Это случилось несколько лет тому назад

Я сидел на скамейке в парке, читая вечернюю газету. Пожилой джентльмен подошел и присел рядом. На вид ему было лет около семидесяти. Редкие седые волосы, обвисшие плечи, трость и тяжелая шаркающая походка. Кто мог знать. Что вся моя жизнь с того мгновения изме­нится раз и навсегда?

Через некоторое время мы разговорились. Выяснилось, что мой собеседник — отставной полковник британской армии, некоторое время прослуживший также в Королевском дипломати­ческом корпусе. По долгу службы ему довелось побывать за свою жизнь практически во всех мыслимых и немыслимых уголках земли. В тот день сэр Генри Брэдфорд — так он представился, — рассказал мне несколько занима­тельных историй из своей полной приключений жизни, чем весьма меня развлек.

Расставаясь, мы условились о новой встрече, и вскоре наши приятельские отношения пре­вратились в дружбу. Почти каждый день мы с полковником встречались у меня или у него в доме и до глубокой ночи просиживали у камина, ведя неторопливые беседы на самые разнообразные темы. Сэр Генри оказался интереснейшим человеком

Однажды осенним вечером мы, как обычно, сидели с полковником в глубоких креслах в гостиной его лондонского особняка. Снаружи доносился шелест дождя и шорох ав­томобильных шин за кованой оградой. Потрескивал огонь в камине

Полковник молчал, но я чувствовал в его поведении не­которую внутреннюю напряжен­ность. Как будто бы он хотел рассказать мне о чем-то очень для него важном, но никак не мог ре­шиться раскрыть тайну. Такие паузы случались в наших беседах и раньше. Каждый раз я испыты­вал любопыт­ство, однако, задать прямой вопрос до того дня не решался. Теперь же я почувство­вал, что дело не просто в какой-то ста­рой тайне. Полковник явно хотел попросить у меня совета или что-то мне предложить. И я сказал:

— Послушайте, Генри, я давно ужезаметил, что есть нечто, не дающее вам покоя. И я, ра­зумеется, понимаю — речь идет о чем-то весьма и весьма для вас значительном. Однако для меня совершенно очевидно также и то, что вам зачем-то хочется знать мое мнение по беспокоящему вас во­просу. Если вас сдерживают только сомнения относительно того, целесообразно ли посвящать меня — человека, в общем-то, постороннего - в тайну, а я уверен, что именно некоторая тайна скрыта за вашим молчанием, — можете быть спокой­ны. О том, что вы расскажете мне, не узнает ни одна живая душа. По крайней мере, до тех пор, пока вы сами не велите мне кому-либо об этом рассказать. И если вас интересует мое мнение или же вам нужен мой совет, вы можете быть уве­рены — я сделаю все от меня зависящее, чтобы вам помочь, слово джентльмена.

Полковник заговорил — медленно, тщательно подбирая слова:

— Видите ли, Пит, дело здесь не просто в тайне. Во-пер­вых, это — не моя тайна. Во-вто­рых, я не знаю, как подоб­рать к ней ключи. И, в-третьих, если тайна эта окажется рас­крытой, она, вполне возможно, изменит направление жизни всего человечества. Причем изменит настолько круто, что даже в самых смелых фантазиях мы не можем сейчас себе этого представить.

Сэр Генри немного помолчал.

В течение нескольких последних лет воинской, служ­бы, — продолжил он после паузы, — я командовал частью, расквартированной в горах на северо-востоке Индии. Через городок, в кото­ром находился мой штаб, проходила дорога - древний караванный путь, ведущий из Индии во внут­ренние районы, на плоскогорье, расстилающееся за главным хребтом*. В базарные дни оттуда — из отдаленных уголков внутренних районов — в наш городок стекались толпы наро­да. Были среди них и жители одной затерянной в горах мес­тности. Обычно эти люди приходили небольшой группкой — восемь-десять человек. Иногда среди них были ламы — гор­ные монахи Мне расска­зывали, что поселок, из которого приходят эти люди, находится на расстоянии двенадцати дней пути. Выглядели все они очень сильными и вы­носливыми, из чего я заключил, что для европейца, не столь привычного к походам по диким горам, экспедиция в те края была бы предприятием весьма сложным, а без проводника — попросту невыполнимым, и путь только в один конец занял бы никак не меньше месяца. Я спрашивал у жителей нашего городка и у других выходцев из гор, где конкретно находится то место, откуда приходят эти люди. И каждый раз ответ был один и тот же: «Спроси у них самих». И тут же следовал совет этого не делать. Дело в том, что по преданиям каждый, кто начинал всерьез интересоваться этими людьми и источником легенд, связанных с тем местом, откуда они приходили, рано или поздно таинственным образом исчезал. И за последние двести с лишним лет никто из исчезнувших не вернулся живым. «Горные бегуны» — Лунг-гом-па или «Созерцатели ветра» — тибетские гонцы и переносчики гру­зов — рассказывали время от вре­мени о свежих обглоданных дикими зверями человеческих скелетах в одном из дальних ущелий, но было это как-то связано с таинственными исчез­новениями и та нет — неизвестно. Говорили о том, что из городка за последние двадцать лет таким образом исчезло никак не меньше пятнадцати человек, а скелетов находили только пять-шесть. Даже если это и были кости кого-то из пропав­ших, — неизвестно, куда делись остальные.

