Габриель Гарсия Маркес. Спокойная одержимость как основная болезнь, вытесняющая все остальные
Хороший писатель будет писать в любом случае – даже если у него прохудились туфли или его книги не раскупают.
Габриель Гарсия Маркес
Слова Габриеля Гарсия Маркеса, используемые как эпиграф, на самом деле отражают не только его подход к работе. Это жизненная философия, имеющая самое прямое отношение к витальности, качеству жизни, ощущению счастья и здоровья. Естественно, она может быть использована в любой сфере деятельности. Идея Маркеса содержит знаковые намеки, связанные с психическим состоянием человека и, стало быть, с его физическим здоровьем. Во-первых, в них есть призыв отыскать такой вид деятельности, который позволяет забываться и растворяться в ней, отключаться от всего мира, но при этом находиться не в каком-то сомнабулическом сне, а радостно «проживать» это время, трудиться осознанно и получать удовлетворение. А во-вторых, состояние счастья и здоровья не только не связано с материализованным миром, но часто в стороне даже от таких понятий, как признание и слава. Главное для обретения внутреннего равновесия по Маркесу – непрерывность и последовательность движения, которое должно само по себе являться содержательным. Это, также как и поиск смысла жизни, подходит к любому виду человеческой деятельности и может применяться при преодолении кризиса любой категории.
Действительно, труднее всего в этой жизни сохранять последовательность, быть верным избранной позиции. То есть верить в любовь, верить в себя и в свое дело. Особенно, если появляется ощущение кризиса, возникает запах волнения стихии и приближения неминуемой бури. Но человек, который в настоящее время воспринимается культовым писателем современности, показал блестящий пример для подражания. И даже не совсем творчеством, скорее – четкостью той мерцающей, вечно ускользающей диагонали, которая неизменно возникает между двумя вершинами – истинным восприятием себя в этом мире и достигнутыми результатами деятельности. Эта четкость есть выражение созданного, единственного и неповторимого психоэмоционального уровня жизни, который дает полное представление о личности и совершенно не зависит от достижений, признания или благосостояния. Скажем, ярость и надрыв того же Уолта Диснея при успешном движении к цели позволяли преодолевать ему изнуряющие кризисы, но быстро подорвали здоровье. Светское позерство и зависимость от социальных связей Оскара Уайльда быстро свели его в могилу. Неспособность преодоления тайного душевного разлада и совмещения внутренней жизни с внешней стали причинами отказа от жизни у Фицджеральда Скотта, Софьи Ковалевской, Винсента Ван Гога, Фридриха Ницше. Непосредственная причина физической смерти не важна, будь то помешательство, самоубийство или сердечный приступ на почве алкоголизма, менингит или воспаление легких. Эти имена намеренно приводятся для объяснения проблем со здоровьем, возникших у Маркеса, ведь те же проблемы свойственны очень и очень многим людям (не стоит полагать, будто только творческим личностям), но преодолели их единицы. И, разумеется, эти проблемы совершенно не исключают раскрытия потенциала личности, как не исключают и преодоления душевной нестабильности обычными людьми. В их основе – способность уравновесить внутренние колебания ума с внешним миром реальности, и сделать это без критического нервного надрыва, без смертельного стресса.
Однако вернемся к нашему герою, преодолевшему две атаки смертельного недуга. Маркес прошел две испепеляющие сознание войны и вернулся живым, это презентует его личность не меньше, чем все написанные произведения. Аналитику представляется неслучайным категорический отказ Маркеса что-либо сообщать о своей «тайной» жизни (по его же определению, у каждого есть жизнь «публичная, частная и тайная»). Эта жизнь, вернее неделимая часть общей жизни, представляет собой несогласованную категорию, непримиримое противоречие с определенной частью бытия (те самые, упомянутые выше трения между внешней жизнью и внутренними переживаниями). Эта категория всегда нейтральная, роль играет лишь ее восприятие. К этому еще придется вернуться ниже, оценивая способность писателя уладить, как бы погасить бури собственного внутреннего мира. Но у Маркеса был внимательный, прозорливый биограф, так что многое в его стратегии преодоления неизлечимых болезней можно попытаться объяснить.
