О проповедниках смерти

Ницше, Так говорил Заратустра. — Издательство: М.: АСТ, 2012.

ISBN 978-5-17-065942-5

Часть первая. Предисловие Заратустры

Взгляни! Я пресытился своей мудростью, как пчела, собравшая слишком много мёду; мне нужны руки, простёртые ко мне. (стр. 3)

Я хотел бы одарять и наделять до тех пор, пока мудрые среди людей не стали бы опять радоваться безумству своему, а бедные — богатству своему. (стр. 3)

Заратустра преобразился, ребёнком стал Заратустра, Заратустра проснулся: чего же хочешь ты среди спящих? (стр. 4)

Они недоверчивы к отшельникам и не верят, что мы приходим, чтобы дарить. (стр. 5)

Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что до́лжно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его? (стр. 6)

Даже мудрейший среди вас есть только разлад и помесь растения и призрака. (стр. 6)

Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле и не верьте тем, кто говорит вам о надземных надеждах! (стр. 6)

В чём то самое высокое, что можете вы пережить?

...

Час, когда вы говорите: «В чём моя добродетель! Она ещё не заставила меня безумствовать. Как устал я от добра моего и от зла моего! Всё это бедность и грязь и жалкое довольство собою!»

Час, когда вы говорите: «В чём моя справедливость! Я не вижу, чтобы был я пламенем и углем. А справедливый — это пламень и уголь!»

Час, когда вы говорите: «В чём моя жалость! Разве жалость — не крест, к которому пригвождается каждый, кто любит людей? Но моя жалость не есть распятие». (стр. 7)

Человек — это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, — канат над пропастью. (стр. 8)

В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель...

1. Я люблю великих ненавистников, ибо они великие почитатели и стрелы тоски по другому берегу.

2. Я люблю того, кто не бережёт для себя ни капли духа, но хочет всецело быть духом своей добродетели: ибо так, подобно духу, проходит он по мосту.

3. Я люблю того, кто не хочет иметь слишком много добродетелей. Одна добродетель есть больше добродетель, чем две, ибо она в большей мере есть тот узел, на котором держится напасть.

4. Я люблю того, чья душа расточается, кто не хочет благодарности и не воздаёт её: ибо он постоянно дарит и не хочет беречь себя.

5. Я люблю того, кто бросает золотые слова впереди своих дел и исполняет всегда ещё больше, чем обещает: ибо он хочет своей гибели. (стр. 8-9)

Я говорю вам: нужно носить в себе ещё хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду. Я говорю вам: в вас есть ещё хаос. Горе! Приближается время, когда человек не родит больше звезды. (стр. 10)

Одни безумцы ещё спотыкаются о камни или о людей! (стр. 11)

Нет пастуха, одно лишь стадо! Каждый желает равенства, все равны: кто чувствует иначе, тот добровольно идёт в сумасшедший дом. (стр. 11)

«Счастье найдено нами», — говорят последние люди, и моргают. (стр. 11)

Непреклонна душа моя и светла, как горы в час дополуденный. Но они думают, что холоден я и что говорю я со смехом ужасные шутки. (стр. 12)

«Клянусь честью, друг, — отвечал Заратустра, — не существует ничего, о чём ты говоришь: нет ни чёрта, ни преисподней. Твоя душа умрёт ещё скорее, чем твоё тело: не бойся же ничего!» (стр. 13)

Я хочу учить людей смыслу их бытия: этот смысл есть сверхчеловек, молния из тёмной тучи, называемой человеком. (стр. 14)

Тот, кто кормит голодного, насыщает свою собственную душу: так говорит мудрость (стр. 15)

После этого Заратустра шёл ещё два часа, доверяясь дороге и свету звёзд: ибо он был привычный ночной ходок и любил всему спящему смотреть в лицо. (стр. 15)

Свет низошёл на меня: не к народу должен говорить Заратустра, а к спутникам!.. Спутников ищет созидающий, а не трупов, а также не стад и не верующих. Созидающих так же, как он, ищет созидающий.. Спутников ищет созидающий и тех, кто собирал бы жатву вместе с ним: ибо всё созрело у него для жатвы. Спутников ищет созидающий и тех, кто умеет точить свои серпы. (стр. 16-17)