Полковник еще немного помолчал, а потом рассказал о тайне, окружавшей пришельцев из далекой горной мест­ности — тайне, о которой жители других районов знали только по легенде, передававшейся из уст в уста с оглядкой и чуть ли не шепотом

Согласно этой легенде — где-то в тех краях был монас­тырь, в котором жили ламы, вла­девшие секретом неис­тощимого источника молодости. В монастыре будто бы находилось нечто, что рассказчики именовали не иначе как «Небесным Оком» или «Оком возрождения». Представ­шему пред взором этого «Ока» открывался секрет неистощимого источника молодости. «Сие — великое таинство есть, ибо сколь бы ни было разрушено временем или хворью, невзго­дами либо пресыщением тело человека, возродит его взор Ока Небесного, и молодость возвратит, и здравие, и силу жизни превеликую даст». Так гласила легенда. Рассказывали даже, что когда-то, очень давно, лет триста — четыреста назад, были глубокие старики, которых ламы того монастыря забирали с со­бой и которые потом возвращались в городок на караванном пути молодыми людьми — по виду не старше сорока лет.

Ламы этого монастыря владели секретом неистощимого источника молодости уже на про­тяжении нескольких тысяч лет. Говорили, что от тех, кто добрался до монастыря, ламы ничего не скрывают, охотно посвящая пришельцев в тайну источника. Вот только добраться туда было не так просто.

Как и подавляющее большинство людей, полковник Брэдфорд начал ощущать груз воз­раста, когда ему пере­валило за сорок. С каждым годом он чувствовал, что старость неуклонно при­ближается, тело слушается его все хуже, и не за горами уже тот роковой день, когда он вынужден будет смириться с окончательной победой старческой дряхлости над столь верно служившими ему телом и умом. Неудивительно, что странная легенда об источнике моло­дости пробудила в нем живейший интерес. Не будучи стес­ненным свойственным местным жителям благоговейным ужа­сом перед традиционными табу, он расспрашивал всех, кого мог, сопоставлял разрозненные клочки информации и посте­пенно приходил к заключению, что за всем этим кроется нечто ре­ально существующее. Близился срок отставки сэра Генри. Поэтому однажды в базарный день пол­ковник решился обратиться к одному из горных лам — пришельцу из тех дальних мест — с во­просом о местоположении обители, где хранился источник молодости. Но тот не сказал ему ничего вразумительного, потому что не знал ни одного английского слова, а полковник владел только тем диалек­том, на котором говорили по южную сторону главного хреб­та. Местные жители, понимав­шие горный диалект, которых полковник пытался привлечь в качестве толмачей, пово­рачивались и немедленно уходили, едва лишь речь заходила об источнике молодости. А по общим отрывоч­ным сведениям, которые сэру Генри удалось почерпнуть из той беседы, уста­новить сколько-ни­будь точное местонахождение монастыря не представлялось возможным. Но в самом конце разго­вора горец смерил полковника долгим внимательно-отрешенным взглядом и очень четко произнес несколько слов, от которых у очередного толмача буквально встали дыбом волосы. Он посерел, весь сник и сделал - было попытку улизнуть и сме­шаться с толпой — все это происходило посреди базара, рас­полагавшегося на окраине городка. Полковник вовремя успел ухватить толмача за рукав, притянул его к себе и спросил:

— Что сказал лама?

— Он говорить, что сказать лама Кы про ты... — выдавил из себя вконец перепуганный толмач.

Полковник повернулся, чтобы спросить у горца, кто такой лама Кы, но горец уже бес­следно растворился в толпе.

