Год 40 А.С «Возмездие»
Джанта растерялся. Сбылось пророчество, изреченное за тысячи лет до Катаклизма, одним из основателей Ковена. Пробил час восхождения Черной луны. Предсказание сбылось, но что же дальше? Что за темное светило появилось на небосводе истерзанного мира? Джанта не знал, что заклятья Дертаха заставили свернуть со своего небесного пути Кром, черный, невидимый спутник Лаара, созданный самим Скованным еще в годы его могущества для того, чтобы собирать и впитывать в себя энергию Астральной сети. И теперь, оживив Кром, Дертах уже подбирал ключи, раскрывающие силу темной планеты. Ту самую силу, которую веками по крупицам собирал Скованный, чтобы освободиться. Тем временем Харальд, приказав Граэнну ожидать его, добрался до затерянной в непролазных топях стоянки Хигарта. Как убедить героя вступить в ряды своего войска? Ночной волк интуитивно выбрал тот единственный способ, который мог бы сработать. Поединок. Этот бой не был воспет скальдами и ни в одной летописи вы не найдете упоминания о нем. Но он был. И длился он два дня и две ночи. Древние камни, безмолвные свидетели, видели как уверенная усмешка Хигарта постепенно превращалась в маску растерянности, потому что герой (впервые!) встретил, как минимум, равного себе противника. Черный меч ни в чем не уступал Бъерсарду. А потом, когда оба воина, в изнеможении упали на землю, опустив руки, не выпустившие оружия, Харальд внезапно сказал своему противнику, «Я знаю, чего ты тут ждешь. Врата не откроются». Они говорили долго. О Скованном, чьи слуги открывают врата миров, о предательстве инквизиторов, которые бросили Хигарта в болотах, о далеком Аркаме, где правил Харальд и о его воинстве гарпий. О тех, кому было суждено стать новыми союзниками Хигарта.
Потом они отправились на север. Харальд даже не предполагал, что Хигарт сразу преподнесет ему бесценный подарок, рассказав свою историю о непобедимом оружии, - Молоте времени. Харальд решил, что если он, не последний из колдунов, сможет раскрыть потенциал Молота, то ничто не сможет стать у него на пути, пусть даже сам Уггуд. По слухам, Молот теперь находился в царстве гномов, которые отбили его у воинства тьмы. Соединившись с воинством гарпий, герои двинулись в Халланские горы, где поставили гномам ультиматум: Молот или смерть. Все оказалось просто, - гномы, ослабленные в бесконечных сражениях с порождениями тьмы, отдали молот без боя, назвав Хигарта предателем памяти Найрунга. Силы астральной гончей, Нута, таяли. Он должен был найти способ изгнать Харальда из этого мира, иначе его ждала гибель. По крохам собрав последние силы, Нут перевоплотился в Деймоса Ринна, верховного кардинала империи Тугард, имевшего огромный вес в королевском совете. Самого Ринна Нут, конечно же, уничтожил. Лже-кардиналу не составило труда убедить наместника Орваса в том, что именно сейчас силы тьмы ослаблены в междоусобной битве, и стоит только слегка подтолкнуть колосса, чтобы тот пал навсегда. Войско Тугарда выступило в погоню за Харальдом, не имея представления о том, кто он, какова его реальная сила, и не зная о том, что Хигарт и Молот времени теперь стоят на службе властителя гарпий.
Армада Харальда двигалась к башне Тул-Багар. Ничто не могло остановить самое могущественное войско Лаара. Первым препятствием на пути Харальда стала Гаэта с армией Возрожденных, которые бросились наперерез в тщетной надежде защитить Дертаха от неминуемой гибели. Секретным оружием Гаэты стал небезызвестный Анволд, которого удалось вытащить из Астральной сети и вселить в могущественное тело. Харальдово воинство ударило как монолитный кулак, закованный в сталь тяжелой латной перчатки. Армия возрожденных таяла, а ее воины возвращались туда, откуда их призвала магия Дертаха. Только Анволд, собрав вокруг себя остатки разрозненного воинства Гаэты, сдерживал сокрушительный натиск гарпий. Этого было достаточно, чтобы замедлить движение Харальда. Поглощенные битвой с Возрожденными, гарпии не заметили, когда в тылу появились уверенные в своей победе знамена Тугарда. Они не замедлили атаковать. Хаос сражения, крики раненых, свист стрел и крыльев гибнущих гарпий, - все смешалось в этом адском котле. Исход всеобщего сражения был далеко не определен, ведь армия Харальда была слишком сильна, чтобы разом погибнуть даже от удара в тыл и битвы на два фронта. Но не победа нужна была Харальду, ему нужна была башня Тул-Багар. Вместе с Хигартом и небольшим отрядом своих лучших воинов Харальд бросился к башне, ключу могущества Скованного.
