Незавершенный выбор и «разорванное сознание»

Если эмоциональный фактор и манипулирование массовыми эмоциями занимают видное место в политической жизни стран с относительно стабильной социально-экономической системой, со сложившимися социальными интересами и полити

ческими ориентациями, то как может действовать фактор прагматического интереса в обществах, где отсутствуют все эти условия? Яркий пример - постсоветское российское общество, в котором старые интересы и ориентации в значительной мере разрушены, а новые только складываются, где еще не определились доминирующие социальные ценности и где часто очень трудно уловить разницу между соперничающими друг с другом программами и партиями. И главное - где существует зияющий когнитивный вакуум, неопределенность в понимании возможностей и путей экономического, социального и политического развития страны.

На приведенной выше двухмерной схеме российских политических ориентации отмечена обширная «центральная зона». Ее «население» значительно отличается в политико-психологическом отношении от тех вовлеченных в общественно-политическую жизнь людей, которые, как мы видели из данных эмпирических исследований, уже выработали более или менее определенные политические ориентации, совершили свой политический выбор. Отличаются прежде всего неспособностью сделать такой выбор, связать свои интересы с какой-либо политической программой, крайней противоречивостью оценок и суждений.

....Одна из респонденток исследования Е.З. Басиной - 49-летняя инженер проектного отраслевого института - может показаться убежденной сторонницей рыночных реформ и демократии. На выборах 1993 г. голосовала за «Выбор России», считает, что лучше всего жилось «при Гайдаре», а его уход из правительства рассматривает как негативное событие. Довольна товарным изобилием, которое считает результатом гайдаровских реформ, предпочитает «изобилие с дороговизной» дешевизне с дефицитом, «ибо любой может заработать деньги». Утверждает, что «Гайдар не довел реформу до конца». «Все надо было делать разом, одним ударом. Не отрубать собаке хвост по частям». Причиной развала экономики считает «70 лет партийной власти». В принципе респондентка положительно относится к демократической перспективе. Ей «хотелось бы верить», что Россия будет демократической страной, она считает, что «демократические свободы имеют очень большое значение».

Этому образу реформистки-«гайдаровки» и демократки резко противоречит ряд других высказываний респондентки. Хотя она относится к реформе положительно, но методы ее проведения ей кажутся неправильными. Эту весьма стереотипную в российском обществе 90-х годов формулу она раскрывает на примере своей отрасли. Хотя она работает в проектном институте, который, по ее собственному признанию, мог бы функционировать на коммерческой основе, его, по ее мнению, следует финансировать из бюджета, а вся отрасль (близкая к оборонным производствам) должна контролироваться государством. Вообще «жесткий правительственный контроль», по всей видимости, и есть тот главный корректив, который респондентка хотела бы внести в методы проведения реформ. Остается непонятным, как это сочетается у нее с высокой оценкой деятельности Гайдара, направленной как раз

против такого контроля в экономике, с осуждением недостаточного радикализма реформ.

Менее противоречивы, хотя и далеки от логичности взгляды респондентки по проблемам политического строя. Хотя ей импонируют демократические свободы, она решительно предпочитает «твердую руку», не верит в возможность установления полноценной демократии в России.