Вооружившись странным именем неизвестного ламы как ключом, полковник с воодушев­лением принялся за новую серию расспросов. Но если раньше многие местные жители вполне охотно шли на разговор об источнике молодости, то теперь, едва услышав магическое «лама Кы», демонстри­ровали реакцию, полностью совпадавшую с реакцией до смерти перепугавшегося тол­мача.

В конце концов наступил летний день, когда полковник должен был уйти в отставку. Дру­гой офицер принял коман­дование частью, и на следующее утро сэру Генри предстояло отпра­виться в Англию, чтобы получить новое назначение — на гражданскую службу в королевском ди­пломатическом корпусе. Вечером он отправился на холм за околицей город­ка. Ему хотелось в по­следний раз взглянуть на закат над горами и побыть наедине со звездным небом. Когда совсем стемнело, сэр Генри лег на землю. Он долго глядел в небо и не заметил, как задремал. И вдруг во сне ему послышался голос, который на хорошем английском медленно произнес:

—Лама Кы-Ньям —посланник обители. Он приводит в монастырь тех, кто избран. Он уз­нал о тебе и будет тебя помнить. Не бойся времени и возвращайся.

От неожиданности полковник проснулся. Светили звез­ды. Городок спал у подножия холма в окруженной темными громадами гор долине.

— И тогда я твердо решил для себя, что, окончательно выйдя на пенсию, непременно вер­нусь в Индию и сделаю все возможное, чтобы отыскать источник молодости и раскрыть секрет «Ока возрождения», — закончил свой рассказ пол­ковник. — С тех пор эта идея не оставляет меня, и мне ка­жется, что пришло, наконец, время ее реализовать. Никакой страшной тайны, которую вам надлежит свято хранить, здесь, как вы сами видите, нет. Мы ведь с вами не горцы, а вполне прилично образованные джентльмены. Просто я хотел рассказать все это вам для того, чтобы предложить отправиться на поиски источниканеистощимой молодости вместе со мной. А нере­шительностьмоя объясняетсявотчем:я весьма и весьма сомневаюсь в том, что вы сможете отне­стись ко всей этой мистике серьезно. Поймите меня пра­вильно — я ни в коем случае не намерен требовать от вас участия в моей — будем называть вещи своими именами — авантюре, поэтому данное вами слово ровным счетом ни к чему вас не обязывает. Просто если у вас есть время и вас это заинтересовало, я буду рад отправиться туда в вашей ком­пании.

Полковник был абсолютно прав. Разумеется, первой моей реакцией на его рассказ была ти­пичная реакция на подобные вещи, свойственная всякому рационально мысля­щему человеку — я не преминул тут же высказать сообра­жения относительно невозможности существования такого явления, как неистощимый источник молодости. Я просто не мог себе представить, что бы это могло быть. Но сэр Генри всегда производил на меня впечатление человека исклю­чительно здра­вомыслящего и настолько верил в то, о чем только что мне рассказал, что я не мог не усомниться в спра­ведливости своего отношения к его рассказу. В какой-то мо­мент у меня даже возникло жела­ние присоединиться к пол­ковнику, но, взвесив все «за» и «против» и соотнеся их с той важностью, которую представляла для меня тогда моя весьма успешно развивавшаяся карьера, я все же пред­почел отка­заться. Однако отговаривать полковника не стал. Впрочем, если бы я и попытался это сделать, то все равно несомненно потерпел бы неудачу. Намерение сэра Генри было наме­рением военного человека, привыкшего брать на себя всю полноту ответственности за каждый свой шаг и каждое решение.

Через две недели полковник Брэдфорд уехал.

Вспоминая о нем, я иногда ощущал чувство сожаления о том что не отправился в эту экс­педицию вместе с ним.Чтобыкак-то избавиться от внутреннего неудобства, я старался убедить себя в невозможности существования источника молодости.

— Ерунда какая-то, — говорил я себе, — разве может человек победить старость? Ведь это — ес­тественный процесс, и никогда еще нигде на Земле время не текло вспять Просто нужно сми­риться и стареть красиво. Ведь бывают же, в самом деле, благообразные старики, старость которых выглядит чуть ли не прекрасной. И незачем требовать от жизни того, чего она не может дать.

Но где-то в глубине души мне все же не давала покоя мысль. — А вдруг? Вдруг неистощимый источник молодости действительно существует? Вдруг кому-то удалось обратить вспять время? Что тогда? Боже, это трудно даже вообразить.

Мне так хотелось, чтобы «Око возрождения» не было просто красивой легендой, и чтобы полковнику Брэдфорду удалось раскрыть его тайну.

