Стелла-5. Светило. Ад. Изольда 12 страница
В дивном мраморном зале кружилась хрупкая черноволосая девчушка... С лёгкостью сказочной феи, она танцевала какой-то причудливый, лишь ей одной понятный танец, временами вдруг чуть подпрыгивая и... зависая в воздухе. А потом, сделав замысловатый пирует и плавно пролетев несколько шагов, опять возвращалась назад, и всё начиналось сначала... Это было настолько потрясающе и настолько красиво, что у нас со Стеллой захватило дух!.. А Изидора лишь мило улыбалась и спокойно продолжала дальше свой прерванный рассказ.
— Моя мама была потомственной Ведуньей. Она родилась во Флоренции — гордом, свободном городе... в котором его знаменитой «свободы» было лишь столько, насколько могли защитить её, хоть и сказочно богатые, но (к сожалению!) не всесильные, ненавидимые церковью, Медичи. И моей бедной маме, как и её предшественницам, приходилось скрывать свой Дар, так как она была родом из очень богатой и очень влиятельной семьи, в которой «блистать» такими знаниями было более чем нежелательно. Поэтому ей так же, как и её матери, бабушке и прабабушке, приходилось скрывать свои удивительные «таланты» от посторонних глаз и ушей (а чаще всего, даже и от друзей!), иначе, узнай об этом отцы её будущих женихов, она бы навсегда осталась незамужней, что в её семье считалось бы величайшим позором. Мама была очень сильной, по-настоящему одарённой целительницей. И ещё совсем молодой уже тайно лечила от недугов почти весь город, в том числе и великих Медичи, которые предпочитали её своим знаменитым греческим врачам. Однако очень скоро «слава» о маминых «бурных успехах» дошла до ушей её отца, моего дедушки, который, конечно же, не слишком положительно относился к такого рода «подпольной» деятельности. И мою бедную маму постарались как можно скорее выдать замуж, чтобы таким образом смыть «назревающий позор» всей её перепуганной семьи... Было ли это случайностью, или кто-то как-то помог, но маме очень повезло — её выдали замуж за чудесного человека, венецианского магната, который... сам был очень сильным ведуном... и которого вы видите сейчас с нами...
Сияющими, повлажневшими глазами Изидора смотрела на своего удивительно отца, и было видно, насколько сильно и беззаветно она его любила. Она была гордой дочерью, с достоинством нёсшей через века своё чистое, светлое чувство, и даже там, далеко, в её новых мирах не скрывавшей и не стеснявшейся его. И тут только я поняла, насколько же мне хотелось стать на неё похожей!.. И в её силе любви, и в её силе Ведуньи, и во всём остальном, что несла в себе эта необычайная светлая женщина...
А она преспокойно продолжала рассказывать, будто и не замечая ни наших «лившихся через край» эмоций, ни «щенячьего» восторга наших душ, сопровождавшего её чудесный рассказ.
— Вот тогда-то мама и услышала о Венеции... Отец часами рассказывал ей о свободе и красоте этого города, о его дворцах и каналах, о тайных садах и огромных библиотеках, о мостах и гондолах, и многом, многом другом. И моя впечатлительная мать, ещё даже не увидев этого чудо-города, всем сердцем полюбила его... Она не могла дождаться, чтобы увидеть этот город своими собственными глазами! И очень скоро её мечта сбылась... Отец привёз её в великолепный дворец, полный верных и молчаливых слуг, от которых не нужно было скрываться. И начиная с этого дня, мама могла часами заниматься своим любимым делом, не боясь оказаться не понятой или, что ещё хуже — оскорблённой. Её жизнь стала приятной и защищённой. Они были по-настоящему счастливой супружеской парой, у которой ровно через год родилась девочка. Они назвали её Изидорой... Это была я.
Я была очень счастливым ребёнком. И насколько я себя помню, мир всегда казался мне прекрасным... Я росла, окружённая теплом и лаской, среди добрых и внимательных, очень любивших меня людей. Мама вскоре заметила, что у меня проявляется мощный Дар, намного сильнее, чем у неё самой. Она начала меня учить всему, что умела сама, и чему научила её бабушка. А позже в моё «ведьмино» воспитание включился и отец.
