Психологическая характеристика труда.

Труд в целом не психологическая, а социальная категория. В своих основных общественных закономерностях он предмет не психологии, а общественных наук. Предметом психологического изучения является поэтому никак не труд в целом, а только психологические компоненты трудовой деятельности.

В своей классической характеристике труда К. Маркс отметил и ряд важнейших психологических его особенностей. «Труд, — пишет Маркс, — есть прежде всего процесс, совершающийся между человеком и природой, процесс, в котором человек своей собственной деятельностью опосредствует, регулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой. Веществу природы он сам противостоит как сила природы. Для того чтобы присвоить вещество природы в известной форме, пригодной для его собственной жизни, он приводит в движение принадлежащие его телу естественные силы: руки и ноги, голову и пальцы. Воздействуя посредством этого движения на внешнюю природу и изменяя её, он в то же время изменяет свою собственную природу. Он развивает дремлющие в последней способности и подчиняет игру этих сил своей собственной власти. Мы не будем рассматривать здесь первых животнообразных инстинктивных форм труда... Мы предполагаем труд в такой форме, в которой он составляет исключительное достояние человека. Паук совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил её в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении работника, т. е. идеально. Работник отличается от пчелы не только тем, что он изменяет форму того, что дано природой: в том, что дано природой, он осуществляет в то же время и свою сознательную цель, которая как закон определяет способ и характер его действий и которой он должен подчинять свою волю».[177] Маркс характеризует, таким образом, труд как сознательную целенаправленную деятельность, которая направляется на осуществление результата, до действия данного в представлении трудящегося, и регулируется волей в соответствии с её сознательной целью.

Направляясь по своей основной установке на производство, на создание определённого продукта, труд это вместе с тем и основной путь формирования личности.В процессе труда не только порождается тот или иной продукт трудовой деятельности субъекта, но и сам он формируется в труде. В трудовой деятельности развиваются способности человека, формируется его характер, получают закалку и переходят в практические действенные установки его мировоззренческие принципы.

Своеобразие психологической стороны трудовой деятельности связано прежде всего с тем, что по своей объективной общественной сущности труд является деятельностью, направленной на создание общественно-полезного продукта. Труд — это всегда выполнение определённого задания;весь ход деятельности должен быть подчинён достижению намеченного результата; труд требует поэтому планирования и контроля исполнения, он поэтому всегда заключает определённые обязательства и требует внутренней дисциплины.Вся психологическая установка трудящегося этим в корне отличается от установки играющего человека.

То обстоятельство, что в трудовой деятельности все звенья её подчинены конечному звену, её итоговому результату, уже придаёт специфический характер мотивации трудовой деятельности: цель деятельности лежит не в ней самой, а в её продукте. В силу общественного разделения труда положение становится всё более специфичным. Так как ни один человек не производит все предметы, нужные для удовлетворения его потребностей, то мотивом деятельности человека становится продукт не его деятельности, а деятельности других людей, продукт общественной деятельности. Поэтому в труде складывается характерная для человека способность к действию дальнего прицела, опосредованная, далёкая мотивация,в отличие от той действующей в порядке короткого замыкания короткой мотивации, которая характерна для животного, для реактивного, импульсивного действия, обусловленного моментальной ситуацией.

Трудовая деятельность совершается первично не в силу привлекательности самого процесса деятельности, а ради более или менее отдалённого её результата, служащего для удовлетворения потребностей человека. Сам процесс труда может быть и обычно в той или иной мере, в той или иной части своей бывает более или менее трудным, требующим напряжения, усилий, преодоления не только внешних, но и внутренних препятствий. Поэтому в труде выработались и для труда требуются воля и произвольное внимание,необходимое для того, чтобы сосредоточиться на непосредственно не привлекательных звеньях трудового процесса.

Будет ли труд, в силу того, что он осознаётся как обязанность, требует напряжения, усилий, преодоления препятствий, испытываться как ярмо, как бремя, как проклятие человека или как «дело чести,дело славы,дело доблести и геройства»[178], — зависит от общественного содержания, которое приобретает труд, т. е. от объективных общественных условий.

Эти объективные общественные условия данного общественного строя, господствующие в нём общественные отношения всегда находят себе отражение в мотивации трудовой деятельности, потому что труд всегда заключает не только отношение человека к вещи, к предмету — продукту труда, но и к другим людям.