Но Дертах не собирался так просто отдавать то, что досталось ему ценой небывалого для вампира унижения и стало венцом всей его жизни. Первый же удар Дертаха показал, что он уже овладел немалой частью могущества башни, - половина отряда Харальда просто испарилась на подлете. Но удары Молота времени одну за другой разбивали купола магической защиты, которую Дертах пока еще успевал воздвигать перед наступающими. Уже в башне Хигарт вдруг нырнул в боковой коридор, видимо рассчитывая обойти старого вампира сбоку. Перед Харальдом возникли странные тени, - очевидно, Дертах призвал духи каких-то существ из астральной сети, правда, непонятно, чем эти фантомы могли помешать нападавшим. Молот времени сокрушил и этих призраков, но почему-то раскалился и загудел от напряжения магических сил. Внезапно Харальд понял, что это гудит не молот - гул доносился снаружи. Он нарастал и становился все сильнее, пока не превратился в немыслимый рев.
Рев, уже непереносимый, становился все громче. Из ушей потекла кровь – невозможно было ни защититься, ни спрятаться от этого страшного звука. И неудивительно, ведь это был глас Бога. Уггуд проснулся. Тот колодец сил, который он наполнял, готовясь к своему освобождению, собирались осушить мелкие, ничтожные создания. Он не стал больше ждать. Несмотря на сдерживающие оковы, Скованный опрокинул в себя все, что было накоплено в чаше магических сил, и нанес удар…
Там, где только что сражались миллионы людей и нелюдей, где стояла древняя башня, символ могущества, погубивший тысячи жизней, где только что вели смертельный поединок старый вампир, таинственный гость из чужого мира, и великий герой Лаара, - теперь не было ничего. Как будто меч, который в полете рассекает яблоко, страшный удар Уггуда срезал целый пласт земли, унеся в бездну все, что находилось на поверхности. На многие лиги вокруг теперь лежала только гладкая, как стекло пустыня.
«Забытые легенды
Пробуждение Уггуда
Дертах облизывал пальцы. Ему казалось, что кожа отпадает лоскутами, и слюна может залечить столь глубокие раны, как память. От этих вспышек мертвые ткани надбровных дуг лопались, глаза застилала кровь, и он вытирал ее, вытирал, а слизывал, сглатывал ее. Горькую, до тошноты горькую, с привкусом железа, уже сворачивающуюся.
Что он вспоминал?
Вряд ли что-то конкретное. Вряд ли он вообще думал под этот раскалывающий череп гул. Невидимый колокол облизывал края, издавая рев, разрывал в клочья армии. Он проникал в головы, тело, растекался по венам, достигал сердца. И оно останавливалось. А у мертвых – разрывалось, шрапнель раздирала на части.
В мире людей (нет, Дертах ничего не знает о мире людей, о многих других мирах, из которых гончие в зубах притаскивают на Лаар гостей, начисто вычищая им память) давно изобретен газ, вызывающий кровотечение, вызывающий разложение внутренних органов. Ее прозрачные струи выталкивают их, перемолотые, через поры.
Таким же газов Лаару явился голос Уггуда. Шепот на множестве языков, известных и неизвестных, убивал, разламывал, и там, где обычные смертные тотчас отдавались смерти, Дертах все еще облизывал пальцы. Но надежда на спасение гасла, как гасла жизнь в его глазах, как гасла сила, и медленно холод растекался в грудной клетке.
Харальд упал на колени, ощутил треск в суставах. И как те лопаются, прорывают мышцы. Он сжал виски. Услышал, как осыпаются доспехи, превращаясь в труху, и как тихий шепот, ядовитым облаком растекшийся над Тул-Багаром, усиливается, обретает слова.
Все превращалось в пыль.
Все превращалось в прах.
Скованный наслаждался запахом крови, убийствами. Он одаривал умирающих поцелуями своего шепота и выкачивал из них жизнь, силу, выкачивал из них разум, доблесть, любовь – оставлял лишь полые шкурки, запаянные в доспехи. Да и те рассыпались от гула его божественного хохота.
И ветер разносил ржавую крошку.
