Путешествие в беспредельность

Моря и океаны Земли лишены ориентиров — в том смысле, что в открытом море не видно берегов. Прав­да, днем мореплаватель может ориентироваться по солнцу, а ночью — по звездам. Но эта возможность не заложена в природе солнца, луны и звезд: никто не предназначал их для этого целенаправленно. Оке­ан Ума также лишен ориентиров, но игра явлений Ума, рождающихся в его беспредельности, допускает понятийную ориентацию. Однако возможность слу­жить ориентирами не заложена в них преднамерен­но: этопросто игра порождений природы Ума. Поня­тия возникают как случайным образом, так и струк­турированно, как в свободном течении, так и в устремлении к той или иной цели. Явления Ума скла­дываются в яркие картины, украшающие реальность в соответствии с основополагающей природой состра­дания.

До сих пор мы исследовали течения, оживляющие поверхность океана Ума. Мы исследовали потребность в определении «я» как чего-то устойчивого, неизменного, самостоятельного, целостного и определенного. Теперь же настало время вглядеться в саму поверхность океана Ума, сверкающую в свете солнца и поблески­вающую в свете звезд. Этот взгляд есть открытость, взгляд через прозрачность наших отношений с ориен­тирами.

Чистое обнаженное присутствие бытия^; вызывает у нас двойственные реакции, а потому ткань нашего жизнен­ного опыта сплетается из невероятных игр. Мы ведем себя так, словно то, чем мы являемся, никак не связано с тем, где мы находимся, а «я» никак не связано с тем, что это «я» называет внешним миром. Эти сансарические домыслы порождают философию, оправдываю­щую произвольное установление и нарушение связей: мы считаем, что вольны ограждать себя от всего, что пред­ставляется нам неудобным. Но в непосредственном опы­те существования эта сансарическая философия зачастую входит в конфликт с естественной философией реаль­ности, В соответствии с этим естественным, свободным состоянием реальности всё исподволь влияет на всё, все вызывает перемены во всём, и всякая попытка создать внутри нее изолированную реальность натолкнется на невероятное множество проблем.

Всякая область интереса или вовлеченности (в кото­рую человека увлекает его восприятие) находится в процессе непрерывных изменений. Нет неизменных объектов. Нет неизменных ситуаций. Нет неизменных существ. Нет неизменной жизни. Ткань бытия — это «подвижная сеть*¹, магически проявленное переплете­ние бесчисленных измерений. Само существование — это подвижная сеть, нити которой суть энергия формы и пустоты — бытия и небытия. Образ или структура любого индивидуального бытия вызывает колебания во всей сети, частью которой оно является. Натяжение нитей ослабляется или усиливается, что отражается на всей сети в целом. Невозможно действовать, не влияя на все сущее и не испытывая, в свою очередь, влияния всего сущего. Каждая структура влияет на другие и порождает новые структуры. Упорядоченные структу­ры рождаются из хаоса и вновь обращаются в хаос. Порядок и случайность танцуют рука об руку: круги, расходящиеся по воде, сталкиваются с другими расхо­дящимися кругами, рыба, выпрыгивая из волы, хватает мошку, дикий гусь взмывает в небо, ветер дует, ребенок на берегу бросает камешки в озеро.

Ни одно событие в этой текучей сети не происходит независимо от остальных. Изоляция невозможна. Не­возможно полностью отгородить «себя» от того, что мы воспринимаем как «внешний мир». Мы — части­цы океана, в котором рыбы и вода сосуществуют :sнеразрывной связи: «рыба без воды» так же немыслима, как «вода без рыбы».

¹ Ло-драл джен-паи ранг-жал (bLo bra! rJen pa'i rang zhal) — букв, «собственный лик, обнаженный и лишенный концепций».

¹ Кун трал (kun khroi'y, англ. fluxing web. Термин «подвиж­ная есть» в переводе может показаться довольно неуклюжим, но зато он точно передает представление о том, что ткань бытия — это не стабильная структура, а бесконечные ряды структур, возникающих друг из друга и растворяющихся друг в друге. Неподвижной и неизменной кун mpo.i представляет­ся в философии монизма. А в свете идей буддийской не­двойственности форма всегда пуста, а следовательно, ника­ких стабильных и вечных структур существовать не может.

