Глава 37. Молчаливое равновесие
Любимый Ошо,
С тех пор как я стал саньясином, я думал, что мне нужно в меньшей степени использовать ум и быть ближе к сердцу. В то же время я слышал, что ты говоришь, что мы должны тренировать наши умы, чтобы удерживать разум живым и помогать ему, становиться острее и острее. Не будешь ли ты так добр, объяснить это?
Жизнь не так проста, как ты думаешь, она очень запутанна. Это правда, если ты хочешь быть связанным со мной, ты будешь более и более в сердце, не в уме, потому что у ума нет подходящих качеств для внутреннего роста. У него есть величайшая мощь для внешних исследований, для объективного, для научной работы. Но для религиозного роста он абсолютно бесполезен.
И если ты слушаешь меня из ума, тогда то, что я тебе говорю, окажется потерянным в пустыне. Мои слова никогда не достигнут твоего сердца. Именно поэтому я всегда настаивал: отложи ум в сторону и будь со мной со всем своим сердцем, с любовью, с доверием.
Но это только часть истории. Когда я говорю, что хотел бы сделать твой ум, как только возможно более острым, это совершенно другое измерение, потому что если только твой ум не достаточно остр, ты будешь порабощен обществом. Ты уже порабощен обществом, потому что твой ум с ним не боролся; он был ему послушен.
Оба эти утверждения относятся к разным контекстам, поэтому не смешивай их. Когда я говорю быть со мной сердцем, отложить ум в сторону, - это одно, один контекст, контекст ученичества. И если ты можешь действительно сделать это тотально, то сможешь достичь высочайших вершин, вершин преданного.
Есть три стадии. Студент слушает только из ума; он собирает знания, но не становится познающим. Ученик пытается отложить ум в сторону и слушать из сердца. Он совершает усилие. Ум будет снова и снова вмешиваться; усилие не будет тотальным, но все же если что-то достигает сердца, хотя бы несколько семян, вскоре это изменит весь цвет твоего существа. Недалеко время года, когда сердце начнет расцветать. В этой точке ты достигаешь границы становления преданным.
Теперь ты способен отложить ум полностью и тотально в сторону, без всякого его вмешательства... как будто ты вообще не ум. Ты - только сердце и сердце. Каждый твой фибр начинает пульсировать любовью, открытостью, уязвимостью. Преданный и мастер начинают сливаться друг с другом.
Ученик изредка получает проблеск, но преданный становится тотально единым с мастером. Ученик может упасть, снова оказаться втянутым в ум. Преданный разрушил мост, ведущий к уму. Он не может вернуться обратно, с прошлым покончено. Он стал неотъемлемой частью энергии мастера.
Это один контекст. Ты путаешь его с другим контекстом. Что касается общества, внешнего мира, религий, правительств, ты должен быть очень остро разумным, иначе они поработят тебя. Они будут тебя эксплуатировать. Они делали это веками. Они не позволили миллионам людей выйти за пределы тринадцатилетнего возраста в том, что касается ума. Человеку может быть семьдесят лет, но ум его остается умом тринадцатилетнего ребенка. Именно это я подразумеваю под умственной отсталостью.
Общество не хочет, чтобы ты взрослел, оно хочет, чтобы ты просто старел. Оно хочет, чтобы ты функционировал как машина, робот - абсолютно послушный, без всяких возражений, без всяких вопросов. Ему нужно, чтобы ты был эффективным. Для общества ты не индивидуальность, которую следует уважать, но только механизм, который следует использовать, и нет другого оскорбления, нет другого унижения уродливее, чем использовать людей как машины, как вещи.
Против общества используй ум. Ум - это совершенное приспособление, чтобы сделать тебя независимым, чтобы удерживать тебя бдительным. Это хороший борец, но это не влюбленный. Поэтому когда есть необходимость бороться, когда есть необходимость встать на защиту своей свободы, используй ум; сердце никак не поможет. Сердце не знает способов бороться.
Но этот контекст совершенно другой, и я называю сознательным человека, который способен использовать эти возможности в правильном контексте и который их не путает. Глаза для видения - ты не можешь ими слышать. А уши для слушания - ты не можешь ими видеть. Используй их, когда есть необходимость, и не позволяй им становиться друг у друга на пути.
