Многозначительные разговоры 3 страница

Очень трудно принять решение, когда не только его возможные последствия неизвестны, и вся ситуация совершенно непонятна. Тони понятия не имел, как он здесь оказался и куда

направляется, и не знал, к чему приведет сделанный им выбор.

Пока он стоял в нерешительности на развилке, ему вдруг показалось, что он уже бывал здесь.

Может, это было не точь-в-точь то самое место, но очень похожее. Вся жизнь Тони сплеталась

из альтернатив и противоречивых интересов, и ему не раз приходилось принимать решение

наугад, убеждая себя и других, что он полностью отдает себе отчет в возможных последствиях,

ибо оценил ситуацию правильно, блестяще продумал и принял логичное, последовательное

решение.

Тони всегда старался устранять все сомнения и по мере сил управлять развитием событий,

создавая для окружающих иллюзию, будто просчитывает все наперед. Теперь же он понимал,

что исход и последствия любого дела всегда неизвестны, а маркетинг и работа над имиджем

нужны лишь для того, чтобы скрыть этот факт. Неизменно возникают ничем не обоснованные

независимые переменные, которые путают все расчеты. Тем не менее Тони стремился внушить

окружающим, будто он четко понимает, что делает: блеф стал его излюбленным приемом. изображать провидца в ситуации полной непредсказуемости весьма утомительно.

Он стоял в растерянности перед тремя дорожками, ведущими в неизвестность. Но полное

незнание, как ни удивительно, дало ему неожиданную свободу: при отсутствии каких-либо

предположений относительно будущего не было необходимости выносить решение,

претендующее на непогрешимость. Ничто не мешало ему избрать любой путь, и независимость одновременно бодрила его и пугала, как хождение по канату, протянутому между

пламенем и ледяной бездной.

Сколько Тони ни вглядывался в каждую из тропинок, это ничего не давало. Возможно,

какая-то из них казалась на первый взгляд более легкой, чем другие, но поди знай, что там ближайшим поворотом. Свобода выбора пригвоздила его к месту.

«Невозможно управлять судном, которое еще не покинуло док», — пробормотал Тони двинулся по средней тропинке, говоря себе, что в крайнем случае вернется обратно. Правда,

куда именно «обратно», тоже было неясно.

Ярдах в двухстах от первой развилки он наткнулся еще на одну, и опять надо было выбрать

один путь из трех. На сей раз, почти не задумываясь, Тони свернул по тропинке, ведущей

направо и вверх по склону. Мысленно он занес и этот поворот в воображаемый путевой журнал.

В общей сложности на первой миле пути ему пришлось делать подобный выбор еще двадцать, и в конце концов он отказался от упражнений по запоминанию дороги. Возможно,

надежнее было бы выбирать всякий раз средний путь. Но Тони все время менял курс, продолжая идти прямо, то сворачивая влево или вправо, поднимаясь по склону холма и снова

спускаясь вниз. Он почувствовал, что утратил всякое представление о том, где находится, не имел его с самого начала, точно так же, как и не знал, куда направляется.

«А что если у моего пути нет никакой конечной цели?» подумал Тони. Стремление

«прибыть в пункт назначения» ослабло, он непроизвольно замедлил шаг и стал внимательнее

оглядываться вокруг. Лес, казалось, был живым организмом и дышал с путником в унисон.

Жужжание насекомых, мелькание разноцветных птиц, криком оповещавших о приближении

Тони, шуршание каких-то мелких животных в подлеске — все это вызывало в его душе трепет.

Отсутствие цели имело и свои преимущества: никаких сроков, никаких обязательств. Волей-

неволей Тони позволил окружающему миру ослабить его растерянность и беспокойство.

Время от времени он проходил мимо гигантских старых деревьев, которые величественно

высились, сплетаясь ветвями, будто утверждая свои братские чувства и затеняя тропинку

сплошным навесом из листьев. «Почти ничего не осталось в моей жизни от старого леса, подумал Тони и пожал плечами. — Что не распродано, то сожжено».