На основе практики ши-не постепенно развиваются другие практики, в которых кругозор опыта становится еще шире, раскрывая пе­ред нами еще более масштабные и яркие картины вза­имосвязанности всего сущего. Ши-не — врата в состо­яние свободы, где индивидуальное существование не исключает океанического мировосприятия. Стоит нам осознать взаимосвязь между рыбой и океаном на опы­те, как становится ясно, что многие явления, прежде казавшиеся нам взаимоисключающими, — это лишь различные грани нашего безначального просветления. Итак, попытаемся понять, что такое океаническое мировосприятие. Обычно оно присуще лишь грудным младенцам и некоторым мистикам¹. Это не означает, что все младенцы просветленны: просто обширный спектр человеческого опыта включает в себя среди прочего и отблески просветления. В случае с младен­цем океаническое мировосприятие проявляется как характерная для маленького ребенка неспособность отличать себя от матери и от окружения в целом. Со­гласно учению внутренних ступеней ваджраяны, каж­дое проявление двойственности динамически связа­но с качеством недвойственности. Так и тип воспри­ятия, который мы называем океаническим, входит в сферу человеческого опыта вообще, а не только в область переживаний, открывающихся при медита­ции. В ходе психологического развития ребенок с возрастом переходит на стадию индивидуализации. Но. как правило, индивидуализация достигается лишь ценой утраты океанического мировосприятия. Никто и ничто не побуждает ребенка удержать какие-то сред­ства доступа к океаническому восприятию мира.

¹ Зигмунд Фрейд также использовал термин «океаничес­кое восприятие* — для описания мировосприятия малень­ких детей, не отделяющих себя от окружения.

Общество поощряет индивидуализацию, но потреб­ность в океаническом восприятии не исчезает. Это неотъемлемая часть полного спектра человеческого потенциала. И поскольку потребность в нем сохраня­ется, социум направляет ее в русло семейной и дружеской верности. Чувствовать себя частью некоего большего целого важно для представителя любой культуры, но подчас на основе этого чувства возникают нездоровые связи. Эгоцентрическая социальная обусловленность может свести океаническое восприятие к тому или ино­му типу группового сознания — фашизму, расизму, элитизму, религиозному сектантству и т.п. В сфере обы­денного человеческого опыта индивидуализация и оке­аническое восприятие зачастую вступают друг с другом в болезненное противоречие. Конфликт этот проявля­ется и в природе духовных убеждений — привязаннос­тей к искаженным отражениям просветленного состо­яния, проистекающих одновременно из индивидуали­зации и из опыта океанического восприятия.

Индивидуализированный опыт порождает такие формы эпистемологии, в которых творец отделен от творения, а все существа представляются четко опреде­ленными и самостоятельными сущностями. И напро­тив, океанический опыт порождает формы эписте­мологии, в которых творец неотделим от творения, а индивидуальность живых существ представляется ил­люзорной. С обыденной точки зрения резонно было бы предположить, что полностью проявленный океаниче­ский опыт несовместим с индивидуализированным опытом, развитым в совершенстве. Кажется, совместить два эти подхода можно лишь в ущерб обоим. Но подоб­ное рассуждение основано на двойственном восприятии, способном представить неразделимость двух этих тради­ционно противопоставляемых типов опыта лишь как некое сочетание или компромисс. Не двойственное же восприятие не подразумевает ни ухода в инфантилизм, ни какого-либо чередования двух взаимоисключающих форм мироощущения. Опыт просветления выходит за рамки обоих подходов — и океанического, и индивиду­ализированного: он принадлежит беспредельности, в ко­торой все подобные разграничения теряют смысл.

Уловить смысл здесь не так-то просто, и интеллект в этом — только помеха. Сама попытка уловить смысл лишь отдаляет от понимания. Эта ситуация во многом напоминает аналогию со свободным падением, кото­рую мы обсуждали выше: ты падаешь не падая. От традиционной логики здесь приходится отказаться — она не поможет нам продвинуться ни на шаг.

Итак, перед нами идея двойственного видения, про­тивопоставляющего два типа опыта — индивидуализи­рованный и океанический, В области религии эта по­ляризация порождает два представления о «высшей реальности». Согласно первому мы «достигаем едине­ния» со всем миром или с Богом. Согласно второму мы «обретаем жизнь вечную в Боге», но остаемся отделен­ными от него, самостоятельными сущностями¹.

' Мужской род использован здесь для описания Бога не только по традиции, но и потому, что образ творца Вселен­ной возникает, когда форме (соответствующей мужскому роду) отдают предпочтение перед пустотой (соответствую­щей женскому роду).

