Возраст стадии моторного (годы) развития
0.5 Сидит, удерживаясь рука-
ми; тянется одной рукой
1.0 Стоит; идет, если его дер-
жат за одну руку
1.5 Хватание и отпускание
поступательная походка; ползет вниз по лестнице, назад
2.0 Бегает (с падениями);
идет по лестнице, выдвигая вперед только одну ногу
2.5 Прыгает обеими ногами;
стоит на одной ноге 1сек; строит башню из 6 кубиков
3.0 Проходит на цыпочках
2.7 метра; идет по лестнице, двигая ногами попеременно; прыгает на 0.9м
4.5 Прыгает через веревоч-
ку; прыгает на одной ноге; ходит по прямой линии
Стадии речевого раз&ити*
Воркующие звуки сменяются лепетом с освоением согласных звуков
Повтор слогов; признаки понимания некоторых слов; регулярно издает некоторые звуки, обозначающие людей и объектов, т.е. первые слова
Репертуар от 3 до 50 слов, не соединенных во фразы; последовательности звуков и интонационных паттернов напоминают речь; заметный прогресс в понимании
Более 50 слов; чаще всего — фразы из двух слов; повышенный интерес к вербальному общению; лепета больше нет
Каждый день новые слова; высказывания из 3 и более слов; видимо понимает все, что ему говорят; все еще много грамматических отклонений
Словарь из 1000 слов; понимает примерно 80%; грамматика высказываний близка к разговору взрослых; синтаксические ошибки теряют разнообразие, становятся систематическими, предсказуемыми
Правильно построенная речь; грамматические отклонения либо в необычных конструкциях, либо в стилистически сложных рассуждениях
подвержен воздействию паттернов данного языка, у него развивается механизм, позволяющий ему их, обрабатывать, а во многих случаях и воспроизводить их (хотя последнее не является необходимым условием последующего развития). При этом он изменяется так, что достигает нового состояния, приобретает новый потенциал в своем языковом развитии. Теперь он начинает осознавать некоторые аспекты артикуляции и может их обрабатывать а возможно и воспроизводить и т.д. Аналогичную последовательность усвоения, синтеза и нового состояния усвоения можно видеть на уровне семантики и синтаксиса"
Язык, раздел 2: структура и абстракции
Здесь важно подвести итог некоторым моментам нашего довольно длинного обсуждения структурной лингвистики. В наиболее общем виде мозг человека можно представить себе как очень сложную систему хранения и обработки информации. Применительно к языку это означает, что значительная часть языковых знаний хранится в абстрактном виде (так же как и знания об алгебре), но в памяти хранятся также и конкретные смысловые единицы — слова. Лингвисты — особенно те, что поддерживают идею порождающей грамматики, — предложили описание абстрактных свойств языка и математических законов, по которым происходит хранение и порождение языка. Мало кто сомневается в абстрактной сущности языка, однако сама форма абстракции все еще остается до конца не выясненной.
Еще один взгляд (не обязательно противоположный предыдущему) предполагает, что язык тесно связан с физическим созреванием, и оба эти фактора влияют друг на друга. Обе изложенные позиции являют собой детальную и ценную парадигму для построения когнитивной теории языка.
Гипотеза лингвистической относи-тельности
Хомский делал акцент на лингвистических универсалиях, пытаясь выявить лингвистические операции, которые являются общими для всех человеческих языков и, как мы убедились, в значительной степени опираются на глубинные структуры языка и преобразования. Однако, на семантическом и фонетическом уровне языки очевидно различаются. Именно для этих внешних характеристик языка особенно существенна гипотеза лингвистической относительности.
Идея о том, что язык человека влияет на его восприятие и представления о реальности, имеет долгую и в чем-то бурную историю. Современную ее версию обычно связывают с Бенджамином Ли Уорфом (Benjamin Lee Whorf, 1956), который детально описал эту гипотезу в своей работе и по имени которого она была названа ("гипотеза Уорфа"),— хотя основы этой гипотезы принадлежат более раннему ученому Сэпиру, бывшему преподавателем Уорфа (подробности см. в: Sapir, 1912; Mandelbaum, 1958; Fishman, 1960). Уорф пришел к выводу, что люди, говорящие на различных языках, по-разному представляют себе объект, обозначаемый словом, и что сама по себе сущность языка служит основанием для различия во взглядах на реальность. Уорф изучал языки американских индейцев и обнаружил, что точный перевод с одного языка на другой просто невозможен. Так, в одном из языков он обнаружил отсутствие четкого различия между существительными и глаголами; в другом языке настоящее, прошлое и будущее время выражались неоднозначно; а еще в одном языке не существовало различия между серым и коричневым цветами. Однако, в английском языке есть слова для всех этих различий, хотя люди, говорящие по-английски, и не имеют какого-то особенного физиологического аппарата (например, позволяющего именно им различать серый и коричневый цвета).
