Взаимодействие персоналадома ребенкас младенцами в ситуации кормления

Младенцев первой группы кормят из бутылочки, часто не вы­нимая из кроватки, а подложив под бутылочку подушку. В этой ситу­ации общение сведено к минимуму и, несмотря на существующие инструкции, кормление проходит в основном без разговора. Начи­ная с 3—4-месячного возраста детей кормят ложкой. При этом жен­щина держит ребенка на коленях спиной к себе. В одной руке у нее (тарелка с едой, в другой - ложка. Голова и руки ребенка прижаты рукой женщины к ее телу и часто находятся в неподвижном состоя­нии в течение всего времени кормления. В табл. 3 представлены результаты анализа видеозаписей корм­ления детей от 3 до 10 месяцев работающими в этой группе медицин­скими сестрами и нянями. Среднее время взаимодействия, начиная с момента, когда женщина посадила ребенка к себе на колени, и за­канчивая временем, когда она вместе с ним поднялась из-за стола, составляет 7 мин Юс. Из него время до начала кормления (завязыва­ет ребенку нагрудник, проверяет, не горячая ли еда) и после кормле­ния (поит из чашки, вытирает лицо пеленкой) в сумме в среднем со­ставляет 2 мин. Собственно время кормления ребенка равно 5 мин

Таблица 3. Характеристики взаимодействия сотрудниц дома ребенка с детьми второй группы (3-10 месяцев) в ситуации кормления

Характеристика взаимодействия	M±SD
1. Длительность кормления (мин)
длительность кормления	5,1±1,8
время до и после кормлен ия	2,0 ±0,9
общее время взаимодействия	7,1 ±2,4
2. Скорость кормления (раз в мин)
количество ложек в рот ребенка	12,0±3,4
количество прикосновений ложкой клицу ребенка	30,0 ±9,7
3. Инициации ребенка (раз в мин)
количество взглядов в лицо взрослого	1,0 ±0,6
количество вокализаций	1,5 ±1,4
общее число инициации	2,5±1,6
4. Ответы на сигналы ребенка (раз в мин)
количество ответов на взгляд	0,6 ±0,5
количество ответов на вокализации	0,7 ±0,6
общее число ответов	1,3*0,9
5. Инициации взаимодействия с ребенком (раз в мин)
количество взглядов в лицо ребенка	0,6 ±0,6
количество вербальных обращений	3,6 ±3,0
общее число инициации	4,2±3,3
6. Количество обращений к другим сотрудницам (раз в мин)	1,0*0,9

10 с. Каждые 5 с этого периода сотрудница засовывает в рот младен-цаложкуседой (12развмин). Ребенок не успевает проглотитьпищу, выталкивает ее обратно языком. Женщина тут же подбирает выва­лившуюся пищу с подбородка и снова засовывает ребенку в рот. В среднем по наблюдавшейся группе работающая вдоме ребенкажен-щина делает примерно по два «подбора» после каждого засовывания ложки с едой в рот и за одну минуту прикасается клицу ребенка лож­кой 30 раз. В столь насильственной ситуации кормления младенец старается привлечь к себе внимание женщины и, в среднем каждые 24 с (2,5 раза в мин), инициирует взаимодействие либо взглядом в лицо взрослого (1 взгляд в мин), либо вокализацией (1 раз каждые 1,5 мин).

Женщины отвечают лишь на 51 % сигналов ребенка (1,3 ответа в мин, из них 0,6 на взгляд и 0,7 на вокализации ребенка), игнорируя и оставляя без ответа другую часть сигналов. Было обнаружено, что женщины более инициативны, чем внимательны к сигналам ребен­ка, которого кормят. В среднем по группе они проявляют инициати-

ву в общении 4,2 раза в мин (1 раз каждые 14с). Частота инициации взглядом составляет 0,6 раза в мин, вербальные обращения к ребен­ку (например, в повелительном наклонении: «Ешь, ешь...») наблю­дались 3,6 раза в мин.

