Связи психологии труда со смежными областями знания и практики.

Помимо простого перечня областей знания, предста­вители которых изучают, рассматривают труд, и некоторых соот­ветствующих понятий полезно рассмотреть вопрос о характере связей психологии труда со смежными непсихологическими от­раслями знания и практики. Этим мы как бы ориентировочно очертим место психологии труда среди соответствующих кон­кретных наук.

Связи и взаимоотношения психологии труда с философией принципиально аналогичны тем, которыми характеризуется лю­бая конкретная наука и, в частности, психология в целом, а именно она опирается на систему хорошего философского зна­ния как на методологию, с одной стороны, и предоставляет конкретно-научный материал для развития философии, с другой (вопрос о том, какую философию считать хорошей и для чего она вообще нужна, выходит за рамки темы данной книги; он сложен, но нам придется оставить его на разумение, вкус и бес­корыстную интеллектуальную инициативу читателя).

Конкретные непсихологические науки и области научно обос­нованной практики, связанные именно с психологией труда (мы здесь выйдем за рамки рассмотрения "психологии" как множества психологических наук и места этого целого вообще в системе на­ук), можно сгруппировать в следующие три категории.

1. Области знания и практики, имеющиепервую степень род­ства с психологией труда, — философия (в аспекте не только об­щего понимания труда в развитии и существовании человека, но также и профессиональной этики и деонтологии — учения о долге и должном), экономика труда, социология труда, физиоло­гия труда, гигиена труда и та часть медицины, которая связана с анализом профессиональных заболеваний, с вопросами экспертизы трудоспособности, профессиональная педагогика (педагогика профтехнической школы, средней специальной и высшей школ), педагогика трудового обучения и воспитания, частные методики профессиональной школы. Следует также указать на историю техники и палеоантропологию в тех их частях, которые посвяще­ны анализу орудий, средств труда и реконструкции, оценке соот­ветствующей деятельности человека. Так, анализируя предметы, которыми пользовались люди каменного века, палеолита, истори­ки отмечают осколки камня со следами преднамеренных ударов одного камня о другой, а преднамеренность поведения — это чис­то психологическая характеристика человека.

Границы психологии труда и указанных областей науки и практики подчас настолько размыты, что иногда невозможно от­ветить на вопрос, "чьими", например, являются те или иные тер­мины, понятия, проблемы, методы. Например, метод наблюде­ния, некоторые методы функциональной диагностики относи­тельно свободно "кочуют" из науки в науку. То же можно сказать и о некоторых проблемах, таких, как проблемы работоспособно­сти, профилактики травматизма, утомления, улучшения профес­сиональной адаптации, вопросы профессионального отбора, фор­мирования навыков и др. Разумеется, в разных науках имеется своеобразие подхода к определению предметной области, интер­претации фактов, своеобразие языка. Но из таких важных прин­ципов, по-видимому, не следует, что обсуждаемые границы долж­ны быть обязательно четкими, а области знания — полностью взаимоисключающими, "закрытыми" друг для друга. Наоборот, общепризнано, что "стыки" наук — это точки, зоны их роста.

2. Области знания и практикивторой степени родства с пси­хологией труда — те отрасли технического знания и практики, предметом которых является внешнее орудийное оснащение трудовых процессов, — теория, расчет и конструирование ма­шин, приборов (о внутренних — психологических — средствах деятельности речь пойдет в своем месте). К рассматриваемой области активности людей можно отнести те образования, кото­рые сложились на стыках техники и искусства — техническую эстетику, художественное конструирование. Психология труда в лице ее представителей должна здесь считаться с тенденциями технического прогресса, ориентироваться в мире технических средств труда, используя информацию, производимую в техни­ческих науках. В то же время она с позиций гуманизации труда призвана вносить свою лепту в оптимизацию тенденций технического прогресса, в процессы проектирования внешних средств и условий труда. Имеется некоторый положительный опыт в этом направлении.

