Йогин и медитация прозрения в учении Сунлуна-саядо

Сегодня вечером я предлагаю вам принять практический подход к медитации. Я рассмотрю дело с точки зрения йогина, с точки зрения его склонностей и стремлений, с точки зрения его встреч с проблемами и трудностями выполнения задачи, с точки зрения его мелких забот и привязанностей, его тонких самообманов. Проводя эту беседу, я для иллюстрации своих высказываний постараюсь включить в неё наставления Сунлуна саядо о практике випассаны.

Первая существенная принадлежность йогина – это сосредоточенный ум. Ибо только сосредоточенный ум является очищенным умом. И только тот ум, который очищен от пяти земных элементов чувственного желания, злобы, лености, возбуждения и неуверенности, способен функционировать надлежащим образом, чтобы осуществить прозрение випассаны.

Для начала процесса очищения нормальному, повседневному уму требуется предмет, на который он может опереться. Этот предмет может принадлежать одному из двух типов: он может быть внешним по отношению к телесно-психической системе йогина или принадлежать ей. Те предметы, которые являются внешними по отношению к йогину, относятся к окружающей обстановке; таковы цветные диски касина, трупы, повседневная пища. Предметы, принадлежащие телесно-психической организации йогина, – это его тело и мысли. Любой из этих предметов можно взять в качестве опоры медитации для установления сосредоточения.

Например, можно воспользоваться цветными дисками касина. Скажем, йогин берет цветной диск или точку и помещает её на соответствующее расстояние – около полутора метров от себя. Он садится, скрестив ноги под собой, и обращает лицо к диску. Выпрямив туловище, он глядит на диск; глаза раскрыты не слишком широко и не слишком узко. Он настойчиво направляет ум на диск, чтобы обрести неподвижность ума. Йогин продолжает это упражнение до тех пор, пока, даже закрыв глаза, не станет воспринимать умственный образ цвета. Это будет приобретенным образом (уггаха-нимитта). По мере того, как он продолжает направлять внимание на этот образ, может возникнуть безупречный сопутствующий образ (патибхага-нимитта). Этот сопутствующий образ появляется вместе с умом. Если йогин желает видеть его вдали, он видит его вдали; если он желает видеть его вблизи, или справа, или слева, внутри, снаружи, сверху, снизу, – он там его и видит. После приобретения сопутствующего образа йогин сохраняет его с почтением, совершая постоянные усилия. Благодаря этому ему становится легче практиковать, и после должной практики он достигает сосредоточения доступа. За сосредоточением доступа следует устойчивое медитативное погружение, джхана. Упражнения с касина могут вызвать все стадии устойчивого погружения.

Точно так же он может практиковать с касиной земли, с касиной воды, с касиной огня, и так далее. Одно из благотворных последствий, приобретаемых с помощью усердной практике с касиной земли, заключается в том, что человек достигает сверхъестественной способности ходить по воде как по земле. Если же он приобретает сверхъестественную способность благодаря практике с касиной воды, он может вызвать дождь или заставить воду изливаться из своего тела. Если он приобретает сверхъестественную силу благодаря практике с касиной огня, он оказывается способным производить дым и пламя. Но в наши дни приобрести эти способности почему-то нельзя. Сунлун-саядо однажды сказал, что времена стали неблагоприятны. Можно приобрести сосредоточение доступа при помощи такой практики; но вряд ли при этом будут приобретены сверхъестественные способности и их благотворные последствия. Скажем, йогин практикует упражнения с касиной земли. Он приобретает власть над перцептивными образами (нимитта); скажем, он идет к пруду, садится около него и пробуждает в себе элементы касины земли. Затем, глядя на воду пруда, он старается превратить её в землю, так чтобы ему можно было ходить по ней. Он обнаружит, что в лучшем случае вода уплотняется в слякотную землю, которая не сможет удержать его, если он попробует по ней идти. Возможно, в других странах есть йогины, которые делают это лучше; но я полагаю, нам можно принять за общее правило, что приобретение полных благотворных последствий упражнений с касинами в наше время остается труднодостижимым.