Я рассказываю всё это, милые, не потому, что желаю поведать вам историю своей счастливой жизни, а чтобы вы глубже поняли то, что последует чуть позже... Иначе вы не почувствуете весь ужас и боль того, что мне и моей семье пришлось пережить.
Когда мне исполнилось семнадцать, молва обо мне вышла далеко за границы родного города, и от желающих услышать свою судьбу не было отбоя. Я очень уставала. Какой бы одарённой я не была, но каждодневные нагрузки изматывали, и по вечерам я буквально валилась с ног... Отец всегда возражал против такого «насилия», но мама (сама когда-то не смогшая в полную силу использовать свой дар), считала, что я нахожусь в полном порядке, и что должначестно отрабатывать свой талант.
Так прошло много лет. У меня давно уже была своя личная жизнь и своя чудесная, любимая семья. Мой муж был учёным человеком, звали его Джироламо. Думаю, мы были предназначены друг другу, так как с самой первой встречи, которая произошла в нашем доме, мы больше почти что не расставались... Он пришёл к нам за какой-то книгой, рекомендованной моим отцом. В то утро я сидела в библиотеке и по своему обычаю, изучала чей-то очередной труд. Джироламо вошёл внезапно и увидев там меня, полностью опешил... Его смущение было таким искренним и милым, что заставило меня рассмеяться. Он был высоким и сильным кареглазым брюнетом, который в тот момент краснел, как девушка, впервые встретившая своего жениха... И я тут же поняла — это моя судьба. Вскоре мы поженились и уже никогда больше не расставались. Он был чудесным мужем, ласковым и нежным, и очень добрым. А когда родилась наша маленькая дочь — стал таким же любящим и заботливым отцом. Так прошли, очень счастливые и безоблачные десять лет. Наша милая дочурка Анна росла весёлой, живой и очень смышлёной. И уже в её ранние десять лет у неё тоже, как и у меня, стал потихонечку проявляться Дар...
Жизнь была светлой и прекрасной. И казалось, не было ничего, что могло бы омрачить бедой наше мирное существование. Но я боялась... Уже почти целый год, каждую ночь мне снились кошмары — жуткие образы замученных людей и горящих костров. Это повторялось, повторялось, повторялось... сводя меня с ума. Но больше всего меня пугал образ странного человека, который приходил в мои сны постоянно и не говоря ни слова, лишь пожирал меня горящим взором своих глубоких чёрных глаз... Он был пугающим и очень опасным.
И вот однажды оно пришло... На чистом небосводе моей любимой Венеции начали собираться чёрные тучи... Тревожные слухи, нарастая, бродили по городу. Люди шептались об ужасах инквизиции и, леденящих душу, живых человеческих кострах... Испания уже давно полыхала, выжигая чистые людские души «огнём и мечом», именем Христа... А за Испанией уже загоралась и вся Европа... Я не была верующей, и никогда не считала Христа Богом. Но он был чудесным Ведуном, самым сильным из всех живущих. И у него была удивительно чистая и высокая душа. А то, что творила церковь, убивая «во славу Христа», было страшным и непростительным преступлением.
Глаза Изидоры стали тёмными и глубокими, как золотая ночь. Видимо всё приятное, что подарила ей земная жизнь, на этом заканчивалось и начиналось другое, страшное и тёмное, о чём нам скоро предстояло узнать... У меня вдруг резко «засосало под ложечкой» и стало тяжело дышать. Стелла тоже стояла притихшая — не спрашивала своих обычных вопросов, а просто очень внимательно внимала тому, о чём говорила нам Изидора.
— Моя любимая Венеция восстала. Люди возмущённо роптали на улицах, собирались на площадях, никто не желал смиряться. Всегда свободный и гордый город не захотел принимать священников под своё крыло. И тогда Рим, видя, что Венеция не собирается перед ним склоняться, решился предпринять серьёзный шаг — послал в Венецию своего лучшего инквизитора, сумасшедшего кардинала, который являлся самым ярым фанатиком, настоящим «отцом инквизиции», и с которым не считаться было никак нельзя... Он был «правой рукой» римского Папы, и звали его Джованни Пиетро Караффа... Мне тогда было тридцать шесть лет...