В чем же причина столь противоречивых позиций этой женщиныинженера? Очевидно, на ее взгляды влияет, с одной стороны, рациональное осмысление негативного опыта реального социализма, те реформаторские и демократические ценности, которые она усвоила вместе с широкими слоями интеллигенции в период перестройки, те «бытовые» положительные результаты реформ, которые она ощущает в качестве потребителя. С другой стороны, как явствует из ее высказываний, она очень устойчиво идентифицирует себя со своей профессиональной ролью и группой - «инженерной прослойкой», и происшедшее в результате реформ снижение социального статуса профессии вызывает у нее резко отрицательную реакцию («с разрушением ВПК страдает прогресс»). Материальное положение ее семьи удовлетворительно (хорошо зарабатывает муж), но свою зарплату она считает низкой, главным образом по мотивам уязвленного профессионального самолюбия. На позиции респондентки, несомненно, влияет и унаследованный от реального социализма авторитарно-государственнический (патерналистский) синдром, страх лишиться «государственного контроля». Воздействие этих противоречащих друг другу факторов порождает у нее неспособность определить свои политические интересы; осмысливая их в социэтальном плане, в связи с общим направлением развития страны и его влиянием на свои жизненные возможности (в сфере потребления, демократических свобод) она - реформатор и отчасти демократка, связывая же их с личной профессиональной судьбой,- консерватор и «государственница». Преодолеть эту двойственность, построить целостную концепцию интересов своей профессиональной группы в контексте происходящих общественных перемен, респондентка не в состоянии. Особенно ярко эта разорванность сознания выступает в ее взаимоисключающих ответах на сходные вопросы: в одном случае она говорит, что самая лучшая экономическая ситуация была в доперестроечные годы, а через несколько минут - что лучше всего жилось при Гайдаре! Помимо всего прочего в ее суждениях сказывается и описанная выше персонификация политики. Ельцин и Гайдар для нее «позитивные фигуры» независимо от проводимой ими политики. В постсоветской России персонификация носит гипертрофированный характер: при отсутствии ясных политических программ и последовательно осуществляющих их партий приходится ориентироваться на отдельных деятелей.

Подытоживая в конце беседы свой политический идеал, респондентка говорит: «а вообще хочется, чтобы все было честно, и я верю, что это возможно». Нравственный критерий оценки политиков и выбора политической ориентации нормален и естествен в любом

обществе и вряд ли нуждается в каком-либо особом обосновании и комментарии. Однако бывают такие ситуации, когда доминирование этого критерия отражает неспособность «политического человека» осознать содержание различных тенденций политической жизни, выбрать соответствующую своим потребностям и интересам взаимосвязанную систему целей и средств политики. В этих случаях «честность, нравственность» служат ему якорем спасения в море хаоса, единственным ориентиром, способным хоть как-то упорядочить его отношение к происходящему в политическом мире. Именно в такой психологической ситуации находятся многие граждане постсоветской России.

В итоге можно констатировать, что выбор людьми своих политических ориентации представляет собой многофакторный процесс, в котором роль и взаимоотношение различных факторов непостоянны, зависят от конкретной ситуации. Наиболее «сильными», чаще всего доминирующими факторами являются, с одной стороны, потребности и интересы людей, коренящиеся в их социально-экономическом положении, с другой - ценности (идеи, верования), вписанные в культуру общества и отдельных его групп, усваиваемые людьми в процессе социализации, освоения социального опыта и под влиянием различных идеологий. Большее или меньшее воздействие на выбор оказывают личностные мотивационно-волевые и когнитивные структуры, групповые и ролевые идентификации.

В конечном счете определенность, устойчивость, последовательность политического выбора, его адекватность ситуации зависят от уровня сознательного самоопределения человеком своих интересов и ценностей. Чем ниже этот уровень контроля выбора сознанием, мышлением человека, тем более он случаен, неустойчив, непоследователен, диктуется преходящими эмоциями и иррациональными реакциями. А во многих случаях без такого контроля он оказывается просто невозможным. Сознательность же выбора, в свою очередь, зависит от ясности видения человеком общественно-политической ситуации и своего места в ней, она зависит, следовательно, как от качеств ситуации - ее большей или меньшей сложности, структурированности, характеризующих ее политических интересов, так и от субъективных свойств «политического человека». Чем больше возможностей предоставляет общество своим членам для сознательного участия в политике, для понимания ее связи с их нуждами и интересами, тем легче сделать им сознательный политический выбор.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Все, о чем говорилось в этой книге, возможно, позволит читателю лучше понять роль и место психологических явлений и процессов в жизни и развитии общества, в судьбах и «качестве жизни» образующих его людей. Такое понимание предполагает прежде всего отказ от укоренившегося в науке и общественном сознании жесткого противопоставления объективного и субъективного, социально-исторических обстоятельств, с одной стороны, человеческих мыслей, воли и поступков - с другой. Присущее такому противопоставлению стремление отделить все, что происходит с нами, от того, что мы сами делаем в обществе - «первичное» от «вторичного», «определяющее» от «определяемого», - чаще всего ведет к своего рода преклонению перед «первичным», предопределенным, сводится ли оно к историческим обстоятельствам и ситуациям, к несовершенной человеческой природе или к национальным культурно-психологическим привычкам и традициям. Или же оно ведет к отчаянному бунту против «первичного» (объективных обстоятельств), попыткам сломать его и заменить чем-то принципиально иным, не существующим в природе.