3. Области знания и практикитретьей степени родства с пси­хологией труда — о тех объективных системах, которые достав­ляют множество объектов человеческой деятельности, т. е. о системах биологических, технических, о неживых природных системах, о социальных, социально-исторических, социально-экономических процессах, о знаковых системах (являющихся предметами математики, математической логики, лингвистики, семиотики), о явлениях, процессах художественного отображе­ния и преобразования мира человеком. Без ориентировки в об­ластях знания и практики названного рода невозможно пра­вильно понять деятельность соответствующих разнотипных спе­циалистов, профессионалов, а тем более стать им полезными или хотя бы ориентировать подрастающих людей в мире труда в связи с вопросами проектирования жизненных путей ("выбора профессии"). Например, профессиональная ориентация моло­дежи может оказаться ее дезориентацией, если человек, беру­щийся знакомить молодежь с возможными вариантами трудовых жизненных путей, сам не имеет обзорной ориентировки в мире профессий, а знает только названия двух-трех десятков разно­типных занятий. Сходная ситуация возникает, когда от имени науки берутся помогать людям при вынужденной перемене тру­да (в связи с так называемой безработицей или частичной утра­той человеком трудоспособности). Психологу (как профконсультанту) приходится вникать в разные предметные области труда. Здесь психология чаще всего, по-видимому, почтительно берет информацию и мало что может дать в ответ.

Связи психологии труда с психологическими науками прояс­нятся несколько ниже.

Упражнение

Ниже приведены описания действий специалистов - человековедов. Постарайтесь проранжировать эти описания, поставив на первые места те, которые, по вашему мнению, в наибольшей степени характеризуют работу, относящуюся к психологии труда.

1. Специалист сталкивается со следующей ситуацией: в цехе, где за­вершается изготовление больших бидонов (сорокалитровых фляг), име­ются рабочие места двух видов. На одном рабочем месте к бидону прива­риваются две ручки, а на другом — два кронштейна для крепления крышки. Обе операции весьма сходны по отдельным движениям работ­ниц ("взять" ручку или кронштейн, "приставить" к нужному месту, "нажать педаль" сварочного аппарата, "отложить" изделие), и в результа­те на них были установлены одинаковые нормы выработки. Однако ра­ботницы утомляются, раздражаются и плохо справляются с нормой, когда приваривают кронштейны; в то же время они себя удовлетворительно чувствуют и хорошо зарабатывают при приварке ручек. В чем дело?

Специалист проводит исследование, в ходе которого выясняется, что работница должна различать кронштейны по неброским признакам (кронштейны разные: одни предназначены для шарнирного соединения с крышкой, а другие — для фиксации крышки посредством "застежки"); приварив один кронштейн, нужно удерживать в памяти, какой именно из двух возможных кронштейнов приварен, и выбрать из ящика кронштейн другого типа. Что касается ручек, то они одинаковы. Таким образом, рассудил специалист, операция приварки кронштейнов регулируется мысленной схемой действия (нужно помнить очередность постановки нечетко различающихся кронштейнов), а операция привар­ки ручек в значительной степени регулируется легко воспринимаемыми внешними сигналами. Нужно либо пересмотреть норму выработки на операцию приварки кронштейнов, либо ввести в практику броские сигнальные раздражители (яркую маркировку видов кронштейнов). Специалист выбрал второй путь. В итоге жалобы работниц на утомле­ние при приварке кронштейнов прекратились, отношение к этой опе­рации улучшилось, норма стала выполняться (по Г.З. Бедному [23]).

2. Специалист сталкивается со следующей ситуацией: когда рабочий пользуется стрелочным измерительным прибором высокой точности (так называемым прецизионным прибором), то субъективная погреш­ность отсчета (неточное считывание показаний прибора) имеет сущест­венное отрицательное значение для производства. При отсчете показа­ний по шкале такого прибора рабочий (оператор) должен "на глаз" оценивать десятые доли расстояния между двумя соседними штрихами шкалы. Если деления можно подсчитать, то для ориентировки в нена­несенных на шкале долях деления (а наносить их уже некуда — штри­хам уже слишком тесно) нужны какие-то другие средства. Проведя ис­следования, специалист предложил средство для формирования у опе­ратора навыка точного считывания показаний прибора, сводящееся к следующему: оператор некоторое время тренируется с набором карто­чек, на каждой из которых изображено то или иное положение стрелки между линиями (0,1; 0,2; 0,3 и т.д.). После тренировок по специальной системе (карточки предъявляются в случайном порядке и каждый раз оператору сообщается истинное значение видимого положения стрел­ки) все операторы стали производить считывание с более высокой, чем прежде, точностью (по Ф.С. Пинскому [259]).

