Некоторые отрасли социальной психологии

6.7.1. Политическая психология

Предпосылки.Американский психолог С. Хоффман справедливо заметил, что не вся психология посвящена политике, но вся политика психологична. И он совер­шенно прав: поскольку политику «дела­ют» живые люди, то их психология неиз­бежно накладывает свою печать на всю политическую жизнь общества.

Задолго до возникновения политичес­кой психологии интерес к ее проблемам проявляли почти все авторитетные предста­вители психологической науки. 3. Фрейд, по мнению некоторых его последователей, считается «творцом современной социаль­ной науки», а сам же он претендовал на разработку «психологии народов, которая вела непосредственно к происхождению важнейших культурных установлений, го­сударственных порядков, нравственности, религии...» [Фрейд, 1923, 1991]. А. Адлер предложил концепцию психологии власти, которая до сих пор сохраняет свое влияние в политической мысли на Западе. Б. Скин-нер [1972] разработал теорию «запрограм­мированной культуры» как новой формы общества и государства. А. Маслоу [1977] написал работу о способе формирования политической структуры власти на основе принципов гуманистической психологии. Г. Айзенк был озабочен поиском психоло­гических предпосылок различных поли­тических ориентации граждан. Этологи-ческое течение в психологии (К. Лоренц, Д. Моррис и др.), бурно проявившее себя в разгар «холодной войны», отражало зап­росы политики того времени, объясняя не­избежность гонки вооружений биологи­чески детерминированной склонностью человека к агрессии.

Многие американские психологи — К. Левин, Г. Мюррей, Л. Фестингер, О. Кляйнберг, Ю. Бронфенбреннер и др. — приглашались в качестве консуль­тантов при решении конкретных поли­тических вопросов.

Россию можно по праву назвать первой страной, где уже в XIX в. были проведены серьезные социально-психологические и политико-психологические исследования. Не случайно Г. Спенсер и В. Вундт, при­знанные мировые авторитеты, высказыва­ли сожаление по поводу незнания русско­го языка, полагая, что российские исследо­ватели в некоторых вопросах опередили их. К политико-психологическим исследова­ниям можно отнести, например, изучение поведения солдат при разгоне толпы и де­монстраций (Д.Д. Безсонов), работы по проблемам массовых психических зара­жений и самоубийств (В.Х. Кандинский, А.А. Токарский и др.), попытки найти пси­хологические основы правосознания (Л.И. Петражицкий, М.А. Рейснер) и мно­гие другие.

В 1905 г. вышла книга К. Головина «Вне партий. Опыт политической психо­логии», в которой с удивительной глуби­ной прослежено влияние национально-исторических и этнопсихологических особенностей народов Франции, Герма­нии и США на развитие государственно­сти и политической жизни в этих странах. Вехи становления.Отличие политико-психологических концепций разных вре­мен от современной политической пси­хологии заключается главным образом в том, что первые обычно не были ориен­тированы на практику. Вот лишь некото­рые вехи на пути ее становления: начало 1940-х гг. — первые социально-психоло­гические исследования поведения изби­рателей (исследования избирателей нача­лись в 1930-х гг., но они носили чисто со­циологический характер).

1942 г. — первое практически ориенти­рованное, проведенное по заказу прави­тельства США исследование личности по­литического деятеля. Это был психологи­ческий анализ личности Гитлера, осуще­ствленный психиатром У. Лангером (1972). 1959 г. — публикация книги «Полити­ческая социализация» Г. Хаймэна [Ну-man, 1959], ставшей теоретической осно­вой одного из разделов политической пси­хологии;

1966 г. — начало поисков психологи-

ческих методов разрешения политичес­ких конфликтов;

1967 г. — исследование массовых анти­правительственных выступлений студен­тов в США, проведенное в национальном масштабе;

1968 г. — создание первой кафедры по­литической психологии в Иельском уни­верситете. Этот год можно условно счи­тать годом рождения политической психо­логии как самостоятельной научной дис­циплины;

1973 г. — издание первого фундамен­тального труда «Руководство по политичес­кой психологии» под редакцией Дж.Н. Кнутсон(см.: [Handbook... 1973]);

1978 г. — учреждение в США Между­народного общества политической психо­логии;

1979 г. — Кэмп-Дэвидские соглашения между лидерами Египта Садатом и Израи­ля — Бегином. В их подготовке активное участие приняли американские психологи.

