Выбор того, что делать и куда смотреть
Прежде чем приступить к вопросу о том, можно ли управлять поведением психологическими средствами, следует рассмотреть, как оно управляется в обычных условиях, или, иными словами, от чего оно зависит. Попытки ответить на этот вопрос слишком часто страдали чрезмерными упрощениями. В основе их обычно лежит представление о том, что возможны лишь две альтернативы: либо индивид сам определяет, что он сделает или увидит (человек свободен), либо все это определяется средой индивида (человек управляем). В отношении управления перцептивной активностью среди представителей когнитивной психологии в настоящее время наиболее популярны два подхода. В первом (мы говорили о нем в главе 5) проводится резкое различие между восприятием и вниманием. Считается, что восприятие как таковое определяется поступающими стимулами, в то время как механизм избирательного внимания остается под контролем самого индивида. Мы уже видели, что этот подход не адекватен; избирательность является имманентным свойством самого процесса сбора информации, и она не может быть свойственна какому-то специальному механизму.
Второй подход, о котором мы будем говорить сейчас, связан с именем Дж. Брунера 1. Он считает, что функция управления принадлежит воспринимающему; утверждается, что последний все больше выходит «за пределы непосредственной информации», по мере того как он приобретает все более тонкие перцептивные навыки. С этой точки зрения основной пафос когнитивного развития состоит в том, чтобы сделать взрослого свободнее по сравнению с ребенком: говорится, что взрослый меньше «связан стимулом» и больше «обращен к себе». В работе, посвященной исследованию движений глаз, например, Макворс и Брунер утверждают, что «зрительный поиск развивается, начиная со стадии, на которой зрение определяется природой стимула и его специфическими признаками, и завершаясь стадией, на которой оно становится, по словам Ярбуса, инструментом мысли» ². То же самое отмечает Элеонора Гибсон, говоря, что внимание «из пленника становится исследователем», и напоминая при этом слова Уильяма Джемса о том, что «рефлекторный и пассивный характер внимания [ребенка], в результате чего... создается впечатление, что ребенок в меньшей принадлежит себе, нежели тем объектам, которые приковывают его внимание,— это первое, что следует преодолеть учителю» 3.
Представление о том, что взрослые более свободны, в меньшей степени управляются средой и легче выходят за пределы непосредственной информации, как будто бы указывает на какую-то важную связь между свободой и зрелостью. В своей традиционной формулировке, однако, это представление просто не может быть верным. Дети спонтанны, непредсказуемы и свободны от условностей. В той самой работе, из которой была заимствована приведенная только что цитата, Макворс и Брунер установили, что у взрослых испытуемых, участвовавших в их опыте, кривые движения глаз были более единообразными (то есть более похожими и друг на друга при предъявлении того же самого изображения), чем у испытуемых-детей!
____________
¹ Bruner (1957, 1973).
²Mackworth, Bruner (1970, p. 166).
E. J. Gibson (1969, p. 456).
____________ 189
Странно в этом случае звучит утверждение о меньшей подконтрольности взрослых.
Этот парадокс обнаруживается во всех сферах восприятия и поведения. Чтобы понять его природу, рассмотрим другой и совсем не относящийся к онтогенетическому развитию пример связи между восприятием и средой: игру в шахматы. Одной из отличительных особенностей хорошего шахматиста является способность собирать релевантную информацию с шахматной доски. На это указывают не только выигрываемые им партии, но также и различные косвенные факты. Мастеру, например, достаточно пятисекундного взгляда на доску, чтобы воспроизвести всю позицию; ни один новичок не способен к этому. Успех мастера объясняется тем, что он воспринимает некоторые аспекты позиции, ускользающие от менее опытного игрока: какие-то структурные характеристики, которые, будучи замеченными, налагают очень четкие ограничения на возможные расположения фигур на доске. Опыт способствует образованию у него огромного множества схем, соответствующих встречающимся в шахматных партиях позициям. Чейз и Саймон 1 подсчитали, что у опытного шахматиста словарь схемных позиций может быть равен словарю слов родного языка, которым располагает большинство людей.