В труде поэтому существенна не только техника труда, но и отношение человека к труду. Именно в нём обычно заключены основные мотивы трудовой деятельности человека. Это субъективное отношение человека к труду обусловлено отражающимися в сознании людей объективными общественными отношениями.

Нормально труд является насущнейшей потребностью человека. Трудиться — значит проявлять себя в деятельности, претворять свой замысел в дело, воплощая его в материализованных продуктах; трудиться — это значит, объективируясь в продуктах своего труда, обогащать и расширять своё собственное бытие, быть создателем, творцом — величайшее счастье, которое вообще доступно человеку. Труд — основной закон развития человека.

В капиталистическом обществе, построенном на частной собственности и на конкуренции всех против всех, в мотивации трудовой деятельности сплошь и рядом господствуют индивидуалистические, личностные мотивы в виде чувства конкуренции, стремления к личному выдвижению, хотя бы и в ущерб делу, желание не только сделать самому как можно лучше и успеть как можно больше, но и чтобы другой сделал как можно хуже и достиг как можно меньше,— лишь бы опередить его.

Личные интересы, а значит, и личные мотивы не исчезают и в социалистическом обществе, но они, сочетаясь с общественными интересами, коренным образом преобразуются.

Для психологического анализа трудовой деятельности помимо мотивации существенна психологическая природа тех процессов или операций, посредством которых она осуществляется.

Во всяком труде, в том числе и физическом, участвуют и умственные процессы, так же как в каждом труде, в том числе и умственном, участвуют и те или иные движения (хотя бы те движения пишущей руки, которые необходимы для написания этой книги). В труде, как реальной деятельности человека, участвуют в той или иной мере все стороны и проявления его личности. Но различие объективного характера и организация различных видов труда приводит к тому, что и в психологическом и в частности интеллектуальном отношении они оказываются не однородными.

В каждом виде труда имеется своя, более или менее сложная, техника, которой необходимо овладеть. Поэтому в труде всегда более или менее значительную роль играют знания и навыки.Без знания и навыков невозможен никакой труд. Особенно значительную роль знания приобретают в более сложных видах труда, особо значительную роль навыки играют в наиболее механизированных отраслях и видах труда, где основные действия носят в значительной мере стандартный, однообразный характер и могут быть легко автоматизированы. Однако в каждом труде всегда всё же приходится учитывать изменяющиеся условия, проявлять известную инициативу и, сталкиваясь с теми или иными неожиданными обстоятельствами, решать новые задачи. Поэтому всякий труд включает в той или иной мере интеллектуальные, мыслительные процессы более или менее высокого уровня. И, наконец, в какой-то мере всегда представлен в труде и момент изобретения, творчества.

Труд рабочего.

Психология труда рабочего зависит от общественных условий, в которых протекает его трудовая деятельность.

Разделение физического и умственного труда в капиталистическом обществе приводит к тому, что, по мере механизации производства, труд рабочего сводится ко всё более механической, бессмысленной деятельности. Так, Форд прямо заявляет, что проводимая им организация производства направлена специально на снижение требований, которые предъявляются к мыслительным способностям рабочего. У нас, в Советском Союзе, всё направлено на то, чтобы развить эти способности, преодолев противоположность физического и умственного труда.

Особенно ярко момент интеллектуальной и притом творческой деятельности внутри физического труда выступает в труде стахановцев.

Рассказы стахановцев о том, как они работают и добиваются трудовых рекордов, дают богатейший материал и для психологии труда рабочего в условиях социализма, в частности для выявления роли умственной деятельности в физическом труде рабочего.

Стоит привести рассказ Изотова, добившегося мирового рекорда по добыче угля, о том, как он работает. Изотов прежде всего отвергает предположение, будто успех в работе шахтёра-забойщика зависит от одной лишь физической силы.

«Говорят: «Изотов — сильный, Изотов — крепкий, поэтому он так хорошо работает». Чепуха. Не в силе дело. Одной силой не возьмёшь. На нашей шахте есть люди посильнее меня. Вот забойщик Окунев, сильный, здоровый, делает одну крепь. На шахтном дворе висела карикатура на него — «тяжёлый атлет», не выполняющий плана. Был у нас ещё Давиденко — борцу не уступит, но на выработке это особенно не сказывалось.