Другим набором предметов медитации могут быть предметы, вызывающие отвращение, например, трупы или смерть (марана-нуссати). Эти упражнения не лишены некоторого риска, как это можно видеть из пересказа анекдота о Сунлун-саядо и одном монахе. Монах имел обыкновение переходить ручей, отделявший монастырь от места погребения, чтобы медитировать о трупах. Как-то утром Сунлун-саядо встретил его в то время, когда он устраивался для медитации в течение целого дня. Сунлун-саядо с улыбкой сказал: "Упражнение в дыхании анапана лишено опасности". Монах не стал действовать в соответствии с этим намеком, а продолжал свою практику созерцания трупов. Но вот однажды вечером он вернулся в свою келью, открыл дверь и, заглянув внутрь, испустил вопль ужаса: он увидел, что на полу лежит труп. На самом деле этот труп был только приобретенным образом его предмета медитации. Когда Сунлун-саядо услышал эту историю, он улыбнулся и сказал: "Анапана лишена опасности".

Можно практиковать медитацию при помощи анализа четырех элементов (дхату). Сущность земли есть природа твердости, силы, плотности, неподвижности, устойчивости, опоры. Сущность воды – это природа пропитывания, сырости, текучести, природа струи, проникновения, возрастания и сцепления в потоке. Сущность огня – это природа жара, теплоты, испарения, созревания, поглощения и усвоения. Сущность воздуха есть природа опоры, холода, входа и выхода, легкости движения, достижения низа и усвоения. Йогин усваивает элементы быстро и детально благодаря их рассмотрению и размышлению. Но, как будет отмечено при перечислении существенной природы каждого из четырех элементов, различать их внутри тела трудно; трудно их усвоить непосредственно; к ним приходится подходить косвенным путем, повторяя устно, словесно, их существенные и характерные особенности и совершая усилия для понимания их природы. В нормальной обстановке такое понимание имеет место прежде всего в сфере представлений. И йогин, приходящий к этому пониманию, часто сам оказывается слишком уверен в том, что это и есть наивысшее требование практики. Конечно, такое мнение ошибочно. Здесь требуется понимание не того, какими элементы сделаны для нас, а понимание их такими, каковы они есть в своей сущности, каковы они есть в самих себе. И эта их сторона, их природа, находится за пределами сферы представлений и логического мышления.

Хорошими предметами медитации могут быть позы тела; медитация, направленная на них, ведет к установлению надлежащей сосредоточенности. Йогин пытается относиться с полным вниманием к ходьбе, стоянию сиденью, лежанью, сгибанью, вытягиванию, к еде, питью, жеванью, вкушению, к испражнению и мочеиспусканию. Позы динамичны; протекание процессов безошибочно; когда позы усвоены по-настоящему, как то, что они есть, можно считать, что ум вполне очищен. Однако йогин должен решить, каким предметом медитации лучше служат эти позы – первичным или вторичным; последний применяется в те моменты сравнительного расслабления, когда первичный предмет на некоторое время отставлен в сторону.

Все упомянутые предметы являются традиционными буддийскими предметами медитации; все они содержатся или в перечне сорока предметов практики (камматхана), или в "Большой проповеди об основах памятования" ("Маха-сатипаттхана-сутте"), большей же частью в обоих трактатах, Все они ведут йогина к установлению сосредоточенности, некоторые в большей степени, другие – в меньшей. Йогин вполне может применять их для приобретения нужной ему сосредоточенности. Но, пожалуй, для него будет разумным подходом постараться использовать и практиковать такое упражнение, которое приведет его к самой последней цели, поставленной им для себя, – к освобождающему знанию, к прозрению випассаны.

Итак, существует две формы практики культуры психики. Они называются саматха, или практика сосредоточенности, и випассана, или практика прозрения. Саматха ведет к спокойствию и тишине ума, а випассана – к интуитивному познанию мира, истинной природы явлений, и к конечному освобождению. Саматха касается вселенной, какой она является нам; випассана касается вселенной, какова она есть в себе. Поскольку область саматха – это вселенная, какой она является нам, предметы медитации, приводящей к саматха, – это соответственно те предметы, которые мы создали для себя сами. Так, цветной диск касина есть нечто, созданное нами для себя; мысль о непривлекательности есть нечто, вызванное нами внутри себя; устойчивость земли, сцепление воды, зрелость огня, преграда воздуха – всё это качества четырёх элементов, которые были нами концептуализированы с целью помочь нам овладеть ими. Даже мысль о ходьбе в акте ходьбы, мысль о сгибании в акте сгибания, мысль о прикосновении в акте прикосновения – суть идеи, созданные нами в своих умах, чтобы мы могли лучше приблизиться к действительным позам, каковы они есть.