Некоторые лингвисты изучали, как язык (конкретно, лексический состав) влияет на представление о реальности, на примере названий цветов. Известно, что зрительные органы человека могут воспринимать широкий диапазон цветов, но их идентификация зависит от наименования различных цветов. Глизон (Gleason, 1966) обнаружил, что в английском цветовой спектр делится на пурпурный, голубой, зеленый, желтый, оранжевый и красный цвета плюс множество промежуточных оттенков, в языке Шона (на котором говорят в некоторых регионах Родезии) и Басса (языке
Язык u развитие познания 358
Либерии) выделяется меньше цветов и их разделение проходит в других точках (см. Рис. 11.1).
В этой связи особенно интересно то, что у всех нормальных людей зрительная система устроена одинаково (т.е. у них одинаковая физиологическая способность к видению цвета и различению оттенков). Поэтому можно предположить, что различия в мысленной обработке рассматриваемого цвета объясняются различиями языковых кодов. Как показывают некоторые исследования, это имеет свои основания; например, когда цвет не соответствует категориям цветов, обозначенным названиями (т.е. попадает "между" цветами), он, вероятнее всего, запомнится как тот цвет, к которому он расположен ближе. Аналогично, у эскимосов есть множество названий для снега (вьюжный снег, дрейфующий снег, снег для постройки иглу10 и т.д.), позволяющие им "видеть", т.е. различать, больше видов снега, чем это могут жители зон умеренного климата; а у народа Хануос, живущего на Филиппинских островах, есть 92 названия для различных сортов и состояний риса. Гипотеза Уорфа предполагает, что физическая реальность переводится — в соответствии с некоторой внутренней репрезентацией реальности —- в восприятие, согласующееся с долгоживущими когнитивными структурами. Структурирование информации мозгом связано с конкретными языковыми кодами, развившимися у каждого человека. Эти коды различаются, как различаются языки. Взгляды Уорфа встретили серьезную критику со стороны сравнительной лингвистики. Например, Берлин и Кай (Berlin and Kay, 1969) изучили названия цветов почти в сотне языков и пришли к выводу, что определенные основные цвета одинаковы во всех языках.
В одном из экспериментов они выяснили названия основных цветов в двадцати различных языках и затем попросили людей, для которых эти языки были родными, картировать их, т.е. указать на ряд цветов, которые у них ассоциируются с данным названием цвета. В конце испытуемых просили пометить тот цвет, который они считают наилучшим или наиболее типичным для каждого названия цвета (это называется фокальным цветом). Их результаты показывают, что существует некоторая основная закономерность, в соответствии с которой цветовой опыт человека кодируется в языке. Поэтому названия цветов скорее непосредственно зависят от перцептивных явлений, чем определяют перцепты.
10Иглу — куполообразное жилище канадских эскимосов из снежных плит.— Прим, перев.
i^f»>'j^F?f л v: * v.;^>4^ W,
^fe^B№ Пурпурный Голубой
* ^"^1.f.*Ä*^'ГД.....mmum...-.^.»..........»»...»!...............^..»,^.^...,,
Рис. ПЛ. Главные части видимого спектра в трех языках. Адаптировано из: Brown (1965).
Язык, раздел 2: структура u абстракции
Кроме этого, данные против гипотезы Уорфа представила Хейдер (Heider, 1971, 1972; Rösch (ранее Хейдер), 1973). Она изучала коренных жителей Новой Гвинеи, говорящих на языке Дани. В дани существует только два названия цвета — мола (яркий, теплый цвет) и мили (темный, холодный цвет). Используя задачу на опознавание цвета, она обнаружила, что точность опознания для фокальных цветов больше, чем для нефокальных, но тем не менее, если язык определяет восприятие, то испытуемым, чей язык имеет для цвета только два названия, было бы трудно воспроизводить фокальные и нефокальные цвета. Поэтому позиция лингвистического детерминизма (по крайней мере, в жесткой формулировке) представляется сомнительной. Антропологи и психологи продолжают находиться под впечатлением гипотезы Уорфа. Кай и Кемптон (Kay and Kempton, 1984) представили в журнале American Anthropologist хороший обзор эмпирических исследований этой гипотезы.