Социально-политическая психология (как и человеческая психология вообще), несомненно, вторична по отношению к биологической конституции человека, законам функционирования его высшей нервной деятельности, уровню экономического, социального, политического развития общества, его исторически сложившейся культуре, в определенном смысле производна от всех этих факторов. Но ни один из них не детерминирует психологию людей однозначно и однолинейно, в совокупности они определяют лишь границы того пространства, на котором могут развертываться совершенно различные, в том числе и противоположные психологические тенденции, линии личного и общественно-политического поведения. В зависимости от соотношения этих тенденций тот или иной характер приобретают и изменения в объективной (в том числе социально-психологической) действительности, субъективное («вторичное») переходит в объективное («первичное»), в той или иной мере определяет его, становится его органическим компонентом. И если справедлив вывод многих представителей научной мысли наших дней об альтернативности современной и будущей истории, то одну из ее важнейших основ следует видеть в альтернативности человеческой психологии. Вопрос же о том, что «главнее»: психология или объективная общественная действительность, представляется в свете сказанного надуманным и искусственным.

Конкретные общественные науки редко ограничиваются описанием и объяснением изучаемых ими явлений, чаще всего они так или иначе

пытаются выйти на уровень практики, сформулировать рекомендации по решению проблем, относящихся к сфере их компетенции. Социально-политическая психология находится в этом отношении в специфической и довольно деликатной ситуации. Ее объект - не какая-то конкретная сфера деятельности, а сам человек как общественное и политическое существо, его мировоззрение, убеждения и поведение в обществе. Поэтому, переходя на уровень практических рекомендаций, она рискует пойти по пути навязывания людям определенных установок и ценностей, что несовместимо с принципами демократического общества: со свободой мнений и независимостью науки от политики и идеологии. Прикладная коммерческая политическая психология в сущности отходит от этих принципов, когда она выдает политикам рекомендации, фактически сводящиеся к манипулированию массовым сознанием. Проблема практического приложения социально-политической психологии состоит также в том, что, в отличие от ряда других наук, ей присуща тенденция не только объяснять людям, что им делать в конкретных ситуациях, но какими им быть. Тем самым она незаметно для себя может восходить из сферы анализа реально существующего, в сферу должного, в эмпиреи моральных императивов, которые, собственно, являются делом не конкретных наук, но философии, оперирующей принципиально иными, ценностно-нормативными способами мышления.

Выход из этой противоречивой ситуации видится в том, что социально-политическая психология могла бы поставить перед собой задачу ответить на вполне «практический», жизненный вопрос, не затрагивающий свободу выбора людьми их общественно-политических позиций, но весьма важный для обоснованности, «качества» этого выбора. Это вопрос оптимизации психологических, интеллектуальных, поведенческих механизмов и процессов, регулирующих общественную и политическую жизнь, приведения их в максимально возможное соответствие с благом личности и общества, с задачей гармонизации их интересов. Социально-политическая психология не должна, например, учить людей, лучше ли для них исповедовать либеральные, консервативные или коммунистические взгляды, но она может помочь им выработать наиболее рациональные и лучше всего «работающие» на их благо способы определения своих позиций в конкретных общественно-политических ситуациях.