Все многообразие подходов, сложившихся в различных ре­лигиях, в конечном счете сводится к двум этим вариан­там. Первый из них подразумевает полную утрату ин­дивидуальности, второй — полную изолированность. Однако существует и еще один вариант — впрочем, открывающийся лишь тогда, когда мы избавляемся от необходимости определять ту или иную сферу опыта — либо как отличную от всех других, либо как тождествен­ную одной из прочих сфер. Согласно этому третьему подходу форма есть пустота, а пустота есть форма, и все структуры подвержены непрерывным изменениям. Форма рождается из хаоса и вновь растворяется в хао­се — хаос и форма вдут рука об руку в безначальном танце, отражая друг друга, как зеркала.

Возможность просветления открыта в любой момент. Всеохватность бытия — постоянное напоминание о просветлении. Но отчужденное индивидуализированное восприятие, оторванное от океанического опыта, ин­терпретирует это напоминание как угрозу нашему су­ществованию. Подобный подход можно назвать точкой зрения отторгнутой индивидуальности. Отторгнутая индивидуальность создает шаткую иллюзию жизнеспо­собности неизменных определений. Иллюзия эта мер­цает, как старая кинопленка. Какие-то образы на экра­не можно уловить, но все они, к вящему нашему ком­форту, нечеткие и расплывчатые. И по молчаливому соглашению никто не вспоминает, что образы, кото­рые мы видим, в действительности находятся не здесь. Мы забыли, что наблюдаем нечто неосязаемое в виде проекции на экран. Мы считаем все это реальным, поддавшись иллюзии устойчивости, неизменности, са­мостоятельности, целостности и определенности. Чтобы наслаждаться фильмом, мы вынуждены притворять­ся про себя, что все происходящее — реально. Нам приходится соглашаться на так называемую «доброволь­ную отсрочку недоверия». И такую же отсрочку мы активно поддерживаем и постоянно продлеваем в от­ношении своего чувства бытия.

Воспринимаемый нами мир постоянно балансиру­ет на грани между бытием и небытием. Сквозь при­зму традиционных условностей воспринимаемые яв­ления предстают соблазнительными, манящими и в высшей степени обманчивыми. Вещественность и не­вещественность идут рука об руку. Мы словно бы любуемся танцовщицей с веерами: переливы страу­совых перьев пустоты и явлений воплощают собой изобильность бытия. Но за ними скрыто что-то еще — и различить нагую госпожу-недвойственность удает­ся лишь в те краткие мгновения, когда мы случайно проникаем взглядом сквозь вечно колеблющуюся двойственную завесу вееров¹.

¹ Женский род использован здесь потому, что в традиции Аро Тер недвойственное состояние именуется Кунтузангмо (kufi iti bZang то, санскр. Самантабхадри — «совершенное благо»). В практике Трома Нагмо цикла Дуджом Тср-сзр Кунтузангмо изображается так же как форма дхармакайи. Кунтузат мо — женская ипостась Кунтузангпо (kun tu bZang ро, санскр. Самантабхадра — «совершенное благо»), образ которого чаще используется в традиции ньингма вообще. Кунзанг яб-юм (Кунтузангмо и Кунтузангпо в сексуальном слиянии) — это антропоморфный образ недвойствснного состояния. Термин благо не следует понимать как некую противоположность «злу». Благо Кунтузангмо— это благо абсолютной всеохватности и целостности.

До тех пор пока мы не поймем этого, разглядеть, что происходит на самом деле, невозможно. До тех пор пока мы не поймем, что и танцовщица, и веера в равной мере обнажены и одинаково достойны восхищения, мы не сможем раз­личить ничего, кроме формы¹.

Чтобы ощущать устойчивость, неизменность, само­стоятельность, целостность и определенность, нам приходится привязываться к тем аспектам этой измен­чивой иллюзии, и которых временно проявляются эти качества. Но сама потребность ощущать устойчивость, неизменность, самостоятельность, целостность и оп­ределенность возникает лишь потому, что для поддер­жания своего существования отторгнутая индивидуаль­ность нуждается в иллюзии. А бороться за сохранение иллюзии мы вынуждены лишь потому, что искры без­начального просветления проблескивают сквозь по­кров двойственности, постоянно угрожая свести на нет плоды наших отчаянных манипуляций.

Мы то и дело подходим вплотную к естественному состоянию, в котором не требуется никаких подобных усилий,— но всякий раз отвлекаемся, дабы поддер­жать в себе мировосприятие отторгнутой индивидуаль­ности. Все наши исступленные, мучительные и одно­образные уклонения от естественности — не что иное, как попытки поддержать иллюзию двойственности. Но, повторим еще раз, иллюзия эта постоянно нахо­дится под угрозой крушения, заключающейся в посто­янных атаках со стороны недвойственности, заложен­ной в самой природе реальности, — атаках, которые побуждают нас к защитным действиям, двойственным по своей сути.