Обобщая полученные результаты, можно сказать, что даже при наиболее долгом и интенсивном взаимодействии со взрослыми во время кормления младенцы в домах ребенка находятся в ситуации депривации. Наблюдаются не только рассогласованность взаимного поведения женщин и младенцев, недостаточное число инициатив и взаимообусловленных ответов, нарушение подстраивания под сиг­налы друг друга, но и насилие в ситуации кормления. Сотрудницы дома ребенка относятся к младенцу как к объекту кормления, в кото­рый необходимо как можно быстрее впихнуть пищу, лежащую на та­релке. Всякий раз, оказываясь в такой ситуации, ребенок испытыва­ет насилие со стороны взрослых. Депривация и дурное обращение усиливаются еще и тем, что во время кормления женщины часто от­влекаются от ребенка, общаются с кормящими других детей сотруд­никами, отвечают на сигналы ждущих свою очередь кормления мла­денцев.

ВЗАИМОСВЯЗЬ ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ХАРАКТЕРИСТИК ПЕРСОНАЛА И

ПАРАМЕТРОВ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ С МЛАДЕНЦАМИ

ВО ВРЕМЯ КОРМЛЕНИЯ

Обследование эмоционального состояния ухаживающих за мла­денцами сотрудниц дома ребенка показало, что по сравнению с ма­терями детей в возрасте до 10 месяцев у них более высокие показате­ли ситуативной тревожности (р < 0,025), оцененной по шкале Спил-бергера и Ханина, и депрессивное™ (р < 0,025), определенной по шкале самооценки депрессии, разработанной В. Зунгом (см.: Рыба­кова, Балашова, 1988). Вероятно, ежедневная работа и ответствен­ность за оставленных родителями младенцев, часть которых имеют медицинский и генетический риск отставания в развитии, может при­вести к изменению эмоционального состояния у сотрудниц дома ре­бенка. Кроме того, многие из них воспитывают своих детей и часто беспокоятся за них во время дежурств, а некоторым для улучшения материального положения необходимо совмещать работу в доме ре­бенка с какой-нибудь другой. Как уже отмечалось, результаты зна­чительного числа исследований показывают, что депрессивное со­стояние матери существенно нарушает поведение взаимодействия

матери и младенца. Несомненно, депрессивность и повышенная тре­вожность ухаживающих за детьми вдоме ребенка женщин являются таким же отрицательно влияющим на развитие младенцев деприва-ционным фактором.

Корреляционный анализ параметров взаимодействия во время кормления показал, что количество инициативных взглядов ребенка на взрослого больше в тех случаях, когда кормящие женщины чаще отвечали на эти взгляды (р < 0,01) и чаще инициировали взаимодей­ствие вербальными обращениями к ребенку (р < 0,03). Было обнару­жено, что чем выше показатель депрессивное™ и тревожности уха­живающей за ребенком женщины, тем реже она отвечает на взгляды ребенка взглядами ему в глаза (соответственно р < 0,01 ир < 0,05) и тем меньше инициирующих общение взглядов посылает ребенок.

Обнаружено, что существует прямая связь между, с одной сто­роны, такими определенными по методике Л ири психологическими характеристиками женщин, какэмпатия (способность к сопережи­ванию, сочувствию) и ожидание позитивного исхода при установле­нии межличностного контакта (способность к присоединению, про-явлениютепла, дружелюбия, поддержки), и, с другой — количеством инициирующих взаимодействие вокализаций ребенка (соответствен­но р < 0,05 и р < 0,025). Чем выше эмпатичность ухаживающей за ре­бенком женщины, ее способность к присоединению, тем чаще она отвечает на вокальные инициации ребенка и тем больше младенец вокализирует во время кормления (р < 0,01). Количество инициатив­ных вербальных обращений к младенцу во время кормления больше уженщин, которых, согласно результатам использования 16-фактор-ного опросника Кэттелла, отличают отношение к человеку как к цен­ности (р < 0,025), доверчивость (р < 0,01), женственность (р < 0,05).

Все эти факты свидетельствуют о том, что находящиеся вдоме ребенка младенцы чувствительно реагируют на состояние и психо­логические особенности ухаживающих за ними женщин и подстраи­ваются под них. Нарушения в эмоциональной сфере и личностные особенности сотрудниц дома ребенка влекут за собой изменение по­ведения взаимодействия по отношению к младенцам и, в свою оче­редь, нарушение характеристик взаимодействия со стороны младен­цев.

