Проблема соотношения вербального и невербального поведения в общении
Одной из традиционных проблем психологии общения является проблема соотношения речевых и неречевых средств общения. Идеи, связанные с феноменом «невербальные коммуникации», формировались и продолжают развиваться именно как положения, вытекающие из сравнения невербальных и речевых коммуникаций. В первом параграфе данной главы мы уже останавливались на тех особенностях невербального общения, которые отделяют его от речевых коммуникаций. Но такого рода информация не исчерпывает всей сложности проблемы взаимодействия речевых и неречевых средств в конкретном акте общения Поэтому в этом разделе мы остановимся на анализе тех работ, в которых предпринята попытка определить приоритеты вербальной и невербальной коммуникации, особенности их взаимодействия в различных ситуациях общения. Из круга рассматриваемых работ мы убираем те, которые относятся к паралингвистическому направлению и к исследованиям экстралингвистики. Такого рода ограничения введены нами в связи с тем, что паралингвистическая традиция изучения взаимодействия невербальных и вербальных средств хорошо представлена в отечественной психологии общения, в психолингвистике, в психологии речевых коммуникаций и т. д.
В большинстве имеющихся работ подчеркивается паралингвистическая функция невербальных средств, которая сводится к дополнению, объяснению, интерпретации текста и к прояснению его подтекста. Многие авторы видят роль невербальных движений в том, чтобы «усилить» эмоциональную насыщенность сказанного, поднять его выразительность и силу. В отличие от паралингвистического подхода к проблеме взаимодействия речевых и неречевых коммуникаций подход к невербальным коммуникациям как к «автономному тексту» формируется на основе идей о том, что они являются языковыми знаками и выполняют все их функции Иными словами, за невербальными коммуникациями признается статус автономного «текста», имеющего план выражения, содержания и интерпретации, «текста», заменяющего «вербальный текст». С точки зрения данного подхода проблема взаимодействия речевых и неречевых средств в общении решается не с позиции «что главное, что дополняет», а с позиции поиска тех компонентов невербального поведения, которые действительно являются автономными невербальными коммуникациями, смысл которых может быть понят вне речи. Они не вытесняют речь, а сосуществуют вместе с ней как независимая от нее система.
Кроме этих подходов к анализу проблемы соотношения речевых и неречевых средств в процессе общения существует также точка зрения, которая отстаивает приоритет, главенство невербального поведения над вербальным в качестве средства более эффективного и экономного в достижении коммуникативных целей, чем речь. Данная точка зрения достаточно последовательно отстаивается в работе Н. И. Горелова (41). По его мнению, «... процесс выражения мысли можно рассматривать принципиально иначе: невербальная внутренняя программа эксплицируется так, что вербальные средства замещают всякие иные средства общения только в случае, если последние оказываются менее эффективными и экономными при достижении коммуникативных целей» (41. С. 121) Он считает, что человек в ситуации общения реализует некоторую невербальную программу, накладывая на нее вербальную форму. «Говорящий приспосабливает ее к общей схеме коммуникации, «убирая» все вербально-избыточное, дублирующее иные невербальные средства понимания» (41. С 70). Несмотря на очевидность данного факта, в нашей психологии общения до сих пор принято считать, что только вербальные средства определяют выбор невербальных компонентов общения Практически многими психологами упускается из виду то, что эти два средства могут вступать в отношения взаимовлияния, а также то, что общение может начинаться до момента актуализации вербальной коммуникации, благодаря тому, что в общении огромная роль принадлежит оптической системе отражения.
А. А. Леонтьев, который написал более двадцати лет назад одну из первых книг (106), в которой был представлен серьезный анализ проблемы соотношения вербальных и невербальных коммуникаций в общении, отметил, что интерпретация личности партнера, основывающаяся на внешнем выражении состояний, про-ксемике и других «визуальных ключах», начинается до начала речевого поведения. Иными словами, отношения партнеров общения, их психические состояния, социальные роли репрезентируются с помощью кинесичес-кой, проксемической структур до речевого взаимодействия и определяют его содержание, форму, темп и т. д. Отсюда следует, что у невербального поведения есть своеобразный приоритет в создании образа партнера и всей ситуации общения, но это не означает, что речевое поведение в реальном акте общения играет второстепенную роль.