В одном месте тропинка проходила по расщелине между скалами — что-то вроде крытого

туннеля. Тони невольно ускорил шаг, боясь, что стены сомкнутся, раздавят его в каменных

объятиях. Одна из выбранных им дорожек привела на пожарище. Бушевавший здесь когда-огонь изуродовал лес, вырвав его сердце с корнем. Но среди пней и следов былого величия

проросли молодые зеленые побеги, некормленные останками прошлого и готовые с лихвой

восполнить утрату. Еще одна тропинка шла, сливаясь с песчаным руслом высохшей реки; другая,

едва различимая, взбиралась по плюшевым мхам, полностью заглушавшим звук шагов.

Возникали все новые и новые развилки, путнику снова и снова приходилось делать выбор.

Прогулка длилась уже несколько часов, когда Тони вдруг сообразил, что возможности

выбора существенно сократились: тропинка расширилась — ее вполне можно было назвать

аллеей, по бокам которой деревья и кустарники росли очень тесно, создавая почти

непроницаемый барьер. Неужели его путешествие приближается к концу? Он ускорил шаг.

Аллея — или, точнее, дорога — пошла под уклон. Деревья и кусты окаймляли ее сплошной

стеной, и у Тони возникло впечатление, будто он спускается по устланному ковром коричнево-

зеленому коридору с голубым потолком, украшенным облачками.

Сделав очередной поворот, Тони застыл на месте. В четверти мили впереди изумрудные

стены коридора, полого уходившего вниз, сменялись каменными. Дорога заканчивалась массивных дверей в скале, которая очертаниями напоминала старинную крепость с бастионами,

какую можно увидеть на книжных иллюстрациях или в музее, в виде архитектурного макета. Вот

только размеры крепости были поистине исполинскими.

Тони решительно направился к дверям, уверенный, что это воображаемый вход в какое-воображаемое укрепление. Он никогда не сомневался, что человеческая изобретательность

неисчерпаема, и считал ее одним из самых удивительных свойств разума, однако неведомое

фантастическое сооружение поистине ошеломило Тони. По-видимому, под действием средств,

стимулирующих центральную нервную систему, его воображение безудержно разыгралось оживило остатки детских впечатлений о сказочных замках с бастионами. Однако иллюзия

казалась совершенно реальной и материальной, как бывает во сне, когда окружающий воссоздается в малейших деталях и кажется настолько подлинным, что убедиться в мнимости можно лишь одним способом: попытаться восстановить путь, которым ты пришел него. Здесь было то же самое: реальность, но невозможная. Напрашивалось единственное

объяснение: Это все-таки сон, необыкновенно похожий на действительность.

Этот вывод сразу принес облегчение, будто Тони ждал разгадки, затаив дыхание, и наконец

его разум нашел ответ. Итак, истина установлена. Все это ему снится, это проекция его души,

вырвавшейся на свободу благодаря сильным психотропным средствам. Воздев руки, он крикнул:

— Сон! Мой сон! Невероятно! Ай да я!

Крик прокатился эхом по стенам сооружения, и Тони рассмеялся.

Собственные творческие способности поразили его и вдохновили. Будто услышав саундтрек

к фильму — своей галлюцинации, — Тони сделал несколько танцевальных движений, подняв

руки, задрав голову и слегка крутанувшись влево, а потом вправо. Он был плохим танцором, здесь его никто не видел, так что можно было не стесняться. Если ему хочется танцевать, то ж запретит? Это ведье го сон, а значит, он здесь полноправный хозяин и может делать все, что

пожелает.

Но оказалось, что это не совсем так.

Стремясь утвердить свое могущество, Тони выставил ладони в направлении чудовищной

громады и, подражая ученику чародея, скомандовал двери:

— Сезам, откройся!

Ничего не произошло. Тем не менее попытаться стоило. Это лишь означало, что даже правдоподобных снах его власть ограничена. Пути назад не было, и Тони, по-прежнему

восхищенный величием и размахом своего воображения, двинулся вперед. Поскольку все вокруг

являлось созданием его ума, в этих образах должен присутствовать какой-то смысл — возможно,

даже очень большой.

Когда Тони подошел к двери, у него уже созрела гипотеза относительно того, что все значит. Сама дверь казалась совершенно обыкновенной по сравнению со всем гигантским

сооружением. Тем не менее она была достаточно массивной, так что Тони почувствовал себя

маленьким и ничтожным. Сначала он осмотрел дверь, не прикасаясь к ней. Казалось, за должен быть вход, но ни ручки, ни замка видно не было. Очевидно, дверь открывалась лишь

изнутри, а значит, там находился некто или нечто, способное это сделать.