* * *

Прошло три года. В потоке повседневной деловой суеты мысли о полковнике и его мечте отошли на второй план. Но однажды, вернувшись из офиса домой, я обнаружил среди своей почты конверт. Едва взглянув на него, я узнал почерк полковника!

С нетерпением я вскрыл конверт и прочел письмо. В тексте его сквозила надежда, смешан­ная с отчаянием Сэр Генри писал, что ему пришлось столкнуться с множеством досад­ных неувя­зок, что дело его продвигалось медленно, но что ему, наконец, кажется — до цели осталось совсем немного. Еще чуть-чуть, и он предстанет пред взором таинственного «Ока возрождения». Никаких признаков обратного адреса ни на конверте, ни в тексте письма я не обнаружил, однако меня весьма обрадовал уже сам по себе тот факт, что пол­ковник был жив.

Следующее письмо от полковника пришло спустя многие месяцы. Открывая его, я заметил что руки мои слегка дрожат. В письме содержалась поистине фантастическая весть. Сэру Генри не просто удалось добраться до источника молодости. Он возвращался в Европу и «Око возрожде­ния» вез с собой! В письме он сообщал мне, что прибудет в Лондон примерно через полгода.

Итак, с того дня, когда мы с полковником виделись в последний раз, прошло более пяти лет Я неустанно задавал себе вопросы:

— Каков сегодня сэр Генри? Изменил ли его взгляд «Ока возрождения». Удалось ли старому пол­ковнику остановить внутреннее время «заморозив» процесс старения? Когда он появится — будет ли он таким же, каким был в день нашего расставания. А может он будет выглядеть старше, но не на пять с лишним лет, а всего на год-другой?

В конце концов, я получил ответы не только на эти свои вопросы, но и на многие другие, о которых ранее не мог даже помыслить.

Как-то вечером, когда я в одиночестве сидел у камина, раздался звонок внутреннего теле­фона. Когда я ответил, консьерж сообщил:

—К вам полковник Брэдфорд, сэр.

Я вздрогнул от неожиданности, волна воодушевления захлестнула меня, и я воскликнул:

— Пусть немедленно поднимается!

Через несколько секунд звякнул дверной звонок моих апартаментов, я распахнул дверь, но, увы. Передо мною стоял совершенно незнакомый мне подтянутый моложавый джентльмен. Заме­тив мое недоумение, он поинтересовался:

— Вы не ждали меня?

— Нет, сэр. Вернее, ждал, но не вас — в растерянности ответил я. — Должно быть джент­льмен, который должен ко мне прийти, еще поднимается по лестнице.

— Нда, а я, признаться, рассчитывал на более радушный прием, — сказал посетитель та­ким тоном, словно мы с ним были давними друзьями. - А вы присмотритесь, не­ужели мне необ­ходимо представляться?

Он следил за мной, явно наслаждаясь тем, как недо­умение в моих глазах сменилось удивлением, удивление — изумлением, и, наконец, окончательно пораженный, я воскликнул:

—Генри?! Вы?! Не может быть!!!

Черты лица этого человека действительно напоминали полковника Брэдфорда, но только не того, которого я знал, а того, который в чине капитана начинал свою воинскую карьеру много-много лет тому назад! По крайней мере, так он должен был, по моим понятиям, выглядеть тогда — высокий и стройный широкоплечий джентльмен, под безупречно сидящим светло-серым костюмом угадывалась крепкая мус­кулатура, мужественное загорелое лицо, густые темные воло­сы, на висках чуть-чуть тронутые сединой. Непринужденная поза, легкие, мягкие и точные движения, никакой трости — ничего от того утомленного богатой событиями жизнью старика, с которым я некогда познакомился в парке.

— Да я это я, — произнес полковник и добавил, — и если вы сейчас же не впустите меня в гостинную, я могу подумать, что манеры ваши за несколько лет заметно изменились. В худшую сторону.

Не в силах сдержаться, я радостно обнял сэра Генри и, пока он шел к камину и усаживался в кресло, скороговоркой забросал его градом вопросов.

— Постойте, постойте, — смеясь запротестовал он, — остановитесь, сделайте глубокий вдох и слушайте. Обещаю, Пит, что расскажу вам все без утайки, но только по порядку.

И он начал свой рассказ.