Нет, одной силой уголь не возьмешь!»

На вопрос, как же он работает, Изотов даёт такой ответ:

«Я стараюсь применяться к углю. Когда прихожу в забой, прежде всего оглядываю своё рабочее место, продумываю, как лучше взять уголь.

Иногда уголь идёт струями, а иногда залегает прослойками. Если уголь идёт струями, тогда я делаю заборку, т. е. пробиваю щель сверху и снизу. Пласт угля выпячивается, как бы вздувается, и тогда его легче сбить.

Если уголь идёт прослойками, тогда я выбираю самый мягкий прослоек: он у нас называется зольным, он похож на сажу и легко дробится. Многие, особенно новые рабочие, думают, что всё дело в том, чтобы крепче ударить. А мы, старые забойщики, знаем, что главное в том — куда, в какое место ударить, чтобы уголь затем падал целыми слоями».

Описав затем конкретные приёмы, которыми он добивается своих рекордных достижений, Изотов заканчивает следующими словами:

«Вот так я работаю. Никакого тут «секрета» нет. Каждый забойщик может достигнуть моих успехов. Стоит только научиться подходить к углю и не рубить с плеча, как это делают многие».[179]

Описывая свой физический труд забойщика, Изотов даёт по существу описание типического хода умственной деятельности. Приступая к работе, Изотов прежде всего наблюдает («оглядываю своё рабочее место») и обдумывает соответствующий обстоятельствам способ или метод действия («продумываю, как лучше взять уголь»). Продумывание начинается с учёта различных условий («иногда уголь идёт струями, а иногда залегает прослойками») и выделения того главного, существенного звена, от которого зависит всё остальное («главное в том — куда, в какое место ударить, чтобы уголь затем падал целыми слоями», а вовсе не в том, чтобы крепче ударить). Учёт различных условии при знании того, что является главным, обусловливает различный в разных условиях способ действий («если уголь идёт струями, тогда... Если...» и т. д.).

У самого Стаханова мы находим и чётко выраженное понимание того, что труд рабочего не должен строиться на одних лишь автоматизированных, всегда одних и тех же механически применяемых приёмах: «Каждый угольный пласт имеет ведь своё свойство. Уголь не везде возьмёшь одним и тем же приёмом».[180]

Во всей истории рекорда Стаханова (см. в книге Стаханова главу под этим заглавием), в труде рабочего-стахановца отчётливо выступает работа не только мышц, но и мысли, самостоятельной, инициативной, революционизирующей производство и ломающей устаревшие нормы. Рекорды Стаханова и стахановцев — это результаты сочетания физического труда с работой мысли, оперирующей в процессе труда и рационализирующей его.

Это один из источников успехов стахановцев.

Другой, не менее существенный, источник успехов стахановского труда заключается в специфической мотивации их деятельности, порождаемой социалистической организацией труда. При капитализме рабочий работает на капиталиста. Повышение производительности его труда уменьшает потребность в рабочей силе, и, временно повышая иногда заработок отдельного рабочего, оно плодит безработных и чревато разными опасностями для его собственного существования. Труд для рабочего при капитализме — тяжёлое бремя, в результате его он не заинтересован. При социализме рабочий знает, что его труд служит общему делу и что общее, общественное дело — его собственное, родное, кровное, в котором он заинтересован: общественные и личные интересы в основном, в конечном совпадают; отсюда у рабочего заинтересованность в общем деле и ответственность за него; отсюда совсем новое отношение к труду и новые мотивы, побуждающие к нему.

Стаханов рассказывает, как после Всесоюзного совещания стахановцев он научился смотреть на свою шахту, на свою работу «новыми глазами»: «Были раньше неполадки и беспокоили, то другой раз думалось — это дело начальства. Если раньше требовал лучшего руководства на участке и ничего не выходило, иной раз думалось: не хотят по-человечески работать — и чёрт с ними. А теперь я почувствовал личную ответственность за всю шахту (курсив наш. — С. Р.). У меня появилось огромное желание сделать всё возможное для исправления недостатков. У меня появилась настойчивость, и я уже не складывал рук, пока не добивался своего»[181].

Труд изобретателя.