(Когда я начала по-своему просматривать историю Изидоры, показавшуюся мне достаточно интересной, чтобы о ней написать, меня очень обрадовала одна деталь: имя Пьетро Караффы показалось знакомым, и я решила поискать его среди «исторически-важных» личностей. И какова же была моя радость, когда я нашла его тут же!.. Караффа оказался подлиннойисторической фигурой, онбылнастоящим «отцом инквизиции», который позже, став уже Папой Римским (Paul IV), предал огню лучшую половину Европы. О жизни Изидоры я, к сожалению, нашла всего лишь одну строчку... В биографии Караффы есть однострочное упоминание о деле «Венецианской Ведьмы», которая считалась самой красивой женщиной тогдашней Европы... Но, к сожалению, это было всё, что могло соответствовать сегодняшней истории).
Изидора надолго замолчала... Её чудесные золотые глаза светились такой глубокой печалью, что во мне буквально «завыла» чёрная тоска... Эта дивная женщина до сих пор хранила в себе жуткую, нечеловеческую боль, которую кто-то очень злой когда-то заставил её пережить. И мне стало вдруг страшно, что именно теперь в самом интересном месте она остановится, и мы никогда так и не узнаем, что же случилось с ней дальше! Но удивительная рассказчица и не думала останавливаться. Просто были, видимо, какие-то моменты, которые всё ещё стоили ей слишком много сил, чтобы через них переступить... И тогда, защищаясь, её истерзанная душа намертво закрывалась, не желая впускать никого и не разрешая вспоминать ничего «вслух»... боясь пробудить спящую внутри жгучую, запредельную боль. Но, видимо, будучи достаточно сильной, чтобы побороть любую печаль, Изидора снова собравшись, тихо продолжала:
— Я впервые его увидела, когда спокойно прогуливалась на набережной, заговаривая о новых книгах с хорошо знакомыми мне торговцами, многие из которых уже давно были моими добрыми друзьями. День был очень приятным, светлым и солнечным, и никакая беда, казалось, не должна была явиться посередине такого чудесного дня... Но так думала я. А моя злая судьба приготовила совершенно другое...
Спокойно беседуя с Франческо Вальгризи, книги, которые он издавал, обожала вся тогдашняя Европа, я вдруг почувствовала сильнейший удар в сердце и на мгновение перестала дышать... Это было очень неожиданно, но имея в виду мой долголетний опыт, я никоим образом не могла, не имела права такое пропустить!..Я удивлённо обернулась — прямо в упор на меня смотрели глубокие горящие глаза. И я их сразу узнала!.. Эти глаза мучили меня столько ночей, заставляя вскакивать во сне, обливаясь холодным потом!.. Это был гость из моих кошмаров. Непредсказуемый и страшный.
Человек был худым и высоким, но выглядел очень подтянутым и сильным. Его тонкое аскетическое лицо обрамляли, сильно тронутые сединой, густые чёрные волосы и аккуратная, коротко стриженная борода. Алая кардинальская сутана делала его чужим и очень опасным... Вокруг его гибкого тела вилось странное золотисто-красное облако, которое видела только я. И если бы он не являлся верным вассалом церкви, я бы подумала, что передо мной стоит Колдун...
Вся его фигура и горящий ненавистью взгляд выражали бешенство. И я почему-то сразу поняла — это и был знаменитый Караффа...
Я не успела даже сообразить, чем же сумела вызвать такую бурю (ведь пока что не было произнесено ни одного слова!), как тут же услышала его странный хрипловатый голос:
— Вас интересуют книги, Мадонна Изидора?..
«Мадонной» в Италии звали женщин и девушек, когда при обращении им выражалось уважение.
У меня похолодела душа — он знал моё имя... Но зачем? Почему я интересовала этого жуткого человека?!. От сильного напряжения закружилась голова. Казалось, кто-то железными тисками сжимает мозг... И тут вдруг я поняла — Караффа!!! Это он пытался мысленно меня сломать!.. Но, почему?
Я снова взглянула прямо ему в глаза — в них полыхали тысячи костров, уносивших в небо невинные души...
— Какие же книги интересуют Вас, Мадонна Изидора? — Опять прозвучал его низкий голос.
— О, я уверенна, не такие, какие Вы ищете, Ваше преосвященство, — спокойно ответила я.
Моя душа испуганно ныла и трепыхалась, как пойманная птица, но я точно знала, что показать ему это никак нельзя. Надо было, чего бы это не стоило, держаться как можно спокойнее и постараться, если получится, побыстрее от него избавиться. В городе ходили слухи, что «сумасшедший кардинал» упорно выслеживал своих намеченных жертв, которые позже бесследно исчезали, и никто на свете не знал, где и как их найти, да и живы ли они вообще.