История Габриеля Гарсия Маркеса, пережившего два онкологических заболевания, поистине уникальна. Сначала опухоль в легких (согласно статистике, это самое уязвимое место человека, причем редко преодолимое), а затем поражение лимфоузлов (недуг, в борьбе с которым медицина зачастую бессильна). Но эти удары судьбы лишь закалили писателя, сделали его подлинным стоиком и каждый раз стимулировали к еще большим творческим усилиям. Фактически они и создали из литературной деятельности миссию, выходящую за рамки «писательства». Чрезвычайно убедительно и знаково, что болезни возникли в почтенном возрасте. Временная лента статистики выглядит следующим образом: в 62 года у писателя была обнаружена опухоль в легких, однако после операции болезнь через три года остановилась. Характерно, что вторая опухоль была обнаружена уже в ходе одного из осмотров – на этот раз писателю было уже 72 года. Биография указывает, что Маркесу пришлось перенести две сложнейшие операции в США и Мексике, а затем пройти долгий, изнурительный курс лечения. Тем не менее, и в возрасте 86 лет он чувствовал себя достаточно комфортно, что позволяет говорить о преодолении болезни, победе над личной трагедией.
Попробуем для начала рассмотреть предпосылки заболеваний, так как без их понимания феномен исцеления может походить на необъяснимое волшебство. Хотя официальная медицина считает, что рак легких возник у Маркеса, как и у Фрейда, от чрезмерного курения, такое объяснение представляется неубедительным. Конечно, невозможно выкуривать по три пачки крепких сигарет в день и делать вид, что состояния тела это не касается. Но многие согласятся и с тем, что имеется немало людей, которые непомерно курят, употребляют алкоголь, страдают от ожирения вследствие болезненного чревоугодия, и в итоге умирают совсем от других болезней (или связанных с упомянутым разрушением тела лишь частично). В качестве лежащих на поверхности аргументов в отношении Маркеса можно задать и такие вопросы. Почему Фрейд имел проблемы с нёбом, а не с легкими? От чего, в таком случае, от рака легких умер совершенный в физическом смысле человек – Масутацу Ояма, который никогда в жизни не курил, систематически занимался дыхательными упражнениями (пранаямами) и достиг такого состояния тела, что мог разбивать руками каменные глыбы? Подобных вопросов может набраться еще пару десятков, и внятных ответов на них медицина не дает.
Зато более явными симптомами могут быть изменения психического состояния писателя. Напомним, что свой «нобелевский» роман («Сто лет одиночества») Маркес написал в 40 лет, а премией был отмечен в 55 лет. Есть основания полагать, что именно с этого времени начинается внутренняя эпопея «складывания собственного образа». Маркес получил весомое подтверждение, что он не просто хороший писатель, но эпохальный мастер. И он должен писать, работать дальше, потому что разве уже сказано все? Как отменный аналитик и превосходный знаток психологии, Маркес отлично осознавал: инерция деятельности возможна, но губительна, и действовать она будет разрушительно. Тем более он лучше Нобелевского комитета знает о несовершенстве своей «программной» книги. Когда ему было 40 лет, на вопрос друга об этой книге он ответил: «Сам пока не знаю, что получилось: роман или килограмм макулатуры». Конечно, в его словах присутствовала известная доля лукавства – каждый автор знает истинную цену своей работы. А Маркес – упорный и добросовестный труженик. Но все же… Речь, в конце концов, не об оценке романа, а о его восприятии писателем в разные годы своей жизни. Нет сомнения, что за 15 лет он превратился в мастера, но беспокойство его, очевидно, росло совсем по-другому поводу. Маркес не мог не знать (и не мог не чувствовать), что четыре последующих романа оказались слабее «нобелевского», второго по счету в его жизни. Что бы там ни твердили биографы «о бешенном успехе» книги «Любовь во время чумы» (изданной через 20 лет после «нобелевской»), сам Маркес прекрасно осознавал: ему необходимо было что-то менять, но что именно, сам он не понимал. Не мог прийти к пониманию, то есть узреть, где возможна корректировка своего пути. «Люди, знавшие Маркеса большую часть его жизни, отметят, что после Нобелевской премии он стал более осторожен», – указывает в биографической книге о писателе Джеральд Мартин. Но эта осторожность – не что иное, как результат внутренних тектонических сдвигов, непонимания, куда и как двигаться. Слава, этот «постоянно включенный свет», изнуряла его, точила изнутри, но совсем не так, как, скажем, Бориса Пастернака, травимого, испытывавшего горечь от славы и умершего от рака легких, вызванного, в том числе, разрывом социальных связей, утратой чувства физической безопасности и выросшей вследствие этого смертельной тревогой. Душевное самоистязание Маркеса иное, но вызвано похожими мыслями – сомнениями в соответствии созданному образу, чувством вины за невозможность написания произведения уровня «Ста лет одиночества». Может быть, в этот период у него были даже приступы отчаяния и неадекватной усталости. Это сложно утверждать. Однако конфликт с собой не позволял ему, также как и Пастернаку, «дышать полной грудью».
