Тип холодного деспота (нравственное помешательство)

Эрнест Кат,23-летний студент, преследует своих родителей с фанатичной ненавистью и жесточайшей бранью, называет отца бродягой, мать — проститут­кой, угрожает избить их кнутом, насколько может, крадет и выжимает у них деньги. Их существование — сплошное мучение. Они ни на один момент не уверены в своей жизни. На столе перед матерью лежит бумажник. Эрнест Кат с папиросой в руках небрежно берет бумажник, вынимает оттуда все деньги, кладет их спокойно в карман и возвращает бумажник обратно. Отец не жела­ет платить его долги. Эрнест берет несколько серебряных ложек, тщательно рассматривает и прячет их. Он конфискует ценные вещи в доме до тех пор, пока не удовлетворяют его требований. Если Эрнесту угрожают полицией, то он пожимает плечами; ибо знает, что отец не желает скандала. Он насилует кельнерш и образованных молодых девушек, которых приводит ночью в дом отца, в свою комнату. Когда возмущаются его поведением, он только холодно улыбается. Если ему напоминают о работе, он приходит в бешенство, после чего, весь покрытый потом, покидает комнату.

Его университетские занятия лишены всяких целей и плана, он поступал на все факультеты, изучал философию, психологию, эстетику, но кутил и ниче­го не достиг. Наконец он пришел к заключению: «Я исключительный человек, обычная профессия не для меня; я хочу сделаться артистом».

Вне дома он совершенно иной: весьма любезный, считающийся молодым человеком с изящными манерами, умеющим себя держать в обществе. Он лю­бим в кругу товарищей и играет в хорошем обществе известную роль mattre des plaisirs. В его отношении к молодым женщинам есть нечто подкупающее, со многими он состоит в нежной переписке. Он постоянно носит монокль, у него удивительная слабость к дворянскому обществу; в его собственной лич­ности проглядывают черты дворянского происхождения. «Я не могу вращать­ся в кругах, где живут мои родители». Его политические убеждения крайне консервативны. Тем не менее его охватило внезапное настроение играть роль пролетария, который имеет желание расстрелять всю буржуазию.

Однажды Эрнест Кат пришел к нам сам. Худая жилистая фигура. Лицо очень длинное, бледное, холодное, спокойное, каменное. Почти отсутствует ми­мика. Поза небрежная, аристократическая, речь сдержанная, усталая, лишенная

Кречмер Э. Строение тела и характер 215

акцента. Иногда нечто деревянное, напыщенное. Некоторые выражения стран­ные, приводящие в тупик. Когда он говорит долго, ход его мысли становится расплывчатым. Когда он составляет предложение, чувствуется, что его мысль соскальзывает, он не фиксируется на конкретном вопросе, а постоянно впада­ет в общее, абстрактное. Идеалистические раздумья о личности, мировоззрении, психологии, искусстве почти хаотически переплетаются между собою, нанизы­ваются среди отрывистых предложений: «Я установлен к конфликтам. Я стою на психической почве, я психически совершенно сознателен».

Его внешность обнаруживает эмоциональную холодность и бесчувст­венность, за которыми проглядывают душевная пустота и разорванность с чер­тами отчаяния и трагического чувства. «Внутренняя безнадежность и расщеп­ленность», — как он говорит. Он стремится «к спорту, к сцене и к психологии». Только никакого занятия для заработка, ничего такого, что «мо­жет делать другой». Родители всюду мешают развернуться его личности. Они должны давать средства, которые ему нужны, чтобы он мог жить в «своей сфе­ре», т.е. в такой среде, которая удовлетворяла бы его художественные наклон­ности. Он ничего не может достигнуть. Его «влечет к красоте, к общению с людьми». Он пишет много писем. Но всякое чувство в нем умерло. Это «чис­то искусственная жизнь», которую он ведет, «чтобы насильственно приспосо­биться к социальной среде, самому пережить». Он судорожно рыдает. «У меня отсутствует человеческое и социальное».

У него никогда не было чувства юмора, это он сам понимает. Он всегда был занят только собственной личностью. «Мир — это для меня театр, в котором только я сам играю». Друзей у него никогда не было, юношеское не находит в нем отзвука. Он никогда серьезно не влюблялся в женщин. У него было много половых сношений, но при этом внутренне он оставался холодным: «Для меня невозможно уйти от себя». Все другое в жизни — «техника, обман». Крайне холодные театральные манеры. У него осталась сильная склонность к эстетическому, особенно к театру и музыке: хорошая музыка доставляет ему удовольствие.