Взаимовлияние культуры и слов можно также видеть на примере взаимного расположения последних. Обычно в языках присутствуют три основных компонента: субъект (С), объект (О) и глагол (Г). В каждом языке есть свое предпочтение для последовательности С, О и Г. Например, в английском они обычно идут в порядке С, Г, О, как в следующем предложении:
(С) (Г) (О)
Счастливый Ханс доил довольную корову. СГО
Гринберг (Greenberg, 1963) обнаружил, что в естественных языках всего мира набор вариантов расположения С, Г и О в основном ограничивается тремя наиболее частыми случаями (данные из Ultan, 1969; цит. по: Anderson, 1985); вот распределение предпочтений порядка слов среди языков мира:
СОГ 44% СГО 35% ГСО 19% ГОС 2% ОГС 0% ОСГ 0%
Андерсон (1985) отмечает, что в большинстве случаев субъект предшествует объекту (79%), что согласуется с нашими данными о познании. Действие инициируется субъектом, который влияет на объект. Поэтому естественно, чтобы субъект появлялся в предложении раньше. Кроме того, предложения чаще строятся вокруг субъектов, а установление субъекта, являющегося героем предложения,— это вообще важный компонент умения читать. Секретом — а значит и потенциально интересной темой исследования — остается вопрос об эквивалентности когнитивных опытов, возникших при понимании двух семантически близких, но синтаксически различающихся предложений. Возможно, что труднейшая международная проблема "непонимания" на самом деле объясняется тем, что в результате предпочтения той или иной последовательности слов в данном языке
Язык и развитие познания 360
словам может придаваться различная важность. Я был бы счастлив узреть результаты исследований в этой области.
Рассмотрим еще один интересный вопрос, касающийся взглядов Уор-фа (что язык влияет на то, как человек воспринимает реальность, обрабатывает информацию, хранит ее и воспроизводит из памяти): Каково происхождение лексических единиц? Почему в языке эскимосов много названий для снега, а в английском мало? Почему у нас много наименований типов автомобилей, а у жителей Лапландии мало, если есть вообще? Возможно потому, что чем важнее для людей тот или иной опыт, тем больше существует способов выразить его в языке, а вовсе не потому, что язык определяет наши перцепты. Следовательно, развитие конкретных языковых кодов зависит от культурных потребностей; когда члены некоторой языковой группы научаются этим кодам, они при этом также осваивают существенные культурные ценности, часть из которых вероятно связана с выживанием. Впоследствии развитие кодов языка может повлиять на то, какая информация кодируется, преобразуется и запоминается.
Брэнсфорд и Фрэнке. Утверждение, что под внешней структурой языка скрывается его глубинная структура, подчиняющаяся правилам преобразований, привело к распространению предположения о существовании других скрытых когнитивных структур. Среди наиболее любопытных — гипотезы Брэнсфорда и Фрэнкса (1971, 1972). Одну из них (Franks and Bransford, 1971) мы излагали в Главе 3. В этом эксперименте испытуемому показывали фигуры, полученные путем преобразования фигуры-прототипа, и просили оценить, видел ли он их раньше. В этом эксперименте испытуемые ошибочно и с высокой степенью уверенности опознавали прототип как ранее виденную фигуру. Вероятно, это можно объяснить тем, что у испытуемых в результате их опыта с данными экземплярами формировалась абстракция — фигура-прототип. Отсюда можно предположить, что люди формируют абстракции внешних впечатлений и что именно эти абстракции хранятся у человека в памяти. Брэнсфорд и Фрэнке (1971) выдвинули также гипотезу, касающуюся кодирования предложений. Они составляли сложные предложения, состоявшие из четырех простых изъявительных предложений, из которых можно было удалить одно, два или три, оставив, таким образом, в составе сложного предложения соответственно три, две или одну пропозицию. Вот некоторые из^ этих предложений:
Четыре
Муравьи на кухне ели сладкое желе, что стояло на столе.
Три
Муравьи ели сладкое желе, что стояло на столе. Муравьи на кухне ели желе, что стояло на столе. Муравьи на кухне ели сладкое желе.