Но всё, что составляет вселенную для нас, ведёт к саматха; любой созданный нами предмет, любая идея, образ, мысль или представление, создаваемые нами, ведут к саматха. В саматха, самом по себе, нет ничего ошибочного; практика саматха обоснованна; существует много причин, по которым её следует рекомендовать. Но сосредоточенность – это не прозрение. Поэтому тот, кто предпочитает плоды сосредоточенности, может заниматься практикой сосредоточенности; но тот, кто желает получить плоды прозрения, должен практиковать прозрение. Это ему придётся сделать рано или поздно, или после практики сосредоточенности, или прямо вместе с ней, подбирая такое упражнение, которое сразу поставит его на прямую дорогу к прозрению. Пожелает ли он теперь практиковать сосредоточенность лишь для того, чтобы позже подключиться к випассане, или, наоборот, пожелает начать практику випассаны немедленно, – дело его личного выбора. И мне, как практиковавшему випассану, не следует слишком подталкивать изучающего в этом выборе. Сунлун-саядо однажды сказал: "Человек делает то, что ему нравится; и, делая то, что ему нравится, он не будет беспокоиться".

Возникают вопросы: если мы в нормальных условиях концептуализируем четыре элемента, чтобы овладеть ими; если мы обыкновенно создаём мысли о ходьбе, о сгибании, о вытягивании и прикосновении, чтобы эти мысли помогали нам лучше справляться с действиями; если наши умы всегда так склонны к создаванию образов и идей, - возможно ли нам вообще пытаться подойти к процессам, каковы они есть в себе? Разве не придётся нам браться за эти процессы в перчатках представлений и идей? Вот ответ на это; если бы действительно было необходимо браться за эти процессы в перчатках представлений и идей, если бы мы никогда не могли подойти к ним непосредственно, тогда не существовало бы пути к свободе, не существовало бы освобождающего знания. Но поскольку имеется возможность подойти к жизненным процессам непосредственно, имеется возможность увидеть их такими, каковы они есть в себе, существует и випассана, обретение интуитивного освобождающего знания.

Возьмём, например, в качестве упражнения осознание вдоха и выдоха, анапана. Говорят, что это упражнение подходит для всех типов личности. Практикуя внимательность по отношению к дыханию, мы достигаем умиротворенной жизни и создаем условия для преодоления неумелых качеств. Тогда прекращаются колебания тела и ума. Практикующий доводит до совершенства четыре основания внимательности и семь факторов Пробуждения, достигает мудрости и свободы. Внимательность к дыханию практиковал Будда. Далее, в писаниях говорится, что памятование о дыхании анапана чисто от примесей; чтобы довести его до совершенства, не требуется никаких дополнений.

Это упражнение можно практиковать как сосредоточение (саматха) или так, чтобы развить прозрение, випассана. Вдохните и выдохните. Когда дыхание входит внутрь и выходит наружу, оно касается кончика ноздрей, или верхней губы, или каких-то других участков в этом районе. Удерживая ум на этой точке прикосновения, считайте вдохи и выдохи. Таков первый метод. Снова вдыхайте и выдыхайте. Удерживайте ум на точке прикосновения дыхания; удерживая его таким образом, распознавайте краткое дыхание как краткое, а долгое – как долгое. Это второй метод. Снова вдыхайте и выдыхайте. Удерживая ум на месте соприкосновения с дыханием, следите за входом и выходом воздуха. При этом не нужно следовать за дыханием внутрь до живота, или наружу вовне тела. Нужно только ощущать, как тело дыхания входит и выходит. Это похоже на пилу: зубья пилы всегда находятся в одном месте соприкосновения с деревом, но это место дерева ощущает всю длину пилы, потому что через него пила проходит всей своей длиной. Таков третий метод. Обратите внимание на то, что во всех этих трех методах йогин следит за вдохами и выдохами только в месте прикосновения и более нигде. Это справедливо также и для четвертого метода. Вдыхайте и выдыхайте. Закрепите ум на месте прикосновения дыхания. Осознавайте это прикосновение. Не считайте дыхания; не обращайте внимания на степень продолжительности, не следите за входом и выходом дыхания.