3. Группа специалистов провела в цехе замеры освещенности и уровня громкости шума на различных участках. Для улучшения освещения было предложено изменить конструкцию оконных переплетов. В целях снижения шумов предложили разместить в центральной части цеха инструментальную кладовую, промежуточные склады, пульты управления и другие вспомогательные службы, помещения которых было предложено отделить стеклянными перегородками. В результате повысилась освещен­ность в цехе и снизился уровень шумов (по Е.В. Батенину [333]).

4. Специалисты убедились, что при очистке пассажирских вагонов, производимой вручную, создаются крайне неблагоприятные условия тру­да (большое пылеобразование при очистке от грязи пола, продувке сжа­тым воздухом вентиляционных каналов вагона, надоконных ниш, подо­конных карманов и т.п.). После необходимых теоретических и экспери­ментальных поисков была создана эффективная пылеотсасывающая уста­новка, позволяющая успешно решить вопрос о нормализации условий труда при очистке и разборке вагонов (по Б.Я. Кругляку [333]).

5. Специалисты изучили изменения показателей выносливости пра­вой руки работниц (сборщиц на конвейере) в течение рабочего дня. В результате были разработаны рекомендации такого рода: время обеден­ного перерыва целесообразно назначать в середине дня так, чтобы первая половина дня была на час дольше второй (так как вторая половина дня более трудная). При этом для одной разновидности конвейера желатель­но делать до обеда два перерыва (5 и 7 мин), для другой разновидности конвейера — три перерыва по 10 мин и т.д. (по З.М. Золиной [333]).

6. Ручная щипка слюды — особо монотонный вид работы. Она вызывает у человека неприятное ощущение "топтания на месте", "движения по кру­гу", ряд неблагоприятных состояний, сопровождающих подобные виды труда. Специалист, разобравшись в ситуации, предложил всю дневную норму слюды полуфабриката разбивать на отдельные часовые порции с таким расчетом, чтобы работница ясно видела объем сырья, которое необ­ходимо перерабатывать в течение каждого часа. Кроме того, приняв во внимание нормальный, естественный ход развития работоспособности в течение дня, а также учтя индивидуальные особенности работниц, установ­ленные в специальном обследовании, специалист составил для каждой из них персональный почасовой график выработки продукции.

В результате уменьшилась утомляемость, понизилось нервное напря­жение щипалщиц, возрос интерес к трудовой деятельности, перестали возникать и остро переживаться состояния пресыщения работой, скуки. Выработка повысилась и стала более устойчивой (по В.Г. Асееву [15; 16]).

Вопросы и темы для размышления и разработки.

1. Полезно ли психологу "растекаться мыслью по древу" и знать о непсихологических подходах к явлениям труда?

2. Полезно ли непсихологу знать о психологических подхо­дах к труду?

3. Не следует ли отвлечься от столь нечеткой области, как психология, и относиться к явлениям труда как объектам естест­венно-научным, инженерно-техническим?

Тема 1. Возможные последствия игнорирования субъектной составляющей процессов труда (варианты: при расстановке кад­ров, руководстве выбором профессии, профессиональном само­определении, овладении профессиональным мастерством).

Тема 2. Психологические знания о труде в контексте непси­хологических дисциплин (варианты: философии, экономики, производственных технологий, юриспруденции).

Тема 3. Непсихологические знания (термины, "слова", пред­ставления, понятия) в контексте данного пособия по психологии труда.