' Нагота (чер-бу, gCer hu) и восхищение (кунту га, kun Ш dGa') отождествляются с пустотой и формой.

Действия эти можно описать как обра­зование привязанностей к мимолетным призракам постоянства. Такова природа двойственности.

Недвойственность же, напротив, характеризуется совершенно спокойным пребыванием в потоке чего бы то ни было. Если бы, например, длительность всех явлений измерялась минутами и перемены везде и во всем происходили бы одновременно, то состояние рассеянности не могло бы сохраняться постоянно. Ничто сущее не обладает качествами устойчивости, неизменности, самостоятельности, целостности и оп­ределенности. Постоянно эти качества не присущи ни одному из явлений, но временно могут проявляться в каждом из них. Отсюда и возможность создавать ил­люзорные версии реальности. Но вес эти версии — не более чем новые танцы с веерами, в которых страу­совые перья представляют одновременно и вещест­венность, и невещественность, и постоянство, и не­постоянство, и обособленность, и неделимость, и не­прерывность, и прерывность, и определенность, и неопределенность. Эти танцы с веерами не сансара и не нирвана. Они — узоры и образы, украшающие со­бою чистое обнаженное присутствие бытия.

Упражнение 5

Сядьте в удобной позе, сохраняя бдительность. До­бейтесь того, чтобы ваше осознание не было сосре­доточено ни на чем. Если вы почувствуете, что от­влеклись от осознания, просто вернитесь к нему безо всяких замечаний и суждений. Если в уме будут происходить какие-то события, не вовлекайтесь в них. Отпускайте и оставляйте все как есть. Полно­стью расслабьтесь. Выполняйте это упражнение от сорока минут до часа, в зависимости от того, как долго вы сможете сидеть. Если вы еше не можете просидеть час без перерывов, постепенно увеличи­вайте продолжительность сеансов, пока не дойдете до часа. Если же вы, напротив, привыкли сидеть дольше — сидите столько, сколько обычно. Наблю­дайте за тем, как все происходит.

Упражнение 5 (пояснения)

Это — последний этап практики ши-не, но отнюдь не последняя ступень практики в целом. Ши-не приобщает нас к восприятию времени, не наполнен­ного содержанием, — к восприятию ума, в котором не происходит никаких событий. Цель ши-не — приблизить опыт восприятия Ума, в котором перед нами откроется полное отсутствие соотнесений и ориентиров. Это— постижение пустоты и понима­ние того, что мысли или ментальные события сами по себе не составляют ткань Ума. Природа Ума — чистая сияющая пустота. Наставления и указания к этому этапу практики сводятся к тому, что практи­кующий должен пребывать в пустом состоянии и войти в так называемое устойчивое ши-не. Устойчивое ши-не— это такое состояние Ума, в котором на протяжении долгих промежутков вре­мени при сидении не возникает никаких менталь­ных событий. Достигнув стадии, на которой вы спо­собны просто оставлять все как есть и ни в чем не нуждаться, вы тотчас избавитесь от невротического желания порождать мысли с целью установления ориентиров.

Но как только ши-не станет устойчивым, перед вами может возникнуть новое препятствие, И мы долж­ны с ним справиться, чтобы практика продолжала развиваться. Его называют сонным ши-не. Это со­стояние, о котором никаких ментальных событий не происходит, но и осознание также отсутствует. В этот момент ши-не нужно будет растворить, вой­дя в лхаг-тонг. Лхаг-тонг, «проникновенное виде­ние», — это врата, ведущие за пределы пустоты, пер­вый шаг на пути в беспредельность.

Глава 8

ЗА ПРЕДЕЛАМИ ПУСТОТЫ

За пределами опыта пустоты¹ лежит опыт восприятия энергий, проявляющихся как бесконечная игра Ума. Многие полагают, будто конечная цель практики -достичь состояния ума, полностью свободного от вся­ких мыслей. Понятно, откуда взялось такое представ­ление: ведь многие наставления к медитации направле­ны именно на достижение устойчивого ши-не. И зача­стую подобные поучения почти не уделяют внимания тому, что лежит за пределами пустоты.

Учителя, указывающие в своих наставлениях на пустоту как цель устремлений, вовсе не заблуждают­ся: в рамках той конкретной практики, которую они описывают, они совершенно праны^!.

¹ Ми-тогпа, состояние, в котором ум свободен от содер­жимого, в котором нет никаких ментальных явлений, ника­ких намтогов.

² Наста пленил даются в соответствии с той или иной яной (колесницей), и акценты в них зависят от основного прин­ципа пути на данном уровне.