Из этих четырех методов внимательности к дыханию анапана первые три являют собой упражнения в сосредоточении саматха, тогда как четвертый оказывается упражнением в прозрении випассана. В первом методе налицо счёт, а числа суть представления. Во втором отмечается форма дыхания, а форма – это представление. В третьем методе отмечается вход и выход дыхания; это достигается благодаря созданию некоторой идеи. Понятия, представления, идеи принадлежат вселенной, какой она существует для нас, а потому все они относятся к саматха. Только четвертый метод, где берется одно лишь прикосновение, дает практику прозрения. Однако даже к этой практике может быть примешано сосредоточение. Если вместо осознания прикосновения в его голой действительности, вместо сохранения этого осознания при помощи внимательности, йогин отмечает его в уме, тогда в этот самый момент он скатывается к старой привычке формирования представления или идеи – и вместо предполагаемой випассаны практикует саматха.

Отметка в уме, как правило, совершается в гораздо более медленном темпе, чем реальные процессы явлений. Таким образом, вместо способности воспринимать эти процессы такими, каковы они есть, отметка в уме обычно соскальзывает к прошлому, где процессы реконструируются с вмешательством рассудка. Для того, чтобы иметь возможность не отклоняться от естественных процессов, йогину необходимо только быть внимательным. Выполнить это нетрудно. Первоначальное требование для этого – осознание. Осознавайте прикосновение, ощущение. Затем сохраняйте это осознание и наблюдайте за ним внимательно. Когда осознание охраняется при помощи внимательности, мысли оказываются запертыми; они не могут вторгнуться в ум. Для формирования представлений, образов или идей не представляется никакой возможности. Благодаря этому мы подходим к процессам непосредственно в самый момент их формирования и протекания, мы видим их такими, каковы они есть в себе, без искажающего действия мысли. Это и есть подлинная практика випассаны.

Мысли всегда стремятся вторгнуться в ум. Идеи и образы стоят у самого порога, готовые войти при малейшей возможности, при первом ослаблении внимательности. Единственный способ сохранить связь с процессами, быть внимательными к ним, – это проявлять бдительность благодаря неуклонным усилиям. Вот почему в своём девизе Сунлун-саядо говорит: "Будьте неуклонно внимательными к осознанию прикосновения".

Он подчеркивал неуклонность как существенный элемент, потому что понимал психологию йогина. Йогин в значительной степени склонен сидеть свободно, медитировать с удобством, без напряжения; он склонен заботиться о себе и любит раздумывать и размышлять о задаче, которую ему надо выполнить, вместо того, чтобы прямо выполнять её. Забота о себе проявляется в смысле симпатии к себе, в большой осторожности, в стремлении не перенапрягаться и не испытывать боли. Йогин очень любит себя и поэтому предпочитает давать волю своим мыслям, разрешает им плыть по течению вместо того, чтобы взять себя в руки. А для того, чтобы взять себя в руки, требуется усилие, и для йогина это невыносимо. Вот почему, когда ему говорят, чтобы он дышал более усиленно, он готов цитировать нужную главу или стих из писания, доказывая, что ему нет необходимости перенапрягаться. Он может для этого воспользоваться несколькими строками из руководства по "Пути к Освобождению" "Вимутти-магга", где сказано: "Йогин не должен стараться слишком усердно; если он будет стараться чересчур усердно, он станет беспокойным".

Это утверждение верно; йогин, проявляющий чрезмерные усилия, становится беспокойным. Но почему же он становится беспокойным? Потому что вместо внимательности к прикосновению или ощущению йогин направляет свой ум на совершаемое им усилие. Недопустимо, когда усилие отвлекает внимание от предмета медитации. Для того, чтобы удерживать внимание на предмете и всё же порождать усилие, йогин прежде всего должен удостовериться, что внимание действительно удерживается на предмете. Когда предмет схвачен с полным осознанием, когда это осознание сохраняется при помощи внимательности, йогину необходимо увеличить усилия. Продолжая практику таким образом, он обнаружит, что порождённое им усилие служит более удерживанию внимания на предмете, нежели отвлечению его на само усилие. Далее, благодаря возросшему усилию будет развита большая энергичность ума.