* * *

По прибытии в Индию полковник сразу же отправился в тот городок, где когда-то стояла его часть. За два десятка лет, прошедших с той поры, многое изменилось. Английских войск там уже не было. Но базары и базарные дни остались. По-прежнему в городок по большой дороге сходились и съез­жались люди, и, как раньше, над горами витал дух легенды о таинственном монастыре, хранившем тайну источника мо­лодости, о двухсотлетних ламах, которым на вид было не больше сорока, о таинственных исчезновениях и найденных в диком ущелье скелетах.

Спустя почти двадцать лет полковник начинал все с са­мого начала — расспросы, контакты, уговоры. Одну за дру­гой предпринимал он экспедиции в горные районы, однако все было тщетно. Один раз он попытался отправиться следом за горными ламами, приходившими на базар, когда те воз­вращались домой. Но это оказалось невозможным — ламы прекрасно знали горы, были очень сильны и шли так быстро, что шестидесятилетнему старику угнаться за ними было никак невозможно.

Прямые разговоры с ними тоже ничего не давали — те делали вид, что не понимают его, хотя торговались с мест­ными жителями достаточно бойко. Правда, каждый говорил при этом на своем диалекте, но понимали они друг друга прекрасно. Из всего этого полковник заключил, что избрал неверную линию поведения. Однако он понимал, что отсту­пать уже поздно после множества расспросов по всей округе распространился слух о белом старике, который ищет источник молодости. Поэтому он методически продолжал на­чатое дело.

Были моменты, когда ему казалось, что все потеряно, что даже если за легендами об «Оке возрождения» и скрыто какое-то реально существующее явление, белого чужака в самое сердце своей тайны тибетцы не допустят никогда. Но он вспоминал сон, который видел в последнюю ночь на вершине холма. Слова, которые он слышал тогда, явственно звучали у него в ушах. У полковника даже не было полной уверенности в том, что это не было чем-то большим, чем сон. И сэр Генри с новыми силами в который раз начинал все сначала. Через три года медленного последовательного приближения у него возникло ощущение, что за ним кто-то наблюдает. Это странное чувство не покидало его даже в мо­менты, когда он был абсолютно уверен в том, что находится в полном одиночестве. Именно тогда он и написал свое пер­вое письмо ко мне. А через несколько дней произошло событие, положившее конец неопределенности.

Был весенний базарный день, и утром полковник отправился к палаткам на окраине городка, чтобы в очеред­ной раз порасспросить людей об «Оке возрождения».

Мычали яки, на разные голоса выкрикивали что-то свое торговцы, покупатели бродили среди палаток, рассматривая посуду, упряжь, оружие и другие товары. Полковник мед­ленно брел по базару, разглядывая публику. Вдруг он ощутил сильный мягкий толчок в спину. Он обернулся, но рядом с ним никого не было. Однако метрах в двадцати от себя полковник увидел рослого ламу, пристально на него гля­девшего. Встретившись с ним взглядом, полковник вновь ощутил толчок, но на этот раз — изнутри. Это было не­постижимое ощущение — словно сила взгляда ламы сквозь глаза проникла внутрь тела сэра Генри и там взорвалась мягким беззвучным ударом. Лама жестом подозвал пол­ковника.

—Я пришел за тобой, —сообщил он на вполне пристой­ном английском, когда сэр Генри приблизился. – Идем.

— Постой, мне нужно кое-что взять из своих вещей.

— У меня есть все, что может понадобиться тебе в пути. Идем. Когда ты вернешься, все твои вещи будут в полной сохранности. Хозяин гостиницы о них позаботится.

С этими словами лама Кы-Ньям — а это был именно он — повернулся и медленно пошел прочь. Прихрамывая и опираясь на свою трость, полковник последовал за ним.

Никто из окружавших их людей не обернулся, никто не посмотрел им вслед. У полковника возникло впечатление, что с того момента, как взгляд его встретился с взглядом ламы, для всех окружающих он исчез —они попросту перес­тали его замечать, как будто взрыв силы взгляда ламы внутри тела полковника окружил его неким непрозрачным для обычного человеческого восприятия экраном. Полковник чувствовал — все, что он знал, все отношения, к которым привык, все, составлявшее социальное значение и жизнен­ный опыт личности, которой он себя считал, осталось снаружи —за этим невидимым экраном, там, среди суеты базар­ного дня.

А внутри — внутри было нечто беспомощное, лишенное точки опоры, то, чему предстояло начать учиться жить с са­мого начала. И, словно ухватившись за тонкую ниточку последней надежды, он послушно брел за ламой.