Согласно многим наставлениям сутр, пустота и впрямь является целью. Но is дзогчене с присущей ему тонкостью и точностью определений пустота называется одним из аспектов цели, И здесь нет никакого противоречия, поскольку в «Сутре сердца» вполне лаконично ука­зывается, что форма есть пустота, а пустота есть форма¹.

В сутрах аналогом формы выступает сострадатель­ная деятельность. В контексте просветленного состо­яния форма никогда не рассматривается отдельно от пустоты. Поэтому, говоря о пустоте, по большому сче­ту следует уточнять, идет ли при этом речь о двойствен­ном или недвойственном опыте. При недвойственном опыте восприятие пустоты непременно связано с бес­препятственным рождением и растворением форм. В свете этого всякое упоминание о пустоте вне связи с формой можно рассматривать всего лишь как утончен­ную разновидность дуализма. Но давайте изучим этот вопрос подробнее. Пустота — плод практики ши-не. Конечный результат этой практики — отсутствие намтогов, состояние, в котором не зарождается ни единой мысли¹. Однако отсутствие намтогов— вовсе не ко­нечный результат практики как таковой, и достиже­ние этого состояния — еще не реализация, Дальнейшие ступени практики посвящены работе с энергия­ми, непрерывное проявление которых — естественная функция пустоты, а также задаче воссоединения энер­гии с присутствием осознания.

¹ Ньинг до (sNying т Do) — «Сутра сердца». Чомден Дшча Шераб Кьи Пхирояту Джинпаи Нъинггю (ЬСот Idan 'das та shes rab kyipha rol tuphyin pa'i sNyingpo) — «Бхагавати-прад-жняпарамита-хридайя-сутра». — Сутра Сердца Запредельно­го Интуитивного Знания,

² Намтог (rNam r'ibg) означает «то, что возникает в Уме». Намтоги — это не только мысли, но и чувства, а также струк­туры, цвета и ощущения текстуры.

Обнаружение пустоты — это лишь один из этапов в процессе реализации нашего безначального просвет­ления. И если мы слишком привяжемся к идее пребы­вания в бессодержательном пространстве Ума, то по­просту зайдем в тупик. Ум без единой мысли — состо­яние столь же неестественное, как и Ум, набитый мыслями до отказа. Так неужели же мы прошли весь этот долгий путь лишь ради того, чтобы испытать ещё одно ограниченное состояние? Чтобы ответить на этот вопрос, надо продвинуться немного глубже в изуче­нии собственного «я» и задаться другим вопросом: как мы себе представляем Ум?

Без опыта медитации даже исследование понятий­ного ума неизбежно окажется весьма ограниченным. Взглянув на природу Ума {так, как мы обычно смот­рим на вещи) с целью понять, что он собой представ­ляет, мы не увидим ничего, кроме ментальных собы­тий. Мы просто-напросто упремся в мысли: мысли, оказавшиеся под наблюдением, и мысли, составляю­щие метод наблюдения. Будь это единственный воз­можный способ наблюдения Ума. мы никогда не обнаружили бы ничего, кроме бесконечной череды мыслей. Открыть природу Ума при помощи столь ог­раниченных средств невозможно: мы лишь угодим в ловушку беспрестанно вращающегося калейдоскопа мыслей. И на том все наши поиски окончатся — осоз­наем мы это или нет. Мы решим, будто Ум — это и есть мысли, и вынуждены будем довольствоваться этим ошибочным выводом. Иначе говоря, если мы попыта­емся изучать явления Ума, пользуясь мыслью как ин­струментом исследования, то нас будут ограничивать особенности ментальных структур, имеющихся в на­шем распоряжении. Мысль в конечном счете не мо­жет исследовать саму себя: это замкнутая система. Мысль способна исследовать саму себя не более, чем нож — сам себя резать или глаз — сам себя видеть. Глаз может увидеть себя только в зеркале. И сущность та­кого зеркала применительно к мысли — это естествен­ная отражающая способность Ума, лежащая за преде­лами мышления.

Практикуя ши-не, обучаясь «оставлять все как есть и ни в чем не нуждаться», уже в процессе занятий можно заметить, что Ум — это не только мысли. Впер­вые взглянув на Ум, мы сможем различить только сплошную завесу мыслей. Мы как будто взираем на поверхность озера, взволнованного ветром, или на небо, бурлящее темными тучами. На основании од­них лишь этих впечатлений нам и в голову не придет, что поверхность озера может быть гладкой и ясной, как зеркало, а за тучами простирается бесконечное небо, озаренное солнцем или залитое светом луны и звезд.