Ум - это прекрасный инструмент. Он должен быть обострен, но помни его ограничения. Он должен оставаться слугой сердца. В то мгновение, когда он становится хозяином, сердце просто умирает. В рабстве сердце не может жить.
Поэтому нет никакого противоречия в том, что я сказал, - просто два разных контекста. А твое сознание отлично от них обоих, поэтому сознательный человек может использовать сердце, когда нужно, использовать ум, когда нужно, может заставить обоих умолкнуть, когда он хочет быть абсолютно в состоянии нирваны, где не нужно ни ума, ни сердца. Когда он хочет просто быть самим собой, не нужно ни того, ни другого.
Если ты хозяин своих инструментов, нет никаких проблем. Если у тебя есть флейта, и я прошу тебя: «Не перестанешь ли ты играть на несколько минут - я хочу поговорить с тобой», а ты говоришь: «Я не могу этого сделать, флейта не хочет перестать», что о тебе подумают? Ты ненормальный. Флейта не хочет перестать? Значит, не ты играешь на флейте, это флейта играет на тебе. Когда ты хочешь остановить ум, просто скажи: «Остановись», - и он должен остановиться. Если он движется хотя бы немного, это значит, что что-то нужно срочно предпринять. Это опасно: слуга пытается быть хозяином. Слуга должен быть слугой, а хозяин должен быть хозяином. А за пределами их обоих - твое существо, которое ни хозяин, ни слуга... которое просто есть. Эта «есть-ность» (Is-ness) является целью всех медитаций.
Любимый Ошо,
В эту прошлую неделю я прочитала три тома «Дисциплины трансценденции» - твоих лекций о сутрах Будды. Я осознала в себе странный синтез - что я «романтичный ученый». Завтра полнолуние Будды. Ты - господин полной луны - для меня очень романтичен. Является ли это также и научным?
Кавиша, это работа всей моей жизни - приблизить обыденное к священному, приблизить науку к поэзии, приблизить обыкновенное к романтичному. Разделение между ними - это разделение в каждом человеке, и тогда возникает конфликт: вместо того чтобы быть в гармонии, наука борется с вашей религией, математика борется с вашей поэзией.
Жена Альберта Эйнштейна была поэтом. Они действительно выбрали ночь полнолуния для своего медового месяца - это было ее идеей. Эйнштейн неохотно согласился, но не мог понять, что общего имеет полнолуние (Full moon) с медовым месяцем (Honeymoon), кроме слова «луна» (Moon).
Более того, когда она показала ему стихотворение, специально написанное в честь их медового месяца, где она описывает возлюбленного как Луну, Эйнштейн рассмеялся и сказал:
- Прекрати эту чепуху. И лучше прекратить во время этого медового месяца. Никогда больше не делай со мной ничего подобного, потому что Луна так велика: ты не можешь сравнивать меня с Луной. И в Луне нет ничего красивого.
Если ты стоишь на Луне, Земля покажется освещенной, а Луна будет в точности похожа на Землю - без всякого света. Это только иллюзия: какие-то отраженные лучи создают красоту Луны, у нее нет никакого собственного света. Свет Луны заимствован, он просто отражается. Он отражается и от Земли; чтобы это увидеть, тебе просто нужно быть достаточно далеко.
Астронавты не могли поверить своим глазам, глядя на красоту Земли с Луны. Луна была ничем не замечательна. Там не растет даже трава, нет никакой воды, никаких прекрасных гор, никаких деревьев, никаких птиц, никакой жизни - просто голая земля, совершенно бесплодная. Но если оттуда смотреть на Землю, Земля выглядит такой великолепной, такой красивой, и, естественно, она гораздо больше. Луна - это маленькая часть этой Земли. Она во много раз больше Луны, и, естественно, ее свет ярче. Они не могли поверить, что Земля может быть такой красивой.
Альберт Эйнштейн сказал своей жене:
- Все это поэтическая чушь.
Она была потрясена, но поняла: он математик, физик, и бесполезно говорить с ним о путях сердца. Он понимает только один язык - язык ума. Он понимает только один способ смотреть на вещи - способ логики, не любви. Но ее сердце было разбито тем, что она должна будет жить с этим человеком всю жизнь, и не сможет разделить свое творение с человеком, которого любит, потому что он просто посмеется и заставит ее чувствовать себя глупой.