Они шли весь день. Когда спустились сумерки, пол­ковник с удивлением обнаружил, что почти не устал. Темнота застала их у входа в узкое ущелье.

— Заночуем здесь, — объявил Кы. Это были первые слова, произнесенные им за день пути. — Вон там над усту­пом есть пещера. В ней — еда и вода.

Они поднялись по склону. Пещера оказалась неглубо­кой, но очень удобной. В глубине ее в скале было выдолбле­но нечто вроде лежанки. Лама Кы развел костер, и в котелке, который достал из расщелины, сварил немного ячменя. Воду он брал из круглой ямки, находившейся возле стены пещеры.

Когда полковник поел, лама Кы спустился из пещеры вниз, нарвал на дне ущелья охапку какой-то душистой травы, расстелил ее на каменном топчане и велел полковнику ложиться спать. Когда тот устроился, лама Кы заботливо укрыл его своим выгоревшим на солнце огромным шафранно-золотистым плащом из грубой ткани.

— Ты очень неплохо говоришь по-английски — произнес полковник.

— У меня было время научиться, — уклончиво сказал Кы — И не только говорить по-английски.

— И давно ты водишь людей в обитель? — поинтересо­вался полковник.

— Давно.

— А кто был ламой Кы до тебя?

— Никто.

— Да, но я слышал, что лама Кы приходил за избран­ными и триста лет назад.

— Приходил.

— Значит, кто-то был ламой Кы-Ньям до тебя?

— Почему ты так решил?

— Но не мог же ты...

— Почему?

— Но ведь ты же совсем молод. По виду тебе не дашь больше сорока. Триста лет назад. Даже если источник мо­лодости.

И тут полковник вдруг осекся. Он начинал понимать.

— Спи, —сказал лама Кы, — завтра я разбужу тебя на рассвете.

Затем он принялся выполнять какие-то упражнения. Полковник не мог видеть ламу в темноте, засыпая, он слы­шал только его ритмичное дыхание.

Наутро Кы сварил немного горных бобов, накормил полковника, и они вновь отправились в путь. На вопрос пол­ковника, почему лама ничего не ест, тот ответил, что ламы вообще не едят в пути. Накануне вечером полковник не очень хорошо разглядел ламу в свете угасающего костра. А в течение предыдущего дня пути тот ни разу не снял свой плащ с капюшоном. Теперь же полковник получил возможность рассмотреть ламу Кы без плаща. На нем были мягкие сапоги из невыделанной ячьей кожи, легкие хлопчатобумажные штаны и красная безрукавка из какой-то странной ткани. Гладкая упругая оливкового цвета кожа и идеальные линии сухощавого мускулистого тела ламы произвели на пол­ковника поистине потрясающее впечатление. Перекинув свой плащ через плечо, лама Кы легко шагал по камням и молчал. Полковник с удивлением обнаружил, что поспевать за ламой не так уж трудно. Конечно, тот шел медленно, однако не настолько, чтобы сэр Генри со своей тросточкой мог следо­вать за ним с такой легкостью. Он спросил у ламы, в чем тут дело.

— Это моя работа — водить стариков через горы к источнику молодости. Сейчас моя сила — твоя сила. А воз­вратиться ты сможешь и сам.

— Возвратиться? Но люди ведь говорят, что оттуда не возвращаются?!

— Люди? Ты больше слушай, что говорят люди... Не возвращаются те, кто хочет остаться. А ты принадлежишь к совсем другому миру и несомненно решишь вернуться.

— И меня отпустят?

— Страшных сказок наслушался? Тебя позвали, чтобы научить. А уходить или оставаться — твое дело. Никто никого не держит, никто никого не заманивает хитростью и никого не загоняет в обитель силой. Ты искал и был доста­точно настойчив, значит, тебе это действительно необходимо, ты принял решение изменить себя и готов идти до конца. А наше дело — научить тебя способу преодолеть этот путь...

— Научить способу? Ты хочешь сказать, что «Око возрождения» это...

— Увидишь. Всему свое время.

— Послушай, Кы, ты полагаешь, я смогу научиться?

— А почему нет? Или ты — не такой, как остальные люди?

—А научившись сам, смогу ли я учить других?

— Сначала научись. Хотя, если честно, мы очень на это рассчитываем.

Больше до самого вечера не было произнесено ни слова. Ночевали они в пещерке, похожей на первую. По-видимому, за сотни лет практика провода стариков через горы была отработана до мелочей. Засыпал полковник, как и в преды­дущую ночь, под ритмичное сопение упражнявшегося. Наконец однажды — это была уже почти середина лета — они пришли.