Два
Муравьи на кухне ели желе.
Муравьи ели сладкое желе.
Абстрагирование лингвистических идей
Язык, раздел 2: структура u абстракции
Сладкое желе стояло на столе. Муравьи ели желе, что стояло на столе.
Одно
Муравьи были на кухне. Желе стояло на столе. Было сладкое. Муравьи ели желе.
Эксперимент состоял из двух частей: "усвоения" предложений и задачи на опознание. Во время опознания испытуемые должны были прочитать 24 сложных предложения, состоявших из простых предложений с одной, двумя или тремя пропозициями. После прочтения каждого предложения испытуемых отвлекали на 4сек для решения задачи называния цвета, а затем задавали о прочитанном предложении вопрос, чтобы убедиться, что испытуемые его закодировали. Например, если предложение было "Камень скатился с горы", то им задавали вопрос "Что сделал?" После усвоения испытуемыми всех 24 предложений экспериментатор читал вслух дополнительные предложения — некоторые новые и некоторые из первоначальных 24. В новых предложениях содержались различные части из предъявленных сложных высказываний. Чтобы сформировать базовую линию для опознания, были также включены некоторые "нескладные" предложения, нужные, чтобы изменить соотношение между наборами пропозиций. Например, если первоначальное предложение было "Камень, который скатился с горы, разрушил крошечную хижину на краю леса", а новое предложение — "Муравьи ели сладкое желе, что стояло на столе", то давалось нескладное предложение "Камень, который скатился с горы, разрушил муравьев, евших желе на кухне". Затем испытуемых просили показать, какое из прочитанных им новых, первоначальных и нескладных предложений они уже слышали на этапе усвоения. Независимо от верности ответа их просили оценить свою уверенность в ответе по 5-балльной шкале (от очень низкой до очень высокой). Результаты показали, что оценки были в основном одни и те же для старых и новых элементов и что уверенность испытуемых в своем ответе непосредственно соответствовала сложности предложения (Рис. 11.2). Так, предложения,содержавшие четыре пропозиции, получали наивысшую оценку уверенности — около 3.5 (хотя оценку "четыре" испытуемые не выставили ни разу), предложения с тремя пропозициями вызывали меньше уверенности и т.д. до предложений с всего одной пропозицией, получивших негативную оценку. Мало кого обманули нескладные предложения, получившие оценку около минус 4 (это контрольное условие эксперимента было важно, чтобы показать, что испытуемые не основываются в своем ответе только на длине предложений).
Видимо, в случае сложных предложений большая уверенность испытуемых в том, что данное предложение уже предъявлялось, обусловлена тем, что из первоначальных предложений, предъявлявшихся им ранее, они абстрагировали основную идею и хранили этот абстрактный продукт, а не просто сами предложения в несвязном порядке. В теории познания и памяти эти результаты означают, что память человека на предложения — это не просто транскрипция слов — вроде магнитофонной записи, но является результатом динамического процесса абстрагирования содержания.
Язык и развитие познания 362
Рис. П.2. Зависимость уверенности в том, что данное предложение уже предъявлялось, от его сложности (количества содержащихся в нем пропозиций). Адаптировано из: Bransford and Franks (1971).
Конечно, это абстрактное содержание выводится из предложений и образует основу нашего впечатления о старых и новых предложениях. Подобно Хомскому, который предложил идею структурной лингвистики, сформулировав абстрактные принципы возможностей языка, Брэнсфорд и Фрэнке попытались описать, как выражена в предложениях содержательная информация, как она структурируется и как та или иная структура позволяет оценить новизну информации.
Из экспериментов Брэнсфорда и Фрэнкса следует важный вывод о том, что люди не изолируют предложения (предположительно в памяти), если они семантически связаны. Информация из различных предложений каким-то образом объединяется в некую абстрактную форму, и эта абстракция запоминается человеком лучше, чем конкретная форма. В этой книге мы видели, что современная когнитивная психология занимается построением структур мысленной обработки, адекватно отражающих обработку информации, память и мышление. Компоненты языка, предполагаемые теориями Хомского, адекватно отражают структуру высказываний. С другой стороны, исследование Брэнсфорда и Фрэнкса позволяет лучше понять конкретные типы преобразований, происходящих при абстрагировании предложений.