Естественно, если ты привносишь математику, физику и химию, тем самым ты разрушаешь поэзию. Поэзия не имеет ничего общего со всеми этими вещами.
Мои усилия направлены на то, чтобы человек был способен быть великим математиком, в то же время не теряя способности быть поэтом. Это два отдельных центра в его существе, и нет никакой необходимости создавать между ними конфликт.
Когда ты работаешь над какой-либо математической проблемой, работай над ней умом. Но когда ты с возлюбленным, отложи ум в сторону, иначе ты не можешь быть с возлюбленным. Этот синтез состоит не в том, чтобы подняться над ними обоими, чтобы ты могла пользоваться любым из них в соответствующей ситуации, не встречая препятствия со стороны другого.
Твой синтез будет твоим сознанием, которое за пределами и ума, и сердца. А когда человек чувствует себя синтезированным, когда это разделение исчезает, возникает огромная радость, потому что впервые он чувствует свою целостность и священность.
Любимый Ошо,
За многие годы я слышал от разных саньясинов, что они пережили сатори. Что такое в точности сатори, и как оно приходит?
Сатори - это проблеск предельного... как будто ты видишь гималайские вершины. Но ты далеко, ты не на вершинах, ты не стал этими вершинами. Это прекрасный опыт, очень чарующий, волнующий, бросающий вызов. Может быть, он сможет привести тебя к самадхи. Сатори - это проблеск самадхи.
Самадхи - это осуществление сатори. То, что было проблеском, теперь стало для тебя вечной реальностью. Сатори подобно раскрытию окна - входит немного ветра, немного света. Ты можешь увидеть участок неба, но он обрамлен оконной рамой. Твое окно становится обрамлением неба, которое ничем не обрамлено. Но если ты всегда жил в комнате и никогда из нее не выходил, естественным заключением будет, что небо обрамлено окном.
Только в этом десятилетии некоторые из современных художников стали писать картины без рам. Это было шоком для всех любителей искусства, которые не могли этого постичь: какой смысл в картине без рамы? Но эти современные художники говорят:
- В существовании ничто не обрамлено, поэтому если создать красивый естественный пейзаж в раме, это будет ложью. Обрамление создает ложь - оно прибавлено тобой. Его нет снаружи, поэтому мы отбросили рамы.
Сатори - это лишь проблеск, виднеющееся в окне прекрасное небо, полное звезд. Если это сможет пригласить тебя выйти наружу и увидеть ничем не обрамленный простор всего неба, полного миллионов звезд, - это самадхи.
Слово самадхи красиво. Сам значит равновесие; адхи , другая часть самадхи, значит, что все напряжения, вся суматоха, все беспокойства исчезли. Есть только молчаливое равновесие... как будто время остановилось, все движение замерло. Даже почувствовать это на одно мгновение достаточно: ты не можешь больше этого потерять.
Сатори может быть потеряно, потому что это был только проблеск. Самадхи потерять нельзя, потому что это осознание. Сатори случается на подступах к самадхи, но оно может стать либо помощью, либо преградой - помощью, если ты понимаешь, что это только начало чего-то более великого, преградой, если ты думаешь, что подошел к концу.
В медитации ты сначала придешь к сатори - там и сям несколько проблесков света, блаженства, экстаза. Они придут и уйдут. Но помни, как бы они ни были красивы, поскольку они приходят и уходят, ты еще не пришел домой - куда ты приходишь, чтобы не уходить больше никогда.
Любимый Ошо,
Я прочитал статью о саньясинах в Германии. Некоторые вещи поразили меня. В статье говорилось, что для многих саньясинов саньяса, кажется, превратилась в просто модное движение. Меры предосторожности против СПИДа, которые ты рекомендовал, многие саньясины больше не применяют, и на вопрос почему, они отвечают, что эти меры были одним из путешествий власти Шилы. Некоторые саньясины сняли свои малы и красную одежду, и они предлагают другим саньясинам «продолжать их носить, если это для них все еще что-то значит». Некоторые саньясины, кажется, используют твои слова, чтобы рационализировать свое эгоистическое поведение.
Мне кажется, что не только твои терапевты, но также и многие другие саньясины идут по так называемому «пути свободы», о котором ты говорил в связи с некоторыми саньясинскими терапевтами. Ошо, что происходит с саньясинами?