— Интересно! — пробормотал Тони себе под нос и поднял кулак, намереваясь постучать дверь, но застыл на месте.

Он услышал стук в дверь, хотя сам постучать еще не успел! Удар, потом другой, сильный громкий. Кто-то трижды постучал в дверь изнутри. Тони на всякий случай помахал кулаком,

чтобы проверить, не он ли все-таки производит стук на расстоянии, но на сей раз все было тихо.

Затем опять прозвучал тройной стук, громкий, но не настойчивый. Посмотрев на дверь, Тони

увидел засов в том месте, где раньше, вроде бы, ничего не было. Как он мог его не заметить?

Тони нерешительно потрогал его и почувствовал холодный металл ручки. Этой ручки он прежде

тоже не видел. Однако, не тратя больше времени на размышления, словно подчиняясь

беззвучной команде, Тони отодвинул засов и сделал шаг в сторону. Огромная дверь плавно беззвучно открылась внутрь.

За дверью, прислонившись к косяку, стоял человек. Лицо его расплылось в широкой

гостеприимной улыбке. Но Тони поразил не столько сам незнакомец, сколько то

обстоятельство, что за спиной у него виднелась та самая лесная дорога, по которой он только

что пришел. Значит, он находится уже за дверью и открыл ее изнутри? Оглянувшись, Тони

убедился, что так и есть. За спиной у него оказалось большое пространство площадью примерно

в полдюжины квадратных миль, огороженное со всех сторон гигантской каменной стеной, неприступная крепость в окружении дикой, свободной природы.

Опершись рукой о стену, чтобы прийти в себя, Тони опять обернулся к дверям. Человек стоял

в той же позе и улыбался ему. Тут у Тони закружилась голова, мир вдруг накренился, ноги у него

подкосились, и знакомая темнота стала затуманивать его зрение. Возможно, сон заканчивался пора было возвращаться — туда, где во всем больше смысла и где он по крайней мере знает, именно он не знает.

Сильные руки подхватили его и осторожно помогли сесть на землю спиной к стене, наружной стороны.

— Выпейте.

Плохо сознавая, что делает, Тони открыл рот и почувствовал, как туда льется прохладная

жидкость. Вода! Уже бог знает сколько часов он не пил. Может быть, он и сознание стал терять

из-за обезвоживания. Так долго шел по лесу… но разве это возможно? А теперь он где? В замке?

И кто перед ним? Сказочный принц?

«Что за бред? — подумал Тони, продираясь сквозь путаницу мыслей. — Какой принц? Я не принцесса». Он усмехнулся. Постепенно освежающая жидкость прочистила ему мозги зрение прояснилось.

— Осмелюсь заметить, — прозвучал голос, в котором слышался сильный акцент, не британский, не то австралийский, — что, будь вы даже принцессой, вас с такой неприглядной

внешностью вряд ли пустили бы в сказку.

Тони поднял голову и посмотрел на мужчину, склонившегося над ним с фляжкой в руке. Тот

ответил ему взглядом орехово-карих глаз. Незнакомец был умеренно плотного сложения,

дюйм-два ниже Тони; на вид лет шестидесяти или даже чуть старше. Высокий лоб и залысины

позволяли предположить в нем глубокий ум, для которого требовалось много места. Одет был старомодно: в мятые брюки из серой фланели и коричневый твидовый пиджак, порядком

поношенный. Эта одежда явно знавала лучшие дни и слегка обтягивала фигуру. В целом

мужчина был похож на кабинетного ученого: бледный цвет лица указывал, что он много

времени проводит в помещении. Однако толстые загрубевшие руки подходили скорее мяснику.

В насмешливой улыбке, с которой он терпеливо ждал, пока Тони соберется с мыслями наконец заговорит, проглядывало что-то детское.

— Итак, — Тони прочистил горло, — здесь кончаются все пути? — Вопрос был довольно

бессмысленный: он спросил первое, что пришло ему в голову.

— Нет, — ответил незнакомец сильным и звучным голосом. — Как раз наоборот. Все пути

начинаются здесь. Но я в последнее время не так уж много путешествую.

Тони этот ответ мало что объяснил, и он задал совсем простой вопрос:

— Вы британец?