Такого рода выводы свидетельствуют о сложности рассматриваемой проблемы и о том, что необходимо обращаться в процессе анализа вышеобозначенной проблемы к особенностям двух языков общения — вербального и невербального. Поэтому более важным, на наш взгляд, является вопрос о том, что определяет приоритеты в соотношении вербальных и невербальных средств общения, а также признание того факта, что общение может начинаться до того момента, как собеседник скажет первое слово.
Как уже отмечалось, многие исследователи считают невербальное поведение той частью общения, которая трудно поддается формализации и за которую человек не несет ответственности. Поэтому в культуре складываются, главным образом, требования, касающиеся речевого поведения. Человек несет ответственность за сказанное слово, но не за свое невербальное поведение. Такое соотношение требований к субъекту общения объясняется не только тем, что невербальное поведение трудно формализовать, но и всем спектром характеристик, которые отличают невербальное поведение от вербального и делают его «морально» ответственным за весь акт общения. Вербальный язык имеет линейную временную последовательность, а невербальный представляет пространственно-временную целостность. Вербальный язык легко кодируется и декодируется, чего нельзя сказать о невербальном. И наконец, вербальный язык — это вокально-звуковое явление, а невербальный состоит из разнообразных движений. Эти главные различия между двумя языками общения определяют центральную характеристику их взаимодействия: невербальные коммуникации не могут быть переведены в вербальные коды, так же как и вербальные в невербальные коды без существенной потери их смыслов. Но невербальное поведение трудно переводится и в любые другие коды.
Несмотря на отсутствие четких формализации невербальных средств в общении, они так же, как и вербальные, используются для того, чтобы организовать обратную связь в общении. Известно, что без эффекта «обратной связи» общение не существует. Принято рассматривать данную функцию невербальных средств в связи с речевым поведением. Такие движения партнеров, как покачивание головой, легкие изменения выражения лица, повторение коротких реплик типа «да», «хи», «угу» являются ответами по каналу обратной связи. Р. Краусс (79), анализируя речевое поведение собеседников, обнаружил, что каждому ответу слушающего предшествовали определенные выразительные движения говорящего: изменение направления взгляда, движение головы в сторону слушающего, пауза в речи. Ответы самого слушающего также предвосхищались определенными экспрессивными движениями. Таким образом, невербальные коммуникации становятся составной частью всего сообщения, и без него невозможно общение между говорящими.
Взаимодействие между невербальными и вербальными средствами, отличающееся гармоничностью, соответствующее ситуации общения, ее задачам, выполняет функции поддержки всего акта общения. При определенном соотношении речевого и неречевого поведения может наступить ситуация, которую специалисты в области невербального общения квалифицируют как «ситуация ненормального или нарушенного общения». К такой ситуации приводит избыток неречевых средств, рассогласование между «видимым» и «слышимым». В этом случае общение подчиняется другим закономерностям. По мнению Е. В. Цукановой (191. С. 285), происходит переструктурирование коммуникативного процесса, изменение его динамики, стратегии и тактики. Ею выявлены феномены: снижения коммуникативной насыщенности взаимодействия; смещения основных диалоговых структур (запаздывание ответов на обращение партнеров или преждевременная реакция, приводящие к усилению непонимания); нарастание эллиптичности диалога, усиление эмоционально-оценочного акцентирования; «раскрепощение» пантомимической сферы; неадекватное интонирование; исчезновение подтекста; спонтанное повышение информационной избыточности сообщений. Такое взаимодействие между речевым и неречевым поведением приводят к полному разрушению общения, к крайним формам затрудненного взаимодействия.
Кроме эффекта затрудненного общения возникает эффект недоверия к партнеру в результате рассогласования речевого и неречевого поведения. В обыденном акте общения, если наблюдается негармоничное сочетание вербального и невербального поведения, то партнеры общения в своих оценках, интерпретациях происходящего исходят из невербального поведения участника взаимодействия Данный факт неоднократно проверялся в экспериментальных исследованиях, особенно в работах, направленных на изучение возможностей невербального поведения маскировать или, наоборот, обнаруживать лживую информацию (167, 226).