Харальд увидел, как падает и закатывает глаза Иргвир, мальчишка, который в бою, словно волк: теряет оружие – бросается на врага и перегрызает ему глотку. Сейчас шепот Скованного содрал с него всю одежду, и он лежал обнаженный, прижимающий к груди колени, и его кожу покрыли язвы. Харальд увидел, как наливаются кровью глаза Иргвира, как он вздрагивает, как очередное слово срывается с уст Уггуда, и медленно похожая на розу рана распускает лепестки, разрастается на его шее. Кожа превращается в прах, и под ней красное жерло достигает позвонков – они грязные, красноватые, спутанные венами.
Кончается дыхание. Последние его капли вместе с кровью вытекают изо рта Иргвира, и тот умирает.
И каждый стал холодным телом.
И тела стали прахом.
И разлетелся прах с горьким ветром.
Те, у кого были семьи. Те, кто клялся своим женам, что вернется с победой. И те, для кого война была спасением от одиночества. Каждый из них изрыгал свои внутренности, каждый из них терял кожу, и обнаженный оставался лежать перед ликом Скованного, смеющегося.
И когда Уггуд устал смотреть на таких нелепых людей, на таких слабых, что одно его движение вызывает мор, Бог нанес последний удар.
Это было пламя. Пламя его гнева, его долгого ожидания, его ненависти – и оно опалило всех: старого вампира и легендарного война, Тул-Багар и расстелившуюся перед башней равнину. И даже землю огонь Уггуда обратил в стекло – его гнев кромсал ее на части; его злоба выдирала из Лаара целые лиги плодородных земель; и его любопытство (то, что заставляла его экспериментировать с людьми из раза в раз) заставило этот мир забыть о тех, кто сражался за него.
Теперь их тела были прахом.
А их кровь сгорела.»
«Черная Луна
Эбеновый свет Крома.
Особое удовольствие он испытывал от вида истерзанных крыльев гарпий. Вот – в небо взмывает стрела, а вот уже смазанный ядом наконечник впивается в тело.
А еще гномы – с особым злорадством свет Черной Луны обгладывал их останки. Те отщепенцы клана Камня, что давным-давно слышат шепот Уггуда, пошли за Хигартом в надежде получить покой. Сходящие с ума от ласкового шелеста его слов в своих черепах – они были легкой добычей.
Обманутые и преданные увещеваниями Скованного.
А за несколько часов до: Армия Харальда двигалась к Тул-Багару.
Зло пробуждалось, и башня, величаво отбрасывающая тень на равнину, дрожала – каждый ее кирпич дрожал от заклинаний Дертаха, дрожал острый шпиль и небо над ним, расколотое раскатами грома.
Гарпии донесли, что стоит продвинуться еще на пару лиг к востоку, и можно будет расслышать крики умертвий, звон металла о металл, и будут видны флаги воинства Возрожденных, развевающиеся на ветру.
И да, действительно, до Харальда уже доносился слабый запах походных костров.
А где-то в небе, встревоженный заклятием Дертаха, пробуждался разум Крома. Множество лет невидимый спутник Лаара двигался по своей траектории. Спящий, безжизненный. А теперь внутри него все задрожало, забурлило, и Кром ощутил жуткий голод.
Его черный поверхность была жидкой, водянистой, сотканной из великого множества мертвых. Кром впитывал в себя энергию Астральной сети, и именно в нем хранилась потерянная память героев, попадавших в Лаар. Миллионы истерзанных душ внутри Черной Луны: со своим пробуждением он начал переваривать их воспоминания. От самых прекрасных до низменны эротических фантазий; от обычных фактов (родился – влюбился – потерял) до тех тайн, от которых их обладатели просыпались в холодном поту – не зная жалости, Кром ел, выкачивал все подчистую, и когда он закончил, его насытившееся свечение устремилось вниз, на Лаар, где сходились в битве две армии – Гаэты и ее Возрожденных, а так же Харальда.
Теперь эбеновый свет Крома наблюдал. И, как уже говорилось, больше прочего ему нравились перебитые стрелами крылья гарпий. Их последние крики и агония, когда яд начинал растекаться по венам: постепенное отмирание нервов, озноб, а затем остановка сердца. Перед своей смертью они видели, подняв глаза к небу, как лучи Черной Луны тянутся к их телам, как ласково манит их к себе Кром.
Гномы с ужасом сжимали виски – их разрозненные группки, мечтавшие найти покой в этой кампании на Тул-Багар, умирали бесславно и быстро; они пытались скрыться между камней, воззвать к мощи земли, но шепот Уггуда отрезал их от источников магической силы, и теперь их трупы покрывают собой поле брани.
Свист стрел и клинков. Крики умирающих.