Работающие вдоме ребенкаженщины проявляют широкие меж­индивидуальные различия по представленным в табл. 3 характерис­тикам взаимодействия во время кормления. Так, длительность кор-

мления колеблется от4,5 мин до 11,5 мин, количество прикоснове­ний ложкой к лицу ребенка - от 12 до 45 раз в мин, число инициации взаимодействия - от 0,9 до 12,5 раза в мин. Среди женщин были как те, кто отвечал лишь на 13% сигналов ребенка, так и те, кто реагиро­вал на каждый сигнал. Определено, что те из женщин, которые во время кормления более 5 раз инициировали взаимодействие с мла­денцем словами или взглядом в глаза и реагировали на более чем 2/3 сигналов ребенка (23% обследованных), отличались от других сотруд­ниц отношением к другому человеку как к ценности (р < 0,001), жен­ственностью (р < 0,01), меньшей доминантностью (р < 0,05) и боль­шей эмоциональной уравновешенностью (р < 0,005). Выявлено, что по сравнению с другими сотрудницами эта группа женщин оценива­ет по методике Осгуда ребенка в доме ребенка как более хорошего, активного, сильного (р < 0,01). Они дольше кормят ребенка, реже прикасаются ложкой к его лицу, однако не отличаются от других со­трудниц скоростью кормления по числу ложек в рот ребенка в мину­ту и количеством неадресованных ребенку обращений. Наиболее ве­роятно, что условия работы в доме ребенка, необходимость накор­мить большое число младенцев за отведенное медицинским режи­мом время определяют ритм кормления (1 ложка в рот каждые 5— 7 с), который усваивается всеми собирающимися за одним столом для кормления детей сотрудницами вне зависимости от индивиду­альных психологических особенностей. Увеличение же общего вре­мени взаимодействия во время кормления происходит прежде всего за счет увеличения времени общения с ребенком до и после кормле­ния ложкой (р < 0,01).

Среди обследованных сотрудниц дома ребенка была выделена группаженщин (42%), которые не менее инициативны в общении с младенцами в ситуации кормления (как и предыдущая группа, ини­циируют контакт с младенцем словами или взглядом в глаза чаще 5 раз в мин), однако не чувствительны к сигналам ребенка; и другая группа (35% обследованных), в которую попали как не инициатив­ные, так и не чувствительные к сигналам ребенка женщины. Вероят­но, организация специальной программы может способствовать пе­реходу женщин из средней группы в группу чувствительных и ини­циативных.

ХАРАКТЕРИСТИКИ ПРИВЯЗАННОСТИ УДЕТЕЙ В ДОМЕ РЕБЕНКА

Впоследние годы в домах ребенка наблюдается интенсивное включение педагогов-дефектологов и логопедов в работу с детьми первого и начала второго года жизни. Педагогический персонал встречается с детьми ежедневно, а не через трое суток, как это харак­терно для расписания работы медицинских сестер. Коррекционные занятия могут проводиться до 5 раз в неделю в группе или индивиду­ально. Для нас было важно проследить, какое поведение привязан­ности демонстрируют дети по отношению к педагогам после несколь­ких месяцев хотя и недолгих, но ежедневных встреч.

ПРОЦЕДУРА ИССЛЕДОВАНИЯ ПРИВЯЗАННОСТИ

Характеристики поведения привязанности определялись у 9 детей, проживавших по социальным причинам в одном изломов ре­бенка Санкт-Петербурга. Средний возраст на момент проведения об­следования — 16,2 ± 3,4 месяца. Четверо из них поступили в дом ре­бенка втечение первого месяца жизни, трое — в возрасте от 1 до 2 ме­сяцев, один — в четыре и еще один - в восемь месяцев. Шестерых детей из этой группы родители или родственники не навещали со­всем, двоих навещали реже чем 1 раз в 2 месяца, одного ребенка раз в неделю навещал отец. По оценкам врачей дома ребенка, у шестерых детей наблюдалась задержка психомоторного развития, троим ста­вился диагноз «энцефалопатия». Выраженных медицинских или ге­нетических отклонений зарегистрировано не было.

В процедуре исследования привязанности вроли наиболее близ­кого человека для шестерых проживающих вдоме ребенкадетей вы­ступала логопед, которая общалась с каждым из них индивидуально по 15 мин 5 раз в неделю. Для троих детей, не имевших опыта инди­видуального общения с логопедом, в качестве близкого человека была выбрана педагог-дефектолог, работавшая в группе от 3 до 4 ч 5 раз в неделю. В среднем по группе дети начали встречаться с выделенны­ми выше взрослыми с 11,5 месяца. В качестве контрольной была об­следована группа из 12 пар проживающих в семье практически здо­ровых матерей и детей в возрасте 17,2+1,0 мес.

