Билет №5. «Идиот»: проблематика, художественные особенности
Как сказал один из наших философов, “... в России ... более всего любят человека сердечного, а если он к тому же и совестливый, то его почитают превыше всего как своего рода святого, или, в понимании русских, как сосуд Божий”. Верно, поэтому долгое время образ князя Мышкина для многих и многих из наших соотечественников казался высочайшим примером человечности, особенно в мрачные, бесчеловечные годы.
Стоит подчеркнуть, что среди героев Достоевского Мышкин не является каким-то особым, не подлежащим критическому обсуждению, героем. Известно, что писатель любил его, но он любил его как свое создание и не считал его положительным примером. Мышкин, как и другие герои писателя, “интересует Достоевского как особая точка зрения на мир и на себя самого. Достоевскому важно не то, чем его герой является в мире, а, прежде всего то, чем является для героя мир и чем является он сам для себя самого”.
Монологи героя, его рассказы о смертной казни, о Швейцарии, о приговоренном к смерти, о Мари и детях минимально снабжены ремарками. Монологическое слово героя по мысли автора несет в себе истинную систему ценностей, что подтверждается самим повествовательным строем монологов князя Мышкина.
Рассказ князя Мышкина о Мари и детях (I глава) занимает особое место среди монологов Мышкина, ибо в нем сосредоточен тот жизненный опыт князя, с которым он идет к людям. Рассказывая о том, как он поцеловал Мари, князь скажет: “Нет, не смейтесь, — поспешил остановить князь усмешку своих слушательниц, — тут вовсе не было любви”. Поступок князя продиктован не любовью, а жалостью, состраданием. Счастье, которое познал герой в своей швейцарской жизни, было открыто им в общении с детьми, о чем он упоминает в начале рассказа (“Через детей душа лечится...”) и в конце (“Потом же, во все эти три года, я и понять не мог, как тоскуют и зачем тоскуют люди? Вся судьба моя пошла на них (детей)”). История о Мари становится победой князя благодаря детям. Он научил их любви и состраданию, а они сделали так, что Мари “умерла почти счастливая. Дети, в отличие от взрослых, оказываются открыты истине любви и сострадания. И сам князь в этом им родственен. В контексте творчества Достоевского дети занимают особое место и, как правило, являются мерилом истинности поступков и дел героев. Приближение к Христу как к идеалу осуществляется как раз тогда, когда взрослый сохраняет детскую непосредственность и чистоту.
Князь одерживает победу: он заставляет людей, сталкивающихся с ним, меняться. Он открывает в них то лучшее, что в них есть. Но отношение князя к Настасье Филипповне оказывается значительно более сложным, чем сострадание к Мари. На именинном вечере князь совершит два мужественных и рыцарских поступка: он спасет Настасью Филипповну от брака с Ганей и, пытаясь спасти ее от Рогожина, сделает ей предложение.
“Внутренние монологи” героя в третьей и четвертой частях окажутся, главным образом, связаны с чувством князя к Аглае и Настасье Филипповне.
Мысль о счастье с Аглаей и ужас перед судьбой Настасьи Филипповны оказываются равно невозможными для князя. “Любовь для себя”, личное счастье, так же противоречит тому идеалу, которая воплощена в герое, как и разрушительная любовь-жалость к Настасье Филипповне. Неоднозначность оценки героя усиливается тем, что, то прекрасное и возвышенное, что он несет в себе, оказывается несовместимо с законом жизни, с тем законом природы, о котором с ужасом будет говорить в своей исповеди Ипполит. Мышкин проходит испытание и внутренней раздвоенностью: столкновение любви для другого и любви для себя. Достоевскому было важно указать на принципиальное духовное родство героя со всем человечеством, а значит, и на свойственные ему родовые противоречия человека. Находясь во власти «двойного чувства», Мышкин плохо понимает самого себя. Ему кажется, что отношение к Настасье Филипповне определяется лишь христианским состраданием. А между тем в начале их знакомства сострадание соединяется с другими чувствами: восхищением красотой, первой любовью к женщине. Поняв постоянные внутренние терзания Настасьи Филипповны, ужаснувшись ее мукам, он уже был неспособен любить ее как женщину — для него это означало бы уподобиться в чем-то Тоцкому и Епанчину. А между тем со второй части романа все резче обнаруживается в Мышкине затаенная жажда любви-света, любви-радости. Любовь для другого и любовь для себя уже не совмещаются в одном чувстве, а разделяются меж двух женщин.
Раздвоение в любви приносит Мышкину большие страдания, но он страдает больше всего не оттого, что не удовлетворены его желания, а оттого, что он становится причиной несчастья любимых женщин. Он ощущает вину не только перед Настасьей Филипповной за то, что полюбил другую, он чувствует вину и перед Аглаей: князь не может помыслить без боли сердечной о лице Аглаи в ту минуту, когда она выбежала от Настасьи Филипповны:
он оказывается способным на жертву: он решается на брак с Настасьей Филипповной, чтобы только утешить ее — «свою собственную судьбу он слишком дешево ценил». Но при этом он не стремится подавить свое чувство к Аглае, более того, он еще надеется, что сможет все объяснить ей так, что она поймет его.
Умный и сочувствующий князю Евгении Павлович Радомский тоже видит в поступке князя ложный и опасный выбор, совершившийся от самообмана, от заблуждения чувств.
Вопрос о вере, о природе человека и идеала воплощается и развивается на разных уровнях повествования, что значительно расширяет и углубляет контекст оценки героя, оценки его убеждений и верований. В третьей части беседа с Евгением Павловичем об извращении понятий и убеждений (I глава третьей части), рассуждения Лебедева о “веке пороков и железных дорог” (IV глава), исповедь Ипполита с его размышлениями о природе и картине Ганса Гольбейна-младшего “Мертвый Христос” (V – VII главы); на разных уровнях раскрывают проблему несоответствия идеала действительности, выводят эту проблему на уровень “вечных” и “проклятых” вопросов, которые пытается решить человечество на протяжении всей своей истории.
В эпизоде званого вечера у Епанчиных (VI-VII главы) оценка героем светских гостей по сути принципиально не совпадает с оценкой их автором: “Ему и в мысль не могло прийти, что все это простосердечие и благородство, сострадание и высокое собственное достоинство есть, может быть, только великолепная художественная выделка ”. Гости Епанчиных являются воплощением светских норм жизни, системы ценностей, принятой в свете. Они живут внешними формами (чинами, богатством, происхождением и т. д.), оторванными от настоящих источников человеческого бытия, веры и любви. Ложное, обманчивое впечатление князя сопоставляется с истинным положением вещей, что и обнажает разительное несоответствие того, во что хочет верить герой, действительному положению вещей.