В этом вопросе много вопросов. Во-первых, меры предосторожности против СПИДа не имели ничего общего ни с чьими путешествиями власти. Фактически меры предосторожности, принимаемые в нашей коммуне, сейчас признаются многими правительствами мира - точно те же меры предосторожности. Даже Америка во многих штатах принимает те же меры предосторожности... конечно, не упоминая моего имени. Никто нигде не отдает дань вежливости. Мы были первыми, кто предпринял эти меры предосторожности, и они будут использоваться во всем мире, потому что СПИД продолжает распространяться.
На днях Анандо сообщила мне, что нашли новый вирус. Старый вирус СПИДа сохранился, но родился еще и новый вирус, который, кажется, гораздо опаснее, потому что его нельзя засечь в крови. Первый можно найти; второй усовершенствовал себя - его нельзя найти, поэтому ты подумаешь, что его нет. Он убьет тебя и других, с кем ты контактируешь.
Но поскольку я рассеял организованную форму религии, которая имела место, потому что я был в молчании, теперь каждая индивидуальность ответственна за себя. Нет никакой организованной, централизованной системы, которая заботилась бы о вас. И это в действительности и есть то, что значит свобода: свобода значит ответственность. Но только для идиотов свобода значит распущенность.
Мои усилия направлены на то, чтобы дать вам больше ответственности, больше свободы. Я разрешил саньясинам... Я предоставил на их усмотрение, носить ли малу и красное. Те, кто действительно понял, ничего не изменили; те, кто неохотно носил малу, кто принуждал себя носить красное, отбросили это. Это не потеря. Я освобожден от великого бремени идиотов, которые пришли в движение саньясы, сами не понимая, зачем они это делают. И, наверное, они говорят другим тоже отбросить малы, отбросить красное, «потому что так сказал Ошо».
Я не сказал их отбросить, я просто дал вам выбор. Теперь вам выбирать, носить их или отбрасывать. Но почему они говорят что-то другим? Наверное, они испытывают чувство вины за то, что они их отбросили, а другие нет; может быть, они делают что-то неправильное. Если другие тоже отбросят, это позволит им почувствовать определенное облегчение: они не единственные, кто отбросил. И самое странное в том, что я им сказал: «Можете отбросить малу и красную одежду, вы останетесь по-прежнему саньясинами».
Но очень трудно предсказать, что сделает глупый ум и как он поймет. Они не просто отбросили красную одежду, они говорят, что отбросили и саньясу, «потому что так сказал Ошо». Что я на самом деле сказал, это то, что буду принимать саньясинов даже без красной одежды и малы. Но они думают, что они больше не саньясины, и пытаются сделать так, чтобы другие сделали то же самое - и делают это вопросом свободы.
Другие должны им отвечать:
- Это наша свобода, носить красное или нет, и нам это решать. Ты решил не носить - это твое дело. Кто ты такой, чтобы что-то нам предлагать или навязывать какие-то идеи? Это против свободы - пытаться кого-то обратить.
Все миссионеры против свободы.
Но что касается меня, я счастлив, что большой груз снят с моих плеч, потому что я чувствую себя ответственными за вас, я хочу, чтобы вы росли. Я не хочу, чтобы ваша жизнь была потрачена впустую. Если вы не можете расти, даже когда я здесь, когда же вы сможете вырасти?
Поэтому что бы ни происходило, это очень хорошо. Останутся только те, кто достоин остаться. Те, кто уйдет, напрасно тратили мое и свое время, они должны были уйти давно. Теперь саньяса будет совершенно другим движением: она будет для более подлинных искателей. Она будет не просто для каждого, кто хочет сменить общество, потому что это общество ему надоело. Он хочет найти альтернативное общество, и он присоединяется к саньясинской коммуне в качестве альтернативного общества - но в нем нет ни стремления, ни жажды истины.
Только потому, что в этом обществе люди носят красное - а он не хочет выглядеть неловко, странно, чужеродно - он начинает носить красное, становится саньясином. Но его реальность в том, что он просто бежит из большого мира, где все ему совершенно надоело, и ему некуда больше было пойти. Эта коммуна стала приютом для всех возможных людей.
Теперь саньяса будет школой, мистической школой. К ней будут присоединяться лишь те, кто хочет вырасти и измениться. И есть миллионы людей, которые хотят больше сознания в своих существах, которые чувствуют себя сонными и бессознательными. Поэтому не беспокойся о том, что некоторые старые саньясины исчезнут; придут новые, со свежей кровью.