Одиноким буду я петь свою песню и тем, кто одиночествует вдвоём; и у кого есть ещё уши, чтобы слышать неслыханное, тому хочу я обременить его сердце счастьем своим. (стр. 17)

О трех превращениях

1) дух становится верблюдом: все самое трудное берет на себя выносливый дух

2) львом верблюд: свободу хочет себе добыть, из "я должен" сделать "я хочу"

3) ребенком лев: дитя есть невинность и забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо, начальное движение. (стр. 21)

О кафедрах добродетели

Его мудрость гласит: так бодрствовать, чтобы сон был спокойный. И поистине, если бы жизнь не имела смысла и я должен был бы выбрать бессмыслицу, то эта бессмыслица казалась бы мне наиболее достойной избрания. (стр. 23)

О потусторонниках

Итак, однажды устремил и я свою мечту по ту сторону человека, подобно всем потусторонникам. Правда ли, по ту сторону человека? Ах, братья мои, этот Бог, которого я создал, был человеческим творением и человеческим безумием, подобно всем богам! Человеком был он, и притом лишь бедной частью человека и моего Я: из моего собственного праха и пламени явился он мне, этот призрак! И поистине, не из потустороннего мира явился он мне! (стр. 25)

Но «другой мир» вполне сокрыт от человека, этот обесчеловеченный, бесчеловечный мир, составляющий небесное Ничто; и чрево бытия не вещает человеку иначе, как голосом человека. (стр. 25)

Новой гордости научило меня моё Я, которой учу я людей: не прятать больше головы в песок небесных вещей (стр. 25)

О презирающих тело

«Я тело и душа» — так говорит ребёнок. И почему не говорить, как дети?

Но пробудившийся, знающий, говорит: я — тело, только тело, и ничто больше; а душа есть только слово для чего-то в теле.

Тело — это большой разум, множество с одним сознанием, война и мир, стадо и пастырь.

Орудием твоего тела является также твой маленький разум, брат мой; ты называешь «духом» это маленькое орудие, эту игрушку твоего большого разума.

"Я" говоришь ты и гордишься этим словом. Но больше его — во что не хочешь ты верить — тело твоё с его большим разумом: оно не говорит Я, но делает Я. (стр. 27-28)

За твоими мыслями и чувствами, брат мой, стоит более могущественный повелитель, неведомый мудрец, — он называется Само. В твоём теле он живёт; он и есть твоё тело. (стр. 28)

Оно хочет больше всего, — созидать дальше себя. Этого хочет оно больше всего, в этом вся страстность его. (стр. 28)

О радостях и страстях

Брат мой, если есть у тебя добродетель и она твоя добродетель, то ты не владеешь ею сообща с другими. Конечно, ты хочешь называть её по имени и ласкать её: ты хочешь подёргать её за ушко и позабавиться с нею... Лучше было бы тебе сказать: «нет слова, нет названия тому, что составляет муку и сладость моей души, а также голод утробы моей». Пусть твоя добродетель будет слишком высока, чтобы доверить её имени: и если ты должен говорить о ней, то не стыдись говорить, лепеча. (стр. 29)

Некогда были у тебя страсти, и ты называл их злыми. А теперь у тебя только твои добродетели: они выросли из твоих страстей. (стр. 30)

Брат мой, если ты счастлив, то у тебя одна добродетель, и не более: тогда легче проходишь ты по мосту. (стр. 30)

О бледном преступнике

То, что он сам осудил себя, было его высшим мгновением; не допускайте, чтобы тот, кто возвысился, опять опустился в свою пропасть! (стр. 31)

Но одно — мысль, другое — дело, третье — образ дела. Между ними не вращается колесо причинности. (стр. 31)

О чтении и письме

Из всего написанного люблю я только то, что пишется своей кровью. Пиши кровью — и ты узнаешь, что кровь есть дух. (стр. 33)

Кто пишет кровью и притчами, тот хочет, чтобы его не читали, а заучивали наизусть. (стр. 33)