Как известно, П. Экман и У. Фризен около тридцати лет назад разработали концепцию «о невербальной утечке информации». В рамках данной концепции проранжированы различные части тела на основе критерия — «способность к передаче информации». Данная «способность» определяется на основе трех параметров: среднее время передачи, количество невербальных паттернов, которые могут быть представлены данной частью тела; степень доступности для наблюдений за данной частью тела, «видимость, представленность другому». Сочетание этих параметров позволяет ранжировать части тела человека, участвующие в невербальном поведении, как средства «утечки информации». С этих позиций лицо человека является самым мощным передатчиком информации: лицевые мышцы быстро изменяются в соответствии с состоянием человека; они могут создавать значительное число паттернов выражения; лицо является видимой частью тела, представленной наблюдателю. Движения ног и ступней ног занимают на шкале «утечки информации» последнее место, так как они не отличаются особой подвижностью, имеют ограниченное число движений и часто скрыты от наблюдателя.
Следуя этим критериям, авторы концепции считают, что лицо является самым лучшим передатчиком информации, а ноги самым худшим. Поэтому люди чаще всего контролируют выражение лица и не обращают внимание на движения своих ног. В этой связи «утечка информации» о действительных переживаниях человека чаще всего происходит благодаря трудно контролируемым движениям других частей тела. П. Экман и У. Фризен показали двум группам экспертов две видеозаписи невербального поведения двух пациентов психиатра. Одна группа рассматривала лицо говорящего пациента, а другая группа рассматривала его тело и ноги. Эксперты оценивали, какие были чувства и отношения у пациентов, записывая характеристики в специальный бланк ответов. Пациентам, которые пыталась скрыть, что они расстроены, смущены, приписывались положительные состояния на основе восприятия лица и негативные на основе восприятия движений тела. Попытки обмана трудно обнаружить, ориентируясь на экспрессию лица, и гораздо легче их зафиксировать, если наблюдать за движением ног.
В специально организованном эксперименте П. Экман и У. Фризен предъявили испытуемым видеозапись интервью медсестер-студенток, которые смотрели два вида фильмов: стрессогенный и приятный. Они должны были честно описывать свои чувства, реакции на приятный фильм и скрывать те чувства, которые они испытали в процессе просмотра стрессогенного фильма. Студентам-медсестрам был также задан вопрос о том, какие движения тела надо контролировать или каких движений следует избегать для того, чтобы не выдать своих действительных чувств. Большинство участниц указали на движения лица и его выражение, которые необходимо контролировать. Группа испытуемых должна была определить на основе невербального поведения студенток-медсестер, какое интервью («правдивое» или «неправдивое») они смотрят. Данные этой части исследования говорят о том, что испытуемые были более точны в оценках увиденного интервью тогда, когда не столько опирались на мимику, сколько на телодвижения. Исследователи также обнаружили, что наблюдатели, натренированные на основе разработанной ими системы кодов, могли обнаружить обман, воспринимая только лица студенток-медсестер.
П. Экман и его коллеги также обнаружили, что в ситуации «неправдивых, лживых ответов» может увеличиваться или резко уменьшаться количество движений ног и ступней, что многие люди, говоря неправду, значительно меньше жестикулируют, чем во время правдивой беседы. Перед началом «лживого ответа» увеличивается время пауз, заполненных движениями тела: прикосновения к себе, изменение позы и т. д. В другом эксперименте два студента дважды отвечали на два вопроса — один раз правдиво, другой раз они лгали. Исследователи сделали видеозаписи ответов таким образом, чтобы наблюдатели могли видеть только лицо или только движения туловища и ног. Результаты этого эксперимента также показали, что если наблюдатели знали о том, какое невербальное поведение демонстрирует человек в ситуации «правды», то они с большим успехом распознавали лживое поведение на основе интерпретации движений туловища и ног. В других экспериментальных исследованиях доказывается, что несмотря на высокий контроль за экспрессией лица, оно также несет информацию о том, лжет человек или говорит правду. Так, в работе Фелдмана было обнаружено, что в том случае, когда человеку необходимо хвалить другого, не заслужившего похвалу, то у него значительно чаще кривится рот и уменьшается количество улыбок (приводится по 217).