Результаты их эксперимента (Franks and Bransford, 1971) были успешно повторены в ряде других исследований (например, Bransford and Franks, 1972; Gofer, 1973; Flagg, Potts and Reynolds, 1975; Singer, 1973). Все эти результаты несомненно выглядят здраво, однако Рейтман и Бауэр (Reitman and Bower, 1973) поставили под сомнение как методику этих экспериментов, так и интерпретацию их результатов. Основной вопрос, с которым они обратились к Брэнсфорду и Фрэнксу, звучит так: "Как информация представлена в памяти?" С одной стороны, можно сказать, что в результате опыта с несколькими экземплярами у человека формируется абстрактная схема, а с другой стороны, можно сказать, что человек хранит конкретную информацию о каждом экземпляре. Эти две позиции можно условно обозначить соответственно "не храню ничего" и "храню все".
Данные, представленные несколькими теоретиками (Barlett, 1932; Old-field, 1954; Neisser, 1976), и их интерпретация — также как и результаты Брэнсфорда и Фрэнкса — говорят в пользу абстрактной схемы. Однако,
Язык, раздел 2: структура u абстракции
Рейтман и Бауэр, которые частично повторили эксперимент Брэнсфорда и Фрэнкса с использованием бессмысленных букв и цифр (вместо слов с контекстом), обнаружили, что вопреки предположениям о формировании абстракций, испытуемые могли отчетливо различать старые и новые элементы. Хотя эти данные и не могут полностью оправдать позицию "храню все", эти авторы считают, что отказываться от нее преждевременно.
Кодирование и забывание "естественного" языка
Баршлеш u (teoUHu духов". Последовательности слов и предложений, используемые в большинстве лингвистических исследований, несколько неестественны и почти всегда отделены от общего литературного контекста. Конечно, в этом есть такое преимущество как более высокая точность эксперимента. Однако многие исследователи занимались психологией понимания осмысленных текстов, близких к языку реальной жизни, например, прозы. Наиболее известное исследование с применением сложного литературного материала было проведено Ф.К.Бартлетом из Кембриджского университета и изложено в его замечательной книге: F.C.Bartl-ett. A study of experimental and social psychology (1932). В этой к"ниге Бартлет описывает несколько экспериментов по изучению запоминания и забывания осмысленного материала, проводившихся на материале коротких рассказов, отрывков прозы, картинок и образцов картинной письменности американских индейцев. Процедура была простой. Испытуемым давался короткий рассказ или другой материал. Они должны были прочитать и через некоторое время вспомнить в свободной манере все, что можно11.
Иногда рассказ надо было пересказать другому испытуемому, который затем пересказывал его еще одному и т.д. Изучая воспроизведенное испытуемыми содержание рассказов, можно проанализировать особенности как закодированного материала, так и забытого. Чтобы возможно точнее проиллюстрировать и то, и другое, мы приводим здесь несколько обширных протоколов пересказа испытуемых. Вот исходный рассказ.
Война призраков
Однажды ночью два молодых человека из Эгулака спускались к реке, чтобы поохотиться за тюленями, и когда они пришли туда, стало туманно и тихо. Затем они услышали боевые кличи и подумали: "Наверно, это вечеринка у военных". Они выбрались на берег и спрятались за бревном. Теперь челноки подошли ближе, и они услышали шум весел и увидели, как один из челноков приближается к ним. В нем было пять человек и один из них сказал им:
"Какие у вас планы? Мы хотим взять вас с собой. Мы собираемся отправиться вверх по реке и начать войну с теми людьми."
Один из молодых людей сказал: "У меня нет стрел." "Стрелы есть в нашем челноке",— ответили ему.
''Обсуждение, которое сейчас последует, в значительной степени опирается на понятие ДВП, поэтому приводимые здесь сведения полезно соотнести с предыдущим материалом об СДВП из Главы 6.
Язык и развитие познания 364
r
"Я не поеду с вами. Меня могут убить. Мои родители не знают, куда я ушел. А ты,— обратился он к другому,— может быть, ты пойдешь с ними".
Так один из молодых людей ушел, а другой возвратился домой. А воины отправились вверх по реке к городу на другой стороне Каламы. Те люди спустились вниз к воде, и они начали сражаться, и многие были убиты. Но вскоре молодой человек услышал, как один из воинов сказал: "Быстро пошли домой, тот индеец ранен". Тогда он подумал: "Да это же призраки." Он не чувствовал боли, но они сказали, что он ранен.