Он разыгрывает интересного, избалованного человека, стоящего над жиз­нью; иногда внезапно говорит: «Я — Иванушка-дурачок».

Раньше Эрнест Кат был другим: слабым, тихим, нежным ребенком. Отец рассказал нам о нем следующее: мальчик принадлежал к лучшим ученикам. В его характере, наряду с крайней добросовестностью, отмечалась не свойствен­ная возрасту серьезность, чрезмерная основательность и работоспособность. Его молчаливость, грусть и странность уже тогда вызывали опасения.

В общем Эрнест был добросердечным, послушным, любвеобильным мальчи­ком, особенно нежным к матери. Наступление периода созревания несколько запоздало, и он долго не обнаруживал ни малейшего чувства к девушкам. В последних классах гимназии началось резкое изменение характера: он сделал­ся угрюмым, нервозным и ипохондричным. Терпение и умственная продуктив­ность заметно ослабли. Место усиленных занятий заняли легкомысленное чте­ние, безграничное философствование и неудачные попытки писать стихи. Юноша перестал заботиться о чистоте тела, приходилось принуждать его умы­ваться и причесываться. Часами он бесцельно проводил время в мечтах. Пло­хо сданный выпускной экзамен рассеял все возлагавшиеся на него надежды.

Одновременно с этим изменился также и его характер. Раньше добродуш­ный, тихий мальчик сделался недовольным, сумрачным, упрямым. Он вознена­видел отца. Еще долгое время он был сильно и нежно привязан к матери и к

216 Тема 9. Типология индивидуальности

сестре, пока та не вышла замуж и не умерла от туберкулеза. Под влиянием бредовых идей ревности к зятю он вбил себе в голову, что родители виноваты в ее смерти, и с фанатичной ненавистью начал преследовать мать. <...>

И как случилось, что холодный тиран Эрнест Кат в детстве был кротким, нежным ребенком?

Это та своеобразная связь в наследственности и построении личности, кото­рую мы встречаем постоянно у шизофреников. Мы должны признать эту связь именно потому, что она не столь неожиданна, потому что она установлена бла­годаря опыту, ибо мы не могли бы к этому прийти путем спекулятивных пси­хологических дедукций. В равной степени мы заранее не могли бы предполо­жить, что мания и меланхолия связаны между собой.

Состояние нашего пациента до периода полового созревания соответствует во всех существенных чертах шизоидному препсихотическому главному типу сентиментального примерного ребенка, лишенного аффекта. То, что с ним произошло в период полового созревания, не было тяжелым шизофреничес­ким психозом, но это следует рассматривать, особенно в связи с наследствен­ностью, как биологический эквивалент шизофренического процесса. Лич­ность, которая возникла после, с точки зрения строгой теории, надо считать постпсихотической.

Личности до и после периода полового созревания как будто отделены про­пастью. И все-таки перемена в период зрелости не обозначает никакого разры­ва с прежней личностью, но представляет лишь сдвиг в ней. Это типичный при­мер того, что мы назвали сдвигом психэстетической пропорции. <...>

Шизоиды, как Эрнест Кат, напоминают нероновские фигуры, с их смесью порывистого произвола и содрогающейся ярости, напыщенного комедианства и холодной, расчетливой жестокости. <...>

Циклотимические и шизотимические средние люди

Мы не остановимся на границе области психиатрического исследо­вания. Проблема конституции развернется перед нами во всей широте лишь тогда, когда мы приобретенные результаты перенесем в нормальную психологию. Переходом в нормальную психологию мы не делаем ника­кого скачка. Перенося связующие нити между строением тела и психи­ческим предрасположением на все варианты психопатической личности и отодвигая благодаря этому на задний план грубые душевные расстрой­ства как исходный пункт нашего исследования, мы неожиданно оказыва­емся среди здоровых людей, среди знакомых нам лиц. Здесь, у нормаль­ных, четко выступают перед нами те черты, которые мы видели там в искаженной форме. Мы находим те же самые типы строения тела, те же самые стигматы телесной конституции и обнаруживаем, что за той же внешней архитектурой живет та же психическая стимулирующая сила. Те же самые задатки, которые здесь служат разумными регуляторами здо­ровой психической установки, там, нарушая равновесие, гибнут, подвер­гаясь расстройству.