Рассматривая с этой точки зрения проблему взаимодействия невербального и вербального поведения в общении, необходимо обратить внимание на то, какую информацию субъект собирается передать или скрыть, как при этом изменяется его невербальное поведение и речь, какими индивидуальными особенностями обладают участники общения. Так, Мехрабян обнаружил, что низко тревожные студенты в ситуации «обмана», | сокрытия информации делают выражение своего лица |более приятным, чем в ситуации передачи правдивой [информации. Высоко тревожные студенты делали при-|ятное выражение лица только тогда, когда сообщали [правдивую информацию. Известно также, что женщи-|ны значительно чаще используют пристальные взгляды [в процессе беседы с мужчинами, если пытаются их [обмануть. Эти данные вступают в противоречие с вы-[ водом о том, что в ситуации «лжи» люди отводят взгляд в сторону. Обнаружено также, что студенты в ответ на инструкцию солгать интервьюеру увеличивают паузу между вопросом и ответом, больше используют жестов-прикосновений к своему собственному телу, увеличивают количество манипуляций руками и ногами, изменяют позы.
Все эти данные говорят о том, что в ситуации сокрытия информации или передачи ложных сведений особая роль принадлежит невербальным средствам. Они лее выступают в роли средства диагностики «лживого поведения». По мнению ряда исследователей, обман может быть обнаружен, главным образом, на основе невербального поведения. Следовательно, как и в ситуации рассогласования между невербальным поведением и речевым, так и в ситуации передачи «ложной информации» предпочтение отдается невербальному поведению как средству распознания действительных намерений партнера.
Многие исследователи ставили задачу обнаружения ситуаций, в которых невербальные средства по своим диагностическим и прогностическим функциям опережают речевое поведение партнеров, акцентировали свое внимание на изучении роли выражения лица, интонации в передаче отношений в ситуации «консультант — психотерапевт — клиент». Участники исследования оценивали предъявляемые видеозаписи по трем шкалам: 1) интерес — равнодушие; 2) уважение — неуважение; 3) искренность — отсутствие искренности. Результаты свидетельствуют, что выражения лица и интонация оказали более сильное влияние на выбор оценки отношений, чем речь. На основе невербального поведения участники исследования в 2 раза чаще изменяли оценку уровня эмпатии, в 5 раз чаще степень проявляемого уважения и 23 раза чаще корректировали оценку уровня искренности, чем на основе речи психотерапевта (217)
Особая роль невербального поведения в оценке искренности подтверждается рядом исследований В одном из них пригласили студентов для участия в обсуждении, в котором также принимал участие помощник экспериментатора, представленный группе в качестве консультанта по тренингу. Он постоянно изменял содержание своей речи и невербальное поведение. Оно было то позитивное (контакт глаз, определенная ориентация тела, наклон туловища вперед, ноги вытянуты вперед по направлению к партнеру и т. д ), то негативное (нечастый контакт глаз, неподвижная поза и неизменная ориентация тела, наклон туловища назад со скрещенными ногами, направленными в сторону). Результаты показали, что негармоничное сочетание речи и невербального поведения является фактором снижения оценки искренности «консультанта», особенно в том случае, когда невербальный паттерн соответствовал негативному отношению, а речь позитивному.
М. Аргайл (210) также ставил задачу определения роли вербальных и невербальных сигналов в передаче качества интерперсональных отношений. Выбранный им спектр взаимоотношений фактически охватывает самые распространенные виды взаимодействия: равенство, подчинение, превосходство. Разработанная М. Аргайлом шкала измерений включает следующие характеристики поведения участников интеракции: дружеское — враждебное; стабильное — нестабильное; подчиненное — начальственное; приятное — неприятное; искреннее — неискреннее; покорное — стремление к доминированию. В результате проведенного исследования М. Аргайл приходит к выводу о том, что невербальные интеракции выступают индикатором всех видов взаимодействия. Особенно наглядно в них проявляются враждебные, «начальственные» отношения, неискренность, доминантность, стремление выделиться. Короче говоря, невербальные интеракции являются индикатором взаимодействия, построенного на превосходстве одного партнера над другим. В иных ситуациях невербальные интеракции передают смысл отношений, но не так очевидно, как в ситуации неравенства, превосходства). В другом исследовании М. Ар-гайл и его коллеги (217) предложили студентам определить дружелюбное, нейтральное и злобное отношение к другому человеку (предъявлялась видеозапись студента, читающего текст). В первом случае студент, читая текст, открыто улыбался, у него был теплый тембр голоса и расслабленная поза. Во втором случае он демонстрировал злобное отношение: неприятный голос, сдвинутые брови, стиснутые зубы, напряженную позу. И в третьем случае для передачи нейтрального отношения студент закодировал свое невербальное поведение следующим образом: невыразительный голос, бесстрастное лицо. Из данных этого эксперимента следует, что наблюдатели в 12,5 раз чаще указывали на невербальные различия в передаче отношений, по сравнению с вербальными характеристиками, и что особенности невербального поведения являются более значимыми в ситуации распознания взаимоотношений партнеров, чем их речевое поведение.