Для исследования поведения привязанности использовалась классическая процедура «незнакомая ситуация», разработанная

М. AHHCBopT(Ainsworthetal., 1978). Она состоит из восьми последо­вательных эпизодов, длящихся около 3 мин каждый. В первом эпи­зоде экспериментатор вводит мать (или заменяющего ее человека) и ребенка в новую комнату с двумя стульями и лежащими по центру игрушками. Во втором эпизоде в комнате находятся мать и ребенок. Мать садится на стул и просматривает заранее оставленный на стуле журнал. Согласно общей инструкции она не инициирует контакта с ребенком, но отвечает на его обращения. В этом эпизоде ребенок обычно начинает играть игрушками.

В третьем эпизоде в комнату входит незнакомая женщина. В течение первой минуты она молча сидит на стуле и читает журнал, в течение второй минуты разговаривает с матерью, а затем играет одну минуту с ребенком. В четвертом эпизоде мать, оставив на стуле свою сумочку, выходит из комнаты. Ребенок остается с незнакомкой, ко­торая садится на свой стул и просматривает журнал, оставаясь от­зывчивой на инициативы ребенка. Если ребенок плачет, то незна­комка пытается его успокоить, но при отказе принять помощь не навязывает ее. В случае сильного плача ребенка четвертый эпизод может длиться меньше трех минут.

В пятом эпизоде мать возвращается и незнакомка выходит из комнаты. Как и в течение предыдущих этапов, мать сидит на стуле, отзывчива, но не инициирует контакта. В шестом эпизоде она снова покидает комнату, ребенок остается один. При сильной реакции ре­бенка длительность шестого эпизода может быть сокращена.

В седьмом эпизоде в комнату возвращается незнакомка и садится на стул. Если ребенок плачет, то незнакомка может попытаться успо­коить его. В случае безуспешности попыток эпизод прекращается. В последнем, восьмом эпизоде мать входит в комнату, незнакомка ухо­дит. Теперь мать может сама инициировать контакт, обращаться к ребенку, играть, делать все, что покажется нужным.

Вся процедура исследования привязанности с помощью встро­енной видеокамеры и через одностороннее зеркало снималась на ви­деопленку и в последующем подвергалась покадровому анализу. Оце­нивание поведения детей производилось путем начисления баллов от 1 до 7 по шкалам «поискблизости и контакта», «поддержание кон­такта», «сопротивление» и «избегание», предложенным М. Аинсворт (Ainsworth et al., 1978), и по дополнительно введенной нами шкале «исследовательская активность».

1. Поиск близости и контакта. Эта шкала позволяет оценивать интенсивность и устойчивость попыток ребенка к достижению теле­сного контакта или хотя бы близости со взрослым, оценивать пове­дение, при котором ребенок проявляет инициативу к достижению контакта и у него это сразу получается.

2. Поддержание контакта. Эта шкала оценивает степень актив­ности, устойчивости попыток ребенка поддерживать однажды уста­новленный контакт со взрослым; его присутствие рядом со взрос­лым, чтобы установить контакт; наличие или отсутствие сигналов, выражающих желание ребенка быть на руках у взрослого.

3. Сопротивление. Эта шкала оценивает интенсивность и часто­ту, продолжительность поведения сопротивления ребенка в то вре­мя, как взрослый пытается установить контакт или близость с ребен­ком, или начать взаимодействие с ним, или вовлечь его в игру.

4. Избегание. Эта шкала позволяет оценивать интенсивность, ус­тойчивость, продолжительность и быстроту, с которой ребенок избе­гает близости, взаимодействия со взрослым даже на расстоянии, когда взрослый пытается привлечь внимание ребенка. Эта шкала оцени­вает главным образом взаимодействие на расстоянии, тогда как со­противление оценивается при взаимодействии в контакте или тес­ной близости.

5. Исследовательская активность. С помощью этой шкалы оце­нивалась степень активности, устойчивости интереса ребенка к иг­рушкам и обстановке.

Полученные результаты обрабатывались стандартными статис­тическими способами. Для межгруппового сравнения результатов ис­пользовался непараметрический ранговый критерий Манна-Уитни (установление принадлежности выборок к одной генеральной сово­купности) (см.: Закс, 1976).