Воздух разрежённый и чистый, опасность близкая и дух, полный радостной злобы, — всё это хорошо идёт одно к другому. (стр. 34)

Беззаботными, насмешливыми, сильными — такими хочет нас мудрость: она — женщина и любит всегда только воина. (стр. 34)

Я бы поверил только в такого Бога, который умел бы танцевать... Я научился ходить; с тех пор я позволяю себе бегать. Я научился летать; с тех пор я не жду толчка, чтобы сдвинуться с места. (стр. 35)

О дереве на горе

Чего же ты пугаешься? С человеком происходит то же, что и с деревом. Чем больше стремится он вверх, к свету, тем глубже впиваются корни его в землю, вниз, в мрак и глубину, — ко злу. (стр. 35)

Ты ещё не свободен, ты ищешь ещё свободы. Бодрствующим сделало тебя твоё искание и лишило тебя сна. (стр. 37)

О проповедниках смерти

Земля полна лишними, жизнь испорчена чрезмерным множеством людей. О, если б можно было «вечной жизнью» сманить их из этой жизни! (стр. 38)

Повстречается ли им больной, или старик, или труп, и тотчас говорят они: «жизнь опровергнута!»

Но только они опровергнуты и их глаза, видящие только одно лицо в существовании. (стр. 38)

Если бы вы больше верили в жизнь, вы бы меньше отдавались мгновению. (стр. 39)

Всюду раздаётся голос тех, кто проповедует смерть; и земля полна теми, кому нужно проповедовать смерть. Или «вечную жизнь» — мне всё равно, — если только они не замедлят отправиться туда! (стр. 39)

О войне и воинах

Мы не хотим пощады от наших лучших врагов, а также от тех, кого мы любим до глубины души. (стр. 40)

Своего врага ищите вы, свою войну ведите вы, войну за свои мысли! И если ваша мысль не устоит, всё-таки ваша честность должна и над этим праздновать победу! (стр. 40)

Вы говорите, что благая цель освящает даже войну? Я же говорю вам, что благо войны освящает всякую цель. Война и мужество совершили больше великих дел, чем любовь к ближнему. (стр. 41)

Что хорошо? спрашиваете вы. Хорошо быть храбрым. Предоставьте маленьким девочкам говорить: «быть добрым — вот что мило и в то же время трогательно». (стр. 41)

Но ваша высшая мысль должна быть вам приказана мною — и она гласит: человек есть нечто, что должно превзойти. (стр. 41)

О новом кумире

Это знамение даю я вам: каждый народ говорит на своём языке о добре и зле — этого языка не понимает сосед... Но государство лжёт на всех языках о добре и зле. (стр. 42)

Свободною стоит для великих душ и теперь ещё земля. (стр. 44)

О базарных мухах

Медленно течёт жизнь всех глубоких родников: долго должны они ждать, прежде чем узнают, что упало в их глубину. (стр. 46)

Беги, мой друг, в своё уединение. (стр. 46)

То, что мы узнаём в человеке, воспламеняем мы в нём. Остерегайся же маленьких людей! (стр. 47)

О целомудрии

И это знамение даю я вам: многие желавшие изгнать своего дьявола сами вошли при этом в свиней. (стр. 48)

Познающий не любит погружаться в воду истины не тогда, когда она грязна, но когда она мелкая. (стр. 49)

О друге

"Я" и "меня" всегда слишком усердствуют в разговоре; как вынести это, если бы не было друга? Всегда для отшельника друг является третьим: третий — это пробка, мешающая разговору двух опуститься в бездонную глубь. (стр. 49)

«Будь хотя бы моим врагом!» — так говорит истинное почитание, которое не осмеливается просить о дружбе. (стр. 50)

Пусть будет твоё сострадание угадыванием: ты должен сперва узнать, хочет ли твой друг сострадания. Быть может, он любит в тебе несокрушённый взор и взгляд вечности. (стр. 50)

Ещё не способна женщина к дружбе: женщины всё ещё кошки и птицы. Или, в лучшем случае, коровы. (стр. 51)