Но как только ослабевает привязанность к мыслям, ослабевает и волнение. Облака рассеиваются, ветер стихает, и мы уже можем увидеть свои отражения в озере. Время от времени случайный порыв ветра мо­жет снова поднять волны, но теперь мы уже знаем, что вода не всегда находится в движении— иногда она бывает спокойна. Как только прекратится навяз­чивое мыслеобразование, между облаками начнут появляться просветы. Солнце станет проглядывать сквозь тучи. И как только мы осознаем, что сплош­ная завеса мыслей — это всего лишь временная кон­струкция, приближаться к постижению пустоты ста­нет гораздо легче¹.

Открыв для себя пустоту и обнаружив, что мы спо­собны существовать без ориентиров, мы должны те­перь постичь истинную природу своих отношений с энергией — спонтанным проявлением пустоты. В сво­ем естественном состоянии Ум— это не сплошная завеса мыслей, но и не пустота, в которой не проис­ходит никаких событий. Но когда мы поймем, что способны избавляться от мысли, наши отношения с мыслью могут перерасти в нечто более гибкое, под­вижное и ненавязчивое. Мы вдруг обнаружим, что просветленное состояние отнюдь не исключает мыш­ления. В наставлениях к медитации основное вни­мание зачастую уделяется избавлению от мыслей. И многие люди из-за этого начинают считать, что мысль — это враг. Но на самом деле мысль —- это ес­тественная функция Ума. Где из пустоты ничто не рождается, там нет энергии, а следовательно, нет и ясности².

Необходимо продолжать практику до тех пор. пока мы не войдем в состояние, свободное от мыслей. Мы должны отучиться от привычных невротических отно­шений с мыслями.

¹ Сплошная завеса мыслей — это первое впечатление от Ума. с которым мы приступаем к практике ши-не.

² В традиции дзогчен естественное движение намтигок в пространстве Ума именуется «ясностью» — сел ва (gSai ba}.

Вспомнив, что медитации нет, но есть привыкание к ней, мы теперь сможем понять, что этот процесс отучения и есть привыкание к бытию, лишенному ориентиров. Избавление от невротической вовлеченности в мышление можно уподобить избав­лению от алкогольной зависимости. Решившись бро­сить пить, человек может перестать пить на какое-то время. Однако алкоголиком — непьющим алкоголи­ком — он останется до тех пор, пока не почувствует, что может наконец выпить спокойно, без опасений, что зависимость вернется¹.

Точно так же обстоит дело и с мыслью, и со все­ми явлениями вообще. Если вы научились входить в состояние без мыслей и осознанно оставаться и нем достаточно долго, то знайте, что ваши отноше­ния с мыслью изменились коренным образом. Вы дошли до стадии устойчивого ши-не. а значит, те­перь можно растворить ши-не и перейти к практике лхаг-тонг³.

На первый взгляд может показаться, что, растворяя ши-не, мы попросту разрушаем все, чего достигли долгим и упорным сидением. Но сделать это необхо­димо, если мы стремимся продолжать свой путь в бес­предельность. Пока не будет растворено ши-не, оста­ется опасность пристраститься к отсутствию мыслей.

¹ Этот пример люди, страдающие алкогольной зависимо­стью, не должны воспринимать как буквальное руководство к практике.

^! IhagmThong— пер. санскр. випашьяна, букв «усиленное видение»; обычно переводится как «инсайт, прозрение». — Прим. ред.

Долго оставаться в устойчивом ши-не, не соскальзывая в сонное ши-не, почти невозможно. А пребывать в сонном ши-нс очень приятно, и тому, кто никогда прежде не практиковал, достижение этого состояния может показаться настоящим успехом. Опасность сон­ного ши-не в том, что без этого предостережения его можно счесть итогом всей практики. Фиксироваться вообще нельзя — на чем бы то ни было! Нужно изо всех сил стремиться оставаться открытым всему — даже тому, что противоречит самым дорогим вашему сердцу идеям.

Чтобы растворить ши-не, надо допустить, чтобы мысли-намтоги возникали вновь, но не возвращаться к невротическому процессу порождения ориентиров. Растворяя ши-не и дозволяя естествен ной энергии Ума возникнуть вновь из пустоты, .мы ничего не создаем — мы лишь позволяем этому случиться. Как только энер­гия начнет возникать вновь, остается лишь дать ей свободу проявляться, осознавая при этом и ее возник­новение из пустоты, и ее растворение в пустоте. Эту разновидность опыта нередко сравнивают с игрой рыбы, выпрыгивающей из-под воды на спокойной глади озера.

