Замалчивания и стратегия молчания

«Мы никогда не можем быть уверены в том,

что мнение, которое мы стараемся заглушить, ошибочно;

Даже если бы мы были уверены,

попытки заглушить его остаются злом!»

Джон Стюарт Милл

Я 20 лет проработала телерепортером и телеведущей в Великобритании, прежде чем узнала о какой-либо цензуре; поэтому, когда я и мои коллеги вступили в обсуждение проблемы СПИДа, мы думали, что изменим мир, сделав достоянием гласности информацию, исходящую от ученых, подвергающих сомнению вирусную теорию СПИДа.

Было ли доказано, что ВИЧ является причиной СПИДа? Что ВИЧ был выделен? Что ВИЧ существует? Ответ на эти вопросы – нет.

С начала 1980-х годов все увеличивающаяся группа ученых, работников здравоохранения, журналистов и активистов бросает вызов установившимся ортодоксальным взглядам на СПИД и оспаривает общепринятую догму: ВИЧ = СПИД = смерть.

Я узнала о множестве форм цензуры в отношении тех, кто противится вирусной теории СПИДа по всему миру. Своим опытом поделились мои коллеги Энтони Бринк, Роберто Джиральдо, Селия Фарбер и Невилл Ходжкинсон. Я знаю, что у наших российских друзей тоже есть что рассказать.

Сегодня я расскажу о наиболее зловещих примерах цензуры, с которыми столкнулись я и мои коллеги.

С 1986 года в течение 15 лет я участвовала в создании 10 документальных телефильмов. Все они, кроме одного, вышли в эфир, два получили награды. Эти документальные фильмы оспаривали ВИЧ как причину СПИДа и указывали на тот факт, что ВИЧ определяется только через ряд протеинов, о которых говорят, что они специфичны для так называемого «вируса, вызывающего СПИД». Ученые, у которых мы брали интервью, говорили, что эти протеины эндемичны, могут быть обнаружены у каждого из нас, и их уровень возрастает, когда организм подвергается серьезному давлению или иммуносупрессии. Любые попытки распространения этих взглядов были встречены яростью, цензурой и подавлением со стороны научных ортодоксов, связанных обязательствами по отношению к своим казначеям.

СПИД – это бизнес стоимостью во много миллиардов фунтов стерлингов, и атмосфера коммерческого прессинга успешно заглушает голоса несогласных ученых. Однако наука должна рассматривать альтернативные мнения, бросающие вызов превалирующим теориям. В частности, следующие факты. Ни один из ортодоксальных прогнозов в отношении СПИДа не оправдался. Не произошло ни эпидемии, ни гетеросексуального распространения СПИДа; напротив, СПИД остается прочно связанным с группами высокого риска – лицами, применяющими внутривенные наркотики, меньшинством сообщества гомосексуалистов, ведущим разгульный образ жизни, а также определенными клиническими группами риска, в частности, гемофиликами и больными, получающими гемотрансфузии. Эти факты заглушались в течение последних 25 лет, за это время превалирующая в научном истеблишменте олигархия вирусологов сформировала неофициальный консенсус, приняв стратегию молчания (позже я приведу конкретные примеры). Это стоило человечеству бессчетного количества жизней.

Начало дебатов о СПИДе

Когда история о СПИДе драматически выплеснулась на страницы мировой прессы, я не думала, что займусь этой проблемой. Ею занялись многие компетентные журналисты, работающие в области медицины и науки, и казалось, что для нашей «закулисной» исследовательской работы здесь нет места.

Джед Адамс, один из наших исследователей, и наш покойный коллега Майкл Верне-Эллиотт изменили нашу точку зрения, и, когда мы практически включились в изучение проблемы, это вылилось в десятилетия напряженных исследований и в создание серии документальных телефильмов. Так или иначе, СПИД оказался другим. Наша маленькая команда исследователей была изумлена этим. Во всех вопросах, которыми мы занимались прежде, был конкретный фокус и конкретный результат. Я думала, что со СПИДом будет то же самое – обнаружив изъян в научных воззрениях, считающих СПИД инфекционным заболеванием, вызываемым одним вирусом, мы, по крайней мере, откроем дискуссию и сможем изменить общественное мнение. Ничего подобного.

Вступив в дебаты по СПИДу с определенной журналистской наивностью и энтузиазмом, я постепенно начала понимать, что стена оппозиции незыблема. Мы столкнулись с догматичным научным истеблишментом, запугиванием, заставляющим тупые правительства выделять миллиарды долларов на дальнейшие исследования фиктивной и недоказанной гипотезы. Это, вместе с продвигаемой политизированным лобби псевдорелигиозной верой во всепроникающий инфекционный вирус, оказалось огромной силой.

Но вместо того, чтобы сдаться, мы продолжали виться, как комары, вокруг наших оппонентов. Мы использовали страницы национальных газет для публикации писем; мы обрушивали шквал предложений на телевизионные редакции новостей и обзоров текущих событий; мы обращались к дружественно настроенным членам парламента, которые подавали парламентские запросы; мы организовывали демонстрации около больниц, в которых проводились испытания так называемого лекарства от СПИДа – азидотимидина (АЗТ). Мы даже организовали акцию протеста около Медицинского Исследовательского Совета, требуя доступа к предварительным данным о токсичности АЗТ, полученным в ходе испытания.

Ничего не изменилось. К началу 1990-х годов, спустя 8 лет после присоединения к обсуждению проблемы СПИДа, мой начальный энтузиазм и фанатизм превратились в уличный цинизм, и в какой-то момент появилось чувство отчаяния. «Займись другими проблемами», – говорили мне друзья. Я пыталась, но каждый день по телефону поступала новая и новая закрытая информация о СПИДе. Затем началась лавина просьб предоставить документы. Каждую неделю мы получали письма и звонки из-за рубежа – от врачей (некоторые из них были ВИЧ-положительными), студентов-медиков, теле- и радиожурналистов, участников кампании против СПИДа. Наш офис, спрятанный на задворках большого здания в Ковент Гарден в Лондоне, стал центром сообщества и местом встречи десятков ВИЧ-положительных людей, жаждущих информации и ободрения; таким образом, наше занятие превратилось в благотворительную организацию.