Проблема соотношения речевого и неречевого поведения привлекает также тех исследователей, которые пытаются ответить на вопрос о возникновении различных эффектов в процессе психотерапии. Некоторые из них, изучая данную проблему, приходят к выводу о том, что невозможно убедительно доказать терапевтическое значение эмпатии, искренности, сердечности, если обращаться только к речевому поведению психотерапевта. Например, Хаас и Теппер исследовали вклад речи и телодвижений в оценку уровня эмпатичности консультанта, беседующего с клиентом. В их исследовании приняли участие профессиональные консультанты, которым предъявляли видеозаписи беседы с клиентом психотерапевта. Последний систематически менял движения тела и свою речь (контакт глаз или его отсутствие; наклон туловища вперед или назад; постоянная или изменяющаяся ориентация тела, два уровня дистанции — 36 и 72 дюйма). Психотерапевт применял три уровня проявления вербальной эмпатии. На основе сочетания речи и вышеперечисленных движении тела были созданы 48 десятисекундных видеофильмов, которые предъявлялись экспертам в случайном порядке и были оценены ими по пятибалльной шкале. Результаты свидетельствуют, что такие показатели, как: контакт глаз, наклон туловища, дистанция, определенное оформление вербальных утверждений — позволяют очень точно оценить степень эмпатичности психотерапевта. При этом каждый из перечисленных показателей может выступать в роли независимого невербального средства, диагностирующего эмпатию. Изменения оценки уровня эмпатии психотерапевта сопровождалось в исследовании изменением его невербального поведения. При этом на происходящие изменения в оценке уровня эмпатии в большей степени влияли изменения в невербальном поведении, чем в речи (по данным этих авторов, невербальное поведение выступает в 45% случаях фактором изменения оценки эмпатии, а речь в 22%). По данным этого же исследования оптимальное сочетание речевого и неречевого поведения, приводящее к высокой оценке эмпатии психотерапевта, — это наличие контакта глаз, наклон туловища вперед, среднеэмпатический тип речевого поведения или наклон туловища вперед, контакт глаз, близкая дистанция и высокоэмпатичный тип речевого поведения. Низкая оценка уровня эмпатии возникает тогда, когда психотерапевт демонстрирует следующее сочетание невербального и вербального поведения: отсутствие контакта глаз, наклон туловища назад, увеличение дистанции общения и использование низкоэмпатичных речевых оборотов (приводится по 217).
Кроме психотерапевтической ситуации, где проблема соотношения речевого и неречевого поведения стоит особенно остро, внимание исследователей привлекают такие ситуации, как беседа или собеседование, интервьюирование и т. д. С точки зрения обсуждаемой нами проблемы представляет интерес работа Холлендеворса, в которой он попросил экспертов оценить студентов после беседы с ними по нескольким шкалам: контакт глаз; громкость голоса; позы тела; беглость речи; степень соответствия содержания речи; личностные особенности; самообладание. В заключении эксперты должны были дать прогноз относительно приема студентов на работу: «без шансов»; «скорее всего, их не примут»; «возможно, они получат работу»; «определенно, их возьмут на работу». Результаты исследования показали, что претенденты, попавшие в различные группы, выделенные на основе прогноза по поводу принятия на работу, отличались друг от друга по тем параметрам, которые предлагались экспертам для оценки. На первом месте в качестве критерия принятия на работу стояли такие показатели, как: «степень соответствия содержания речи», «беглость речи», «степень самообладания». Особенности контакта глаз, громкость голоса, позы, личностные особенности также влияли на результаты приема на работу.