— Я столько наслышан о Вашем утончённом вкусе, Мадонна Изидора! Венеция только и говорит о Вас! Удостоите ли Вы меня такой чести, поделитесь ли Вы со мной Вашим новым приобретением?
Караффа улыбался... А у меня от этой улыбки стыла кровь и хотелось бежать, куда глядят глаза, только бы не видеть это коварное, утончённое лицо больше никогда! Он был настоящим хищником по натуре и именно сейчас был на охоте... Я это чувствовала каждой клеткой своего тела, каждой фиброй моей застывшей в ужасе души. Я никогда не была трусливой... Но я слишком много была наслышана об этом страшном человеке и знала — его не остановит ничто, если он решит, что хочет заполучить меня в свои цепкие лапы. Он сметал любые преграды, когда дело касалось «еретиков». И его боялись даже короли... В какой-то степени я даже уважала его...
Изидора улыбнулась, увидев наши испуганные рожицы.
— Да, уважала. Но это было другое уважение, чем то, что подумали вы. Я уважала его упорство, его неистребимую веру в своё «доброе дело». Он был помешан на том, что творил, не так, как большинство его последователей, которые просто грабили, насиловали и наслаждались жизнью. Караффа никогда ничего не брал и никогда никого не насиловал. Женщины, как таковые, не существовали для него вообще. Он был «воином Христа» от начала до конца, и до последнего своего вздоха... Правда, он так никогда и не понял, что во всём, что он творил на Земле, был абсолютно и полностью не прав, что это было страшным и непростительным преступлением. Он так и умер, искренне веря в своё «доброе дело»...
И вот теперь этот фанатичный в своём заблуждении человек явно был настроен заполучить почему-то мою «грешную» душу...
Пока я лихорадочно пыталась что-то придумать, мне неожиданно пришли на помощь... Мой давний знакомый, почти что друг, Франческо, у которого я только что купила книги, вдруг обратился ко мне раздражённым тоном, как бы потеряв терпение от моей нерешительности:
— Мадонна Изидора, Вы наконец-то решили, что Вам подходит? Мои клиенты ждут меня, и я не могу потратить весь свой день только на Вас! Как бы мне это не было приятно.
Я с удивлением на него уставилась, но к своему счастью, тут же уловила его рискованную мысль — он предлагал мне избавиться от опасных книг, которые я в тот момент держала в руках! Книги были любимым «коньком» Караффы, и именно за них чаще всего умнейшие люди угождали в сети, которые расставлял для них этот сумасшедший инквизитор...
Я тут же оставила большую часть на прилавке, на что Франческо сразу же выразил «дикое неудовольствие». Караффа наблюдал. Я сразу же почувствовала, как сильно его забавляла эта простая, наивная игра. Он прекрасно всё понимал, и если бы хотел — мог преспокойно арестовать и меня, и моего бедного рискового друга. Но почему-то не захотел... Казалось, он искренне наслаждался моей беспомощностью, как довольный кот, зажавший в углу пойманную мышь...
— Разрешите Вас покинуть, Ваше преосвященство? — даже не надеясь на положительный ответ, осторожно спросила я.
— К моему великому сожалению, мадонна Изидора! — с деланным разочарованием воскликнул кардинал. — Вы позволите как-нибудь заглянуть к вам? Говорят, у Вас очень одарённая дочь? Мне бы очень хотелось познакомиться и побеседовать с ней. Надеюсь, она так же красива, как её мать...
— Моей дочери, Анне, всего десять лет, милорд, — как можно спокойнее ответила я.
А душа у меня кричала от животного ужаса!.. Он знал про меня всё!.. Зачем, ну зачем я была нужна сумасшедшему Караффе?.. Почему его интересовала моя маленькая Анна?! Не потому ли, что я слыла знаменитой Видуньей, и он считал меня своим злейшим врагом?.. Ведь для него не имело значения, как меня называли, для «великого инквизитора» я была просто — ведьмой,а ведьм он сжигал на костре...