А началом этому послужило:
Харальд увидел множество тел, давно забывших о своей прошлой жизни – теперь их плоть была нашпигована душами, подчиненными Гаэте. Побуревшая кожа, тлеющие связки и мышцы, но все еще крепкая хватка клинка. Как только Возрожденные заметили его, воздух наполнился криком – мертвые связки издавали звуки, неподвластные живым, и поддерживаемые некромантами, двинулись эти орды, чтобы столкнуться в поединке с повелителем гарпий.
Летели перья, ломались мечи, а живые сражались с мертвыми, дабы их предводители достигли пределов башни - где-то вдалеке огромный шпиль Тул-Багара, будто смотрит за этой битвой, где даже мертвые учатся умирать. Повторно.
Харальд разил без жалости. Вместе с Хигартом они ворвались в армию Гаэты, сломав ее строй. Молот времени дробил черепа, разрывал в клочья грудные клетки. И смерти питали голод взошедшего над Лааром светила.
Среди всей этой суеты лишь Анволд, не понаслышке знающий силу Крома и Астральной сети, слышал шепот Черной Луны.
- Анволд, ты помнишь…? – Гаэта вселила его в новое тело (разряд. Он ощутил разряд, а затем словно сами по себе дернулись пальцы, потом руки и ноги, открылись глаза. Ему сказали подчиняться, и нельзя было противиться этому приказу), и прямо на поле битвы он учился обращаться с ним. Заново учился убивать. Заново не чувствовать жалости, не чувствовать боли. Двигаться.
И многое бы он отдал, чтобы разучиться слышать; чтобы это новое тело не имело ушей.
Но он слышал.
- Анволд, - шептал Кром. – Ты помнишь, как это больно, проходить сквозь меня и лишаться всего того, что было тебе дорого. Лишаться себя. Или… может ты помнишь другое? К примеру, как больно – ничего не помнить. Не уметь думать. Лишь убивать.
Убивать! Убивать! Убивать!
Отрубленные конечности – чародей собирал отрубленные конечности. Там, где их касалась его магия, пробегали черные искры, и новые слуги восходили из трупов. Словно псов, он удерживал их на невидимом поводке, направляя первичные инстинкт – жрать! – на врагов. На тонких лапах они ползли по земле, вздрагивая в посмертных спазмах, а их слюнявые пасти тянулись к запястьям.
Маг видел, как его слуги бросаются вперед в нелепом броске, как пульсируют их набухшие под кожей сосуды (сердце перегоняет туда-сюда воздух), и как хрустят кости тех, кто попался им на зуб.
Но даже это не помогло Гаэте - войско Харальда кромсало армию Возрожденных, и лишь Анволд, в голове которого бушевал хаос мыслей, сдерживал сокрушительный натиск гарпий. Удары его были полны ненависти, и ненависть это была вызвана тем, что…
- Анволд, ты помнишь?
…что нет, он ничего не помнил. В его голове не осталось ничего из прошлого, словно только сегодня утром он родился, а вечером уже ведет сражение.
Он знал только одно – как это, убивать.
Отрывать гарпиям крылья, затем дробить их черепа ударом ноги.
И, вероятно, рано или поздно он бы сломался и снова попал под влияние Крома, когда харальдово воинство своим натиском размозжило бы остатки Возрожденных, а затем и Анволда, но в спину им ударила армия Тугарда, и тогда уже все смешалось.
Обманутые Нутом, тугардцы вонзились конным строем в армию Харальда, и та, ошеломленная нападением с тыла, едва ли могла быстро мобилизироваться и дать отпор двум фронтам одновременно. И прежде, чем это произошло, погибли многие, но Хигарт наблюдал за этим уже издали – вместе с властителем гарпий, который оставил свой народ терять крылья под ударами клинков Тугарда, он прорвался насквозь через орды Гаэты и устремился к Тул-Багару.
А позади, казалось, разверзся ад:
Смерти – их было слишком много, чтобы сосчитать. Кровь – те, кто раньше испытывал перед ней ужас, сейчас уже лежали мертвыми или перебороли свой страх. Стрелы – пронизывали воздух и вонзались в землю.
И над всем этим, приветствуя пробуждающегося Уггуда, черный спутник Лаара Кром. Перемалывает воспоминания и чувства сражающихся.
И его шепот раздается в голове каждого.
- Ты помнишь, помнишь, помнишь…
И даже Черная Луна не знала исход сражения, но для нее это и не имело значения – Кром просто радовался смертям, радовался боли и превратившей землю в хлюпающее болото крови.»