В изобретении и изобретательстве многие склонны были усматривать совершенно исключительное явление, доступное лишь немногим исключительным людям. И конечно, большие изобретения и великие изобретатели — не повседневное явление. Но в больших изобретениях и великих изобретателях находит себе лишь исключительное выражение явление, которое в менее ярких формах и более скромных размерах встречается значительно чаще, чем можно было думать. Сейчас мы по опыту знаем, что изобретательство — явление массовое; оно часто вырастает из трудовой практики и у нас широко распространено среди трудящихся. Элементы изобретательства заключены при этом не только в изобретении или усовершенствовании какой-либо машины или прибора, но и введении нового приёма, способа, организации работы.

Если, с одной стороны, делались попытки превратить изобретение в нечто совершенно исключительное, в проявление творческого гения, плод интуиции, наития, нечто будто бы принципиально отличное от обыкновенной интеллектуальной деятельности, то, с другой стороны, делались и попытки признать изобретение, открытие характерной особенностью и принадлежностью всякой интеллектуальной деятельности. Это также неверно. Изобретение имеет свои специфические особенности и предъявляет свои специфические требования, которые особенно тесно связывают его с практической деятельностью. Специфика изобретения, отличающая его от других форм творческой интеллектуальной деятельности, заключается в том, что оно должно создать вещь,реальный предмет, механизм или приём, который разрешает определённую проблему.Этим определяется своеобразие творческой работы изобретателя: изобретатель должен ввести что-то новое в контекст действительности,в реальное протекание какой-то деятельности. Это нечто существенно иное, чем разрешить теоретическую проблему, в которой нужно учесть ограниченное количество абстрактно выделенных условий. При этом действительность исторически опосредована деятельностью человека, техникой: в ней воплощено историческое развитие научной мысли. Поэтому в процессе изобретения нужно исходить из контекста действительности, в который требуется ввести нечто новое, и учесть соответствующий научный контекст. Этим определяется общее направление и специфический характер различных звеньев процесса изобретения.

Мысль изобретателя отправляется непосредственно от точки приложения будущего изобретения — от какого-то конкретного звена технического процесса, от определённого места в нём, которое нужно рационализировать или революционизировать, в которое нужно внести что-то новое. Многочисленные высказывания различных изобретателей это подтверждают (см. Россман[182]и П. М. Якобсон[183], где приведено множество подтверждающих это положение данных). Не исключена, конечно, возможность прийти к какому-нибудь изобретению, отправляясь первоначально от решения теоретической проблемы и лишь затем, приложив полученный результат к той или иной точке, ответить на встретившийся в этой проблеме вопрос. Но в таком случае собственно изобретением явится этот последний этап, лишь укороченный в данных условиях.

Процесс изобретательской работы в подлинном смысле слова начинается обычно с выявления точки приложения изобретательской мысли и исканий изобретателя. Выявление этой точки — первый этап в его работе. У изобретателя должно выработаться специфическое восприятие вещей, — так же как своё специфическое восприятие, выявляющее особенно рельефно определённые стороны объективной действительности, вырабатывается, например, у художника. Потребности деятельности, в которую включено восприятие, накладывают свой отпечаток на само восприятие, формируют его определённым образом: как восприятие действительности художником подчинено в известной мере условиям её изображения и преобразовано в соответствии с ним, так восприятие изобретателя приобретает особую направленность и отпечаток. Это специфическое восприятие действительности изобретателем обусловлено своеобразным способом отношения к вещам, существенным для деятельности изобретателя. Это отношение определяется повышенным интересом к технической стороне деятельности и установкой на её изменение, улучшение, рационализацию, переделку. Для изобретательской работы очень важна постепенно вырабатывающаяся тенденция присмотреться, где и что надо и можно изменить, переделать, улучшить.

«Пошлите меня в любое дело, — говорит один русский изобретатель, — и я сам без всякого понуждения буду искать в нём нового, лучшего решения. Я стал бы думать: а нельзя ли сделать легче и лучше. Некоторые машины меня раздражают; я вижу, как много там нецелесообразного, и мне хотелось бы их переделать» (Якобсон).

«Изобретатели, — говорит один крупный американский изобретатель, — неудовлетворённые личности по отношению к той определённой области, с которой они хорошо знакомы. