Раздел 1. РАССУЖДЕНИЕ ПСИХОЛОГОВ
Психолог как ученый и психолог как просто умный и думающий человек — это две большие разницы, как говорится. Сам по себе психолог умеет и думать и рассуждать. Но как только он одевает профессиональный мундир, он вынужден существовать внутри того мира, который себе построил под именем «Научная психология». И тут начинается…
Как человек психолог может все, как член сообщества — только то, что позволено нравственностью сообщества, и то, что возможно разработанными им средствами. И средства и нравственность психологического сообщества весьма сомнительны.
Нравственность сообщества, я подчеркиваю! Сами психологи — вне науки — вполне нравственные люди, как и любые люди вообще. Но как члены психологического сообщества они — высоконравственны и даже патологически нравственны. Нравственность психологического сообщества больна, что не может не сказываться на качестве мира, который оно строит. Мир этот тоже больной. И к тому же, какой-то кривой и невозможный.
Поэтому психологи в своих работах могут писать такие вещи, которые никому из здоровых людей не понятны или просто невозможны. Но в мире с дикими законами возможны дикие вещи. Мир психологов слишком похож на придуманный виртуальный мир какой-нибудь компьютерной игры, где законы назначались создателем. И если ты хочешь пройти эту игру, придется принять, что здесь все не как у людей…
Большую часть подобных странностей я показывал в предыдущем разделе и предшествовавших книгах. В этой части книги я буду их лишь поминать, чтобы можно было сразу пройти к тому, что соответствует действительности настоящего мира. По этому поводу психологи могут вытащить возражение из времен субъективного идеализма: а есть ли настоящий мир, помимо нашего восприятия, и так далее…
Я как раз склонен принимать такие возражения, потому что с их помощью можно поставить себе задачу двигаться к действительности. Психологи же приводят такие возражения только затем, чтобы отбить охоту соваться в их дела. И это такое же нравственное правило их мира, как если бы он был миром компьютерных подростков, которые очень не любят пускать в свои делишки взрослых.
Поэтому подростки создают злой мир и особый, почти тайный язык, комсовый жаргон, которые должны отпугнуть взрослых людей. Они нападают на все, от банков до русского языка, пытаясь либо подчинить, либо навредить, лишь бы в их песочницу никто не лез. Как ни печально, научные сообщества, и психологи в частности, повторяют этот путь с удивительной точностью. Очень похоже, что в этом явлении виден какой-то архетип общечеловеческого поведения, связанный с потребностью прохождения молодежных инициаций…
Что ж, каждый имеет право жить так счастливо, как он это видит.
Но мне нужно научиться думать рассуждая. И это ставит границу между наукой о рассуждении и любыми другими видами человеческой деятельности, включая биологическую, зоологическую и молодежную психологию.
Глава 1. Мышление Кравкова
Я начну свой рассказ о рассуждении психологов с советской поры. Среди последних работ мне не удалось найти ни одной, прямо посвященной этому предмету. Скорей всего, я просто недостаточно хорошо искал, и мне не попались нужные книги. Но я и не пишу очерк по истории психологии, мне всего лишь нужно научиться или усовершенствовать вполне определенную способность. Так что я имею право и не знать всей литературы по предмету. Итак.
Психологи, конечно, несчастные люди. Сначала они предали душу, потом едва не были съедены сначала физиологами, затем идеологами, в 1950 году их вообще чуть не запретили как лженауку. Психика их исковеркана, жизнь идет, как в кошмарном сне, и, по сути, есть борьба за выживание в войне, которая давно умерла… Ждать от них внятного рассказа о том, чему посвящена их наука, просто жестоко.
И все же, не хочется верить, что все так плохо. Были и среди психологов сумасшедшие, которые, несмотря на все грозы, обрушивавшиеся на них и страну, продолжали искать истину. Самой яркой фигурой советской психологии, безусловно, был вышвырнутый ею Георгий Иванович Челпанов, психологии дореволюционной — Константин Дмитриевич Кавелин. Но к ним я еще вернусь. Пока же я бы хотел показать, что и среди психологов среднего уровня были и есть, я думаю, настоящие исследователи.
Для меня их представителем является С.В. Кравков.
Наши психологи очень небрежно относятся к собственной истории и плохо помнят людей, творивших их науку. Московского психолога двадцатых-тридцатых годов прошлого века С. Кравкова знают, даже помещают отрывки из его работ в психологических хрестоматиях. Его исследования зрительного восприятия считаются чуть ли не классическими. Но найти о нем хоть что-то очень трудно. Кроме нескольких упоминаний его имени Петровским, ни в учебниках истории нашей психологии, ни в психологических словарях о нем нет ничего.
Можно сказать, этот психолог сейчас полностью забыт. Возможно, потому, что он не слишком укладывался в парадигму, то есть в тело, приготовленное для погребения психологии. Он писал о самонаблюдении и рассуждении. А это шаг то ли влево, то ли шаг вправо… в общем, вполне достаточно, чтобы быть забытым…
В 1922 году, будучи ассистентом Психологического института Московского университета, Кравков написал прекрасную и, наверное, последнюю в русской психологии работу, посвященную самонаблюдению. В ней, споря со школой Бехтерева, утверждавшей, что самонаблюдение применимо только в самопознании, а в науке ему места нет, Кравков доказывает, что самонаблюдение должно быть одним из основных методов всей психологии.