Когда челноки вернулись в Эгулак, этот молодой человек вышел на берег к своему дому и развел костер. Он обратился ко всем и сказал: "Представляете, я был с призраками, и мы пошли воевать. Многие из наших были убиты и многие из тех, кто напал на нас были убиты. Они сказали, что я ранен, но я не чувствовал боли."
Он сказал все это и затем затих. Когда взошло солнце, он упал. У него изо рта выползло что-то черное. Его лицо исказилось. Люди вскочили и закричали.
Он был мертв.
Примерно через 20 часов один испытуемый пересказал этот рассказ так.
Война призраков
Два человека из Эдулака отправились на рыбалку. Когда они рыбачили на реке, они услышали удаленный шум.
"Похоже на клич",— сказал один; и тут появились какие-то люди в лодках, которые пригласили их поучаствовать вместе с их компанией в предприятии. Один из молодых людей отказался идти по семейным причинам, а другой решил пойти.
"Но нету стрел",— сказал он.
"Стрелы в лодке",— был ответ.
Потом он занял свое место, а его друг отправился домой. Компания гребла вверх по реке до Каломы и начала высаживаться на берегах реки. Появившиеся враги набросились на них и завязалась довольно суровая схватка. Потом кого-то ' ранили, и раздался крик, что враги были призраками.
Компания возвратилась вниз по реке, и молодой человек пришел домой, ничего такого плохого не ощущая. На следующее утро на рассвете он попытался рассказать о своих приключениях. Когда он рассказывал, что-то черное выползло у него изо рта. Неожиданно он закричал и упал. Его друзья собрались вокруг него.
Но он был мертв.
Вообще, эта история короче, и стиль более неформальный. Кроме того, ряд моментов опущен или изменен. Не совсем привычные слова заменены на более обычные, например "лодка" вместо "челнок", "рыбалка" вместо "охота на тюленей".
Язык, раздел 2: структура и абстракции
Еще через восемь дней тот же испытуемый смог вспомнить следующее:
Война призраков
Два молодых человека из Эдулака пошли рыбачить. Когда они рыбачили, они услышали удаленный шум. "Похоже на боевые кличи,— сказал один,— должно быть намечается сражение." Потом появились несколько воинов, которые пригласили их присоединиться к экспедиции вверх по реке.
Один из молодых людей отказался идти по семейным причинам. "Я не могу пойти,— сказал он,— меня могут убить." И он вернулся домой. Однако другой присоединился к компании, и они продолжили путь вверх по реке на челноках. Когда они высаживались на берег, появились враги и побежали им на встречу. Вскоре кого-то ранили, и эта компания обнаружила, что они воюют с призраками. Молодой человек и его напарник вернулись в лодки и отправились назад домой.
На следующее утро на рассвете он описывал свои приключения друзьям, собравшимся вокруг него. Вдруг что-то черное выползло у него изо рта, и он с криком упал. Его друзья приблизились к нему и обнаружили, что он мертв.
Второй пересказ еще более сокращен. Имя собственное "Калома" (в оригинале Калама) отсутствует, а объяснение "меня могут убить" снова появляется после своего отсутствия в первом пересказе.
Еще шесть месяцев спустя испытуемый смог вспомнить следующее:
Четыре человека спустились к воде. Им сказали сесть в лодку и взять с собой оружие. Они спросили: "Какое оружие?" и им ответили: "Оружие для битвы." Когда они пришли на поле битвы, то услышали сильный шум и крики, и чей-то голос сказал: "Этот черный человек мертв." И они перенесли его к себе и положили на землю. И у него во рту была пена.
В этой очень короткой версии выпали все необычные термины, все собственные имена и ссылки на сверхестественные силы.
Наконец, одного испытуемого попросили вспомнить этот рассказ спустя два с половиной года. Все это время он не видел первоначальной версии и по его собственному заявлению не думал об этом рассказе. Вот его пересказ:
Несколько воинов отправились сражаться с призраками. Они боролись весь день, и один из них был ранен.
Они возвратились домой вечером, неся своего больного товарища. По мере того как день клонился к закату, ему быстро становилось хуже и жители деревни собрались вокруг него. На закате он вздохнул и что-то черное вышло у него изо рта. Он был мертв.