Я сильно и беззаветно любила Жизнь! И мне, как и каждому нормальному человеку, очень хотелось, чтобы она продолжалась как можно дольше. Ведь даже самый отъявленный негодяй, который, возможно, отнимал жизнь других, дорожит каждой прожитой минутой, каждым прожитым днём своей драгоценной для него жизни!.. Но именно в тот момент я вдруг очень чётко поняла, что именно он, Караффа и заберёт её, мою короткую и такую для меня ценную, не дожитую жизнь...
— Великий дух зарождается в малом теле, мадонна Изидора. Даже святой Иисус когда-то был ребёнком. Я буду очень рад навестить Вас! — и изящно поклонившись, Караффа удалился.
Мир рушился... Он рассыпался на мелкие кусочки, в каждом из которых отражалось хищное, тонкое, умное лицо... Я старалась как-то успокоиться и не паниковать, но почему-то не получалось. Моя привычная уверенность в себе и в своих силах на этот раз подводила, и от этого становилось ещё страшней. День был таким же солнечным и светлым, как всего несколько минут назад, но в мою душу поселился мрак. Как оказалось, я давно ждала появления этого человека. И все мои кошмарные видения о кострах, были только предвестием... к сегодняшней встрече с ним.
Вернувшись домой, я тут же уговорила мужа забрать маленькую Анну и увезти её куда-то подальше, где злые щупальца Караффы не могли бы её достать. А сама начала готовиться к самому худшему, так как точно знала, что его приход не заставит себя долго ждать. И не ошиблась...
Через несколько дней, моя любимая чернокожая служанка Кея (в то время было очень модно заводить чернокожих слуг в богатых домах) доложила, что «его преосвященство, кардинал, ожидает меня в розовой гостиной». И я почувствовала, что что-то произойдёт именно сейчас...
Я была одета в светло-жёлтое шёлковое платье и знала, что этот цвет мне очень идёт. Но если и был один единственный человек на свете, перед которым мне не хотелось выглядеть привлекательной, то это уж точно был Караффа. Но для переодевания не оставалось времени, и пришлось выходить именно так.
Он ждал, спокойно опёршись на спинку кресла, изучая какую-то старую рукопись, коих в нашем доме находилось несметное количество. Я «надела» на себя приятную улыбку и спустилась в гостиную. Увидев меня, Караффа почему-то застыл, не произнося ни слова. Молчание затягивалось, и мне казалось, что кардинал вот-вот услышит, как по предательски громко стучит моё испуганное сердце... Но вот наконец-то раздался его восторженный, хриплый голос:
— Вы потрясающи, мадонна Изидора! Даже это солнечное утро проигрывает рядом с вами!
— Вот уж не думала, что кардиналам разрешается говорить дамам комплименты! — с величайшим усилием продолжая улыбаться, выдавила я.
— Кардиналы тоже люди, мадонна, и они умеют отличать прекрасное от простоты... А где же ваша чудесная дочь? Смогу ли я насладиться сегодня двойной красотой?
— Её нет в Венеции, ваше преосвященство. Она с отцом уехала во Флоренцию, навестить её больного кузена.
— Насколько я знаю, в данный момент в вашей семье нет больных. Кто же так внезапно заболел, мадонна Изидора? — в его голосе звучала неприкрытая угроза...
Караффа начал играть открыто. И мне не оставалось ничего, как только встречать опасность лицом к лицу...
— Что вы от меня хотите, Ваше преосвященство? Не проще ли было бы сказать это прямо, избавив нас обоих от этой ненужной, дешёвой игры? Мы достаточно умные люди, чтобы даже при разности взглядов, могли уважать друг друга.
У меня от ужаса подкашивались ноги, но Караффа этого почему-то не замечал. Он впился в моё лицо пылающим взглядом, не отвечая и не замечая ничего вокруг. Я не могла понять, что происходит, и вся эта опасная комедия всё больше и больше меня пугала... Но тут произошло кое-что совершенно непредвиденное, что-то полностью выходящее за привычные рамки... Караффа подошёл ко мне очень близко, всё так же, не сводя горящих глаз, и почти не дыша, прошептал:
— Ты не можешь быть от Бога... Ты слишком красива! Ты колдунья!!! Женщина не имеет права быть столь прекрасной! Ты от Дьявола!..
И повернувшись, бросился без оглядки из дома, как будто за ним гнался сам Сатана...