Кречмер Э. Строение тела и характер 217

Этим путем мы лучше всего освобождаемся от узости психиатри­ческого кругозора: мы уже не смотрим на мир через больничные очки, пытаясь всюду у здоровых выискивать ненормальные черты, но мы мо­жем свободно стать в большой круг и в нем правильно судить о здоро­вом или, лучше сказать, об общебиологическом и, исходя из этого кру­га, верно понять небольшой круг болезненного. Мы уже не станем рассматривать психопатические личности как психопатические абор­тивные формы определенных психозов, напротив, мы будем считать кон­кретные психозы карикатурой определенных нормальных типов лично­стей. При таких условиях психозы представляют собою лишь редкие заострения широко распространенных больших конституциональных групп здоровых.

В этом смысле и следует обозначить термины. Мы называем людей, принадлежащих к тому большому конституциональному кругу, из кото­рого рекрутируются шизофреники, шизотимическими людьми, а тех, ко­торые принадлежат к одной группе с циркулярными, — циклотимически-ми. Переходные формы между здоровьем и болезнью или болезненные абортивные формы целесообразнее всего называть циклоидными или ши­зоидными, как мы это уже сделали. Нужно, следовательно, с самого нача­ла ясно помнить, что названия «шизотимический» и «циклотимический* ничего общего не имеют с вопросом, здоровый или больной, но они пред­ставляют собою термины для больших общих биотипов, которые заклю­чают в себе огромную массу здоровых индивидуумов и лишь небольшую группу разрозненных, относящихся сюда психозов¹. Слова, следовательно, не указывают, что у большинства всех шизотимиков должны быть психи­ческие расщепления, а у большинства всех циклотимиков эмоциональные колебания, но мы только воспользовались существующими названиями для обозначения болезненного, применив их, целесообразности ради, и по отношению к здоровым.

Методический прием при этом был следующий: из нескольких со­тен физически и психически здоровых людей, мне хорошо известных, я выбрал приблизительно 150, которые в строении своего тела носят яркие и несомненные признаки астенического, атлетического или пикнического типа². Кроме того, я имею в своем распоряжении фотографии большин­ства из них. Это были, следовательно, соответственно шизофреническому кругу, люди с длинными носами и угловым профилем, с чрезмерно высо-

¹ Тот факт, что для более легких и тяжелых степеней того же расстройства упо­
требляют два выражения: «циркулярный» и «циклотимический», является роскошью
речи, которая, пожалуй, уже более не совместима с прогрессом науки. Вместо того чтобы
придумывать третье выражение, мы берем слово «циклотимический» как общее консти­
туциональное понятие, к чему оно очень подходит

² Тяжелые дисплазии строения тела играют у обыкновенных здоровых, а также у
гениальных людей лишь незначительную роль. Мы поэтому особо их не касаемся.

218 Тема 9. Типология индивидуальности

кой средней частью лица, с овальными, яйцевидными очертаниями его, при этом с худощавой, стройной фигурой, с грубо выделяющимся мышечно-костным рельефом и, напротив, хорошо известные из циркулярного кру­га пикнические фигуры с полными, мягкими лицами, широкими очерта­ниями в форме щита или пятиугольника и с гармоничным строением профиля, короткой шеей, округленными формами тела и склонностью к пикническому отложению жира.

При этом вскоре обнаружились две большие группы темпераментов, из которых одна совпадает с пикническими, другая — с соответствующими шизофреническому кругу формами строения тела; разумеется, и здесь нам приходилось встречать небольшое количество частичных или полных пере­крещиваний.

Преимущественно у пикников наблюдающиеся темпераменты можно разделить на следующие подгруппы, которые связаны между собою широ­кими переходами и часто одновременно наблюдаются у одного и того же лица. Мы описываем здесь представителей групп мужского пола, каковых мы встречали в молодом возрасте студентами и затем, позже, уже заняты­ми своей профессией; варианты к этим типам среди женщин можно себе легко представить.