1.2. Некоторые предрассудки о труде и психике

Как свидетельствует опыт, среди тех, кому приходится обра­щаться к вопросам "человеческого фактора" труда, иногда скла­дываются определенные подходы к делу, имеющие небезупреч­ные основания. Опираясь в каждом случае на более или менее своеобразную "точку зрения", эти подходы как бы обрастают такими личностными образованиями, как "привычные ходы мысли", "склад ума", способы решения типичных задач, соот­ветствующая убежденность, специфические эмоциональные от­ношения к тем или иным сторонам действительности, касаю­щиеся людей, групп, коллективов, процесса и средств труда. В конечном счете на первый план у специалиста может выступать не сама по себе общая идея, а эмоциональная реакция на то или иное явление, событие или, наоборот, безучастное отношение и пр. Полагаем, что кратко характеризуемые ниже и очень ус­ловно обозначенные варианты указанного рода подходов помо­гут изучающему психологию труда лучше осознать основания и точнее выстраивать тактики, стратегии своей деятельности по оптимизации "человеческих факторов" в жизни общества.

1. Идеал "легкого труда". История труда есть, в частности, история освобождения человека от "пота", тягот, "докуки" (вопросы эксплуатации человека человеком относятся к области социально-экономических наук, нашему читателю они должны быть достаточно ясны, и мы здесь их не рассматриваем). Труд всегда был труден, а подчас и невыносимо тяжел. И не случайно распространенная картина управляющего общественного идеала, например, в христианской религии — картина загробного "рая", рисует людям блаженную жизнь вообще без труда. Для человека, принужденного к тяжелой, изматывающей работе, такой идеал может быть привлекательным.

Но странное дело: будучи высвобождены от борьбы за кусок хлеба, люди начинают "просто так" штурмовать горные верши­ны, спортивные снаряды, лезть на скальные стенки, "до седь­мого пота" репетировать концертный гопак или готовиться к полету в космос. А специальные гиподинамические эксперимен­ты (связанные с вынужденным многосуточным "бездельем", ог­раничением движений) показывают, что в отсутствии труда нет ни малейшего "блаженства". Наоборот, состояние бездеятельно­сти психологически невыносимо для нормального здорового че­ловека, не говоря уже о том, что оно вредно для здоровья в це­лом. Поэтому не следует думать, что задача психологии труда и связанных с ней областей науки и техники, стоящих на страже благ для "человеческого фактора", состоит именно в поисках путей и средств бесконечного "облегчения труда", изживания его как чего-то нежелательного.

Так, например, известно, что после существенной автомати­зации рабочего места станочника труд его, конечно, облегчается. Но иному человеку становится при этом работать невмоготу: неинтересно, не о чем самостоятельно подумать, не к чему руки приложить — станок с числовым программным управлением почти все делает "сам" и притом быстрее человека. Скучно, да­же обидно: для чего столько лет учился, набирался опыта, ста­новился "асом"? И человек рвется на другое рабочее место — в инструментальный, ремонтный цех, в гараж, туда, где ему при­дется думать над нестандартными и, следовательно, интересны­ми задачами, хотя это и трудно. Не трудности и тяжести работы сами по себе, а ее психологическая бессодержательность и субъ­ективная бессмысленность, отсутствие возможности "подумать и сделать" отталкивают человека, снижают его трудовую актив­ность. Поэтому, замышляя, проектируя новое оборудование, но­вые трудовые посты, рабочие места, важно позаботиться о той зоне самостоятельности — зоне неопределенности, оставляемой на здравое разумение работника, без которой работа не может быть привлекательной.

Основные составляющие психологической "начинки" труда — обдумывание, построение образа будущего продукта, резуль­тата, эффекта, способов его получения в наилучшем варианте, положительные эмоциональные переживания и от сознания ценности результата труда, и от самого процесса работы, от сво­их умелых действий (пусть это действия по наблюдению, как, скажем, у летчика-наблюдателя лесного или рыбного хозяйства или контролера ткани на ткацкой фабрике), удовлетворение от личного вклада в общее дело и от складывающихся межлюдских отношений в связи с трудом (будь то улыбка мастера или штамп контролера ОТК, если речь идет о токаре, или аплодисменты слушателей, если речь идет о труде пианиста-исполнителя).