Полный текст приведённого выше отрывка из "Вимутти-магга" гласит: "Он (йогин) должен быть внимателен; ему не следует допускать, чтобы ум отвлекался. Он не должен совершать усилия ни слишком напряженно, ни слишком вяло. Если он старается слишком вяло, он погружается в лень и сонливость. Если он старается слишком напряженно, он становится беспокойным". Это значит, что усилие должно быть как раз достаточным для цели внимательности и познания. Но сколько это – "достаточно"? По-моему, это Уильям Блейк сказал: "Мы никогда не знаем, сколько будет достаточно; мы не знаем этого, пока не узнаем, сколько будет более, чем достаточно".

Мера достаточного, пожалуй, может заключаться в словах Будды, когда он говорит, как монаху следует совершать усилие: "Подобно тому, монахи, как если бы тюрбан или волосы человека были охвачены пламенем, то он проявил бы сильное желание, усилие, старание, стремление, непреклонность, осознанность и внимательность, чтобы погасить огонь. Точно так же монах должен проявлять сильное желание, усилие, старание, стремление, непреклонность, осознанность и внимательность, чтобы отбросить злые, неумелые качества". (Сачитта сутта АН 5.93).

Зная, как много усилий требуется для практики, будучи знакомым со склонностью йогина к беззаботности, Сунлун-саядо наставлял: "Будьте неукоснительно внимательны". Проявлять неукоснительную внимательность – это значит мобилизовать все свои ресурсы, чтобы постичь процессы, каковы они есть, не думая, не размышляя. Неукоснительность пробуждает элемент энергии (вирия). Это самма ваямо, или правильное усилие, одна из составляющих Благородного восьмеричного пути.

Другая склонность йогина – шевелиться. Ему нравится менять положение, чесаться. Когда он дышит, ему нравится делать остановки, затем снова начинать, снова останавливаться. Это признаки рассеянности; они указывают на то, что внимательность не вполне установлена. Чтобы напоминать йогину о необходимости избегать отвлечения и успокаивать возбуждение, Сунлун-саядо наставлял: "Не чешитесь, когда чувствуете зуд; не шевелитесь, чувствуя судороги; не делайте перерыв при усталости". Он требует от йогина, ощущающего зуд, судороги или утомление, чтобы тот дышал более энергично, если он практикует дыхание, или погружал ум глубже в ощущение, если он наблюдает за ощущением, – чтобы таким путем увеличить внимание к выполнению задачи и развить более интенсивную внимательность.

Руководство по "Пути очищения" "Висуддхи-магга" говорит, что поднявшись с места и тем самым нарушив позу, практикующий должен начинать медитацию сначала. Йогин, который садится медитировать, а затем встает, чтобы пройтись и рассеять ощущение сиденья, ещё через час садится, чтобы размышлениями прогнать ощущения, вызванные ходьбой, продолжает нарушать позу. Какое бы ощущение ни возникло в сидячей позе, его необходимо наблюдать в этой же позе, сидя, пока оно не угаснет. Точно так же, какое бы ощущение ни возникло в положении стоя, его необходимо наблюдать в положении стоя, пока оно не угаснет.

Когда мы остаемся спокойными, приковав внимание к осознанию прикосновения или иного ощущения, мы этим вызываем к действию элемент сати, внимательности. Это самма сати, правильная внимательность, еще одна составляющая Благородного восьмеричного пути.

Есть и третья характерная черта в поведении йогина. После того, как были устранены низшие помехи (ниварана), йогину являются огоньки, цветные пятна, геометрические фигуры. С одной стороны, эти явления представляют для йогина очарование, ибо раньше он не видал ничего подобного; с другой – такие огоньки, цветные пятна и фигуры обладают привлекательностью. Под воздействием этих двух сил йогин начинает обращать внимание на такие огоньки и фигуры, глядит на них, пребывает в них – и в результате отвлекается от предмета медитации и оставляет свою первоначальную цель.

Подобным же образом после некоторого периода практики, когда йогин в какой-то мере очистил свой ум, он начнет переживать чувство известного мира и спокойствия. А поскольку он никогда раньше не чувствовал такого покоя ума, он полагает, что это наилучший плод практики. Вследствие своей высокой оценки этого переживания и привлекательности достигнутой начальной ступени мира и спокойствия йогин начинает утверждаться в этом чувстве, вполне упиваться им. Ему нравится погружаться в чувство мира, ему ненавистно усилие, которое необходимо проявить, чтобы вернуться на правильный путь.