В Советском Союзе, когда даже соци­альная психология долгое время рассмат­ривалась как «буржуазная» наука, для воз­никновения психологии политической не было достаточных условий. Ее возможные проблемы решались с позиций обыден­ных представлений. Лишь в 1980 г. слово­сочетание «политическая психология» впервые появилось на страницах профес­сиональных психологических и полити­ческих изданий [Рощин, 1980]. С тех пор в Институте психологии РАН был прове­ден ряд исследований, посвященных про­блемам политической социализации, от­ношению детей и молодежи к угрозе ядер­ной войны, политико-психологической типологии общества, поведению избира­телей, политической пропаганде. В 1990 г. в университете Петербурга создана первая кафедра политической психологии.

Предмет.Американские психологи не всегда утруждают себя разработкой стро­гих академических описаний предмета той или иной науки. Поэтому их определения часто носят операциональный характер и нередко бывают либо слишком общими, либо, наоборот, слишком узкими. Приве­дем некоторые примеры. «Политическая

психология — изучение взаимодействия политических и психологических процес­сов» (М. Дойч); «исследование психологи­ческих компонентов политического пове­дения» (Дж. Дэвис); «политическая психо­логия — это изучение людей, принимаю­щих властные решения, а также тех, кто пытается влиять на эти решения» (Бар-нер-Бэрри и Розенвейн).

С учетом многообразия субъектов по­литической деятельности, тех задач, ко­торые им приходится решать, а также различных форм отражения реальностей политической жизни в сознании и пове­дении индивидов и групп предлагается следующее определение предмета поли­тической психологии: эта наука изучает психологические компоненты политической жизни общества, которые формируются и проявляются в политическом сознании на­ций, социальных групп и индивидов и реали­зуются в практических действиях всех субъектов политических процессов.

Что касается методов политической психологии, то, будучи ответвлением психологии социальной, она использует ее опыт и весь методический арсенал, на­чиная от опросов, анкетирования, на­блюдения и включая эксперимент, моде­лирование и прожективные методики.

Некоторые проблемы. Круг вопросов, ко­торые исследуются в политической психо­логии, исключительно широк, и здесь удаст­ся рассмотреть лишь некоторые из них.

Личность и политика.Личность в поли­тической жизни общества представлена в большом разнообразии аспектов и соци­ально-политических ролей. Она выступает как носитель индивидуального политичес­кого сознания и как представитель боль­ших социальных групп, отличающихся по типу политических ориентации и полити­ческого поведения. С точки зрения стату­са и ролевых признаков личность предста­ет в качестве гражданина своего общества, избирателя, политического деятеля, члена групп, принимающих решения, участника социально-политических конфликтов.

С учетом этого проблема личности в политике исследуется на макроуровне (личность и общество), на уровне различ-

ных типов, выделенных по разным при­знакам (особенности политического со­знания и поведения; принадлежность к различным социальным группам, ролевые характеристики), и на уровне индивиду­ального анализа (микроуровне).

Психологические основания политичес­кой активности.Политическую активность можно понимать либо как проявление ин­тереса к политической жизни общества, либо как участие в ней в тех или иных формах. Первым условием проявления активности и в том и в другом случаях дол­жна быть соответствующая потребность личности. Теория иерархии потребностей и мотивов А. Маслоу послужила основой для некоторых психологических концеп­ций политической активности. Как изве­стно, согласно этой теории, потребности высшего уровня (в самоактуализации) мо­гут возникнуть лишь при условии удовлет­ворения низших потребностей, связанных с жизнеобеспечением человека. Согласно Маслоу, только самоактуализировавшие­ся личности способны проявлять интерес к проблемам общества и участвовать в их решении. На основе этого положения воз­никли две сходные концепции, претенду­ющие на раскрытие психологических ос­нований политической активности лично­сти. Канадский психолог К. Бэй сделал акцент на том, что в демократическом об­ществе недостаточно обеспечивать лишь материальные потребности граждан, не­обходимо также создавать условия для вовлечения их в политическую жизнь. Дж. Кнутсон, исследуя вопрос о политической активности рабочей молодежи, подошла к этой проблеме с другой стороны. В кон­цепции политической депривации она ут­верждала, что рабочая молодежь просто не способна интересоваться политикой, по­скольку, находясь в начале жизненного пути, она полностью занята обеспечением потребностей лишь низшего уровня.