Я стояла в совершенном шоке, всё ещё ожидая услышать его шаги, но ничего не происходило. Понемногу приходя в себя, и наконец-то сумев расслабить своё одеревеневшее тело, я глубоко вздохнула и... потеряла сознание. Очнулась я на кровати, поимая горячим вином из рук моей милой служанки Кеи. Но тут же вспомнив о случившемся, вскочила наноги и начала метаться по комнате, никак не соображая, что же такое предпринять... Время шло, и надо было что-то делать, что-то придумать, чтобы как-то защитить себя и свою семью от этого двуногого чудища. Я точно знала, что теперь всякая игра была кончена, что началась война. Но наши силы, к моему великому сожалению, были очень и очень не равны... Естественно, я могла победить бы его по-своему... могла даже просто остановить его кровожадное сердце. И все эти ужасы сразу бы закончились. Но дело в том, что, даже в свои тридцать шесть лет я всё ещё оставалась слишком чистой и доброй для убийства... Я никогда не отнимала жизнь, наоборот — очень часто возвращала её. И даже такого страшного человека, каким был Караффа, пока ещё не могла казнить...
На следующее утро раздался сильнейший стук в дверь. Моё сердце остановилось. Я знала — это была инквизиция... Они забрали меня, обвиняя в «словоблудии и чернокнижии, одурманивании честных граждан ложными предсказаниями и ереси»... Это был конец.
Комната, в которую меня поселили, была очень сырой и тёмной, но мне почему-то казалось, что долго я в ней не задержусь. В полдень пришёл Караффа...
— О, прошу прощения, мадонна Изидора, Вам предоставили чужую комнату. Это не для Вас, конечно же.
— К чему вся эта игра, монсеньор? — гордо (как мне казалось) вскинув голову, спросила я. — Я предпочитала бы просто правду, и желала бы знать, в чём по-настоящему меня обвиняют. Моя семья, как вы знаете, очень уважаема и любима в Венеции, и было бы лучше для Вас, если бы обвинения имели под собой истинную почву.
Караффа никогда не узнал, сколько сил мне стоило тогда выглядеть гордой!.. Я прекрасно понимала, что вряд ли кто-нибудь или что-нибудь может мне помочь. Но я не могла допустить, чтобы он увидел мой страх. И поэтому продолжала, пытаясь вывести его из того спокойно-ироничного состояния, которое видимо было его своеобразной защитой. И которого совершенно не выносила я.
— Вы соблаговолите мне сообщить, в чём моя вина, или оставите это удовольствие своим верным «вассалам»?!.
— Я не советую Вам кипятиться, мадонна Изидора, — спокойно произнёс Караффа. — Насколько мне известно, вся ваша любимая Венеция знает, что вы — Ведьма. И к тому же, самая сильная, которая когда-то жила. Да Вы ведь этого и не скрывали, не правда ли?
Вдруг я совершенно успокоилась. Да, это было правдой — я никогда не скрывала своих способностей... Я ими гордилась, как и моя мать. Так неужели же теперь, перед этим сумасшедшим фанатиком я предам свою душу и откажусь от того, кто я есть?!.
— Вы правы, ваше преосвященство, я Ведьма. Но я не от Дьявола, не от Бога. Я свободна в своей душе, я — ВЕДАЮ... И Вы никогда не сможете этого у меня отнять. Вы можете только убить меня. Но даже тогда я останусь тем, кто я есть... Только, в том случае, Вы уже никогда меня не увидите...
Я вслепую нанесла слабенький удар... Не было никакой уверенности, что он сработает. Но Караффа вдруг побледнел, и я поняла, что была права. Как бы ни ненавидел женскую половину этот непредсказуемый человек, ко мне у него теплилось странное и опасное чувство, которого я пока ещё не могла точно определить. Но главное — оно было! И только это пока что являлось важным. А разобраться в нём можно было и позже, если сейчас удастся Караффу «поймать» на эту простую женскую приманку... Но я не знала тогда, насколько сильна была воля этого необычного человека... Замешательство исчезло также быстро, как и пришло. Передо мной опять стоял холодный и спокойный кардинал.
— Это было бы огромной потерей для всех, кто ценит красоту, мадонна. Но слишком большая красота бывает опасной, так как она губит чистые души. А уж Ваша-то — точно не оставит никого равнодушным, поэтому будет лучше, если она просто перестанет существовать...