Сунлун-саядо иллюстрирует это положение примером из бирманской жизни. Берег реки Мингян покрыт слоем песка шириной в целую милю. Путешественник, шагающий к реке, находит, что песок под ногами чрезвычайно горяч; а с неба палит яростное полуденное солнце. По пути он подходит к дереву и решает на момент отдохнуть под его тенью. Но когда этот момент проходит, он обнаруживает, что не в состоянии заставить себя встать и выйти из прохладной тени опять в палящую жару, которая бушует под ногами и над головой. Поэтому он продолжает сидеть в прохладе; но поможет ли это ему когда-то достичь реки? Место назначения может быть достигнуто только в том случае, если он опять выйдет на жару и заставит своё тело двигаться вперёд. Вот почему мастера медитации предупреждают йогина, чтобы он не давал возможности увлечь себя меньшим состояниям мира и спокойствия, которые он находит на пути. Жил однажды такой йогин, который привык плыть по течению в пространство покоя и не желал даже шевельнуться, чтобы выйти оттуда. Сунлун-саядо говорил о нём: "Этот человек продолжает подымать за хвост пойманную им маленькую игуану и гладить её по спине". Я надеюсь, что достойные йогины не удовлетворятся только лишь игуаной.

По мере дальнейшего возрастания ясности и чистоты ума йогин иногда становится более восприимчивым к сверхчувственным явлениям. Он не достигает подлинного божественного зрения и слуха, однако у него появляется сила, в чём-то на него похожая; и благодаря ей йогин становится способным видеть то, чего не в состоянии видеть другие, слышать то, чего не слышат другие. Люди приходят к нему за советами, и его предсказания оправдываются; он становится как бы шаманом. Итак, он выродился из йогина випассаны до шамана. Но спустя некоторое время, когда отвлекающие факторы этого нового призвания становятся более разнообразными, а практика медитации – менее интенсивной, его ответы оказываются всё менее и менее точными; постепенно клиенты уходят от него и никогда не возвращаются; а йогин остается со своей прерванной практикой.

Во многих случаях йогин уступает самообману. Хотя ему следует интенсивно практиковаться, он обманывает себя, полагая, что цель освобождения можно завоевать без усилий. Хотя ему нужно сидеть неподвижно, он обманывает себя, утверждая, что слабое движение или перемена положения не приносят вреда практике. Возможно, он прав по отношению к начальным, грубым моментам практики; но в периодах наивысшего напряжения в каждой фазе практики даже малейшее колебание внимательности может разрушить структуру медитации, и тогда потребуется заново возводить всё её здание. Поскольку йогин способен обманывать себя в этих вопросах, связанных с телом, насколько большим будет самообман в более тонких, умственных вопросах?

Йогина очень склонен принимать первые признаки прогресса на пути за признаки более высоких его ступеней. Например, его может внезапно охватить неприятное ощущение; это крайне неприятное ощущение длится одно мгновение; а в следующее мгновение это ощущение уже ушло, погасло; на его месте воцаряется глубокое чувство мира и спокойствия. Йогину часто хочется верить, что это "плод Пути" (магга-пхала), постпсихический эффект знания Пробуждения; и он приписывает себе одну из четырех ступеней Пробуждения.

Это неверное приписывание фаз практики порой делается еще и потому, что сам мастер медитации недостаточно сведущ в таких предметах, или же потому, что его наставления и учения, переданные в книгах, не были правильно поняты. Как бы там ни было, йогину нравится относить себя к числу достигших, по крайней мере, первой или второй ступени Пробуждения; держа в уме эту мысль, он бродит вокруг в поисках подтверждения своей уверенности. И горе тому мастеру медитации, который даже мягко и окольным путём указывает ему на его ошибочные представления. Сунлун-саядо никогда никого не осуждал несмотря на то, что тот или иной йогин мог действительно и не достигнуть указанной фазы или ступени. Его единственным замечанием было: "Может быть, может быть..." Во всяком случае, подлинное достижение не нуждается в подтверждении из другого источника. Йогин узнает это сам. Точно так же не требуется развенчивать ложное чувство достижения; йогин сам поймет это.

Главная опасность подобной формы самообмана заключается в ложном чувстве достижения, которое она придает йогину. Испытывая удовлетворение в том, что, по его мнению, было прогрессом, он ослабляет практику и таким образом отклоняется от пути, не достигнув никакого стоящего продвижения.