— Ха-ха! — рассмеялся тот, откинув голову назад. — Упаси господи, нет! Я ирландец! точности ради надо сказать, что я, хоть и родился в Ирландии, целиком принадлежу, пожалуй, британской культуре. Когда я был молод, это было почти одно и то же, так что ваша ошибка

вполне простительна. — Он снова рассмеялся и сел на плоский камень рядом с Тони, упершись

руками в колени.

Оба посмотрели на дорогу, окаймленную лесом.

— Между нами, — продолжил ирландец, — я должен признаться, что чем дальше, тем больше ценю ту роль, которую британцы сыграли в моей жизни. Правда, они почти случайно

уложили некоторое количество наших во время Первой мировой — ошиблись, видите ли, расчетах, и снаряды легли с недолетом. Очевидно, у них маловато приличных математиков.

Слава богу, хоть мы были на их стороне.

Очень довольный своей шуткой, он вытащил трубку из нагрудного кармана пиджака,

затянулся и удовлетворенно выпустил струю дыма. Приятный запах повисел какое-то время воздухе, пока его не поглотили более сильные лесные ароматы. Не поворачиваясь к Тони,

ирландец протянул ему трубку с легким поклоном:

— Не хотите попробовать?

— Спасибо, не курю, — отказался Тони.

— И правильно, мистер Спенсер, — иронически откликнулся его собеседник. — Говорят,

курение убивает.

С этими словами он сунул трубку в нагрудный карман, не погасив ее. Карман был изготовлен

из какого-то другого материала — возможно, брючного — и пришит к пиджаку. Очевидно,

старая ткань постепенно прогорела и ее пришлось заменить.

— Вы знаете меня? — удивился Тони, безуспешно пытаясь вспомнить, где он мог

встречаться с этим человеком.

— Мы все знаем вас, мистер Спенсер. Но я должен извиниться за мои плохие манеры.

Поистине никуда не годные. Меня зовут Дже[к1,1] и мне предоставлена честь встретить вас лицом к лицу, так сказать. — Он протянул руку, и Тони почти машинально пожал ее.

— Тони… Но это вам и так известно. А все-таки, откуда вы меня знаете? Мы что,

встречались прежде?

— Ну, не то чтобы встречались… Ваша матушка впервые познакомила вас со мной. неудивительно, что вы об этом забыли. Я не такая уж запоминающаяся личность. Тем не менее

детские впечатления оказывают поразительное влияние на формирование плохих и хороших

качеств в человеке, да и на всю его жизнь.

— Но каким образом… — недоуменно пробормотал Тони.

— Как я уже сказал, мы все знаем вас. Но знание бывает очень разным. Мы даже собственной душе имеем весьма смутное представление, пока не выйдем из своего укрытия белый свет, где будут сняты все покровы.

— Простите, — прервал его Тони, которому эти рассуждения начали надоедать. — Я понимаю того, что вы говорите, и не вижу, какое это имеет отношение к нашей встрече. Я имею представления, куда и даже в какое время попал, а вы меня только больше запутываете.

— Действительно, — понимающе покивал Джек, будто надеясь таким образом утешить

собеседника.

Тони подавил растущее раздражение и задумался, обхватив голову руками. Оба молча

глядели на лесную дорогу.

— Энтони, вы действительно знаете меня — не так, как других знакомых, и не очень хорошо,

но достаточно. Поэтому меня и пригласили. — Джек говорил уверенным ровным тоном, и Тони

невольно стал вдумываться в его слова. — Я оказал кое-какое влияние на вас в молодости вам, так сказатьн, апутствие. Разумеется, теперь это померкло в вашей памяти, но семена

проросли.

— Какое еще приглашение? Я никого никуда не приглашал. А вас я совершенно помню, — заявил Тони. — Кто вы такой? Не знаю я никакого Джека-ирландца!

— Прошло уже много лет, — спокойно отвечал Джек, — и это приглашение, вероятно,

осталось у вас в лучшем случае как смутное ощущение или желание. Если бы я принес с собой

книжку и вы понюхали ее, это, несомненно, оживило бы вашу память, но я не догадался сделать

это. Мы с вами никогда не встречались лично, сегодня видимся впервые. Вы, наверное,

удивитесь, но я умер за несколько лет до вашего рождения.

— Вот и отлично! — огрызнулся Тони, с излишней поспешностью вскакивая на ноги.