Все это не означает, что социально-политическая психология, сохраняя объективность и идейно-политическую неангажированность, может быть морально индифферентной. Как и любая конкретная общественная наука, она отличается по задачам и методам анализа от философии, но не может не обладать своим морально-философским содержанием. Специфическим для нее моральным императивом является как следует из всего содержания данной книги - хорошо известный, даже банальный принцип ответственности человека за свое общественно-политическое поведение и за положение дел в обществе, к которому он принадлежит. К этому императиву социально-политическая

психология приходит (возможно, опять же в отличие от философии), основываясь не на общих ценностных принципах, а на эмпирическом анализе социально-психологической действительности. Ибо такой анализ показывает, что чем меньше люди чувствуют личную ответственность за происходящее в обществе, тем легче они становятся объектом и жертвой не зависящих и отчужденных от них сил и процессов.

Ответственность - это не только моральная категория. Она есть необходимое условие оптимального состояния социально-политических знаний и мотивов человека. Знания тем полнее отвечают своей функции — ориентации людей в общественной действительности, чем больше люди прилагают усилий к рациональному, сознательному осмыслению этой действительности, чем меньше они доверяют своим эмоциям и навязываемым им идеологическим и пропагандистским стереотипам. Такие усилия как раз и требуют ответственности за самого себя, за собственные представления и позиции, стремления к истинному, достоверному знанию. Задача социально-политической психологии - выработать способы интенсификации этой потребности. Особенно актуальна она в условиях переломной, кризисной ситуации, которая обостряет дефицит знания о том, что происходит в обществе. Реализовать же эти способы призваны прежде всего социальные и политические институты — система образования и просвещения, пресса, партии, органы власти.

Можно утверждать, что неосознанность этой задачи политической и интеллектуальной элитой России - одна из основных причин острейшего политического и духовного кризиса современного российского общества. Хорошо образованные политики и специалисты, серьезная пресса обсуждают жизненные проблемы страны на языке, непонятном подавляющему большинству, политики малообразованные толкуют эти проблемы посредством демагогических лозунгов, примитивной ругани и разоблачений или популистских обещаний в одночасье исправить положение. Большая часть прессы, теле- и радиопрограмм проявляют поразительные нежелание и неспособность объяснять людям происходящее в обществе, нести в массы экономические, политические, правовые знания, необходимые им в условиях перехода к рыночной экономике, становления новых политических отношений. Подавляющее большинство партий и политических течений, интеллектуалов, пишущих и говорящих на экономические и политические темы, весьма мало озабочены разработкой комплексных конструктивных концепций преодоления кризиса, в лучшем случае пытаются сформулировать программы по отдельным проблемам, вырванным из общего контекста социально-экономической, социально-психологической, политической ситуации в стране. Госаппарат на всех своих уровнях тщательно прячет от народа механизм и мотивы своих действий, которые остаются почти столь же «закрытыми», недоступными для понимания, как и в тоталитарные времена.

Мне могут возразить, что эта социальная и профессиональная безответственность российской элиты в порядке вещей: интересы борьбы за власть, собственность и влияние в условиях ломки старых и генезиса

новых общественных структур - фактор психологически куда более сильный, чем требования морали, что моральное социальное сознание вообще не могло сформироваться у поколений, знакомых лишь с опытом разлагающейся бюрократически-«социалистической» системы. Я далек от мысли, что психологию чиновников, политиков, журналистов можно перестроить путем нравоучений. Дело здесь в другом: анализ происходящих в обществе психологических процессов доказывает, что уход элиты от честного, трезвого диалога с народом «работает» против ее собственных интересов. Он порождает хаотичность, непредсказуемость, иррационализм массового общественно-политического поведения, отчуждение масс от государства и других политических институтов, от политической элиты в целом, лишает ее стабильной общественной поддержки и тем самым сколько-нибудь надежных перспектив. Такая ситуация выгодна только «экстремам» - политическим авантюристам, заинтересованным в превращении массы в озлобленную и обезумевшую толпу, готовую к штурму очередных Зимних дворцов и Белых домов.