Заявляя такое, психолог, в сущности, отстаивает право психологии на самостоятельность и свой предмет. По существу, это классическая школа психологии, которой лишила себя современная официальная психология. Психолог обязан владеть самонаблюдением в совершенстве, иначе он просто не имеет права говорить о многих вещах, которые без самонаблюдения недоступны нам. Например, о рассуждении.
Кравков не только изучал то, что делалось в самонаблюдении в мировой психологии и философии. Очевидно, он работал с самонаблюдением и сам. Поэтому его рассказ о рассуждении принципиально отличается от того, чем стали рассказы о «рассуждающем мышлении» в последующей психологической парадигме.
В отличие от Выготского, Кравков не поминает Введенского, но с точки зрения построения тела науки, его «Очерк психологии» 1925 года — предвестник классической Общей психологии Рубинштейна, а значит, и всех последующих учебников психологии. Он начинается естественнонаучно, не имеет глав, посвященных разуму, но зато впервые, вслед за работой Лазурского, вводит раздел «Мышление».
Но по содержанию этот раздел еще принадлежит предшествующей эпохе, и в нем явно ощущается работа самонаблюдения. «Очерк психологии» писался по идеологическому заказу и издавался «Работником просвещения» именно как первая попытка построения «выдержанного марксистского руководства по психологии». Это снаружи и очевидно. Но за этим скрывается другой путь, которым могла пойти психология.
Психология выбрала то, что навязывала ей, начиная с 1929 года, государственная идеологическая машина. Путь, предложенный Кравковым, был закрыт и стал тупиком. И сам Кравков сбежал, подобно Лурии, в пограничье с физиологией. Но закрыл этот путь всего лишь выбор, и его можно открыть, хоть прямо сейчас.
Начинается глава «Мышление» с попытки мягко отспорить у озверелых в то время рефлексологов и реактологов право говорить о психологии психологически:
«Наше взаимодействие с противостоящим нам миром сравнительно лишь в очень немногих случаях осуществляется путем простого рефлекса, когда то или иное впечатление, в силу анатомического устройства нашей нервной системы, тотчас же и неизменно влечет за собою определенное ответное действие. В громадном большинстве наших жизненных случаев реакция оказывается совсем не столь непосредственной и стереотипной» (Кравков, Очерк, с. 116).
Далее Кравков описывает иные способы действий, помимо физиологических реакций, которые выявляются, стоит нам столкнуться с «совершенно новыми положениями, в которые жизнь нас порою ставит». Это может быть перебор случайных действий или подражание лучшим образцам. Но может быть и третье:
«Натолкнувшись, например, неожиданно на то, что хорошо до сих пор запиравшаяся дверь нашей комнаты вдруг перестает запираться, мы не мечемся бесцельно, не воспроизводим чьих-либо чужих действий над этою дверью, не подражаем и кому-нибудь из сейчас окружающих нас лиц, но принимаемся самостоятельно искать причину незапирания двери, сообразно с чем предпринимаем меры и к ее устранению.
Подобного рода действия мы, по справедливости, называем разумными и ставим их в связь с теми мыслительными процессами, которые протекают в сознании субъекта в промежуток времени между получением им впечатления и ответным действием (Там же, с. 117).
Вот это и будет предметом исследования Кравкова в главе с названием «Мышление». Как вы понимаете, «разумные действия» могут относиться к мышлению только в рамках научно-психологического подхода. В действительности они относятся к разуму. И значит, Кравкова, как и Выготского, надо понимать через переводчика. Но он хотя бы прямо обозначил, о чем будет говорить, когда говорит о мышлении.
Что любопытно: Кравков говорит просто, опираясь не на какую-нибудь символическую логику, прибредившуюся в кошмарном сне одному из жрецов математики. Он говорит, опираясь на бытовые примеры, значит, для обычного человека, переводя науку на разговорный язык. Это значит, что он хочет сделать себя понятным. А это знак, — знак настоящего исследования и поиска истины. Муть не нужна, когда ты хочешь получить подтверждение верности своего видения.
В сущности, Кравков, дав всей теме имя «Мышление», показывает: в рамках этого обобщающего понятия мы, как психологи, можем рассматривать все, про что можно сказать, что это мысль. Сюда войдут такие мысли, которые в действительности являются проявлениями рефлекторных реакций. Войдут случайные метания мысли, перебирающие любые всплывающие в сознании образы, войдут образцы лучшего поведения, которые мы собирали годами.
Но войдет то, что называется разумным поведением. По сути, способность думать и решать задачи.
Затем он переходит к описанию того, как происходит думание, и начинает с рассуждения. Других способов думать он не видит, да и рассуждение для него очевидно во многом потому, что описано логикой. И все же об этом стоит рассказать подробно, потому что, в отличие от большинства других психологов, Кравков вводит логические понятия с помощью психологических наблюдений и самонаблюдения.