Ноги были как ватные, но он до того разозлился, что в запальчивости сделал несколько

шагов в направлении, откуда пришел. Затем он остановился и обернулся:

— Так вы говорите, что умерли за несколько лет до того, как я родился?

— Да. В тот же день, когда убили Кеннеди и когда умер Хаксл[1и2.] Мы составили

прекрасную троицу у так называемых «жемчужных врат»… — Говоря это, он для

выразительности взмахнул в воздухе пальцами, изображая кавычки. — Видели бы вы, какое

выражение лица было у Олдоса. Вот уж поистине «дивный новый мир»!

— Послушайте, Джек-ирландец, якобы знакомый со мной, — проговорил Тони так

спокойно, как только мог, вновь приближаясь к Джеку, хотя его гнев и страх уже почти достигли

предела, — где, черт побери, я нахожусь?

Джек поднялся на ноги и подошел к Тони почти вплотную. Он помолчал, чуть склонив

голову набок, словно прислушиваясь к какому-то другому разговору, затем произнес, тщательно

выговаривая слова:

— В некотором смысле это место можно было бы назвать адом, но, с другой стороны, можно

и домом.

Тони отступил на шаг, стараясь осмыслить услышанное.

— То есть это ад? Я в аду?

— Не совсем. По крайней мере не в том смысле, как вы это понимаете. К Данте, я уверен, не имеет никакого отношения.

— К Данте?

— Ну да, к Данте с его кругами ада, чертями, вилами и тому подобным. Бедняге так неловко,

он до сих пор извиняется.

— Вы сказали, что это «не совсем» ад. Как это понять?

— Тони, а как вы представляете себе ад? — спокойно задал Джек встречный вопрос.

Тони не знал, что ответить. Разговор принял неожиданный оборот. Похоже было, что имеет

смысл подыграть этому чудаку. Возможно, он располагает какой-то информацией, которая Тони

потом пригодится.

— Ну… трудно сказать. — Ему никогда не задавали этот вопрос в лоб, как сейчас. никогда всерьез не задумывался о том, что это такое. В результате ответ Тони прозвучал

неуверенно и скорее в форме вопроса: — Место, где человек испытывает вечные муки, скрипит

зубами и так далее?

Джек молчал, словно ожидая продолжения.

— Место, где Бог наказывает тех, на кого разгневался за грехи, — добавил Тони. — В плохие люди отлучены от Бога. А хорошие люди попадают на небеса — так?

— И вы верите во все это? — спросил Джек, опять склонив голову набок.

— Нет! — твердо заявил Тони. — Я считаю, если уж ты умираешь, так умираешь. становишься пищей червей, прах к праху, в тебе нет ни складу ни ладу, ты мертв — и все.

— Только человек, который никогда не умирал, может говорить о подобных вещах с такой

уверенностью! — усмехнулся Джек. — А можно задать вам еще один вопрос?

Тони кивнул.

— Из того, что вы верите, будто человек просто умирает — и все, — следует ли из этого, так и есть на самом деле?

— Конечно! Для меня это реальность.

— Я не спрашивал, что для вас реальность. Это очевидно. Вопрос в другом: как все устроено

на самом деле?

Тони задумался.

— Не вижу разницы. Если что-то реально, значит оно существует на самом деле, разве так?

— Вовсе нет, Тони! И чтобы вы поняли, насколько все сложно, я даже скажу вам, что нечто

может быть реальным, но не существовать в действительности. Но истина существует

независимо от того, что реально, а что лишь представляется таковым.

Тони поднял руки вверх, пожал плечами и потряс головой.

— Прошу прощения, но тут я пас. Я этого не понимаю…

— Да понимаете, понимаете! — прервал его Джек. — Гораздо лучше, чем вам кажется. возражаете, если для ясности я приведу несколько примеров?

— Разве у меня есть выбор? — неохотно согласился Тони. Несмотря на растерянность, был все же заинтригован, чувствуя, что в словах ирландца кроется некий комплимент ему, но понимая какой.

— Выбор? — улыбнулся Джек. — В принципе, хороший вопрос, но сейчас не об этом. Есть

люди, которые верят, что не было холокоста, что человек не ходил по Луне, что Земля плоская, под кроватью живут страшные чудовища. Для них все это — реальность, но где здесь истина?