1. Болтливо-веселые

Уже издали доносится их речь. Они всегда там, где весело и шумно, при каждом разговоре делают громкое замечание. Вино и веселье они любят больше, чем работу мысли или тяжелый и опасный труд. Они вно­сят освежающий и оживляющий элемент; веселы, приятные собеседники, любезны, довольны, подвижны, но иногда и тягостны вследствие недостат­ка такта и тонкости, вследствие выставляемой напоказ грубости, наивно­го эгоизма и чрезмерной болтовни.

2. Спокойные юмористы

Они сидят и наблюдают, говорят мало. Иногда они делают ценное критическое замечание. Они врожденные рассказчики, в устах которых каждое простое происшествие принимает характер приятного и интересно­го. Они говорят пространно, спокойно и без всякой искусственности. В об­ществе и в занятиях они воспламеняются. Они довольны миром, доброже­лательно относятся к людям и к детям; сухое и «принципиальное» им противно. Они преданные друзья, считаются с каждым, и прекрасно умеют обращаться с людьми; для них приятнее всего правдивость и простота.

3. Тихие, душевные люди

Он — хороший парень, немножко флегматичный, душа-человек. Он осторожно двигается и неохотно решается на что-нибудь. Он производит симпатичное впечатление, несмотря на то что ничего не говорит. Он охот-

ючмер Э. Строение тела и характер 219

) смеется и никому не мешает. У него на глазах легко появляются сле-л. Если это для него возможно, то он поселяется в деревне, где с доб-эсовестностью и скромностью несет свои обязанности. Он очень немно-} берет на себя, слишком мало доверяет себе. Многого в жизни он не остигает. <...>

4. Беспечные любители жизни

Этот тип особенно развивается там, где при соответствующем тем-:ераменте интеллект не слишком высок и духовное воспитание не было чень заботливым. Его, следовательно, встречают часто у простых людей, также среди образованных, вышедших из народа. В более высоких сло-:х он уклоняется несколько в сторону эстетической, красивой жизни, но фи этом он не теряет своих материальных основных черт. Чаще всего ш встречаем этот тип в качестве постоянных посетителей в мелких рактирах и ресторанах, где они изображают юмористов и душевноболь-шх (тип 2—3), но, так сказать, в тривиальной форме. У представителей щнного типа заметна склонность к доброжелательной душевности, но без глубоких мыслей и серьезности. Напротив, здесь на первый план у них выступает удовольствие в материальном, чувственно-осязаемом и в кон­кретных благах жизни. В Швабии таких людей называют «Vesperer», поскольку многочисленные, вкусно приготовленные кушанья и соот­ветствующие напитки составляют содержание их жизни, благодаря чему их еще с юных лет намечающееся пикническое строение тела расцвета­ет пышным цветом¹. Профессия служит скромным придатком к этой главной их деятельности. <...>

5. Энергичные практики

Это средний тип, который сочетает свежесть, подвижность, живость с трудолюбием и трезвостью ума 2-го и 3-го типов. Энергичные практики — люди с отзывчивым сердцем, которые для всех могут быть полезны. Они сидят во всех комитетах, постоянно перегружены работой и все делают весьма охотно. Работают они неутомимо. Они берутся за разнообразную новую работу и склонны к конкретной практической деятельности: к медицине, политике, социальному обеспечению. Они все делают толково, отличаются ловкостью, умеют ладить, но действуют решительно, высказы­вают определенное мнение, всегда веселы; некоторые из них честолюби­вы, уверенны, довольны, держатся с сознанием собственного достоинства, знают себе цену, обращают внимание не столько на чины и отличия,

¹ Здесь мы еще раз должны напомнить о том, что диагноз пикнического habitus следует ставить не на основании несомненных симптомов отложения жира, а на ос­новании строения скелета. Благодаря перекармливанию ожиревший атлетик или асте­ник все же выглядит совершенно иначе, чем корпулентный пикник.

220 Тема 9. Типология индивидуальности

сколько на освежающую деятельность. Эксцентричность и идеалистичес­кие порывы они не ценят.

Этот тип в гипоманиакальную сторону имеет текучие переходы к ртутному темпераменту постоянно дилетантствующего полипрагматика. То, что в обыденной речи называют пашой, т.е. людьми, которые с извест­ным величием управляют окружающими, также примыкает сюда и без резких границ переходит постепенно в соответствующие шизотимические типы холодных властелинов и эгоистов.