Обе концепции, как и многое другое, отражают давнее стремление психологов найти простое решение сложных проблем через построение упрощенных теорий с одним «суверенным» фактором. Сам Мас­лоу, не говоря уже о его критиках, испы-

тывал большие сомнения относительно применимости его теории к проблемам общества и политики.

Проблема оказывается еще более слож­ной, когда речь идет о практических дей­ствиях граждан в контексте политической жизни общества. При анализе этой пробле­мы возникают следующие вопросы:

• степень осознанности индивидом политических реалий и целей соб­ственных политических действий;

• личные мотивы индивида в его поли­тической деятельности, в частности, просто ли это символическое прояв­ление лояльности к системе (ярчай­ший пример — проявление «единоду­шия» и «единогласия» с решениями властей в том или ином государстве) или надежда на то, что действия лич­ности могут оказать какое-то влияние на положение в обществе (установка, которая характерна для демократи­ческого общества);

• содержание личных мотивов, стрем­ление, например, получить какие-то выгоды для себя или озабоченность интересами общества;

• степень активности, которая может варьироваться просто от участия в выборах до интенсивной деятельнос­ти в поддержку той или иной полити­ческой программы, партии или кан­дидата в выборные органы власти;

• формы участия в политической дея­тельности по критерию их соответ­ствия конституции государства, т. е. от строгого соблюдения норм закона до уголовно наказуемых мятежных и даже террористических действий.

Особое место занимает изучение пове­дения избирателей, которое ведется мето­дами как социологии, так и психологии. Принципиальная разница между социо­логическими и психологическими иссле­дованиями заключается в следующем: первые можно сравнить с «моментальной фотографией», которая фиксирует состо­яние мнений и настроений общества или какой-то его части на данный момент. Эта «фотография» дает ответ на вопрос: что есть? Психологические же исследования

нацелены прежде всего на вопрос: почему есть то, что есть? Ясно, что здесь нет мес­та для сравнений типа что лучше, что хуже. Следует говорить лишь о кооперации со­циологических и психологических иссле­дований, которая должна способствовать точности как теоретических обобщений, так и прогностических заключений.

При психологическом изучении пове­дения избирателей основная проблема сво­дится к выявлению мотивов, которыми ру­ководствуется избиратель, делая свой вы­бор. Долгое время господствовала упро­щенная точка зрения, согласно которой из­биратель «голосует кошельком», т. е. исхо­дит из оценки своего материального состо­яния ко дню выборов. Затем получило рас­пространение мнение, что избиратель ру­ководствуется прежде всего оценкой собственных перспектив на ближайшее бу­дущее. Исследования, проведенные в Ин­ституте психологии РАН в конце 1995 г. — начале 1996 г., показали, что оценки бли­жайшего прошлого и будущего, причем не только для себя, но и для страны в целом, одинаково важны и обычно коррелируют. На их основе можно построить шкалу оп­тимизма—пессимизма, позволяющую су­дить о настроениях избирателей и их веро­ятном выборе.

В США, начиная с 1960-х гг., в предвы­борной борьбе стали превалировать мето­ды так называемой «новой политики». Суть ее в том, что на избирателя стали воздей­ствовать не столько содержанием социаль­но-экономических программ тех или иных партий, сколько путем создания «образов» политических деятелей, привлекательных для избирателя. При этом характеристики образа и реальные черты личности полити­ческого деятеля чаще всего не совпадают. Это — пример манипулирования сознани­ем избирателя, который с 90-х гг. стали широко и упрощенно копировать в России. Психология личности политических де­ятелей.Под понятием «политические де­ятели» имеются в виду лица, занявшие или стремящиеся занять тот или иной ста­тус в политической и государственной иерархии общества.