Материальное производство входит в систему жизнеобеспе­чения общества, и логика его подчас сурова — есть необходи­мость и в тяжелых так называемых "физических" работах (на самом деле любое исполнение обслуживается познанием, и чис­то "физической" работы быть не может), и работах в условиях тягостного однообразия. В этом случае перед психологом могут стоять двоякого рода задачи. Важное значение имеет тщательное изучение действий, операций, функций работающего человека, чтобы, в частности, на этой основе можно было выделить те, которые целесообразно в будущем передать машине, технике. Вопрос о распределении и перераспределении функций между человеком и техническими средствами его труда далеко не прост, и мы к нему не раз вернемся. В первую очередь передают технике функции человека, требующие больших затрат физиче­ской силы, энергии, однообразно и часто повторяющиеся, вы­полняемые в неблагоприятной среде. Наряду с изучением опе­рационального состава трудовой деятельности важная задача психолога состоит в том, чтобы помогать работникам, в особен­ности начинающим, насыщать труд полезным внутренним смыслом: промежуточными привлекательными целями, умст­венными операциями по анализу способов своей работы, поло­жительными эмоциональными переживаниями в связи с пер­спективным и системным осмыслением тех или иных сторон работы, трудового жизненного пути.

И еще: в психологии доказано и приобрело силу аксиомы утверждение о том, что психика проявляется и формируется в деятельности. Развитие личности и, в частности, способностей человека происходит не в любой активности, но в деятельности, нормально напряженной за счет инициативы, мотивов (простая внешняя стимуляция такого эффекта не дает, ибо в таком случае труд "из-под палки" был бы благоприятным для развития лич­ности, а это не подтверждается историей). Под нормально на­пряженной деятельностью мы понимаем здесь такую, которая осуществляется глубоко заинтересованным, "любящим дело" человеком (напряженность здесь — следствие не стечения внешних обстоятельств или чьего-либо "нажима", но оптималь­ного сочетания мотивов разного уровня — от переживания при­ятности самого процесса, например труда, до понимания его значения для человечества). "Легкий труд", граничащий с без­дельем, был бы условием, крайне неблагоприятным для решения задач разностороннего, гармоничного развития человека. Идеал "легкого труда" не согласуется с идеалом человека будущего. Одна из задач психологии состоит в том, чтобы исследовать и помогать человеку строить оптимальную мотивацию и содержа­тельную насыщенность своего труда (подчеркиваем: речь идет не об утонченном искусстве "погонять других", а о путях и средст­вах регуляции мотивов, которыми психолог помог бы воору­житься человеку как субъекту труда, т. е. системе саморегули­рующейся, "самочинной").

2. Наивный антиэнтропизм. Человеку свойственно упорядочи­вать, перестраивать окружающую среду по своему разумению, замыслу, "образу и подобию". Более того, поскольку психика возникла в ходе эволюции живых существ как регулятор взаимо­действия организма и сложной изменчивой среды, как регулятор поведения в такой среде, то совершенно не случайно, что акты успешного регулирования и управления, принятия и реализации хороших решений разных уровней сопровождаются положитель­ными эмоциональными переживаниями. Даже если общаясь с двухлетним ребенком, вы будете в ответ на какие-либо его дви­жения или звуки совершать всякий раз определенные действия (скажем, выглядывать из-за шторки или прятаться, вставать, са­диться или просто явно "вздрагивать"), то дитя непременно бу­дет много раз повторять свои "управляющие команды" и обна­руживать признаки несказанного удовольствия от их успеха. Фигурально выражаясь, нервная система не только может (для того она природой и создана), но и "любит" управлять, преодо­левать неопределенность.

В отношении мира вещей идея господства, власти человека над природой с давних времен культивировалась людьми как в высшей степени ценная, стимулирующая естествоиспытателей, работников науки и техники. Лишь в самое последнее время это "господство" стало давать опасные видимые многим следствия экологического порядка, и стали говорить о том, что лучше бы "сотрудничать" с природой, чем господствовать над ней, ибо ее, оказывается, можно и погубить. В результате возникло, как всем известно, мощное общественное движение, направленное на охрану природной среды и связанное с терминами "экология", "экологичность".