Этим мы заключаем ряд циклотимических темпераментов, причем мы ограничились приведением из каждого типа одного или двух взятых непосредственно из жизни портретов ярких личностей. Мы полагаем, что сказанным мы оказываем большую услугу читателю, чем перечислени­ем отдельных качеств, всех комбинаций и оттенков в наших типах; для ясности узора мы умышленно отказываемся от полноты и подчеркиваем только, что выделили отдельные типы потому, что уже раньше сопостави­ли все остальное в отношении их существенных качеств.

Теперь же мы можем дать характеристики людей повседневной жизни, которые по строению своего тела сходны главным образом с ши­зофрениками.

1. Тонко чувствующие аристократы

Крайне нежная нервная система. Отрицание всего шаблонного, эсте­тический вкус. Общительность распространяется на строго избранные кру­ги. Odi profanum vulgus. Тщательная чистоплотность. Плохо выглаженное белье может оскорбить их; они останавливаются на эстетических деталях, склонны к франтовству и педантизму. Они заботятся о своей личности, зна­ют и наблюдают тонкие психические переживания (самая нежная сенти­ментальность). Они крайне уязвимы и чувствительны в личных отношени­ях, по незначительному поводу могут оскорбиться до глубины души; достаточно одного слова, чтобы охладить их внутренние чувства к старому другу. У них вообще отсутствуют средние тона. Они или пребывают в меч­тательном экстазе, или относятся с резкой холодностью и крайней антипа­тией; у них тонкое, изысканное чувство к искусству. У них нет прямоты, стойкости и простоты в характере; их собственные чувства отличаются над­ломленностью, внутренней неуверенностью, заключают в себе нечто ирони­ческое и характеризуются расплывчатостью и логической формальностью. В среде, в которой они хорошо себя чувствуют, такие люди весьма любезны, тонки, внимательны, проникнуты нежными чувствами и окружают себя едва заметной атмосферой неприступности. В их образе мыслей лежит от­печаток благородства, аристократизма и благопристойности, но они игнори­руют судьбу отдельных лиц.

Этот полноценный тип в дегенеративную сторону переходит без рез­ких границ в круг бесчувственных и декадентов, людей бездушных, но с

Кречмер Э. Строение тела и характер 221

большими притязаниями, людей с изнеженными чувствами, но бедных эмо­циями, пустых марионеток высшего круга общества, эстетов и холодных «умников».

2. Чуждые миру идеалисты

Они погружаются в мир философских идей, они работают над созда­нием особенных излюбленных проектов, идеал их профессии связан с са­мопожертвованием. Они предпочитают абстрактное и одинокую природу. В скудном общении с людьми они застенчивы, неловки, неумелы; лишь с отдельными лицами, старыми знакомыми, они доверчивы и могут разви­вать свои идеи с теплотой и внутренним участием. Их внутренняя уста­новка колеблется между эксцентричным самомнением и чувством недо­статочности, возникающими вследствие неуверенности в реальной жизни. Презрение к роскоши и внешним удобствам жизни может достигнуть крайней воздержанности и даже опущенности. Некоторые в своих внеш­них проявлениях саркастичны, нервно-раздражительны или угрюмы, дру­гие в детской отчужденности от мира, в полном отсутствии потребностей, в самоотвержении имеют нечто трогательное и даже величественное. Не все из этих идеалистов нелюдимы. Многие постоянно готовы открыто выступить со своими убеждениями, вербовать поклонников.

Наряду с описанными рассудочными людьми встречаются мораль­ные идеалисты и ригористы, не признающие компромиссов с реальными условиями жизни, отстаивающие абстрактные, априорные постулаты добродетели, то с энтузиазмом в восторженном рвении, то с фарисейской удовлетворенностью, то руководствуясь непреклонными, неизменными жизненными принципами.

Мы уже упоминали, что здесь при хороших конституциональных сочетаниях могут возникнуть прекрасные типы с громадной нравственной энергией, широтой и чистотой образа мыслей.