Язык и развитие познания 366
Здесь сохранились только самые грубые зачатки самого рассказа. Можно отметить слабую разработку деталей; здесь также проявились несколько тем, исходящих из того, что испытуемый предполагал о происшедшем, а не из того, о чем говорилось в рассказе. Например, в этом пересказе раненый человек, наконец, умирает. Когда? на закате... естественно! Все так, как будто это тема из популярных народных сказаний, известных нашему испытуемому; конечно же, в оригинальной версии было не так. Как мы узнали из исследований Брэнсфорда и Фрэнкса, при составлении рассказа и в отсутствии информации о конкретных фактах происходит объединение фрагментов информации, полученных из различных источников (в данном случае — самого рассказа и общих знаний).
Бартлет разделил такую информацию на несколько категорий:
Ф Пропуски. Иногда конкретная информация выпадает. Кроме того, непоследовательная или несоответствующая ожиданиям человека информация воспроизводится хуже.
Ф Рационализация. Изредка добавляется немного информации, чтобы лучше объяснить некоторые несоответствия в отрывке.
Ф Доминирующая тема. Отдельные темы приобретают особую выпуклость, а другие детали затем привязываются к этой доминирующей теме.
Ф Изменение информации. Малознакомые слова заменяются на более обычные.
Ф Изменение последовательности. Некоторые события рассказа переносятся на более раннее время, а некоторые — на более позднее.
Ф Отношение рассказчика. Отношение человека к материалу.
Чтобы объяснить свои результаты, Бартлет проводил анализ пересказов по этим основным моментам, используя при этом понятие схемы (его объяснение, написанное более полвека назад, выглядит не менее свежим, чем самые современные теории). Согласно Бартлету, схема означает активную организацию прошлых реакций или прошлого опыта. Все входные стимулы вносят вклад в построение организующей схемы. По его словам:
"Однако нет ни малейших оснований предполагать, чтобы каждый набор входных импульсов, каждая новая совокупность опита существовала в виде отдельного элемента некоторой пассивной сети, состоящей из кусочков. Их должно рассматривать как составляющие живых кратковременных установок данного организма или каких бы то ни было его частей, связанных с формированием того или иного ответа, а не как ряд собранных вместе и хранимых в организме отдельных событий".
Очевидно, Бартлет предвидел концепцию "абстрагирования лингвистических идей", испытанную эмпирически более 40 лет спустя Брэнсфор-дом и Фрэнксом и ставшую постоянной темой многих теорий семантической памяти, рассмотренных в этой книге (ср.: Rumelhart, Lindsay and Norman, 1972; Collins and Quillian, 1969; Neisser, 1976). Некоторые критиковали предложенные Бартлетом теорию запоминания и понятие схемы за
Язык, раздел 2: структура и абстракции
их расплывчатость и за то, что их трудно эмпирически проверить — и подчас справедливо. Тем не менее, его вклад важен по нескольким причинам. Во-первых, в его работах вводится важное понятие "абстрактной" памяти. Эти абстракции участвуюгв заучивании нового материала и последующих его изменениях. Во-вторых, он продемонстрировал возможность проведения исследований с реальным текстовым материалом и получения при этом полезных выводов. И наконец, его работа стала ценным образцом для его учеников (Бродбент, Браун, Конрад) и других ученых (Миллер, Нейсер).
Опираясь на представления Бартлета о кодировании и запоминании рассказов посредством схем, современные исследователи выдвинули несколько идей, позволяющих глубже понять функциональные свойства памяти на повествования. Здесь наиболее примечательны работы: Bower, 1976а, 1976b; Black, 1981, 1984; Black and Bower, 1980; Kintsch, 1974; Kintsch and van Dijk, 1978; Mandler and Johnson, 1977; Minsky, 1975; Thorndyke, 1977; Schank and Abelson, 1977; van Dijk and Kintsch, 1983. Мы сосредоточимся на двух современных моделях структуры повествований.
Кинч и ван Дийк: "Менты и штрафная квитанция". В Главе 10 мы уже встречались с моделью понимания, предложенной Кин-чем и ван Дийком. В этой модели, описывающей структуру повествовательных текстов и их понимание, учтены как обработка "снизу-вверх", так и обработка "сверху-вниз". Как мы узнали в Главе 10, на уровне чтения текста модель Кинча и ван Дийка опирается на извлечение из текста пропозициональной или абстрактной информации, а на уровне намерений читателя эта модель постулирует целевую схему, направляющую понимание текста субъектом.