В этом исследовании показано, что для различных ситуаций взаимодействия имеют неодинаковое значение речь, невербальное поведение и их сочетание, что для ситуации «прием на работу» оказывается важнее то, что человек говорит, чем то, как он это делает.
Другой ситуацией, выделенной П. Буллом (217) в качестве ситуации, важной для понимания взаимосвязи речи и невербальных средств, является ситуация «просьба о помощи». Осуществив обзор работ, он отметил, что человек откликается на просьбу о помощи чаще тогда, когда проситель находится на близком от него расстоянии и на одном уровне с ним. Он воспринимается при таких характеристиках проксемики как более нуждающийся в помощи. В то же время дистанция не является неизменным фактором и она не может рассматриваться вне обсуждения степени нужды человека в помощи. Если участники исследования смотрели на другого человека в течение всего времени изложения просьбы и прикасались к нему, то они чаще получали помощь, чем в том случае, когда отводили взгляд в сторону, не прикасались к партнеру. П. Булл также отметил, что использование пристального взгляда в момент просьбы о помощи оказывает более существенное влияние на женщин, чем на мужчин. Для мужчин пристальный взгляд партнера — это проявление власти, а для женщин — приглашение к взаимодействию. Женщины быстрее откликаются на пристальный взгляд мужчин, чем на пристальный взгляд женщин, они с меньшим желанием откликаются на просьбу женщин, чем на просьбу мужчин. В целом прохожие откликаются на просьбу женщин чаще и независимо от вида взгляда и формы обращения. Эти работы показали, что пристальный взгляд просящего о помощи человека влияет на выполнение просьбы, но данное влияние опосредовано полом субъекта просьбы и уровнем завершенности просьбы. Сочетание пристального взгляда и незавершенного изложения просьбы не приводит к возникновению желания помочь человеку.
В ряде работ уделяется огромное внимание изучению роли способа отражения речевого и неречевого поведения с целью прояснения их роли в общении. В качестве таких способов отражения чаще всего рассматривается визуальный или слуховой контакты. В работах этого направления рассматриваются два вида общения: непосредственное и опосредованное техническими средствами или общение, при котором визуальный контакт невозможен (например, общение по телефону или на большом расстоянии друг от друга). Из этих работ следует, что являются наивными допущения о том, что в процессе непосредственного общения — лицом к лицу легче уладить споры и добиться согласия. В некоторых ситуациях люди, обсуждая те или иные вопросы по телефону, доверяют своим партнерам значительно чаще, чем тогда, когда беседуют с ними лицом к лицу. Аудиоразговоры являются более деперсонализированными, чем переговоры лицом к лицу. В общении лицом к лицу чаще наблюдается совместная речь, больше возникает помех на пути ведения переговоров, так как отслеживаются невербальные средства общения Эти данные могут быть интерпретированы как доказательство большей формализации, деперсонализации в ситуации аудиообщения. Несмотря на эти факты, люди предпочитают общение лицом к лицу, так как в этом случае они располагают большим количеством невербальных сигналов.
Таким образом оказывается, что значение речи или невербальных средств, их сочетание зависит от ситуации общения. В качестве главных переменных ситуации общения, оказывающих влияние на роль невербальных и вербальных средств в общении, в диагностике его основных составляющих, в прогнозировании его развития, являются отношения между участниками, цели, ради которых они общаются; вид общения (средство установления контакта, способ отражения партнера). Из приведенных выше работ также следует, что невербальное поведение может выступать как средство, дополняющее речь, как «автономный, самостоятельный текст», существующий параллельно с речью, а также в качестве единственного средства общения. Исходя из этих возможных вариантов сочетания речевого и неречевого поведения, можно представить два противоположных вида общения. Один из них — это полное отсутствие речевых средств, например в ситуации интимного общения мужчины и женщины, а другой вид общения — это сведенное до минимума невербальное поведение. Между ними располагается весь спектр ситуаций общения, отличающихся сочетанием речевых и неречевых средств.