Через два часа после того, как они утром отправились в путь, ущелье, по дну которого они шли вдоль небольшой гор­ной речки, начало понемногу расширяться, а около полудня горы расступились и они вышли в узкую долину. Речка в этом месте расширялась, ветвилась и делала несколько пете­ль. Над одной из ее излучин полковник увидел крохотный поселок, состоявший примерно из полутора-двух десятков небольших домиков с плоскими крышами, наполовину вры­тых в пологий склон. Из поселка к мостику через речку спус­калась тропа. На другом берегу тропа пересекала долину и круто взбиралась вверх, скрываясь в густом лесу, покрывав­шем высокий склон. Выше, там, где лес уступал место голым каменистым скалам, виднелось некое подобие лестницы, которая вела к стенам монастыря, размещавшегося отчасти в сложенных из обтесанных каменных глыб строениях, от­части — в вырубленных прямо в скалах помещениях, темные окна которых зияли над отвесными скальными обрывами.

— Ну вот и все, мы пришли, — сказал полковнику лама Кы. --- Дальше ты пойдешь один. Видишь тропу? Поднимешься по ней в монастырь. Там тебя примут.

— А ты? Ты где живешь? Разве не в монастыре? — удивился сэр Генри.

— Я живу везде, — ответил лама Кы-Ньям, широким жестом руки обведя высокие синие горы, со всех сторон окружавшие долину.

И на глазах изумленного полковника он начал делаться прозрачным, в конце концов растворившись в неподвижном кристально чистом воздухе гор.

Сказать, что сэр Генри был в шоке, — значит не сказать ничего. На то, чтобы прийти в себя от впечатления, которое произвел на него столь эксцентричный способ ламы Кы-Ньям говорить «до свидания», ему потребовалось никак не меньше четверти часа.

Остаток пути занял у полковника весь день до вечера. Тропа поднималась вверх очень круто, и почти через каждые сто футов пути старику приходилось останавливаться, чтобы отдохнуть. Наконец, когда над долиной начали сгущаться сиреневые сумерки, полковник подошел к монастырской стене и постучал в низенькую дощатую дверь. ***

— С того самого дня я с головой погрузился в странную и во многом непонятную для европейца жизнь затерянного в неприступных диких горах тибетского монастыря, —продол­жал свой рассказ полковник. — Все, что я видел там, скорее напоминало причудливый вымысел, чем реальность этого мира. Практики тибетских лам, их культура, образ жизни, их абсолютное безразличие ко всему, что происходило в «большом мире», полная изолированность их крохотного мирка, в котором ничто не менялось на протяжении веков — все это труднопостижимо для человека с западным складом мышления.

В монастыре жило не так уж мало людей, однако ни мужчин, ни женщин преклонного возраста полковник среди них не заметил. За ним же с первых дней его пребывания в обитель прочно закрепилось почтительное прозвище «Древний господин». Много лет прошло с тех пор, как ламы в последний раз видели в этих краях кого-либо, кто выглядел бы таким же старым, как сэр Генри.

— А для некоторых из них то, что человек способен превратиться в этакую развалину, какую я тогда собой пред­ставлял, явилось подлинным открытием, — рассказывал полковник. — В течение первых двух недель я чувствовал себя как рыба, вынутая из воды. Я дивился всему что видел, и зачастую чуть ли не отказывался верить собственным гла­зам. Оказалось, что ночью я могу спокойно спать настоящим глубоким сном, а, проснувшись поутру, я чувствовал себя бодрым и прекрасно отдохнувшим. С каждым днем силы мои прибывали, и очень скоро я стал пользоваться своей тростью только во время походов в горы.

— И вот в одно прекрасное утро, — продолжал пол­ковник, — я испытал второе из двух самых больших в моей жизни потрясений. Первым был шок, вызванный сверхъес­тественным исчезновением ламы Кы. А вторым — вот что:

В тот день меня впервые допустили в хранилище древних манускриптов. В самом конце длинного зала я заметил большое зеркало — наверное, единственное в тех краях. А ведь я к тому времени не видел своего отражения в зеркале уже в течение многих месяцев. С любопытством я направился к нему. Представьте себе, каково же было мое удивление, когда я увидел в зеркале нечто совершенно неве­роятное и с точки зрения цивилизованного человека — попр­осту невозможное. Я смотрел на свое отражение в зеркале, но видел не себя, а человека, который был моложе меня по меньшей мере лет на пятнадцать! Столько лет я вопреки всему надеялся, что источник молодости действительно су­ществует, и вот теперь видел перед собой вполне физическое подтверждение его реальности!