Информация, собираемая мастером с шахматной доски, определяет не только то, куда он поставит фигуру, но и куда он направит свой взор. Наблюдения показывают, что у хорошего шахматиста движения глаз всегда тесно связаны со структурой позиции на доске; он смотрит на критические фигуры и на критические поля 2. Он в буквальном смысле видит позицию иначе— более глубоко и адекватно,— чем новичок или человек, совсем не умеющий играть в шахматы. Разумеется, последний тоже может многое увидеть: например, что фигуры сделаны из слоновой кости, «конь» действительно напоминает коня, а фигуры (возможно) образовали на доске какую-то геометрическую форму. Ребенок увидит еще меньше— например, что эти фигуры можно засунуть в рот или сбросить на пол. Младенец же увидит лишь то,
____________
¹ Chase, Simon(1973); Simon, Chase(1973).
² Simon, Barenfeld (1969).
____________ 190
что перед ним находится «нечто». И в этом он, несомненно, прав: перед ним действительно что-то находится. Различия между всеми этими наблюдателями не сводятся к тому, что кто-то прав, а кто-то ошибается; речь идет о том, что одни замечают больше, а другие меньше. Информация, определяющая правильный ход, содержится в свете, воспринимаемом как младенцем, так и мастером, но лишь последний готов к тому, чтобы ее собрать.
Хотя световой поток позволяет в одинаковой мере специфицировать как возможные ходы и их последствия, так и физические характеристики фигур, принципы, лежащие в основе этих двух видов спецификации, весьма различны. Как отмечалось в главе 4, свет несет информацию о топографии среды уже в силу самих оптических законов. То, как свет специфицирует ходы, определяется, однако, правилами игры в шахматы, являющимися, в сущности, продуктом социального соглашения. Это различие аналогично тому, о котором шла речь выше, когда мы говорили о звуках речи. «Собачка» относится к собакам вследствие лингвистического соглашения, в то время как это слово специфицирует артикуляционные жесты говорящего в силу неумолимых акустических закономерностей. Воспринимающие не выходят за пределы непосредственной информации, культура, однако, выходит за пределы элементарных естественных ситуаций, с тем чтобы обеспечить дополнительную информацию. Правила игры в шахматы не управляют восприятием мастера, но они делают это восприятие возможным, обеспечивая мастеру материал для восприятия.
Такая информация предполагает, что шахматист, с одной стороны, не является совершенно свободным в том смысле, что он может рассматривать и передвигать фигуры по своему усмотрению, а с другой¾ что он не является послушным орудием среды. Контроль за движениями глаз и адаптивное поведение в целом становятся понятными только в том случае, если относиться к ним как к взаимодействию. Схема направляет движения глаз, собирающие информацию, которая модифицирует эту схему, направляющую дальнейшие движения. Любое конкретное движение «обусловлено всей историей того цикла, к которому оно
относится. Разумеется, его ближайшей непосредственной причиной является сама схема: моментальное состояние нервной системы воспринимающего. Это в одинаковой степени справедливо и в отношении рефлекторного взгляда младенца в направлении внезапного звука, и в отношении задумчивого взгляда шахматного мастера в направлении королевы противника. Однако, поскольку состояние каждой схемы отчасти определяется полученной ранее стимульной информацией, в обоих случаях движения глаз, по крайней мере частично, управляются соответствующими ситуациями (то есть адекватны им).
Этот же принцип применим к формированию любого перцептивного навыка. Перцептивные циклы отличаются друг от друга по виду и объему направляющей их информации. Неопытные наблюдатели настраиваются на относительно несущественные аспекты своего окружения; опытные – на более тонкие аспекты. Взрослый человек в большей степени ориентирован на будущее и на поставленные перед ним цели, чем ребенок, но он не более независим от окружающего его мира. Восприятие – это сбор информации, а не выход за ее пределы.
Выбор того, куда посмотреть, не то же самое, что выбор того, что сделать. Когда мы выбираем одно действие, а не другое, соответствующая схема обычно включает в себя предвосхищение той будущей ситуации, в которой мы окажемся; подобно когнитивной карте, в ней содержится «я». Мы ожидаем, что если выберем А, то испытаем удовольствие, получим вознаграждение или же по крайней мере удовлетворение; от Б мы не ожидаем ничего хорошего. Перцептивные выборы кажутся менее важными и осуществляются обычно почти без учета такого рода последствий. Несмотря на отмеченные различия, перцептивные и поведенческие решения имеют один и тот же экзистенциальный статус. Ни один выбор не может быть свободным от той информации, на которой он основан. Тем не менее эта информация выбирается самим субъектом. В то же время ни один выбор не определяется непосредственно средой. И все-таки именно эта среда обеспечивает ту информацию, которая будет использована человеком, осуществляющим выбор.