Есть один излюбленный источник раздражения для йогина, – неприятные ощущения. Если у него возникнут слабые чувства судорог, жара или мышечного напряжения, он в течение некоторого времени постарается быть к ним внимательным. Но дайте ему испытать боль, пронизывающую его до мозга костей, жгучее ощущение острой и мучительной боли в членах, и он оставит эти ощущения через несколько минут. Как обычно, он готов найти себе оправдание в соответствующей главе или строфе, готов приводить оттуда цитаты. Позвольте узнать, кто это говорит, что нужно делать неприятное ощущение предметом медитации? Разве йогин не в состоянии достичь того, что надлежит достичь, работая над приятными ощущениями? Кто говорит, что нужно терпеть такие страдания? Разве это не самоистязание?

Ответ на это таков. Если йогин настолько одарен парами, то есть внутренне присущими совершенными качествами добродетелей, выработанных и воспитанных в прошлых жизнях (прошлое совершенство), что может двигаться по приятному пути, сукха-патипада, и обрести Благородное знание, не испытывая боли, тогда он может работать над приятными ощущениями. Но для подавляющего большинства из нас, как можно заметить, нет иного выбора, кроме движения по пути неприятного ощущения, дуккха-патипада.

На самом же деле здесь не должно быть причин для сожаления. Неприятное ощущение – это действенный предмет медитации, который прочно ставит йогина на путь к достижению конечной цели. Сам тот факт, что йогин в нормальных условиях не любит неприятных ощущений, может быть им использован для того, чтобы установить более глубокую и усиленную внимательность. Вынужденный работать с предметом, который ему не нравится, он вспомнит о том, как пробудить необходимое рвение, чтобы преодолеть неприятное ощущение. Совсем иначе обстоит дело с приятным ощущением. Поскольку оно нравится ему, он будет склонен погрузиться в него, пропитаться его приятным действием, не пытаясь быть внимательным по отношению к нему. Когда йогин будет поступать таким образом, его подавят алчность и чувственность, скрытые в приятном ощущении. Йогин не сумеет придерживаться ощущения как ощущения; это ощущение унесет его вперед к порождению следующего звена жажды, танха, в цепи, ведущей к дальнейшим рождениям.

Это похоже на то, как если бы пловца, который плывет в быстром потоке, попросили схватить на финише букет цветов. Если он плывет по течению и вытянет руку, чтобы схватить цветы, и промахнется, сила течения унесет его дальше нужного пункта. А если он плывет против течения и промахивается, протягивая руку за цветами, он оказывается всё ещё ниже них и таким образом имеет возможность снова предпринять сознательную и обдуманную попытку. Йогин, который пользуется приятным ощущением, подобен пловцу, который плывет по течению. Если он не будет способен проявлять внимательность к приятному ощущению, его унесёт дальше к лобха, желанию. Йогин, который пользуется неприятным ощущением, подобен пловцу, плывущему против течения. Если он неспособен быть внимательным к неприятному ощущению, каково оно есть в себе, он всё же будет осознавать его и сможет пробудить свою энергию и внимательность для завершения своей миссии..

Приятное ощущение подобно скрытому врагу: оно незаметно улавливает йогина. Неприятное ощущение подобно заметному врагу: йогин может узнать его и предпринять корректирующее действие, так, чтобы скрытый в неприятном ощущении гнев не получил возможности возникновения. Находясь между естественной неприязнью к неприятному ощущению и ревностным усилием установить внимательность, йогин никогда не погрузится в него и не уклонится от него. Он будет способен полностью освободиться от неприятного ощущения, пребывая внутри него и наблюдая за ним, не думая ни о чем, связанном с ощущением. Неприятное ощущение служит прочным столбом для привязи ума, склонного к блужданию. Оно никогда не обманет йогина относительно подлинной природы явлений – их мучительности (дуккха).

Также не должно существовать причины для опасений по поводу неприятного ощущения. Есть особые приёмы, пробуждающие внимательность достаточной глубины и интенсивности, чтобы преодолеть огорчение и обиду по поводу неприятного ощущения. Это чувство огорчения возникает из-за того, что йогин отождествляет себя с областью боли и с результатами неприятного ощущения. Но когда внимательность установлена достаточно прочно для того, чтобы проникнуть в ощущение и устранить отождествление с представлением о "я", личности, способной пострадать, тогда неприятное ощущение становится просто неприятным ощущением и уже не служит источником боли.