И теперь это будет совершенно другим явлением. Я постепенно изменю цвет во всем мире, и это будет значить не просто жить вместе, но вместе расти.
Любимый Ошо,
В то время как саньясины очищают себя от обусловленности общества, возможно ли, что они могут принять как очередной вид обусловленности некоторые стороны твоего учения - такие как необходимость быть тотальным, сомневаться, если только мы не знаем нечто по собственному опыту, не быть ревнивыми, и так далее? Не будешь ли ты так добр, объяснить, в чем твой способ работы с нами отличается от простой перемены одного набора ценностей - а значит и обусловленностей - на другой?
Прежде всего, то, чему я учу, не является новыми ценностями, новым набором ценностей взамен старых.
Например, есть люди, которые верят в Бога, - это один набор. Есть люди, которые не верят в Бога, - это другой набор. Я говорю людям, что дело не в веровании. Перемена одной обусловленности на другую изменяет обусловленность, но ты остаешься обусловленным. Я же говорю тебе оставаться без всякой системы верования и самому исследовать реальность - и что бы ты ни нашел, это твоя истина.
Нет необходимости в нее верить, потому что как только ты что-то узнаешь, о вере не может быть никакой речи. Ты веришь только в те вещи, которых не знаешь. Если ты их знаешь, ты знаешь: верование неуместно.
Таким образом, я не даю тебе никакого другого набора верований, другой системы ценностей, я даю тебе определенную технику, чтобы ты мог разрушить всю свою обусловленность. Сама по себе эта техника не является обусловленностью. Она не может быть обусловленностью, потому что от тебя не требуется, чтобы ты в нее верил; от тебя требуется, чтобы ты переживал опыт, и пока твой опыт что-то не поддерживает, нет никакой необходимости верить в его достоверность.
Суть не в том, что ты должен верить в то, чтобы жить тотально, потому что я это говорю. Я говорю, что я живу тотально, и нахожу это единственным способом жить. Ты можешь тоже попытаться. Я не говорю тебе верить в то, что нужно жить тотально; нет необходимости ни в каком веровании. Либо живи тотально, либо не живи. Но если ты решишь попробовать, начнешь исследование с чистым умом, без всякого верования, просто чтобы посмотреть, что это такое, и если случится так, что это окажется радостью, счастьем, празднованием, ты свободен выбрать, продолжать это или нет.
Все обусловленности основаны на веровании.
А все мои усилия в том, чтобы единственным критерием стал опыт, не верование.
Все верования - ложь.
Даже моя истина - не твоя истина.
Твоей истиной может быть только твоя истина.
Поэтому не может быть речи, ни о какой обусловленности. Но тот, кто задал этот вопрос, просто мыслит интеллектуально, не пробует. И логически он может убедить себя: это новый набор ценностей, это снова обусловленность. Так что ты собираешься делать? - что бы ты ни сделал, это будет новым набором ценностей; если ты ничего не делаешь, новым набором ценностей будет и это, поэтому ты не можешь выбраться из обусловленности.
В твоем вопросе больше утверждения, чем вопроса. Ты говоришь, что нет способа выбраться из обусловленности, так зачем об этом беспокоиться? Оставайся в старом, потому что новое тоже будет обусловленностью. Старое, по крайней мере, хорошо известно, хорошо проторенный путь - наследие наших отцов, древние истины. В это верили миллионы - зачем это менять? Ты просто пытаешься найти убежище в логическом жаргоне.
Посмотри снова на свой вопрос, и ты сможешь увидеть, что медитация - это не обусловливание. Это разобусловливание, потому что она не даст тебе никакого мышления, никаких мыслей, никакой идеологии. Она просто вычищает все и оставляет тебя совершенно пустым. Как она может быть обусловливанием?
Осознанность не может быть обусловливанием. Она - твоя собственная. Ты принес ее с собой с рождением. Никто не может тебе ее дать; тебе просто нужно выбросить весь мусор, который к ней прилип.