Когда чудно блистающая рыба появляется на свет из ничего, рассекая сверкающее зеркало вод, мы мо­жем выделить в этой ситуации три основных компо­нента: спокойное озеро, прыгающую рыбу и осозна­ние, присутствующее в том и другом. Спокойное озе­ро — это пустота, или отсутствие намтогов. В ней нет ничего, кроме присутствия. Мы открываем ее посред­ством практики ши-не. А прыгающая рыба, то есть возникающие намтоги (текстуры/цвета/структуры/ мысли/эмоции) движутся, не соотносясь ни с какими ориентирами. Ее мы открываем посредством практи­ки лхаг-тонг.

Термином «лхаг-тонг* обозначается практика ра­створения ши-не и безмолвного наблюдения за ры­бой, выпрыгивающей из-под воды на спокойной гла­ди озера. Опыт лхаг-тонг дает необыкновенно яркие впечатления, поскольку мысль в нем впервые пере­стает казаться двухмерной. Ум больше не кажется плоской завесой, составленной из цепляющихся друг за друга мыслей. Намтоги теперь возникают не на плоскости, а в пространстве. Лхаг-тонг допускает восприятие цвета, текстуры и тона. Практикуя лхаг-тонг, мы обнаруживаем присутствие осознания в дви­жении энергии, возникающей из пустоты. И в этом пустом пространстве, порождающем энергию в раз­личных формах, рано или поздно мы начнем пере­живать моменты Ведения— мгновенного присут­ствия, или недвойственного осознания бытия¹. Так динамика возникновения и растворения намтогов становится сущностью пути.

Один из способов заставить рыбу прыгнуть состоит в том, чтобы широко раскрыть глаза. Но, раскрыв гла­за, вы рискуете потерять себя — начать снова хватать­ся за мысли. На этом этапе практики вас почти навер­няка поджидает немало разочарований. Открыть глаза и обнаружить во всем, что возникает, присутствие осоз­нания, — просто, но совсем не легко.

¹ Мгновенное присутствие — это один из множества воз­можных переводов слова puma («Ведение»). Кроме того, его переводят как «недвойственное осознание», «присутствие осознания» и «недвойственное присутствие».

Это движение намтогов — прыжки рыбы на поверхности ясного озе­ра устойчивого ши-нс — называются йо-ва¹. Йо-ва означает «движение», и в этом движении мы и долж­ны обнаружить присутствие осознания. Именно в этом состоит теперь наша задача — а вовсе не в том, чтобы потерять присутствие, привязавшись к понятийному содержанию движущихся намтогов. Не надо рассуж­дать о том, красива или уродливо гротескна та или иная рыба, появляющаяся из-под воды. Надо попросту об­наружить присутствие осознания в ее движениях. Надо отождествиться с тем, что движется.

На этой стадии возникнет необходимость в новом понимании сущности практики. В ходе практики лхаг-тонг многие сталкиваются с проблемами потери при­сутствия или отвлечения. Разрешить эти проблемы можно с помощью специальных методов, позволяю­щих непосредственно работать с энергией на уровнях ума, речи и тела. Три упражнения, описанные в этой главе, помогут справиться с проявлениями энергети­ческого дисбаланса.

До сих пор мы рассматривали основные принципы практики по системе ши-не и лхаг-тонг. Теперь же на­стало время обратиться к некоторым вспомогательным методикам. Эти дополнительные практики, связанные с категориями ума, речи и тела, относятся к трем сфе­рам бытия: Дхармакае, Самбхогакае и Нирманакае. Дхармакая (Чо-ку) представляет собой сферу необуслов­ленной потенциальности — измерение пустоты. Самбхогакая (Лот-ку) — это сфера неосязаемых проявлений, измерение энергии (бесконечная игра света и звука).

Наконец, Нирманакая (Трул-ку) — это сфера явного проявления, измерение вещественности¹. Столкнув­шись с проблемой рассеянности, для начала необходи­мо попытаться разрешить ее на уровне ума. Если ниче­го не получится, надо попробовать справиться с ней на уровне речи. Если же и это ничего не даст, тогда следует работать на уровне тела. Представленные далее три уп­ражнения-— не что иное, как методы работы на трех этих уровнях, и выполнять их следует в описанной последовательности.