Мотив власти. Первое, что испокон ве-

ков интересовало мыслителей и исследова­телей, заключалось в вопросе: почему люди (или какая-то их часть) стремятся к власти? Эта тема была частично затронута, когда речь шла о взглядах английского философа Дж. Гоббса. Более современной формой осмысления этой проблемы стала теория компенсации чувства неполноценности А. Адлера, развитая основоположником американской политической науки Г.Лас-суэлом (1930). Напомним, что по теории Адлера все человечество страдает от чувства неполноценности вследствие тех или иных органических недостатков человека или в результате каких-то психологических не­удач. В стремлении компенсировать это чувство люди формируют различные стили жизни; один из них — стиль сверхкомпен­сации, который проявляется, в частности, в желании обладать властью как источни­ком чувства превосходства над другими. При этом сочетаются бессознательные им­пульсы и осознанная рационализация (объяснение) поведения личности.

Лассуэл предлагал выделять «ядерные типы» личности, и в качестве одного из них он рассматривал «искателей власти». Мотив власти для представителей этого типа играет ведущую роль, сама же власть выступала как средство преодоления бес­сознательно испытываемого чувства не­полноценности. При этом личные про­блемы проецируются на общество, и дей­ствия индивида объясняются интересами общества. Кроме того, Лассуэл описал ряд дополнительных условий воспитания лич­ности, которые позже могут способство­вать формированию мотива власти. Не­трудно заметить, что схема Лассуэла при­годна не только для описания бессозна­тельных компонентов личности «искате­лей власти», но и для вполне осознанного их поведения. Люди, потерпевшие неуда­чу, например в своей профессиональной деятельности, нередко вполне осознанно ищут психологическую компенсацию, включаясь в сферу политики.

Типология политических деятелей. В контексте проблемы лидерства предпри­нималось много попыток найти какой-то фактор или набор черт, которые позволя-

ли бы выделить психологическую основу личности лидера. Все эти попытки не дали нужных ответов, поскольку оказалось, что в различных условиях и в разное время нужны лидеры с отличающимися лично­стными характеристиками, поэтому со­здать какой-то собирательный образ не­возможно.

В результате возникла тенденция пост­роения по разным признакам типологии лидеров. Наиболее простым примером мо­жет служить разделение политических де­ятелей по признаку их доминирующих ориентации. Так, американский исследо­ватель Дж. Стосинджер предложил разде­лять политических деятелей на «кресто­носцев» и «прагматиков». Для первых ха­рактерна приверженность какой-то идее, а часто догме, которая доминирует при выборе ими позиции по любому практи­ческому вопросу. Ярким примером может служить позиция приверженцев социализ­ма в начальный период перестройки в Рос­сии. Как известно, большая часть бывших партийных работников рассматривала все реформаторские идеи лишь с одной пози­ции: соответствуют ли они принципам со­циализма (в их понимании) или нет. Воп­рос о том, какой реальный результат для общества может дать реализация этих идей, их не интересовал. В отличие от «кресто­носцев», «прагматики» ориентируются на практическую целесообразность и готовы идти на пересмотр и компромиссы в обла­сти идейно-политических представлений ради решения социально значимых задач. Американский социолог Дж.Барбер [Barber, 1974] разработал весьма популяр­ную типологию политических деятелей, взяв за основу два измерения: активность-пассивность, которая характеризует уро­вень затрат энергии и времени, отдаваемых политическим деятелем исполнению своих прямых обязанностей; и позитивно-нега­тивное эмоциональное отношение к этим обязанностям. Из различных сочетаний этих двух простых измерений оказалось возможным выделить четыре типа полити­ческих деятелей: активно-позитивный — высокая активность и эмоционально заин­тересованное отношение к своей деятель-

ности — ориентирован на продуктивность своей работы; активно-негативный — высо­кая активность сочетается с незаинтересо­ванным отношением к своим обязаннос­тям — ориентирован наличные интересы и амбиции; пассивно-позитивный — нравится статус, но нет желания активно работать — ориентирован на социальное признание, статус, карьеру; пассивно-негативный — нет ни активности, ни особой заинтересован­ности в статусе — это значит, что человек в силу случайных обстоятельств стал облада­телем властной роли.

В каждом случае можно найти конк­ретные общественно-исторические усло­вия (и примеры), которые приводят к вла­сти людей определенного психологичес­кого типа. Барбер создавал свою типоло­гию для президентов Америки, но она оказалась вполне применимой для пони­мания и описания политических деятелей других уровней и функциональных назна­чений, например для анализа деятельно­сти парламентариев.