ПОВЕДЕНИЕ ПРИВЯЗАННОСТИ У ДЕТЕЙ, ПРОЖИВАЮЩИХ В СЕМЬЕ И ДОМЕ РЕБЕНКА

В среднем по группе детей, воспитывающихся в семье, поиск близости и контакта с матерью увеличивается от значения 2,1 ± 1,0 во втором эпизоде до 4,0 ±2,1 в пятом эпизоде. Семь детей после раз­луки ищут больше контакта с матерью, в остальных пяти случаях этот вид поведения взаимодействия в пятом эпизоде по сравнению со вто­рым не меняется. Поведение поддержания контакта с матерью в сред-

нем оценивается в 1,4 ± 1,2 балла во втором и 2,4 ± 1,6 балла в пятом эпизоде. У пяти детей поддержание контакта с матерью после ее пер­вого выхода и возвращения проявляется больше, у одного меньше, у шести не меняется. В среднем по всей группе также незначимо изме­нение поведения сопротивления (от 1,4 ± 1,3 во втором эпизоде до 1,3 ± 0,9 в пятом) и исследовательской активности ребенка (соответ­ственно от 5,8 ± 1,2 до 5,5 ± 1,5). Поведение избегания контакта в эпизодах возвращения матери после первого и второго выхода отли­чается в среднем по группе детей из семьи незначительно (от 2,3 ± 1,9 в пятом эпизоде до 2,5 ± 1,8 в восьмом) (табл. 4, группа С).

Таблица 4. Параметры поведения привязанности у детей, проживающих в семье (С) и доме ребенка (ДР)

Анализ индивидуальных данных позволил разделить группу вос­питывающихся в семье детей на две подгруппы (табл. 4, подгруппы С, и Cj). В среднем у шести детей подгруппы С, по сравнению с деть­ми подгруппы С₂ поведение поиска близости и контакта с матерью после возвращения матери в пятом эпизоде значительно более выра­жено (р < 0,05), поведение избегания матери после первого и второ­го возвращения (эпизоды 5 и 8) значительно меньше (р < 0,01), ис­следовательская активность выше (р < 0,01), сопротивление отсут­ствует (100% случаев).

Обнаруженный профиль изменения поведения привязанности в эпизодах «незнакомой ситуации» позволяет предположить, что дети из семьи подгруппы С, проявляют себя как сформировавшие безо-

пасную привязанность. Их поведение совпадает с описанием пове­дения детей с безопасной привязанностью в классических работах: стремление к близости и взаимодействию с матерью после разлуки, минимальное проявление сопротивления и избегания, высокая ис­следовательская активность до ухода матери и после ее возвращения (Ainsworth et al., 1978). В отличие от этого дети подгруппы С₂ прояв­ляют поведение, соответствующее небезопасной привязанности с матерью. При этом в пяти случаях можно говорить о небезопасной привязанности избегающего типа: при возвращении матери эти дети проявляют поведение избегания, поведение поиска близости и кон­такта до выхода и после возвращения матери не меняется, исследо­вательская активность ниже, чем удетей подгруппы С,. В одном слу­чае можно предположить формирование у ребенка небезопасной привязанности амбивалентного типа: одновременное проявление сопротивления и поиска контакта с матерью, низкая исследователь­ская активность.

В среднем по группе детей, воспитывающихся вдоме ребенка, изменение поведения поиска контакта с близким человеком (2,1 ± 1,9 во втором эпизоде и 2,7 ± 2,4 в пятом), исследовательской активнос­ти (3,0 ± 1,3 и 2,8 ± 1,4) и поведения избегания (4,3 ± 1,7 в пятом эпи­зоде и 3,8 ± 2,7 ввосьмом) не значимо (табл. 4, группа ДР). Поведе­ние сопротивления у восьми из девяти детей данной группы в пятом эпизоде по сравнению со вторым не меняется и составляет наимень­шее значение— 1 балл.

Сравнение детей из семьи и дома ребенка показало отсутствие значимых различий поведения поиска близости и контакта в сред­нем между детьми группы ДР и подгрупп С, и С₂ во втором эпизоде, до выхода близкого человека из комнаты. После выхода и возвраще­ния близкого человека в пятом эпизоде выраженность поведения поиска контакта у детей из дома ребенка значительно ниже, чем у детей подгруппы С, (р < 0,01), ине отличается от таковой удетей под­группы С₂. В обоих эпизодах дети из семьи проявляют значительно большую исследовательскую активность, чем дети из дома ребенка (р < 0,05 при сравнении данных групп ДР и С; р < 0,01 при сравне­нии групп ДР и С!). Выраженность поведения избегания близкого человека у детей из дома ребенка в пятом и восьмом эпизодах значи­тельно выше, чем удетей из семьи подгруппы С, (р < 0,01), но не от­личается от выраженности такого поведения у подгруппы С₂.