Мое усилие в том, чтобы дать тебе твою собственную индивидуальность. Я не хочу, чтобы к тебе что-то было прибавлено. Ты родился совершенным, общество сделало тебя несовершенным. Я просто хочу, чтобы ты осознавал свое совершенство, свою красоту, свою радость, все те благословения, которые возможны для тебя и которым мешает общество, обусловливая твой ум.
Я не даю тебе никакой обусловленности. Если бы возможно было сделать людей осознанными обусловливанием, все было бы очень просто. Если бы возможно было сделать людей блаженными простым обусловливанием, все было бы так просто. Тебя заставили верить в сущую ложь - в Бога, пророков, спасителей, инкарнации, - но никто не смог обусловить тебя быть блаженным, спонтанным, тотальным, потому что это качества, которые в тебе уже есть, их нужно только заново открыть.
Обусловленные вещи - это качества, которых в тебе нет, но которые обществу удается тебе навязать, постоянно повторяя, наполняя твой ум мыслями, и в которые мало-помалу ты начинаешь верить, потому что люди боятся пустоты, а эти мысли дают тебе чувство наполненности.
Но чудо в том, что если ты достаточно храбр, чтобы быть пустым, ты будешь наполнен своими естественными качествами, которые безмерно красивы, и предельным свойством которых является вечность. Однажды найденные, они никогда не будут потеряны.
Любимый Ошо,
На днях ты говорил о неспособности князя Кропоткина понять, что настоящий рост может случиться только снизу вверх и не может быть навязан сверху. Кажется, это случай поражения, свойственный каждой идеологии. Идеи формулируются в план, который навязывается существованию. Это немного похоже на то, чтобы прийти в сад, найти стебель цветка, лежащий на земле, прилепить к нему красивые лепестки, воткнуть в землю, вертикально и выглядеть удивленным и страдать от разбитого сердца, когда он падает на землю, несмотря на их крики: «Как это прекрасно!»
Не будешь ли ты так добр прокомментировать.
Это правда, все идеологии, потерпевшие поражение, имели один и тот же недостаток: они пытались изменить общество, меняя его структуру - правительство, религию, экономическую структуру общества. Все они рассматривают общество как единицу, которую нужно изменить, но никто не заботился о том, что общества не существует. Существуют только индивидуальности.
Общество подобно джунглям. Издали ты видишь джунгли, приблизившись же к ним, ты начинаешь находить индивидуальные деревья. Ты можешь пройти многие мили в поисках джунглей, но их нигде не найти, ты всегда сталкиваешься только с индивидуальным деревом. Джунгли - лишь иллюзия: столько деревьев, видимых издали, выглядят так, словно представляют собой одно целое.
Общества не существует. А все эти идеологии пытаются изменить общество. То, чего не существует, невозможно изменить - вот в чем их неудача. Это очень простой факт: если хочешь изменить общество, измени индивидуальность. Думаешь ли ты, что если все индивидуальности изменены, останется изменить еще и общество? Если все индивидуальности изменены, ты не найдешь никакого общества, чтобы его изменить. С изменением индивидуальностей общество изменится автоматически. Оно было только названием.
Князь Кропоткин был красивым человеком, очень невинным, и его идея совершенна, но предлагаемая им техника претворения этой идеи в реальность нежизнеспособна. Она инфантильна. Она никогда не сможет привести к успеху.
То же самое произошло с Карлом Марксом. Он подумал, что сначала бедные должны получить всю власть и создать диктатуру пролетариата, и тогда они заставят богатых разделить богатство поровну, а как только богатство будет разделено, и не останется никаких классов, функция диктатуры будет завершена. Очень логично. Но это одно из бедствий: логика - творение рук человека, и существование не имеет никакого обязательства ей следовать.
В Советском Союзе это происходит уже семьдесят лет: богатые давно исчезли. Теперь нет класса буржуазии, богатых; все одинаково бедны. Пришло время, давно пришло время диктатуре исчезнуть. Но Маркс никогда не думал, что людям, которые окажутся у власти, не захочется потерять власть. Почему люди, у которых есть деньги, не хотят ими делиться? - потому что деньги дают власть. Это та же самая простая вещь.
Почему же люди, находящиеся у власти в Советском Союзе, должны начать стремиться к тому, чтобы их власть исчезла, и они стали обычными гражданами? Им хочется цепляться за власть, и теперь в России, кажется, нет никакой возможности революций.