Или более близкий вам вопрос: ваша Лори верила…

— Только давайте не будем приплетать сюда мою жену! — возмутился Тони. — Полагаю, ней вы тоже знакомы, и если она также обитает где-то в этих краях, то учтите, я не имею

никакого желания встречаться с ней.

Джек поднял руки в знак капитуляции.

— Тони, успокойтесь, я упомянул ее просто для примера, а не в укор вам. Могу продолжать?

Кивнув, Тони сложил руки на груди.

— Да, прошу прощения. Как видите, я не слишком люблю беседовать на эту тему.

— Да, понимаю, — отозвался Джек. — Оставим до другого раза. Мой вопрос: верила Лори когда-нибудь, что вы действительно ее любите?

Вопрос был неприятный и в данных обстоятельствах слишком личный. Тони помолчал лишь затем чистосердечно ответил:

— Да, я думаю, вначале она, возможно, верила, что я действительно люблю ее.

— Значит, вы полагаете, для нее это чувство было реальностью?

— Раз она считала его реальным, значит оно и было для нее реальным.

— Тогда следующий вопрос: а на самом деле оно было реальным? Вы любили ее, Тони?

Тут же сработал защитный рефлекс, и Тони воспринял вопрос как скрытое обвинение. обычных условиях можно было бы сменить тему, заглушить свои эмоции каким-нибудь

саркастическим замечанием и превратить разговор в беззаботную болтовню о посторонних

предметах. Но в данном случае Тони нечего было терять. Он никогда больше не увидит этого

человека, а беседа получалась интересная. Тони вспомнил, что давно уже никому не позволял

так легко вовлечь себя в серьезный разговор. Сейчас же он спал и видел сон и чувствовал безопасности.

— Если честно… — протянул он, — если честно, я думаю, что просто не знал, как любить

ее, и вообще не умел любить, если уж на то пошло.

— Спасибо, Энтони, за это признание. Я думаю, так и было. Но дело в том, что она-верила в вашу любовь, и хотя этого чувства не существовало, для Лори оно было настолько

реальным, что она построила вокруг него всю свою жизнь — причем дважды.

— Уж этого можно было и не касаться, — пробурчал Тони, отвернувшись.

— Я это просто так, сынок, к слову, а не в осуждение. Но перейдем ко второму примеру, если

не возражаешь. — Увидев, что Тони готов слушать, Джек продолжил: — Для того чтобы

рассмотреть этот пример, давай предположим, что Бог действительно существует…

— Не верю я в эти выдумки, — отмахнулся Тони.

— Слушай, я же ни в чем не пытаюсь тебя убедить, — поспешил успокоить его Джек. — не мое дело. Не забывай, что я умер, а ты… бродишь в потемках. Я просто хочу наглядно

показать тебе разницу между реальным и истинным. Мы ведь об этом говорим, не так ли?

Он улыбнулся, и Тони невольно улыбнулся в ответ. В этом человеке была какая-обезоруживающая скрытая доброта, истинная, глубокая.

— Предположим, что Бог всегда благ, никогда не врет и не обманывает, говорит только

правду. И вот этот Бог вдруг приходит к тебе, Энтони Спенсеру, и говорит: «Тони, ничто

никогда не лишит тебя моей любви — ни смерть, ни жизнь, ни посланец с небес, ни монарх на

земле, ни сегодняшние события, ни грядущие, ни власть сверху, ни давление снизу, ни что-либо

иное во всей вселенной, созданной Богом, — нет такой силы, которая могла бы лишить тебя

моей любви». Ты же слушаешь эти слова Бога, но не веришь ему. Твое неверие становится

реальностью для тебя, и ты создаешь целый мир, основанный на неверии в слово Бога, в любовь

Бога и даже в самого Бога. В связи с этим возникает много вопросов, вот один из них:

становятся ли слова Бога неистинными из-за того, что ты им не веришь?

— Да, — ответил Тони не задумываясь, но сразу поправился: — То есть нет. Подожди, должен подумать.

Джек молчал, предоставляя Тони возможность собраться с мыслями.

— Ладно, — сказал Тони. — Если то, что ты говоришь об этом Боге, истинно… и реально,

то, наверное, моя вера или неверие ничего не изменят. Пожалуй, я начинаю понимать, что хочешь сказать.

— Думаешь? — усомнился Джек. — Тогда позволь спросить тебя: если ты решил не верить

словам этого Бога, что ты будешь чувствовать по отношению к нему?