«Теперь моя основная задача – быть самим собой. Вот это действительно трудно», – заметил Маркес через некоторое время после обрушившейся на него всемирной славы. Он все больше стал втягиваться в политику, полагая, что улучшение мира с ее помощью принесет ему облегчение. Он искренне жаждал перехода на новый уровень и непрестанно искал для себя выход на подходящую орбиту.
Кроме прочего, с возрастом у писателя стал усиливаться страх смерти, отсюда и его откровение: «у меня никогда не было времени на то, чтобы задуматься об этом. И вдруг – бах! – черт, никуда ж от этого не деться». Конечно, в первой части цитаты не обошлось без закономерного, традиционного лукавства. Но сущая правда сквозит в его мысли о возможности избавления от страха смерти благодаря настойчивой, захватывающей деятельности. Кроме того, еще более важным для Маркеса становилась самореализация, дающая право умереть «лишь физически», оставив потомкам свое наследие, свои книги. Довольно трудно сказать, когда именно наступило время, что он стал, говоря словами его биографа, «до самозабвения увлеченным, опьяненным работой». Но очень важно, что такое время периодически наступало. Оно сохраняло писателю здоровье долгие годы и позволило выбраться из онкологического капкана.
Какими были шаги Маркеса после получения первого приговора? Первое, что он сделал, сумел осуществить контроль над страхом смерти, путем ревизии своего отношения к этому вопросу, путем принятия неизбежности и неугасимого желания более тонко наслаждаться жизнью в дальнейшем. Трансформацию удивительно точно описал Джеральд Мартин: «Гарсия Маркес всю жизнь испытывал страх перед смертью и, соответственно, боялся заболеть. С тех пор как к нему пришла слава, он внимательно прислушивался к врачам и по их совету старался вести здоровый образ жизни. И вот, несмотря на все принимаемые меры предосторожности, заболел. Причем у него нашли не что-нибудь, а рак легких. Однако он удивил и себя самого, и всех, кто его знал. Он мобилизовал все свое мужество, настоял на том, чтобы ему рассказали все про его болезнь и сообщили, какой может быть исход». Это был важный психологический момент. Фактически – половина победы.
Далее после операции Маркес отказался от отдыха, почти сразу же отправившись представлять свою новую книгу (сборник рассказов, изданный тиражом 500 тысяч экземпляров). Это мероприятие обеспечило ему максимальную социальную вовлеченность. «На севильской выставке Гарсия Маркес затмил всех». За этой фразой биографа подразумевается осознание писателя, что он живет, что он нужен, что жизнь побеждает угрозу забвения. Тень смерти отступила, ретировалось.
А Маркес опять взялся за работу. И деятельность писателя стала несколько иной: кроме работы над книгами, он втягивался в реализацию таких идей, которые можно обозначить как «глобальные». Такая форма деятельности обеспечивала не только активную социальную жизнь, но и решение проблем более высокого порядка. Это то, что было ему необходимо для обретения согласия с собой. Например, в это время он стал членом «Форума мыслителей» ЮНЕСКО, и принимал участие в обсуждении неотложных международных проблем. Несколько позже он встречался с президентом США Клинтоном и первой леди. Подобные маневры убеждали его самого в размахе своей деятельности, и среди прочего символизировали жизнь, масштабировали ее в собственных глазах. Это позволяло строить «грандиозные планы» и писать, уже не заботясь о том, чтобы превзойти «Сто лет одиночества». В одной из своих программных речей, предназначавшейся журналистам, Маркес проговорился, заметив: «Просто быть лучшим – мало; нужно, чтобы тебя считали лучшим». Вот над чем он работал. И этот активный рабочий цикл заслонял весь горизонт, закрывал солнце. Ритм неутомимой деятельности играл, как ни странно, двоякую роль: и позволял спокойно жить и работать, реализовываться в общественной деятельности и литературе, и… игнорировать законы бытия. Философ западного толка сказал бы, что Маркес – прекрасный пример всеобъемлющего успеха, величия достижений и реализации. Восточный мудрец заметил бы, что, как и прежде, Маркес жил в неведении и суете, так и не сумев достичь понимания мироздания. И тот и другой были бы правы.