3. Холодные властные натуры и эгоисты

В этой группе встречается несколько ярких фигур из офицерской и чиновничьей среды. Совершенно нечувствительные к опасности, стойкие, холодные, рожденные давать приказания. Быстро и надолго уязвляемое самолюбие, бурное расстройство настроения при прикосновении к чувстви­тельным пунктам. Они нелегко прощают. При сильно выраженном стрем­лении к справедливости и умеренности они легко становятся резкими и пристрастными. Такие натуры решительны, всякое колебание им чуждо. В инакомыслящих, особенно в политических противниках, они видят подле­цов. Они вежливы и внимательны по отношению к равным себе, очень да­леки от другого круга занятий, но им импонирует энергичная деятельность других. Они умеют командовать и строго руководить бюрократическим уч­реждением. Их понятия о законности и службе очень узки и ограниченны,

222Тема 9. Типология индивидуальности

и в этом отношении они отличаются человеконенавистнической холоднос­тью. В иной среде мы встречаем тех же людей как упрямых, скупых, сво­енравных, властолюбивых дворовых и тиранов в семье.

Вариант этого типа, встречающийся особенно часто среди чиновников, отличается не резкостью и упрямством, а хладнокровием, ироническими чертами, гибкостью, без всякой скрупулезности и колебаний. На первый план у них выступает рассудительность, крючкотворство, честолюбие и не­которое интриганство.

4. Сухие и параличные

Отсутствие остроумия и огня. Они едва улыбаются и держатся очень скромно, отличаются неуклюжестью в жестах. Некоторые вздорно болта­ют. Слегка дружелюбны, слегка враждебны. Сухи. Рожденные подчинять­ся. Или молчаливые глупцы. Или поросшие мхом отшельники с ипохон­дрическими причудами.

Мы видим, что типы, которые получаются на основании изучения строения тела здоровых средних людей, не обнаруживают у своих типич­ных представителей никаких принципиальных отличий по сравнению с характеристиками, данными в последних главах при помощи материала душевнобольных. Строение тела и эндогенные психозы ведут нас при ис­следовании общей человеческой характерологии приблизительно к тем же целям. Они корригируют и дополняют друг друга. При комбинации обоих методов возможно, вероятно, поставить на прочный фундамент об­щее психологическое учение о темпераментах. <...>

Гениальные

Высокоодаренные вследствие своей немногочисленности мало­пригодны для статистических исследований, но зато богаче резко вы­раженными типичными личностями. В этой главе речь идет о том, чтобы не доказывать принципиально новое, а проверить выводы, по­лученные на большом материале, на немногих великих людях и устано­вить у них более тонкие черты.

Вожди и герои

На основании нескольких исторических примеров можно выделить среди циклотимиков следующие типы вождей:

1. Храбрые борцы, народные герои.

2. Живые организаторы крупного масштаба.

3. Примиряющие политики.

Последние ближе примыкают к средним состояниям, между тем две первые группы обязаны своей силой гипоманиакальным компонентам.

Кречмер Э. Строение тела и характер

Блестящим примером гениального вождя, который сочетал в себе эти обе сто­роны циклотимического характера, явля­ется Мирабо, разумный руководитель пер­вого периода Французской революции. В соматическом отношении это фигура с ок­ругленными формами и короткими чле­нами, полная темперамента и мягкости, — словом, типичный пикник.

Рис. 15. Мирабо (из «Mirabeau Lettres», 1832)

Он обладал тенденциями храброго борца, осторожностью и способностями примиряющего политика: пламенный дух, полный ораторского таланта и пы­лающей чувственности, полный остро­умия и сознания собственного достоин­ства; но при этом всегда справедливый и примирительный, весельчак, кутила, игрок, постоянный должник, но добро­душный, как дитя, человек, который сам любил пожить и давал жить другим; человеколюб, совавший каждому нище­му деньги в руки, беспечный, доступный,

всюду пользовавшийся популярностью и кичившийся ею; мастер по­пулярно выражаться, умевший руководить при самых горячих прениях, пропитанный тонким юмором и способный в самый сухой официальный документ вставить умное замечание и прекрасный оборот. Человек, лишенный скрупулезности и не отличавшийся очень высокой моралью, но великодушный, со здравым смыслом и свободный от фанатизма и доктрины. <...>

Совершенно иного склада герои шизотимических темпераментов. Их успехи обусловлены главным образом следующими чертами шизо-тимической характерологии: настойчивостью и систематической после­довательностью, непритязательностью, спартанской строгостью, стоичес­кой выносливостью, холодностью в отношении к судьбам отдельных личностей, с одной стороны, и утонченным этическим чувством и не­подкупной справедливостью — с другой, а особенно тонким чутьем к стонам слабых и раненых, гиперэстетическим состраданием, отвращени­ем и пафосом по отношению к народным страданиям, дурному обра­щению с угнетенными классами и склонностью к идеализму вообще. Обратная сторона этих преимуществ — известная склонность к доктри­нерству, односторонне узкому и фанатичному, недостаток доброжелатель­ности, приятного, естественного человеколюбия, понимания конкретной ситуации и особенностей отдельных личностей.