Что касается управления людьми, то "удовольствию власти" давно уже ставятся разного рода идеологические, научные, мо­ральные и юридические пределы, и высшей ценностью людей труда была и остается борьба за свободу, свободный труд. Мы не будем здесь касаться социально-экономической и политической стороны дела, относительно которой, полагаем, читатель имеет свою точку зрения. Однако заслуживает внимания чисто психо­логическое обстоятельство, состоящее в том, что в условиях сти­хийного развития личности как подрастающего, так и взрослого человека могут очень легко сложиться, закрепиться нежелатель­ные черты характера, связанные с отношением к людям, к сто­роннему человеку и проявляющиеся в недостаточно осознанном ("натуральном") властолюбии. Оно обнаруживается вовсе не обязательно в стремлении к роли официального или как-то при­знанного руководителя, организатора, а просто в "наивно-честной" позиции по отношению к любым сторонним людям: в попытках бесконечно упорядочивать, регламентировать поведе­ние, например, детей или взрослых, вводить не оправданные целью "порядки", "запреты" и "разрешения", культивировать и ценить стихию послушания и единообразия людей, навязывать им цели, предписывать правила, принципы поведения и хотя бы "ворчать" при их нарушении и т.п.

Оборотной стороной такого типа активности является душеведческая слепота (о ней подробнее будет сказано чуть ниже) — неспособность взглянуть на мир с какой-либо иной позиции, кроме своей, которая интуитивно понимается как единственно возможная и верная, "истинная". С этим не случайно связаны недоверие к разуму и самостоятельности других людей, недо­оценка самой идеи о том, что другие люди нуждаются в опреде­ленной "зоне самостоятельности" и что без этого им просто трудно жить. Применительно к области собственно труда это проявляется в неуемной жажде составлять предписания, полно­стью регламентирующие не только действия, но и отдельные движения работающих, например, в материальном производстве. Великий сатирик XIX в. М.Е. Салтыков-Щедрин едко высмеял "непреоборимую наклонность к законодательству" в образе од­ного из своих отрицательных персонажей, составлявшего по всякому поводу предписания — "о добропорядочном пирогов печении" и др. Социальной нормой, ставящей пределы тенден­ции описанного рода, должно быть формальное признание не­которой "зоны неопределенности" в труде, оставляемой на "произволение" "смышленого" (М.В. Ломоносов) человека, за­нятого тем или иным делом. Без этого не только закономерно губится актуальная (в данный момент) инициатива, активность занятого трудом человека, но и создаются неблагоприятные предпосылки развития подрастающих поколений, ведущие к возникновению либо пассивности, либо ложнонаправленной активности. Одна из задач психологии в связи со всем сказан­ным — находить и помогать строить условия, способствующие социально ценной инициативе, самоопределению и самостоя­тельности человека в труде.

3. Душеведческая "слепота". Чтобы думать о психике сторон­него человека, принимать ее в расчет (не говоря уже о том, что­бы "сопечалиться человеку и совеселиться ему" — А.Н. Радищев), надо ее, как минимум, мысленно выделять, а также "удерживать в голове" представление о ней. Это отнюдь не просто и это не простая функция от чтения научных психо­логических текстов. Даже образ вещественного наглядного предмета, отсутствующего перед глазами, представить себе не всегда легко, если он нам более или менее безразличен (попробуйте, не глядя на ваши часы, изобразить форму и детали циферблата, форму каждой цифры, цвет его элементов — не все получится точно, правдиво, а кое-что и не вспомнится совсем). Еще труднее построить в голове — в своем сознании — образ ранее не виденного предмета, который только еще предстоит сделать (как будет выглядеть комната, если переставить или за­менить в ней мебель, как будет выглядеть и будет ли удобна не сшитая еще пока рукавица и пр.). И уже совсем нелегко деталь­но, ясно и правдиво представить такую реальность, как психика, внутренний мир другого человека.

Психика (и, в частности, об­ласть психических регуляторов труда) имеет, по крайней мере, три особенности, делающие ее не слишком удобным и легким предметом рассмотрения. Они состоят в следующем (читатель, имеющий общепсихологическую подготовку, может перейти да­лее сразу к п. 4):

• Психика — объект непосредственно не наблюдаемый. О ней можно узнать, наблюдая, сопоставляя ее проявления у человека в определенных обстоятельствах. Это могут быть факты поведения, реагирования на нечто, находящееся вне сознания, или некоторые внутренние "опознавательные" сигналы-переживания. Поясним последнее примером. Видя успех своего товарища, человек почувствовал досаду, скованность мышц своего лица и не смог порадоваться вместе со всеми этому успеху. Это, прежде всего, удивило его самого: "Ого! Вот я, оказывается, какой. Завистник, что ли?" О своих собственных душевных качествах мы уз­наем, отмечая свои состояния, движения в связи с теми или иными событиями, своими неудачами или успехами, а также принимая во внимание мнения, суждения окружающих (или их молчаливые реакции в ответ на наше по­ведение).