Когда обнаружилась лимфома, которую часто называют раком иммунной системы, близкие люди говорили о неимоверной усталости писателя, «синдроме истощения организма». Как и прежде, писатель лечился, используя новейшие технологии и достижения традиционной медицины. Биограф говорит: «Надо же, он всю жизнь боялся смерти, но в решающий момент проявил себя несгибаемым борцом». Думаю, дело не совсем в борьбе или совсем не в ней. Бороться с болезнью бессмысленно – это все равно, что бороться с самим собой. Он нашел, для чего жить дальше – вот результат и следствие чудесной креативности Маркеса. Например, когда пятью годами ранее от лимфомы скончалась Жаклин Кеннеди, у нее попросту не было смысла жить – она устала, обесточилась от бессмысленности существования. Жаклин не перенесла рак в 64 года, Маркес преодолел коварный недуг в 72 года. «Как сказал мне писатель, он многие месяцы ничего не делал, но теперь опять просматривает свои наброски к мемуарам». Он взялся писать для журнала автобиографические статьи, создал рубрику «Габо отвечает» на письма читателей, приступил к мемуарной работе под названием «Жить, чтобы рассказывать о жизни». Великолепный пример жизнелюбия! Кстати, уже тогда Маркес держался в стороне от политики – явилось озарение, что это лишнее, действо со слишком малым смыслом. Он нашел нишу той сосредоточенной деятельности, которая дает возможность жить дальше, находясь в соответствии со своей истинной природой. Этим он неизменно и вполне заслуженно приковывал внимание публики. «За три недели только в Латинской Америке было продано около миллиона экземпляров. Ошеломляющая статистика», – не преминул заметить биограф. В самом деле, Маркес, как никто иной, мог бы подтвердить, что реализовавшемуся человеку гораздо легче прощаться с миром.
Нельзя забыть еще один важнейший аспект двух поистине чудесных выздоровлений – забота любящего человека. Его Мерседес неизменно находилась рядом и поддерживала мужа, исполняя этим свою женскую миссию. В самые тревожные моменты жизни именно она вселяла в Маркеса дух надежды, излучала спокойствие и свет подобно ангелу-хранителю.
Любопытно, что Маркес в течение жизни слишком мало занимался собственным телом, фактически лишь следовал предписаниям врачей в области ограничений – прекратить курить или следовать диете. В то же время он всегда умел найти нечто стоящее для продолжения жизни, непрерывно работал, отличаясь при этом природной цепкостью, высоким уровнем вовлеченности в работу. Последнее, как кажется, могло быть достигнуто благодаря многим годам непрерывного труда. Ведь у его младшего брата это вышло гораздо хуже. В тот самый момент, когда Маркес преодолевал лимфому, его брат «вел собственные сражения», умирая от опухоли мозга, и пытался также отыскать свой способ противостояния болезни путем приобщения к литературной деятельности – он писал книгу об истории романа «Сто лет одиночества». Семейный совет решил ускорить издание его книги – когда она была опубликована, брата уже возили в инвалидном кресле. А через месяц он умер. Это может быть двояким сигналом: в любом случае есть смысл стоять до конца, но искусственно сформированная идея для выживания может попросту не действовать. В конце концов, мы не знаем всего: многим не удается найти формулу жизни, находясь в тени знаменитых родственников.
Так или иначе Маркес сумел исцелиться. Благодаря принятию себя и своей судьбы, осознанию цикличности мироздания и божественности собственного естества. Когда человек начинает не просто понимать, но чувствовать, как именно отлажен мир, его перестает заботить иллюзия течения времени и внутренняя боль осознания, что он – лишь микроскопическая частичка. Такое понимание может обеспечить глубина осознания, для этого не обязательно обладать творческим талантом, бороться за власть или перекраивать карту мира.