224 Тема 9. Типология индивидуальности

Их можно подразделить на следующие группы:

1. Чистые идеалисты и моралисты.

2. Деспоты и фанатики.

3. Люди холодного расчета.

Прежде всего несколько слов о последней группе как менее важ­ной. Такие черты можно видеть в дипломатических способностях князя Меттерниха, человека с резко выраженными шизотимическими формами лица. В шиллеровском описании полководца Валленштейна ясно высту­пает эта осторожность, скрупулезная холодность, расчетливость в умении властвовать над людьми и ситуациями, в парадоксальном, но биологичес­ки-естественном сочетании с мистически-метафизическими наклонностя­ми шизотимика. <...>

Подобно тому как шизотимический круг, полный антитезами, всег­да заключает в себе крайности и лишен средних положений, так и этому холодному, гибкому и отчасти аморальному типу противостоят патетичес­кая страстность и строгая последовательность чистых моралистов и иде­алистов. Именами Канта, Шиллера и Руссо можно характеризовать дан­ную группу.

Особенность перечисленных натур заключается в том, что они, не принимая участия в практической жизни — за исключением Шиллера — и неспособные к этому, все-таки благодаря простому высказыванию сво­их мыслей творили великие дела, которые по своей силе и длительности значительно превосходят исторические деяния упомянутых практичес­ких людей расчета. Непостоянный, робкий гиперэстетик Руссо, нелюди­мый отшельник с сензитивным бредом преследования во внутреннем Я, из своего убежища взволновал душу французского народа и дал непос­редственные стимулы для Великой Революции: «Природа», «Право чело­века», «Государственный договор». Он создал такие девизы, исполнения которых только и ждала жаждущая деятельности современность. Желез­ный, «категорический императив» Канта, идеализм Канта и Шиллера во­обще стоят в близкой, хотя и не прямой, связи с великими освободитель­ными войнами и даже налагают отпечаток на известный период истории Пруссии.

Действие этих и многих других незначительных шизотимиков на современников обусловливается резкой альтернативностью их чувств и логических формулировок. Это не люди, которые всюду видят большую или меньшую степень хорошего или плохого, всюду находят реальные возможности и выходы. Они видят не возможность, а только грубую не­возможность. Они видят не пути, а только один путь. Либо одно, либо другое. Здесь — в рай, там — в ад. Горячая ненависть смешивается с тро­гательной благожелательностью. Яркие карикатуры шиллеровских юно­шеских драм, утопический идеализм Руссо, категорический императив. «Ты можешь, так как ты должен» — так вырисовывается у них одна ли-

Кречмер Э. Строение тела и характер 225

ния, которая кажется прямой и простой, так отчеканивают они горячие и холодные крылатые слова, сильные лозунги, которые до мозга костей пронизывают полусгнившую, трусливую современность. Они герои вели­ких переворотов, которым не нужно реалистов, когда невозможное дела­ется единственной возможностью.

Аутистическое мышление не становится здесь реальностью, по­скольку это невозможно, но делается сильно действующим ферментом при превращении одной исторической реальности в другую. При извест­ных исторически заостренных ситуациях эти ферментные действия аути-стических лозунгов, даже у фанатиков и утопистов среднего типа, влия­ют сильнее, чем реально-политические эксперименты и соображения. Ферментное действие аутистической мысли, односторонней, резко заост­ренной антитетической идеи мы наблюдаем даже в этическом учении великого Канта, которое возникло в тиши кабинета без всякого пафоса и желания действовать на массы. Однако такой невинный девиз из тихого кабинета ученого часто встречал звучный резонанс в пафосе повседнев­ных боев и даже воспламенял насыщенную атмосферу той или иной эпо­хи, что приводило в ужас самого мыслителя.