Караффа ушёл. А у меня встали дыбом волосы — настолько сильный он вселял ужас в мою уставшую одинокую душу... Я была одна.Все мои любимые и родные находились где-то по ту сторону этих каменных стен, и я отнюдь не была уверена, что увижу их когда-либо ещё... Моя горячо любимая малышка Анна ютилась во Флоренции у Медичи, и я очень надеялась, что Караффа не знал, где и у кого она находится. Мой муж, который меня обожал, по моей просьбе был с ней и не знал о том, что меня схватили. У меня не было никакой надежды. Я была по-настоящему совсем одна.
С того злосчастного дня начались нескончаемые суды над знаменитой «Венецианской Ведьмой», то бишь — надо мной... Но Венеция была по-настоящему свободным городом и не давала так просто уничтожать своих детей. Инквизиция была ненавидимой всеми, и Караффе приходилось с этим считаться. Поэтому меня судил «верховный трибунал инквизиции», который обвинял меня во всех возможных пороках, о большинстве которых мне никогда не приходилось даже слышать. Единственно светлым, произошедшим за всё это кошмарное время, была неожиданная и очень сильная поддержка друзей, которая вынудила Караффу быть намного более осторожным в своих обвинениях, но это не помогло мне вырваться из его опасных когтей.
Время шло, и я знала, что приходит опасный момент, когда Караффа начнёт атаку. Пока что это был всего лишь «не очень красивый спектакль», который продолжался уже больше года почти что изо дня в день. И это по их понятиям, видимо, должно было меня как-то успокоить или даже дать какую-то ложную крохотную надежду, что всё это когда-нибудь кончится, и что я, возможно, даже «счастливо уйду домой»... Меня по какой-то причине «усыпляли», желая, видимо, ударить ещё сильней. Но Караффа ошибался. Я знала, что он всего лишь выжидает. Только пока ещё не знала — чего.
И такой день наконец-то настал... Утром мне объявили, что «так как моё “дело”» является особо важным, и местная инквизиция не в состоянии его решить, то я посылаюсь в Рим, на светлую волю Папы, чтобы он наконец-то и вынес мне свой «справедливый приговор».
Это был конец... Никто на свете не мог мне помочь, если я попаду в руки Римской инквизиции. Караффа ликовал! Он праздновал победу. Я была почти что мертва.
Изидора-2. Рим
Так, через неделю во всём своём тёмном «величии» передо мной предстал «святой» город Рим... Не считая красоты дворцов, соборов и церквей, город был очень хмурым и на удивление грязным. А для меня он ещё был и городом моей смерти, так как я знала, что от Караффы здесь не уйти.
Меня поселили в каком-то очень большом дворце, ничего не объясняя, не говоря ни слова. Обслуживала меня немая служанка, что, опять же, не предвещало ничего хорошего. Но одно обстоятельство всё же вселяло «призрачную» надежду — меня поселили в замке, а не прямо в камере для обвиняемых, что могло означать — мне оставят возможность защищаться. Я ошибалась...
На следующее утро появился Караффа. Он был свежим и очень довольным, что, к сожалению, не предвещало для меня ничего хорошего. Усевшись в кресло прямо передо мной, но не испросив на это разрешения, Караффа ясно дал этим понять, что хозяин здесь он, а я являюсь всего лишь подсудимой в красивой клетке...
— Надеюсь, Вы легко перенесли дорогу, мадонна Изидора? — нарочито-вежливым тоном произнёс он. — Как Ваши покои? Вам что-нибудь нужно?
— О, да! Я бы хотела вернуться домой! — подыгрывая его тону, шутливо ответила я.
Я знала, что терять мне было практически нечего, так как свою жизнь я уже почти что потеряла. Поэтому, решив не давать Караффе удовольствия меня сломать, я старалась изо всех сил не показывать ему, насколько мне было страшно...
Это не смерть, чего я больше всего боялась. Я боялась даже мысли о том, что я уже никогда не увижу тех, кого так сильно и беззаветно любила — мою семью. Что вероятнее всего, уже никогда больше не обниму свою маленькую Анну... Не научу её тому, чему учила меня моя мать, и что умела я сама... Что оставляю её полностью беззащитной против зла и боли... И что уже не скажу ей ничего из того, что хотела и что должна была сказать.