Радость и воодушевление, охватившие меня в тот мо­мент, невозможно выразить словами. А в последовавшие за тем днем несколько месяцев мое состояние претерпело еще более драматические изменения. Я полностью сбросил со своих плеч груз старости. Теперь никто уже не называл меня «Древним господином», и все ламы относились ко мне как к равному, что, честно говоря, весьма мне льстило.

На этом рассказ полковника был прерван. В дверь поз­вонили. Я с некоторой досадой открыл дверь. Это были мои друзья — муж с женой. Я всегда радовался возможности пообщаться с ними, но на этот раз их визит вызвал во мне чуть ли не раздражение. Однако я постарался ничем не вы­дать своих чувств и очень вежливо познакомил их с сэром Генри. Мы немного побеседовали, а затем полковник поднял­ся и произнес:

— Прошу простить меня, господа, однако я вынужден откланяться, поскольку сегодня вечером мне предстоит дело­вая встреча.

У самой двери он обернулся и сказал:

— Если вы не возражаете, Питер, я хотел бы пригласить вас отобедать со мной завтра. Обещаю, что в случае вашего согласия поведаю вам об «Оке возрождения» все то, что не успел рассказать сегодня.

Мы договорились о месте и времени встречи, и пол­ковник отбыл. Когда я вернулся в гостиную, жена моего друга поинтересовалась:

— Сколько лет вашему приятелю, Пит? Он очаровате­лен, однако так молод, что вряд ли может быть офицером в отставке. Тем более полковником...

— А вы как думаете — сколько ему лет?

— Ну, по виду ему никак не дашь и сорока. Хотя... из нашей с ним беседы я бы заключила, что ему не может быть меньше, чем сорок.

— Не меньше, это точно, — уклончиво согласился я и перевел разговор на другую тему.

Мне не хотелось повторять невероятную историю об «Оке возрождения», по крайней мере до тех пор, пока пол­ковник не рассказал мне ее всю до конца.

На следующий день, отобедав в ресторане, мы с пол­ковником отправились к нему, и он во всех подробностях рассказал мне о неистощимом источнике молодости.

*.*.*

— Когда я поселился в монастыре, мне первым делом объ­яснили, что в человеческом теле имеется девятнадцать энергети­ческих центров, именуемых «вихрями», — про­должил полковник прерванный рассказ. — Семь из них являются основными, а две­надцать —второстепенными. Эти вихри — мощные полевые обра­зования, невидимые глазом, но тем не менее вполне реально су­ществующие. Местоположение второстепенных вихрей соответ­ствует положению суставов конечностей: шесть верхних второ­степенных вихрей соответствуют плечевым суставам, локтевым суставам и лучезапястным суставам и кистям рук; шесть нижних второстепенных вихрей соответствуют тазобедренным суставам, коленям и голеностопным суста­вам со ступ­нями (Рис. 1 – 1. 1). Когда ноги челове­ка разведены не слишком широко в стороны, ко­ленные вихри соединяются, образуя один большой вихрь, по количеству сконцентрированной в нем энергии приближающийся к основным. А поскольку обычный человек крайне редко ока­зыва­ется в ситуациях, требующих от него выполнения интенсивных широкоамплитудных махов но­гами, выпол­нения "шпагатов" и тому подобных упражнений, коленные вихри его почти всегда представляют собой один вихрь, прос­транственная форма которого все время изменяется в соот­ветствии с движе­ниями тела. Поэтому иногда коленный вихрь относят к числу главных в качестве дополнительного, восьмого, и говорят не о девятнадцати, а о восемнадцати вихрях. Местоположение центров семи основных вихрей та­ково: самый нижний размещается в основании туловища, вто­рой — на уровне самой верхней точки полового органа, третий — чуть ниже пупка, четвертый — посередине грудной клетки, пятый — на уровне основания шеи, шестой — в середине головы; что же касается седьмого вихря напоминает конус с обращенным кверху открытым основанием и располагается в голове над шестым вихрем (Рис. 1 – 1. 2). В здоро­вом теле все вихри вращаются с большой скоростью, обеспечивая «праной» или «эфирной силой» все системы человеческого существа. Когда же функционирование одного или более из этих вих­рей нарушается, поток праны ослабляется или блокируется и... В общем, нарушение циркуляции праны как раз и есть то, что мы называем «болезнью» и «старостью».