Конечная цель медитации випассана заключается в том, чтобы устранить иллюзорное представление о "я". В этой борьбе с неприятным ощущением йогин должен вновь и вновь откалывать кусочек за кусочком это представление о "я".

Скажем, возникает неприятное ощущение; йогин продолжает относиться к нему с внимательностью, пока это неприятное ощущение не исчерпывается. При этом причина оказывается искорененной через следствие. Это значит, что причиняющая кармическая сила (порожденная дурными и неумелыми телесными, словесными и умственными поступками в прошлом) проявляется как неприятное ощущение. Когда это неприятное ощущение внимательно наблюдается, исследуется и исчерпывается до конца с помощью энергичного сосредоточения, устраняется и последствие, результат этого неумелого кармического поступка. Он применяет этот прием еще и еще раз, пока не приобретет совершенного уменья и в конце концов не достигнет способности устранять причину в причине. Это значит, что он способен останавливать причиняющие неумелые кармические поступки еще до того, как они подымут голову, еще до их появления. Это ануппада-ниродха. Благодаря тому, что йогин способен искоренять причину в причину, она больше никогда не вызывает последствий (результатов кармических поступков), которые были бы еще одной причиной в бесконечной цепи. Искоренение причины в причине – это магга, "Правильный путь". Именно вследствие такого качества действенности в устранении ложного представления о "я" Сунлун-саядо утверждает: "Поистине, неудобное есть норма; удобное унесет вас по течению потоков сансары". Неприятное ощущение – это внутренний враг йогина. Если можно будет победить внутреннего врага, внешние источники страдания (дуккха) уже не смогут его коснуться.

После периода ревностной практики наступает такой момент, когда йогину открывается истинное освобождающее знание. Эти мгновенья приходят лишь к очень немногим. Для того, чтобы прийти к подобному мгновенью, йогин должен довести до совершенства установление внимательности по отношению к телу, кая-нупассана, довести до совершенства установление внимательности по отношению к чувствам, ведана-нупассана; это значит, что ему необходимо в совершенстве преодолевать неприятные ощущения. Неприятные ощущения суть величайшие препятствия, возникающие перед йогином по мере его прогресса на пути. Именно здесь он всё время терпит поражение. Для того, чтобы преодолеть их, ему нужно обладать непоколебимой энергией; для этого необходимы решимость, непреклонность, а также и правильная техника. Но неприятные ощущения могут быть не только преградой на пути, но и краеугольным камнем; они могут быть не только ямой-ловушкой, но и золотым рудником. Они могут снабдить йогина достаточными силами сосредоточения и внимательности, необходимыми для работы с тонкими процессами следующей фазы, для установления внимательности к уму, читта-нупассана.

Когда внимательность к уму будет доведена до совершенства, ему откроется задача установления основания внимательности к психическим процессам и фундаментальным принципам, дхамма-нупассана. Тут наступает ужасный момент истины. Если йогин не утвердился в совершенной внимательности к принципам, он отшатнется от освобождающего знания, когда оно ему откроется; он не сможет его усвоить. Если же он полностью утвердится в совершенстве четырех оснований внимательности (сатипаттхана) (см. гл. 14), если доведет до совершенства семь факторов Пробуждения (боджджханга), тогда в тот самый момент, когда будут доведены до совершенства эти семь факторов, у него возникнет истинное освобождающее знание, магга-ньяна.

Для йогина характерны вышеупомянутые черты поведения. Он не склонен совершать ревностные усилия; он быстро начинает менять положение, охотно следует за огоньками и цветными пятнами; он склонен задерживаться в сферах спокойствия, готов преувеличивать свои небольшие успехи, охотно злоупотребляет вспомогательными силами; он склонен отдаваться во власть неуверенности; он боится неприятного ощущения, а когда ему предлагается подлинное мгновение истины, он испытывает ужас и замешательство. Нам нет необходимости где-то отыскивать такого йогина; мы сами являем собой его прообраз. Именно мы хотели бы пожать плоды медитации; но у нас нет желания сеять добрые семена; именно мы хотим получать проценты, но не желаем делать вклада. Нам хотелось бы при помощи разговоро