Использование в этой модели пропозиций довольно детально обсуждалось в предшествующей главе и мы не будем ворошить это здесь еще раз (интересующимся — или забывчивым читателям мы рекомендуем перечитать тот материал).
Модель понимания, разработанная Кинчем и ван Дийком, позволяет исследователям, интересующимся структурой текстов, делать точные предсказания о запоминаемости конкретных типов информации. Разработанный этими авторами метод — в отличие от субъективного метода, использованного ранее Бартлетом,— согласуется с научной методологией, принятой в современной психологии.
Мы остановимся на том, как у испытуемых студентов обстояло дело с хранением в памяти информации, приобретенной из статьи под названием "Менты и штрафные квитанции". В эксперименте, проведенном Кинчем и ван Дийком (1978) испытуемых просили прочитать этот нетехнический отчет длиной примерно 1300 слов. После прочтения одну треть испытуемых немедленно просили его припомнить и записать краткое содержание. Другую треть просили сделать то же самое спустя 1 месяц и последнюю треть — через 3 месяца. Примечательно, что эта процедура сходна с процедурой Бартлета, однако анализ данных у Кинча и ван Дийка был посложнее.
Все протоколы воспроизведения и записи краткого содержания мы представили в виде набора утверждений, которые можно разделить на "репро-
Язык и развитие познания 368
Рис. 11.3.Доля репродукций, реконструкций и метавысказыва-ний в протоколах пересказа испытуемых для трех интервалов удержания текста в памяти. Взято из: Kintsch and van Dijk 11978).
дукции" (утверждения, точно отражающие понимание текста), "реконструкции" (утверждения, являющиеся правдоподобными умозаключениями из основной темы и добавленные испытуемыми благодаря их знанию мира; например фразу "Бетти Кейн поехала в Париж поездом" можно расширить, включив в нее фразу "Она пришла на станцию купить билет") и "метавысказывания" (комментарии испытуемых, их мнения и отношение к тексту). Эти компоненты анализировались компьютером на предмет соответствия предсказаниям данной модели. Авторам удалось получить несколько важных выводов о понимании текста и работе памяти. Как показали данные, собранные по трем периодам времени удержания текста (см. Рис.11.3), испытуемые со временем утрачивают все больше и больше конкретных деталей пересказа, но суть повествования удерживается примерно с той же верностью на протяжении трех месяцев — это согласуется с тем, что выяснил из анализа протоколов Бартлет. Кроме того, можно сказать, что анализ письменного материала — например, книг, рассказов, технических отчетов — был построен так, чтобы обеспечить тщательное эмпирическое изучение содержащихся в тексте пропозиций, как можно больше узнать об организации текстового материала и о том, как разум человека записывает письменный материал в памяти и хранит его с течением времени.
Совершенно иной подход к текстам — это представление повествовательной информации в виде иерархической структуры, где более важные высказывания поддерживаются менее важными. С неформальной точки зрения, человек, видимо, представляет себе повествования в иерархическом виде. Когда нас спрашивают, о чем была книга — например, "Преступление и наказание"— мы пытаемся подыскать единственное предложение, которое воплощало бы ее суть. А если нас попросят расширить интерпретацию повествования, мы станем описывать тему, сюжет, обста-
Язык, раздел 2: структура u абстракции
новку и то, как все было. Именно с такой позиции некоторые исследователи изучали структуры повествований; один текст мы рассмотрим.
Торндайк и"Остров круга1'. Рассказы — особенно простые — обычно имеют определенную структуру. Она включает описание обстановки, персонажей, тему или сюжет, эпизоды, развязку и т.д., вокруг которых и образуется рассказ. Термином "структура" Торндайк обозначил синтаксис организации сюжета; он разработал "грамматику рассказа", позволяющую разделить (или переписать) имеющиеся в рассказе компоненты более высокого уровня на более простые. Вот правила его "грамматики рассказов".
1. рассказ —> обстановка+тема+сюжет+развязка
2. обстановка —> персонажи + место + время
3. тема —^ (событие)* + цель
4. сюжет —^ эпизод*
5. эпизод —i подцель + попытка* + результат
/'событие*
6. попытка _^.J
(^ эпизод f событие*
7. результат —>><
(^ состояние /"событие
8. развязка —>>< событие
V, состояние подцель Л
9. > —^ жела<