Упражнение 6

Сядьте в удобной позе, сохраняя бдительность. Зак­ройте глаза и представьте тибетскую букву «А» (см. ил. 1) — белую, сияющую, сотканную из света. Пусть она появится в пространстве прямо перед вами. Вытяните руку вперед и поднимите ее под утлом 45 градусов к горизонтали. Букву «А» визуализируйте в точке, где находится ваш сжатый кулак. Обычно она оказывается примерно такого же размера, что и кулак, но добиваться этого не следует: пусть она спонтанно примет удобный вам размер. Не открывая глаз, направьте взгляд туда, где нахо­дится ваш кулак, и сосредоточьтесь на этой точке. Не опускайте руку до тех пор, пока образ буквы не зафиксируется достаточно стабильно. Затем опусти­те руку, но продолжайте удерживать присутствие осознания на образе буквы «А».

¹ Тулку — человек, достигший реализации, или реализо­вавшееся существо из других измерений.

Выполняйте это упражнение трижды по пять минут (или по десять, если у вас уже есть опыт визуализа­ции) на протяжении сеанса сидения. Завершая уп­ражнение, всякий раз позволяйте букве «А» раство­риться, после чего просто удерживайте присутствие осознания во всем происходящем.

Ил. L А

Упражнение 6 (пояснения)

Если у вас еще нет опыта визуализации, упражнение 6 может показаться вам довольно трудным. Действи­тельно, не так уж просто представить себе букву не­знакомого алфавита. Если тибетская «А» кажется вам чересчур непривычной и сложной, скопируйте ее с приведенной здесь иллюстрации и, прежде чем при­ступить к упражнению, какое-то время сосредоточен­но вглядывайтесь в нее. Попробуйте несколько раз начертить эту букву самостоятельно — так будет легче запомнить се форму. Можно изобразить ее белой краской на большом темно-синем листе картона и пове­сить изображение на уровне глаз перед тем местом, где вы обычно выполняете упражнения. Постепенно вы привыкнете к очертаниям этой буквы и научитесь визуализировать ее без труда. Поначалу образ буквы «А» может двигаться перед мшим мысленным взором. Но пусть вас это не смущает: предоставьте ему оста­новиться самостоятельно. Старайтесь не фиксировать внимание на букве слишком долго. Вначале полнос­тью сосредоточьтесь на ней, но затем ослабьте внима­ние. Если вам не удается визуализировать букву дос­таточно отчетливо и ярко, не огорчайтесь: достаточно и расплывчатого, смутного образа. Нечего и рассчи­тывать, что вы добьетесь успехов в визуализации с первой же попытки. Прежде чем перейти к работе с речью, описанной в упражнении 7, тренируйтесь в визуализации по меньшей мере педелю.

Упражнение 7

Сядьте в удобной позе, сохраняя бдительность. Не закрывайте глаза. Сделайте несколько глубоких вдо­хов и выдохов. Наполнив легкие воздухом, на выдо­хе пойте звук «А» и тяните его до тех пор. пока хва­тит дыхания. Пойте громко и достаточно низко, но следите за тем, чтобы голос не срынался. Подберите удобную для себя высоту тона и удерживайте ее. Пусть звук постепенно угаснет и растворится в ти­шине. Повторяйте звук «А» на каждом выдохе. Пусть ваше чувство бытия заполняется этим звуком без остатка. Удерживайте в звуке присутствие осознания, а если отвлечетесь — просто вернитесь к нему. Выполняйте это упражнение по пять минут на про­тяжении сеанса сидения столько раз, сколько по­требуется. Прибегайте к нему всякий раз, как заме­тите, что отвлеклись.

Упражнение 7 (пояснения)

Звук «А» считается естественным звуком первоздан­ного состояния. Пение звука «А» высвобождает энер­гию речи. Вибрация пронизывает все ваше существо и помогает сбросить напряжение, вызванное попыт­ками найти себе четкое определение. Выпевая «А», вы открываетесь узнаванию беспредельности бытия. В тибетской традиции «А» считается нейтральным звуком, и как таковой, он позволяет энергии речи войти в естественный резонанс без лишних усилий. Во время пения и при растворении звука в тишине вы будете испытывать ощущения, схожие с теми, что бывают при глубоком вздохе. Звук «А» способствует растворению структур восприятия, что приносит спокойствие и ясность. Поскольку энергия речи бо­лее осязаема, чем образ визуализированной буквы «А», звук «А» можно использовать всякий раз, когда визуализация не удается или не приносит желаемых результатов. Прежде чем перейти к работе с телом, описанной в упражнении 8, работайте с голосом по меньшей мере неделю.

Упражнение 8

Это упражнение небезопасно. Ни в коем случае не прибегайте к нему, если у вас больное сердце или повышенное кровяное давление. Также оно про­тивопоказано женщинам в период беременности и менстр