— Хм… Я буду чувствовать… — Тони запнулся, подыскивая нужное слово.

— Отделенность? — подсказал Джек. — У тебя возникнет чувство отделенности, отпадения

от Бога, разобщенности с ним, потому что по-твоему получится, что именно это «реальность». Реально то, во что веришь, даже если оно не существует. Бог говорит тебе, разобщенность неистинна и ничто не может «реально» разобщить тебя с Богом, лишить любви никакие предметы, поступки, события, ни даже смерть и ад, каким бы ты его ни

представлял себе. Ты же веришь, что разобщенность реальна, и таким образом создаешь собственную реальность, основанную на лжи.

Тони окончательно запутался и, почесав в затылке, отвернулся.

Как же в таком случае человек вообще может узнать, что истинно? Что есть истина?

— Ага! — воскликнул Джек, хлопнув Тони по плечу. — Голос Понтия Пилата донесся из

царства мертвых. Вот в этом-то, приятель, и есть главная штука! Стоя в самом центре

исторического коловращения, лицом к лицу с истиной, он объявил ее, как многие из нас,

бывало, несуществующей — точнее говоря, объявил «его» несуществующим. К нашему общему

счастью, Пилат был не в силах превратить нечто реальное в нечто неистинное. — Помолчав,

Джек добавил: — Это и не в твоих силах, Тони.

На миг воцарилось молчание, а затем земля слегка вздрогнула у них под ногами, словно какого-то глубокого толчка. Джек одарил Тони одной из своих самых загадочных улыбок объявил:

— Ну вот, я думаю, это означает, что время нашей беседы вышло. На этом пока остановимся.

— Подожди! — запротестовал Тони. — У меня есть еще вопросы. Куда же ты? Ты не можешь

подождать? Я же так и не понял, где я и почему я здесь! Если это «не совсем» ад, то что такое? И еще ты сказал, что это «можно назвать домом». Это что значит?

Джек обернулся к Тони, чтобы бросить на него последний взгляд.

— Тони, ад — это когда веришь в реальность, которая неистинна, и живешь в ней. Ты мог жить так вечно, но позволь мне сказать тебе нечто истинное. Уж не знаю, как ты решишь:

поверить в это или нет, считать или не считать это реальностью. — Он на мгновение умолк. Что бы ты ни думал о смерти и аде, истина в том, что это не разобщенность.

Земля опять дрогнула, на сей раз более ощутимо, так что Тони даже пришлось опереться

рукой о стену. Когда он поднял голову, Джека уже не было. Смеркалось.

Неожиданно Тони почувствовал, что страшно устал, если можно так выразиться, до мозга

костей. Он снова сел, прислонившись спиной к гигантскому сооружению, и посмотрел на дорогу

и лесные заросли, которые быстро тускнели и приобретали серый оттенок. Во рту у Тони

пересохло, слюна была вязкой. Он пошарил вокруг, надеясь, что Джек оставил свою фляжку, ничего не нашел. Тогда Тони подтянул колени к животу, чтобы хоть чуточку защититься холода, который начал постепенно заползать в его тело, словно вор, умыкающий драгоценные

частицы тепла.

Это было уже слишком. Поднялся ледяной ветер и выдул из Тони последние оставшиеся

вопросы, разбросав их по всей округе, как клочки бумаги. Может быть, это и есть конец? слышится ли приближение стонущей пустоты, готовой поглотить его, вытянуть из него

последние остатки тепла?

Его трясло, и он не мог унять дрожь. И тут появился свет, голубоватое сияние вокруг самых

красивых темно-карих глаз, какие Тони когда-либо видел. Это кого-то напоминало, но он никак

не мог вспомнить, кого именно. Какую-то выдающуюся личность.

Стараясь не потерять сознания, Тони с трудом выдавил из себя вопрос:

— Кто я такой? То есть нет, сначала скажи, где я?

Человек сел рядом с Тони, обнял его и дал ему выпить какой-то теплой жидкости. Тони

чувствовал, как жидкость распространяется по всему его телу, просачиваясь до самого нутра.

Дрожь стала утихать и совсем прекратилась. Тони расслабленно привалился к незнакомцу.

— Ты в безопасности, — прошептал тот, погладив Тони по голове. — Ты в безопасности,