Правда, ненаблюдаемость объекта свойственна не только психологии. Электрический ток изучается физикой и широко используется в технике. А узнают о нем по показаниям прибо­ров или другим косвенным показателям. Такая существенная экономическая реальность, как производительность труда, тоже сама по себе незрима. О ней можно судить по некоторым коли­чественным показателям, извлекаемым из хозяйственной доку­ментации.

Подобным же образом психика, будучи незримой областью субъективных, т.е. свойственных субъекту, субъектных явлений, есть некоторая реальность и характеризуется вполне объектив­ными (в смысле не зависящими от предвзятости и произвола исследователя) закономерностями. Полезно учесть, что психиче­ские регуляторы поведения человека есть не что-то принципи­ально "хлипкое", ненадежное. Ради представлений об истине, о долге люди шли на костры, на амбразуры, воздушные тараны, на коренную перестройку жизненных путей. Весь вопрос в том, как распознать, откорректировать или построить должные регу­ляторы, например, трудовой активности у себя и у других.

• Психика — объект процессуальный, функциональный, т.е. течение, движение ("фильм", а "не стоп-кадр"). В этом смысле она сходна с другими отправлениями орга­низма и со многими физическими, техническими явле­ниями, процессами. Так, например, нельзя, конечно, по­трогать мощность, работу или экономичность двигателя внутреннего сгорания, взаимодействие потребления топ­лива и мощности, хотя все это несомненные реальности. Можно изучать устройство нервной системы, а можно "рассматривать" (точнее, мысленно иметь в виду, "держать в уме") другой объект — особенности работы мозга, находя в ней определенные свойства, особенности, закономерности; выделять факты и зависимости этой рабо­ты от окружающих условий, внутренних условий, предше­ствующих состояний и т.д.

Здесь мы должны воздержаться еще и от соблазна отождест­вить мозг с субъектом и приписывать свойства субъекта мозгу, а тем более объяснять активность субъекта только "механикой" или "химией" мозга. Стереотипы мысли, усвоенные при изуче­нии, например, физиологии, неправомерно переносить на об­ласть психологии. Мозг обеспечивает, но не предопределяет ак­тивность субъекта. Наука о человеке должна не только "разламывать свою игрушку", чтобы понять, как она работает. Психику нельзя понять, бесконечно детализируя представления о нервных механизмах, обеспечивающих ее; важно соотносить психику и с объемлющими системами. И требование такого хода мысли надо считатьметодологической нормой для психологии с ее безумно сложным и своеобразным предметом рассмотрения. Например, профессионал — "спец" вступает в конфликт с ад­министратором не потому, что дает "сбой" его мозг, а потому, что работник следует ценностям своей профессиональной общ­ности, а администратор — своей.

В любом случае ясно, что "держать в уме" представление о процессуальном, функциональном объекте, да еще и невоспри­нимаемом, "незримом", отнюдь не легко. Даже внешний облик человека не всегда легко удерживать мысленно, а тем более опе­рировать этим образом (скажем, представлять, как человек улы­бается, поворачивает голову, движется). Что же касается так на­зываемого "внутреннего облика" (душевных качеств), то возни­кает вопрос, из чего строить представление о них, если они невоспринимаемы? И здесь нас ждет распространенная познава­тельная "ловушка", тенденция пользоваться "своим аршином" — приписывать стороннему человеку те психические явления, состояния, качества, которые свойственны нам самим, или каче­ства, свойственные уже известным нам "таким же, как этот", людям (по схеме: "Знаем мы вас!"). Геометрические и иные графические или табличные отображения психики широко используются в научной литературе; но тут тоже надо хорошо по­нимать их условность, возможности и ограничения. Вопрос о "строительном материале", из которого можно и нужно созда­вать представление о психике стороннего человека, очень сло­жен. Здесь мы ограничимся упоминанием его.

