.

2. Теология, или интерпретация догм:

(a) ортодоксальные объяснения, исходящие от специалистов;

(b) широко распространенные, общие установки, формулируе­
мые большинством членов общины;

(c) индивидуальные спекуляции или гипотезы.

Для каждой из этих категорий в настоящей работе можно с лег­костью подобрать примеры, в которых хотя бы приблизительно представлены качественные социологические характеристики и сте­пень социальной глубины, т.е. "социальное измерение" каждого аспекта верования. Необходимо помнить, что эта теоретическая схе­ма, лишь смутно представляемая мною вначале, использована здесь еще не в полной мере, поскольку выработка такой методики в пол­евых условиях происходит постепенно, по мере накопления опыта. Поэтому применительно к собранному в Киривине материалу она скорее служит заключением ex post facto', нежели основой метода,

* Исходя из свершившегося позднее (лат.)

принятого в исходной точке работы и систематически использовав­шегося в ее процессе.

Примеры догм, или общественных идей можно найти во всех ве­рованиях, которые были описаны как воплощенные в обычае мила-мала, в магических обрядах и формулах, а также в соответствующих мифах, и в мифологическом предании, связанном с жизнью после смерти. Эмоциональный аспект был проанализирован, насколько мне позволяли мои познания, при описании поведения туземцев во время обрядов миламала, а также при описании их поведенческих установок по отношению к балома, коси и мулукуауси.

Что касается теологических взглядов, было представлено не­сколько ортодоксальных интерпретаций магических обрядов, полу­ченных от специалистов. В качестве широко распространенных — популярных — представлений (кроме тех, что одновременно явля­ются и догмами), я могу отметить местный спиритизм: здесь все, даже дети, верят (и рассказывают массу соответствующих историй), что некоторые люди бывают на Туме, в стране мертвых, и приносят оттуда песни и новости живым. Однако эти поверья и связанные с ними истории ни в коей мере не являются догмой, ведь они даже вполне открыты для скептицизма некоторых особенно умудренных опытом и критически мыслящих информаторов, к тому же они не сопряжены ни с каким основанным на обычае институтом.

Самым лучшим примером сугубо индивидуальной "теологии" могут служить размышления и рассуждения туземных интеллекту­алов о естестве и сущности балома.

Я хочу напомнить читателю, что локальные различия в верова­ниях, т. е. вариации верований от района к району, совсем не рас­сматривались в этом теоретическом разделе. Такие различия отно­сятся скорее к сфере антропогеографии, нежели к сфере социоло­гии. Кроме того, они лишь в очень незначительной степени отраже­ны в данных, представленных в настоящей работе, так как практи­чески весь мой материал был собран в пределах небольшого района, где локальные вариации едва ли вообще существенны. С локальны­ми вариациями можно связать лишь некоторые расхождения в ве­рованиях о реинкарнации (см. выше, разд. VI).

Если локальные различия в содержании верований в основном нерелевантны нашей теме, то совсем иначе дело обстоит с локаль­ными магико-мифологическими специализациями, упоминавшими­ся выше, (мифы о происхождении грома в Иалаке, магия охоты на акул в Куаибуоле и т.д.), потому что это фактор, сопряженный со

₉»

Б. Малиновский

пами: они являются важными свидетельствами, иллюстрирующими умственный потенциал общины. Кроме того, они очень часто демон­стрируют типичные способы восприятия верований или разрешения трудных проблем. Однако необходимо ясно осознавать, что такие высказывания с точки зрения социологической совершенно отличны от того, что мы назвали выше догмами или "общественными идея­ми". Они также отличны от общепринятых или распространенных идей. Они составляют категорию интерпретаций верований, которая близко соответствует нашим произвольным спекуляциям в вопросах веры. Они характеризуются значительным разнообразием, они не выражаются обычными или традиционными словесными формула­ми, они не являются ни ортодоксальным мнением эксперта, ни хо­дячими истинами.

Эти теоретические рассуждения о социологии верований можно сум­мировать в следующей таблице, где различные группы верований клас­сифицируются таким способом, который, на мой взгляд, отражает их естественные связи и разграничения, по крайней мере настолько, на­сколько этого требует материал, собранный в Киривине:

1. Общественные идеи, или догмы: верования, воплощенные в со­
циальных институтах, обычаях, магико-религиозных формулах,
обрядах и мифах. Они сущностно связаны с эмоциональными
реакциями, проявляющимися в поведении и характеризуются
этими реакциями.

2. Теология, или интерпретация догм:

(a) ортодоксальные объяснения, исходящие от специалистов;

(b) широко распространенные, общие установки, формулируе­
мые большинством членов общины;

(c) индивидуальные спекуляции или гипотезы.

Для каждой из этих категорий в настоящей работе можно с лег­костью подобрать примеры, в которых хотя бы приблизительно представлены качественные социологические характеристики и сте­пень социальной глубины, т.е. "социальное измерение" каждого аспекта верования. Необходимо помнить, что эта теоретическая схе­ма, лишь смутно представляемая мною вначале, использована здесь еще не в полной мере, поскольку выработка такой методики в пол­евых условиях происходит постепенно, по мере накопления опыта. Поэтому применительно к собранному в Киривине материалу она скорее служит заключением ex post facto*, нежели основой метода,

* Исходя из свершившегося позднее (лат.)

БАЛОМА

принятого в исходной точке работы и систематически использовав­шегося в ее процессе.

Примеры догм, или общественных идей можно найти во всех ве­рованиях, которые были описаны как воплощенные в обычае мила-мала, в магических обрядах и формулах, а также в соответствующих мифах, и в мифологическом предании, связанном с жизнью после смерти. Эмоциональный аспект был проанализирован, насколько мне позволяли мои познания, при описании поведения туземцев во время обрядов миламала, а также при описании их поведенческих установок по отношению к балома, коси и мулукуауси.

Что касается теологических взглядов, было представлено не­сколько ортодоксальных интерпретаций магических обрядов, полу­ченных от специалистов. В качестве широко распространенных — популярных — представлений (кроме тех, что одновременно явля­ются и догмами), я могу отметить местный спиритизм: здесь все, даже дети, верят (и рассказывают массу соответствующих историй), что некоторые люди бывают на Туме, в стране мертвых, и приносят оттуда песни и новости живым. Однако эти поверья и связанные с ними истории ни в коей мере не являются догмой, ведь они даже вполне открыты для скептицизма некоторых особенно умудренных опытом и критически мыслящих информаторов, к тому же они не сопряжены ни с каким основанным на обычае институтом.

Самым лучшим примером сугубо индивидуальной "теологии" могут служить размышления и рассуждения туземных интеллекту­алов о естестве и сущности балома.

Я хочу напомнить читателю, что локальные различия в верова­ниях, т. е. вариации верований от района к району, совсем не рас­сматривались в этом теоретическом разделе. Такие различия отно­сятся скорее к сфере антропогеографии, нежели к сфере социоло­гии. Кроме того, они лишь в очень незначительной степени отраже­ны в данных, представленных в настоящей работе, так как практи­чески весь мой материал был собран в пределах небольшого района, где локальные вариации едва ли вообще существенны. С локальны­ми вариациями можно связать лишь некоторые расхождения в ве­рованиях о реинкарнации (см. выше, разд. VI).

Если локальные различия в содержании верований в основном нерелевантны нашей теме, то совсем иначе дело обстоит с локаль­ными магико-мифологическими специализациями, упоминавшими­ся выше, (мифы о происхождении грома в Иалаке, магия охоты на акул в Куаибуоле и т.д.), потому что это фактор, сопряженный со

9*

Б. Малиновский