Вопрос о том, у кого какие интересы, напрямую связан со второй важнейшей областью психологического анализа общественно-политической жизни - с проблемой регулирующих ее потребностей и мотивов. Результаты этого анализа показывают, насколько сложен, противоречив, альтернативен процесс определения людьми своих потребностей и, следовательно, интересов. Ясны и самоочевидны лишь потребности первичные, элементарные - «лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным». В сфере же потребностей более сложных, вторичных, «инструментальных» человеческая психика блуждает в поле неопределенности. Особенно труден путь к определению потребностей социальных и политических, соответствующих им интересов и целей. Опыт психологии - как общей, так и социальной и политической показывает: человеческие побуждения лишь в ограниченной мере контролируются сознанием, в основе их лежат бессознательные, аффективно заряженные стимулы. В общественной жизни и политике они чаще всего рационализируются, концептуализируются, даже воплощаются в масштабные планы преобразований и политическую стратегию, но от этого не обязательно становятся более разумными или конструктивными.

Люди никогда не смогут превратиться в «мыслящие машины», работающие по безукоризненно рациональной программе. Но они - и политики, и рядовые граждане - вполне способны шаг за шагом расширять сферу сознательного контроля за своими побуждениями и эмоциями, мыслями и действиями. Такой контроль тоже связан с императивом личной и социальной ответственности, он предполагает всесторонний и взвешенный анализ проблем экономической, социальной и политической жизни, тщательный учет возможных последствий предпринимаемых действий (или бездействия). Одна из важнейших задач социальнополитической психологии как научной дисциплины - разработка способов и процедур такого контроля.

Область, в которой сознательный контроль за побуждениями наи

более труден и вместе с тем особенно необходим, - это разрешение конфликтов социально-групповых, национальных, национально-государственных, личных интересов. Социальная и политическая теория, да и весь исторический опыт убеждают нас в том, что такие конфликты присущи природе человека и общества. Но в то же время этот опыт подводит человеческий разум к осознанию истины, противостоящей конфликтному, «катастрофическому» видению социального мира: путь к надежному, устойчивому удовлетворению собственных интересов пролегает через понимание и учет интересов других, через поиск возможностей их состыковки, гармонизации с собственными. Личный и групповой эгоцентризм не рационален, ибо он в конечном счете «работает» против интересов эгоцентрического субъекта. Психологическая наука раскрывает заложенные в человеке возможности преодоления группового, национального, индивидуального эгоцентризма, его способность к идентификации с другими людьми в рамках всего человеческого сообщества, к эмпатии, сопереживанию потребностям других. Социальнополитическая психология должна выявить механизмы реализации этих возможностей в общественной жизни и политике. В нашей стране эта задача носит остро актуальный характер: в России социально-политический кризис не в последнюю очередь порождается неспособностью и нежеланием политической и экономической элит принимать во внимание потребности массовых слоев общества, предвидеть их психологические реакции на бурные изменения, происходящие в жизни.

Изложенные размышления навеяны не только современным российским опытом, наиболее близким читателям и автору этой книги. Проблематика социально-политической психологии не менее важна для всего мирового сообщества, ибо без ее анализа вряд ли возможно конструктивное решение глобальных проблем, от которого зависит будущее человеческой цивилизации. За примерами далеко ходить не надо. Когда два десятилетия тому назад достоянием мировой общественности стало знание об угрозе глобальной экологической катастрофы, влиятельные группы интеллектуалов предложили радикальные способы ее предотвращения: ломку основ современной цивилизации, предполагавшую, в частности, переход к нулевому экономическому росту, отказ от современного типа массового потребления. Очевидная сегодня неконструктивность этих рецептов объяснялась прежде всего тем, что радикалэкологи совершенно не учитывали особенности человеческой психологии, прежде всего ее мотивационной сферы. Вскоре стало очевидным, что разрешение экологических проблем требует иной, значительно более тонкой, многосторонней и взвешенной стратегии.