Даже если сам Карл Маркс захочет приехать в Россию, ему не дадут визы, потому что он опасный человек. Он будет говорить о том, чтобы распустить диктатуру пролетариата - она больше не нужна.
Никогда еще во всей истории не причиняли вреда, сравнимого с диктатурой пролетариата. Один Сталин убил миллионы человек, чтобы распределить богатство. Ни у одного богатого человека никогда не было такой власти, как у него. Впервые правительство, облеченное такой властью, пришло в существование во имя бесклассового общества, во имя рассеивания всей власти. И то, что они делают с людьми, просто невообразимо.
Один человек получил Нобелевскую премию в области химии, и Советский Союз не хотел, чтобы он ее принял, но он сказал: «Это не имеет ничего общего с правительством; это моя личная заслуга, я внес вклад в химию и получаю всемирное признание». За то, что он принял Нобелевскую премию, его тут же арестовали и посадили в тюрьму.
Три недели ему не давали спать. Ему постоянно делали уколы, чтобы он не мог спать. И мало-помалу через десять дней он стал терять интерес к своей семье. Через пятнадцать дней он стал терять интерес к химии, а через три недели он потерял интерес ко всему, даже к самому себе. Пытка была такой, что даже смерть казалась ему легче. Продержав его три недели таким образом, заставляя оставаться в живых, его привели в суд.
Просто посмотрите на эту стратегию: чтобы соблюсти формально закон, его привели в суд. Судья задавал ему вопросы, и он не отвечал. Он забыл даже язык. Он только оглядывался по сторонам - а он был гением! Весь его мозг разрушили. Судья сказал:
- Этот человек сумасшедший! Его нужно отправить в приют для умалишенных.
И с тех пор о нем никто не слышал. Наверное, он до сих пор находится в каком-то сумасшедшем доме. И это случилось с тремя Нобелевскими лауреатами. Это происходило с миллионами других людей. Мир никогда об этом не узнает, потому что радио принадлежит государству, телевидение принадлежит государству. Все средства массовой информации принадлежат государству, поэтому наружу выходит только то, что хочет правительство, иначе никто ничего не знает.
Людей просто будят ночью и говорят: «Вас вызывают в отделение коммунистической партии», - и они исчезают. Их дети и жены не видят их годами. Никто не слышит, что с ними происходит, и нельзя даже навести справки, потому что «это не ваше дело». Правительство точно знает, что оно делает. И это не только в Советском Союзе; это происходит везде.
Мое кругосветное путешествие было великим опытом. Здесь, в этой маленькой стране, которая притворяется демократической, три дня назад утром решили, что мне можно здесь остаться, и моим людям помогут сюда приехать, и мне предоставят все условия. Наверняка американский посол тут же связался с Рональдом Рейганом. Уругваю пригрозили, что если мне позволят здесь остаться, ему будет предложено немедленно выплатить все прошлые долги - а это миллиарды долларов. Ни одна бедная страна не может их выплатить. Они не могут даже платить проценты. «А если вы их не выплатите, проценты будут повышены» - первое. И второе: «В будущем мы планировали предоставить вам миллионы долларов займов. Они будут отменены».
Немедленно, в одночасье, все изменилось. Президент сказал:
- Мы не можем позволить ему здесь оставаться. Рональду Рейгану, наверное, сообщили: «Правительство передумало и хочет выслать его из страны». Вчера они были вознаграждены. Им предоставили сто пятьдесят миллионов долларов немедленного займа и дали другую награду - двести миллионов долларов из их прошлых займов сброшено со счетов; они их больше не должны.
Немедленный приз в триста пятьдесят миллионов долларов!
Фактически, я думал послать к ним Анандо со словами: «А мои комиссионные? Вы получаете триста пятьдесят миллионов долларов. Справедливости ради вы должны выплатить мне комиссионные». И если это сделает каждая страна, я буду очень счастлив: я буду переезжать из страны в страну и получать комиссионные.
Но все это «демократия». Нет никакой разницы - отличаются только методы. В том, что касается цивилизации, не произошло никакого значительного прогресса.
Я часто вспоминаю о замечании Герберта Уэллса. Кто-то его спросил:
- Что вы думаете о цивилизации?
- Я думаю, это хорошая мысль, - сказал он, - но кому-то придется воплотить ее на практике. Этого еще нигде не случилось.
____
Созвучие слов wholeness и holiness.