Анализ полученных данных позволил выделить несколько ва­риантов поведения детей из дома ребенка в процедуре определения привязанности. Наиболее частым (шесть случаев из девяти) было со­четание значительного избегания близкого человека (в пятом и восьмом эпизодах) со слабым желанием поиска и поддержания кон­такта и средними значениями исследовательской активности (во втором и пятом эпизодах). Такая модель поведения, соответствую­щая небезопасной привязанности избегающего типа, может форми­роваться удетей как защитная реакция на наблюдающееся вдоме ре­бенка большое количество разлук с персоналом: ребенок предпочи­тает избегать, не вступать в контакт со взрослым, чтобы не испыты­вать травму при скором расставании.

Поведение троих детей необходимо описать отдельно и более подробно. Один из них совершенно не проявил поиска или поддер­жания близости и контакта, исследовательской активности (значе­ние по шкалам -1 балл), сильно сопротивлялся попыткам взрослого начать взаимодействие (6 баллов). Во время процедуры в незнако­мой комнате мальчик все время плакал, не мог успокоиться даже на руках у логопеда, не проявлял интереса и отвергал игрушки. В ре­зультате исследование пришлось прекратить после третьего эпизода. Этот ребенок находился в доме ребенка с 12-дневного возраста, мать посещала его реже одного раза в два месяца. С игравшей роль близ­кого человека логопедом он общался к моменту исследования в тече­ние 5 месяцев индивидуально по 15 мин 5 раз в неделю. Однако эта женщина не стала для него фигурой привязанности, а отсутствие ран­него опыта позитивного социально-эмоционального взаимодействия со взрослым проявилось в формировании невротичного, не позво­ляющего оптимально реагировать на незнакомую ситуацию представ­ления о взаимодействии, рабочей модели себя и других людей.

В другом случае на фоне минимальной исследовательской ак­тивности поведение ребенка характеризовалось поиском и стремле­нием сохранить близость и контакт в ситуациях и до выхода логопе­да из комнаты, и после возвращения (7 и 6 баллов). Вместе с тем же­лание женщины после возвращения ответить на стремление к бли­зости встретило сопротивление со стороны ребенка. В данном слу­чае мы наблюдали амбивалентное поведение и повышенную тревож­ность, проявляющуюся в стремлении постоянно находиться рядом с близким человеком. Эта девочка поступила в дом ребенка в возрасте двух месяцев, родители ее не навещали, педагога она знала с 9 меся-

цев и ко дню обследования встречалась с ней уже в течение трех ме­сяцев 5 раз в неделю во время трех- или четырехчасовой работы в группе.

Среди исследованной группы детей выделялся мальчик, кото­рый находился в доме ребенка с 1 месяца, с родственниками не встре­чался, с логопедом общался с 13 месяцев, индивидуально 5 раз в не­делю по 15 мин в течение двух месяцев. Наблюдавшееся у него пове­дение привязанности нельзя отнести ни к одному из вьщеленных в литературе типов привязанности. Как и у других детей из дома ре­бенка, его исследовательская активность по сравнению с детьми из семьи намного ниже, особенно в пятом эпизоде (табл. 4, ДР,). Одна­ко значительное усиление поиска контакта после возвращения близ­кого человека и отсутствие избегания может свидетельствовать о бли­зости сформировавшегося у него представления о взаимодействии и внутренней рабочей модели с таковым у семейных детей из подгруп­пы С,.

Итак, в том или ином виде все дети, проживающие в доме ре­бенка, проявляют по отношению к педагогическому персоналу по­ведение привязанности небезопасного типа. Ежедневные (5 раз в неделю) коррекционные занятия с детьми индивидуально или в груп­пе не способствовали установлению близких эмоциональных отно­шений и формированию у ребенка модели безопасной привязаннос­ти. Попытки улучшения развития детей за счет кратковременных пе­дагогических воздействий не проявились положительно в их соци­ально-эмоциональном мире. И даже последний из приведенных слу­чаев лишь подчеркивает нереализуемость возможностей детей вне по­стоянного непрерывающегося общения с отзывчивым и эмоциональ­но доступным близким человеком, а следовательно, необходимость коренного преобразования социального окружения детей в домах ре­бенка.