Другой пример - прогнозируемая некоторыми модными политологами якобы неминуемая жесткая конфронтация национальных и региональных интересов прежде всего между развитыми и развивающимися странами, которая ожидает нас в предстоящие десятилетия. Подобные алармистские прогнозы полезны, поскольку они предупреждают общественность и политиков о действительно обостряющейся проблеме, но отличающий их фатализм и детерминизм совершенно неадекватны реальной сложности, альтернативности тенденций, развивающихся в сов

ременном мире, в том числе тенденций социально-психологических, Задача добросовестных, социально-ответственных исследователей, избегая подобной односторонности, выявить возможные альтернативы «националистическому» конфронтационному сценарию, разработать основы соответствующей политической и экономической стратегии. Здесь весьма важную роль призвана сыграть социально-политическая психология, в особенности анализ тех далеко не однозначных, не сводящихся к одному лишь росту национализма и фундаментализма культурно-психологических и политико-психологических тенденций, которые развиваются в различных регионах мира.

Я не собирался в этом кратком заключении формулировать сколько-нибудь полные и систематизированные выводы из материала книги. Мне лишь хотелось, опираясь на этот материал, раскрыть перед читателем некоторые из возможных перспектив и сфер применения того направления научных исследований, которому посвящена книга.

Считаю своим долгом выразить искреннюю благодарность официальным рецензентам работы Ю.А. Леваде и Е.Б. Шестопал, а также рецензенту неофициальному - Е.З. Басиной, оказавшей автору неоценимую помощь в работе над рядом разделов книги, и Е.В. ГантманЕгоровой, консультировавшей его в области литературы по политической психологии.

СПИСОК РЕКОМЕНДУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Андреева Г.М. Социальная психология. М., 1980.

Гаджиев К.С. Политическая наука. М., 1994.

Гордон Л., Груздева Е., Комаровский В. Шахтеры-92: Социальное сознание рабочей элиты. М., 1993.

Грушин Б.А. Массовое сознание. М., 1987.

Дилигенский Г.Г. В поисках смысла и цели: Проблемы массового сознания современного капиталистического общества. М., 1986.

Егорова Е.В. Психологические методики исследования личности политических лидеров капиталистических стран. М., 1988.

Егорова-Гантман Е., Косолапова Ю., Минтусов Е. Восприятие власти // Власть 1994. № 1.

Есть мнение! Итоги социологического опроса / Под ред. Ю.А. Левады. М., 1990.

История и психология / Под ред. Б.Ф. Поршнева, Л.И. Анцыферовой. М., 1971.

Капустин Б.Г., Клямкин И.М. Либеральные ценности в сознании россиян // Политические исследования. 1994. № 1.

Кон И.С. Социология личности. М., 1967.

Косолапов Н.А. Социальная психология и международные отношения. М., 1983.

Крамник В.В. Социально-психологический механизм политической власти. Л., 1991.

Леонтьев А.Н. Потребности, мотивы, эмоции. М., 1991.

Магун B.C. Потребности и психология социальной деятельности личности. Л., 1983.

Новые социальные движения в России / Под ред. Л. Гордона, Э. Клопова. М., 1993.

Новинская М.И. Что такое популизм? // Рабочий класс и соврем, мир. 1990. № 2.

Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности / Под ред. В.А. Ядова. Л., 1979.

Советский простой человек. Опыт социального портрета на рубеже 90-х / Отв. ред. Ю.М. Левада. М., 1993.

Современная зарубежная социальная психология: Тексты. М., 1984.

Социальная психология за рубежом: Сборник. М., 1974.

Социальная психология. История, теория, эмпирические исследования / Под ред. Е.С. Кузьмина, В.Е. Семенова. Л., 1979.

Социальная психология классов. Проблемы классовой психологии в современном капиталистическом обществе. М., 1985.

Фрейд 3. О психоанализе. Я и Оно // Хрестоматия по социальной психологии. М., 1980.

Фрейд 3. Введение в психоанализ: Лекции. М., 1989.

Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1990.

Фромм Э. Душа человека. М., 1992.

Холодковский К.Г. Некоторые вопросы развития массового политического сознания // Мировая экономика и междунар. отношения. 1979. № 6.

Шестопал Е.Б. Личность и политика. М., 1988.

Шестопал Е.Б. Очерки политической психологии. М., 1990.

Юрьев А.И. Введение в политическую психологию. СПб., 1992.

Яницкий О.Н. Социальные движения: 100 интервью с лидерами. М., 1991.