• Психика — объект в высшей степени не стандартный, имеющий огромное количество неповторимо своеобраз­ных вариантов, признаков, различных проявлений у раз­ных людей (в зависимости от возраста, пола, типа нерв­ной системы, условий среды и воспитания, накопленного опыта, конкретной жизненной ситуации и множества других возможных факторов, не поддающихся полному учету и счету). При этом индивидуальные различия тем значительнее, чем более сложные психические проявле­ния мы наблюдаем и чем выше, в частности, уровень профессионального мастерства человека. Так, если на уровне простейших реакций на сигналы, эмоциональных переживаний соответствующие показатели имеют все же более или менее четкие пределы варьирования, то на уровне характера, направленности личности, высших чувств и опыта личности закономерно возникает не "стандарт" (чего бы хотелось исследователю, стоящему на по­зициях естественно-научного мышления), а множество непо­вторимых индивидуальностей (композитор П. И. Чайковский — один на весь мир, математик Н.И. Лобачевский — один, полководец М.И. Кутузов — один, механик-самоучка И.П. Кулибин — один, биолог-селекционер И.В. Мичурин — один и так без конца). Приходится принять не как по­меху, а как норму, положение о том, что человек принци­пиально не стандартен. Более того, тенденция стандарти­зации (уместная и рациональная по отношению к техни­ческим объектам) по отношению к "человеческому фак­тору" труда оборачивается тенденцией обезличивания, бюрократизации, неуважения к личности, бестактности, подавления личности. Идея множества одинаковых людей противоестественна, поскольку противоречит идее коопе­рации, взаимодополнения людей в ходе социальных взаи­модействий и делает непонятным факт существования са­мого общества.

Человеку, умонастроение которого сложилось в преобла­дающем опыте взаимодействия с "холодными" объектами, природными неживыми, техническими, математическими, абст­рактно-теоретическими, важно помнить, где стандарт — благо, а где — несообразность и даже зло. Обсуждаемое обстоятельство порождает перед специалистом в области "человеческого факто­ра" производства ряд непростых проблем, поскольку важнейшая профессиональная цель такого специалиста — обеспечить опти­мальное соответствие техники и человека, т. е. систем стандар­тизуемых и нестандартизуемых.

Предрассудок душеведческой "слепоты" обнаруживается са­мым различным образом в "честном" (непредумышленном) иг­норировании замыслов, интересов, потребностей других людей, в отсутствии сочувствия к ним, непонимании того, что для них сейчас крайне важно, в неспособности взглянуть на ситуацию их глазами, в неприятии чьих-либо мнений, кроме своего, в раз­дражении или злобном отношении к тому, что люди имеют свои цели и интересы и в связи с этим "не слушаются", и пр. И на­оборот, если человек имеет в сознании четкую и истинную мыс­ленную модель психики тех, с кем взаимодействует, это позво­ляет ему строить данное взаимодействие наилучшим образом.

Заметим, что интерес человека к вопросам психологической теории или к некоторым частным общепсихологическим про­блемам, сопровождаемый соответствующей эрудицией, или ин­терес к психологии, подкрепленный особым вниманием челове­ка к его собственному внутреннему миру, не гарантирует ни его интереса к "живой" личности, ни желания понять и принять ее своеобразие. Нужно специально культивировать в себе особое отношение именно к личности (а не просто к "сенсомоторике", "оперативной памяти" и т.п.) стороннего человека.

Задачи психологии труда не сводятся, конечно, только к личностному уровню анализа психики. В исторической тради­ции этой отрасли знания скорее преобладал отнюдь не личност­ный, а дробно-функциональный подход к трудящемуся. Но важно помнить, что трудится не "восприятие", не "память", не "мышление" или "психомоторика", а человек, которому свойственны подобного рода явления, процессы. Задача психологии в связи со сказанным — разрабатывать научно-психологическую картину труда во всех его проявлениях и обусловленностях, т.е. картину системную, а это обязательно предполагает некоторое "душелюбие", ибо, как справедливо говорят, то, что "открыто сердцу", не составит тайны для ума.

4. Презумпция превосходства "ученого" над "практиком". Ча­стное выражение ее — априорная идея превосходства п