Личностно-шдивидуалъные черты поли­тического деятеля. Несмотря на то, что по­пытки создать какой-то общий психологи­ческий портрет лидера окончились неуда­чей, можно говорить о некоторых чертах, очень важных для личности политическо­го деятеля. Отвлекаясь от таких общих жи­тейских понятий, как ум, воля, решитель­ность, которые действительно должны быть свойственны лицам, претендующим на ведущую роль в обществе, остановимся лишь на некоторых специфически психо­логических характерстиках личности, ис­пользуемых в политической психологии. Одна из них обозначена понятием «когни­тивная сложность личности». Эта характе­ристика, или свойство, определяется чис­лом измерений, в которых личность видит и описывает социальную действитель­ность, и числом правил и способов, ис­пользуемых для обработки и интеграции информации об этой действительности. Иными словами, это свойство личности позволяет судить о степени системности в ее восприятии и оценке реального мира. Другое понятие — «когнитивная карта лич­ности» — непосредственно связано с пер-

вым и обозначает своего рода психологи­ческий фильтр, определяющий, какая ин­формация и в какой степени сложности оказывается доступной для личности. В ка­честве примера достаточно поверхностно проанализировать содержание постановле­ния о борьбе с пьянством в бывшем СССР, чтобы понять упрощенность когнитивной сложности и когнитивной карты лиц, при­нимавших это постановление.

Другое качество личности, важное для политического деятеля, известно в запад­ной психологической литературе как «терпимость к двойственности». По-рус­ски мы можем это определить как спо­собность воспринимать неопределен­ность ситуации и принимать при этом ре­шение. Неопределенность ситуации оз­начает отсутствие каких-либо правил, инструкций и предыдущего опыта, по­зволяющих принять какой-то известный вариант решения, и, следовательно, оно может быть найдено лишь на основе творческого, интеллектуального поиска.

Еще одно понятие, идущее от Фрейда, «нарциссизм», характеризующее психо­эмоциональную сферу личности. От это­го качества зависит принятие решения по­литическим деятелем не столько на осно­ве рациональной оценки ситуации, сколь­ко под влиянием своих личных эмоций, связанных прежде всего с самооценкой, уровнем личностных притязаний, личным отношением к тем или иным событиям.

Принятие политических решений. По­скольку политические решения прини­маются, как правило, в группе, то здесь проявляются все социально-психологи­ческие закономерности групповой дея­тельности и отношений внутри группы.

Специфика политических решений заключается в том, что при их принятии нередко возникают противоречия между практическими задачами, которые требу­ется решить, и идеологическими и поли­тическими установками лиц, принимаю­щих решение. Такие противоречия вно­сят дополнительные, иногда критические сложности в процесс принятия решения, выход из которых бывает доступен лишь зрелым и талантливым политикам.

Можно выделить несколько стратегий или моделей принятия политического ре­шения — от рационально-идеальной, алго­ритм действий в которой определяется точ­ностью в диагнозе ситуации и постановке задачи, разносторонним и полным инфор­мационным обеспечением, поиском всех возможных альтернатив и выбором лучшей из них; до стратегии «проби ошибок», отли­чающейся отсутствием точности в оценке ситуации и в постановке задач, неполным информационным обеспечением и огра­ниченным поиском возможных альтерна­тив, результатом чего бывают, как правило, ошибочные решения.

Первую стратегию далеко не всегда можно осуществить на практике по объек­тивным и субъективным причинам.

К первым можно отнести слишком большой объем информации, которую нужно осмыслить, противоречия между практическими целями и политическими установками, противоречия групповых ин­тересов и т. д. Субъективные причины вы­ражаются прежде всего в интеллектуально-психологической неподготовленности по­литических и государственных деятелей к осознанию глубины и сложности самого процесса принятия политических реше­ний. Поэтому в политической практике ис­пользуется нечто среднее между двумя на­званными стратегиями с преобладающей тенденцией приблизиться к методу «проб и ошибок». Степень этого приближения за­висит от уровня политической культуры как общества в целом, так и тех лидеров, которые его возглавляют.

Особого внимания заслуживает кон­цепция «групп-мышления», предложен­ная американским психологом И. Джей-нисом [Janis, 1982]. Понятие «групп-мыш-ление» (у Джейниса — «group-think») носит искусственный характер (не следует пу­тать с групповым мышлением), оно спе­циально создано для обозначения процес­са принятия решения ущербного типа.