В этом заключается внутреннее родство между идеализмом и ре­волюционностью — то, что нас ведет к типу шизотимических фанатиков и деспотов. Все элементы высоконапряженного нравственного идеализма мы находим в фигурах Савонаролы, Кальвина, Робеспьера¹ — резко аль­тернативную этическую установку, аутистическую одержимость идеями современников, беспощадную ненависть к реальному миру, к прекрасно­му, к удовольствиям, ко всему тому, что улыбается, цветет и бьет ключом. Ничего не остается, кроме чистой, голой этической религиозной схемы. Человечество, сделавшееся добродетельным, благодаря страху окружено кругом решеткой и колючей проволокой. Если возникает некто, наруша­ющий категорический императив: касается или игнорирует его, — то он лишается головы. И над всем этим Робеспьер. Кровопийца? Нет, ученик Руссо и сын нежной матери, робкий, мягкий мечтатель, бледная добро­детельная фигура, выдающийся учитель жизни не понимает ужасов. Он углублен в чтение Du Contrat social, своей любимой книги, идеи которой он претворяет в действительность с педантичной тщательностью. Он не осознает, что творит, и продолжает посылать на гильотину с неподкупной справедливостью. Он ничего не чувствует, кроме добродетели и идеала. Он не ощущает, что это причиняет страдание. При этом он пишет стихи, как Гёрдерлин, и проливает слезы умиления, когда говорит. Простой, при­личный, скромный, мягкий, нежный семьянин, который больше всего бо­ится оваций и дам.

¹ Красивой параллельной фигурой из истории германской революции является Карл Фоллен. <...>

Зак. 835

Тема 9. Типология индивидуальности

В истории имеется мало приме­ров, которые представляют собой такую классическую чистую культуру шизо-тимических качеств в их странных контрастах, как Робеспьер: резкая эмо­циональная холодность наряду с экс­центричностью, героическим пафосом, фанатической настойчивостью и вне­запным отказом от решений, скрытая замкнутость при верности своим прин­ципам. Что-то угрюмое, недоверчивое, напыщенное, педантичное, робкое. Доб­родетельный убийца, варвар из гуман­ности, «фанатик холодной, но безумной рефлексии».

Рис. 16. Кальвин. Позднейшая гравюра (из монографии проф. D.Benrath «Calvin und das Genfer Reformationswerk» в «Werkshagen des Protestantismus»)

Странный идеалист Мирабо, его циклотимический антипод, говорит о нем, покачивая головой: «Этот человек верит во все, что он говорит».

Ту же шизотимическую триаду: идеализм, фанатизм, деспотизм мы на­ходим у более крупной и глубокой лич­ности Кальвина. Робеспьер действует

как его карикатурный двойник в другом столетии. Идеалистически-теок­ратическое революционное владычество Савонаролы во Флоренции, Кальви­на в Женеве и Робеспьера в Париже имеет много любопытных историчес­ких аналогий.

Из-под рясы Савонаролы выглядывает угрожающий угловой про­филь¹. Шизотимическое творчество незначительных людей быстро прехо­дяще, между тем религиозное учение Кальвина, как каменный монумент великого шизотимического разума, лишь постепенно проникло в умы лю­дей и держалось столетия: со строгой организацией в построении, холод­ное, систематическое, полное нравоучений и фанатичной силы убеждения, нетерпимое — чистая мысль и чистое слово — без образа, смеха, души, юмора, примирения. Заклятый враг всех диатетических аффектов.

¹ В биологическом отношении следует отметить: лицо Кальвина обнаруживает край­ние шизотимические формы, какие только можно встретить на исторических портретах (худое, очень вытянутое лицо с чрезмерной высокой средней частью, длинный резкий нос, на некоторых портретах гипопластическая нижняя челюсть). Робеспьер был сыном ду­шевнобольного отца и туберкулезной матери. Он стройный, бледнолицый, худой, болез­ненного вида, с низким лбом и загнутым носом, при возбуждении у него случались тикообразные подергивания лопатки, его смех производил впечатление гримасничанья, его телесные движения были деревянны и машинообразны.

Кречмер Э. Строение тела и характер 227

Менее известно то, что Кальвин из теологических мотивов в тече­ние четырех лет казнил 50 человек и еще более сослал. Циклотимик Лютер думает по этому поводу, что «палачи не являются лучши