«Групп-мышление» — это парадок­сальный вариант принятия явно неадек­ватных, а нередко катастрофических по­литических решений, когда каждый из участников группы, принимающей реше-

ние, является человеком умным, образо­ванным, опытным и т. д., а решение, при­нятое в группе, оказывается неверным. История накопила большое количество примеров такого рода. К ним можно от­нести Мюнхенские соглашения 1938 г., которые развязали руки Гитлеру для аг­рессии, в том числе и против участников соглашений; позицию Сталина и его бли­жайшего окружения перед вторжением Германии в СССР, в которое Сталин не хотел верить; позицию властей США в 1950 г. при принятии решения о вступле­нии в войну в Корее, когда было заранее ясно, что это приведет к поражению США; позицию Брежнева и его окруже­ния, когда принималось решение о втор­жении советских войск в Афганистан и т.п. Главным фактором, определяющим принятие такого рода решений, выступа­ют специфические социально-психоло­гические характеристики тех групп, в ко­торых они принимаются.

К этим характеристикам следует отне­сти: идейно-нравственное и социальное единство членов группы и ее сплочен­ность на этой основе; убежденность в мо­ральной обоснованности и непогрешимо­сти принимаемых решений; предвзятость в отборе и оценке поступающей информа­ции и выводов из нее по принципу «при­нимать желаемое за действительное»; стремление к видимому единодушию и от­сюда — тенденции оказывать групповое давление на несогласных и сомневающих­ся, опасение членов группы показаться «белой вороной» на фоне общего единоду­шия. Огромную роль при этом играет по­зиция лидера группы, в частности, его тер­пимость к критике, умение воспринимать мнения других и способность создавать условия для свободной дискуссии.

Проблема принятия политических ре­шений исключительно важна потому, что от умения управлять процессами их при­нятия зависит содержание и качество жиз­ни общества.

Как уже отмечалось, рассмотренные вопросы далеко не исчерпывают всего со­держания политической психологии, круг интересов которой постоянно расширяется.

Список литературы

Гозман Л.Я., Шестопап Е.Б. Политическая пси-, хология. Ростов н/Д, 1996.

Дилигенский Г.Г. Социально-политическая пси­хология. М., 1994.

, Дмитриев А.В., Латынов В.В., Хлопьев А.Т. Не­формальная политическая коммуникация. , М., 1997

Егорова Е.В. Психологические методики иссле­дования личности политических деятелей капиталистических стран. М., 1986. Егорова Е.В. США в международных кризисах:

полит.-психолог. аспекты. М., 1988. Иванов В. Политическая психология. М, 1990. Косолапое Н.А. Политико-психологический анализ социально-территориальных систем. М, 1994. Лоренц К. Агрессия (так называемое «зло»). М.,

1994.

Одайник В. Психология политики: полит, и со­циал. идеи Карла Густава Юнга. М: Ювен-та, 1996.

Рощин С.К. Западная психология как инстру­мент идеологии и политики. М., 1980. Рощин С. К. Психологические проблемы полити­ческого развития личности//Психол. журн. 1984. №2,3.

Рощин С.К. Политическая психология//Теоре-тическая и прикладная социальная психоло­гия. М.:АОН, 1988.

Слово в действии. Интент-анализ политического дискурса/Под ред. Т.Н. Ушаковой, Н.Д. Пав­ловой. СПб., 2000. Фрейд 3. Тотем и табу. М., 1923. Шесшопал Е.Б. Очерки политической психоло­гии. М.,1988. Barber J.D. Classifying and predicting presidential

styles//.!. Soc. lisues. 1974. V. 24, № 3. Freud S. Civilization, society and religion. L: Pen­guin, 1991. Handbook of political psychology/Ed. J.N. Knut-

son. San Francisco, 1973. Hermann M. Political psychology. N.Y, 1986. Hyman H.H. Political socialization. N.Y., 1959. Janis I.L. Group-think: psychological studies of pol­icy decisions and fiascos. Boston, 1982. Lander W.C. The mind of Adolf Hitler. N.Y., 1972. Lasswell H.D. Psychopathology and politics. Chica­go, 1930.

MaslowA. Politics//.). Humanistic Psychpl. 1977. V. 17. №4.

Skinner B.F. Beyonal freedom and dignity. N.Y., 1972.

Экономическая психология

Экономическая психология — комплексная прикладная отрасль психологической на­уки, интенсивно развивающаяся в после­дние годы. Предметом экономической психологии являются психологические за­кономерности экономического поведения человека, связанного с производством, распределением, обменом и потреблени­ем товаров и услуг. Она изучает законо­мерности взаимодействия и взаимного влияния экономических факторов и пси­хологических явлений в регуляции эконо­мического поведения. Социально-психо­логический анализ экономических явле­ний может проводиться на разных уров­нях: макроэкономическом, мезоэкономи-ческом и микроэкономическом. В каче­стве субъектов экономического поведения могут выступать индивиды, большие и ма­лые группы. По своему статусу экономи­ческая психология является смежной на­учной дисциплиной (или междисципли­нарной отраслью знания), объединяющей теоретические положения, методы и ре­зультаты исследований, накопленные как в психологической науке, так и в эконо­мике. Экономическая психология тесно связана с экономической социологией и имеет во многом общее предметное поле и сходную структуру. Спецификой эконо­мической психологии является исключи­тельное внимание к субъективным, пси­хологическим, осознаваемым и неосозна­ваемым явлениям, связанным с отраже­нием человеком экономической сферы жизнедеятельности и регуляцией его эко­номического поведения.

Краткая история экономической психо­логии. Историю становления экономичес­кой психологии можно представить как встречное движение представителей двух наук, побуждаемое как теоретическим ин­тересом, так и чисто практическими зада­чами. При этом на ранних этапах интерес к психологии со стороны экономистов явно преобладал. Развитие экономичес­кой науки шло параллельно с развитием представлений об «экономическом чело­веке» как субъекте хозяйствования. Осно-

ватель политической экономии А. Смит (1723—1790) заложил основу теоретичес­ких представлений об «экономическом че­ловеке» как эгоистичном, рациональном, склонном к обмену индивиде. Дж Бентам (1748—1832) сформулировал принцип максимизации удовольствия и минимиза­ции страдания как основной закон чело­веческого поведения. К. Маркс (1818— 1883) развивал идею о ведущей роли обще­ственного производства в формировании не только условий человеческой жизнеде­ятельности, но и самого человека.

Важным этапом становления эконо­мической психологии стало открытие пре­дельной полезности и разработка маржи-налистской (от фр. marginal — предель­ный, конечный) или субъективно-психо­логической теории в экономике. Англича­нин У.С. Джевонс (1835— 1882) сформули­ровал закон убывающей предельной по­лезности, согласно которому субъективно оцениваемая ценность потребляемого блага определяется его полезностью, кото­рая, в свою очередь, определяется соотно­шением между приростом удовлетворе­ния, получаемого от последней единицы потребляемого блага, и приростом обще­го запаса этих благ у потребителя. По мере удовлетворения данного вида потребнос­ти и увеличения предложения соответ­ствующих товаров полезность убывает. Француз Л. Вальрас (1834—1910), разви­вая теорию предельной полезности сфор­мулировал положение о том, что предель­ная полезность есть убывающая функция потребляемого количества благ. Поэтому цена товара, определяемая его предельной полезностью, зависит прежде всего от ред­кости данного товара, а не от издержек по его производству. Австриец К. Менгер сформулировал закон, согласно которому оценка стоимости товара определяется произведением ценности последней, наи­менее существенной единицы на количе­ство данного товара. Работы экономистов субъективно-психологической школы за­ложили основы современной микроэко­номики, где экономическое поведение че­ловека определяется балансом субъектив­но оцениваемых издержек, связанных с

приобретением экономических благ (в ча­стности «тягости» затрачиваемого труда) и субъективно оцениваемого удовольствия, получаемого от их потребления.

Современные представления о роли психологических факторов на макроэко­номическом уровне были разработаны в трудах американских экономистов. В ча­стности, основной психологический за­кон Дж. Кейнса гласит, что склонность к потреблению в обществе повышается по мере роста доходов и снижается по мере их снижения, но более медленно, что объяс­няется действием социально-психологи­ческих факторов (инертностью привычек, традиций). Этим объясняется разница в соотношении долей бюджета, направляе­мых на потребление и сбережение на раз­ных стадиях жизненного цикла.

Одним из первых исследователей эко­номической психологии в психологичес­кой науке является французский соци­альный психолог Габриэль Тард, чей двух­томный труд под таким названием был опубликован в 1902 г. По определению Г. Тарда (1902), экономическая психология имеет дело с психологическими основами экономики или, говоря другими словами, с психологическими положениями, на ко­торых основывается экономическая тео­рия. Г. Тард одним из первых обратил внимание на роль социально-психологи­ческих факторов (этнокультурных осо­бенностей, традиций, микросоциального окружения) в регуляции экономического поведения. Немецкий психолог Г. Мюн-стерберг (1863—1916), более известный в России как основатель психотехники, за­нимался эмпирическими, в том числе экс­периментальными исследованиями в обла­сти психологии труда и рекламы. Его рабо­та «Психология и экономическая жизнь» (1912) была переведена на русский язык.

В США отцом экономической психо­логии считается Джордж Катона, который первый начал систематически применять психологическую теорию и методы к ис­следованию экономических проблем в со­трудничестве с группой экономистов и со­циологов. Именно Катона сформулировал одну из базовых идей экономической пси-

хологии: покупка зависит не только от способности (экономической возможнос­ти) сделать покупку, но и от желания ее сделать (психологической готовности). В наиболее полном объеме его теоретичес­кие представления о соотношении психо­логии и экономики описаны в книге «Психологическая экономика» (1975). Главная задача в использовании психоло­гии для экономических исследований со­стоит, по мнению Д. Катоны, в выявлении и анализе внутренних тенденций, лежа­щих в основе экономических процессов и ответственных за экономические поступ­ки, решения и выборы.

Среди отечественных мыслителей боль­шое внимание роли психологических фак­торов в хозяйственной деятельности уделя­ли С.Н. Булгаков(1871-1944), П.Б.Струве (1870-1944), Н.Д. Кондратьев, П.Н. Са­вицкий (1895-1965), А.В. Чаянов. Харак­терной особенностью российских работ яв­ляется повышенное внимание к социаль­но-психологическим аспектам феномена хозяйствования: проблемам общения, вза­имодействия и взаимоотношений между людьми и группами в хозяйственной дея­тельности. Так П.Н. Савицкий рассматри­вает предпринимательство не только как хозяйственно-экономическую, но и как особую духовно-экономическую деятель­ность. Хозяйское отношение включает в себя, по мнению автора, не только стрем­ление к получению наибольшего дохода, но и стремление к сохранению и расшире­нию удовлетворенности работающих в хозяйстве людей. В теории трудового кре­стьянского хозяйства А.В. Чаянов разраба­тывает принцип предельной полезности применительно к анализу хозяйственной деятельности. Субъективная оценка цен­ности результатов хозяйственной деятель­ности определяется человеком как соотно­шение тягостности последних, предельных единиц труда, затрачиваемого для увеличе­ния объема производимой продукции, и предельной полезности, определяемой степенью удовлетворения потребностей субъекта в материальных благах, которая понижается по мере роста объема ценнос­тей, поступающих в обладание субъекта хо-

зяйствования. В теории А.В. Чаянова чело­век одновременно выступает субъектом и производства, и потребления как основных сторон хозяйственной деятельности. При­чем в качестве субъекта хозяйствования рассматривается не только отдельный ин­дивид, но и группа (семья, кооператив).

В социально-экономической теории Н.Д. Кондратьева центральное место за­нимает анализ индивидуальных и груп­повых актов поведения и взаимодействия людей, которые выступают основой хо­зяйственных (экономических) явлений. По мнению Н.Д. Кондратьева, это такие действия, которые прямо или косвенно реализуют экономические интересы и порождают собственно экономические процессы, отношения и институты. От­мечая разнообразие психологических де­терминант экономического поведения, Н.Д. Кондратьев подчеркивал роль су­бъективных, эмоциональных и др. факто­ров, отмечая, что рациональность эконо­мического поведения проявляется лишь как общая тенденция, а не имманентно присущее человеку свойство. Одним из первых он сформулировал проблему взаи­мосвязи явлений человеческого поведения (в том числе его социально-психологичес­ких детерминант) и экономических явле­ний и отношений: «В каждый конкретный промежуток времени в обществе существу­ет как система акт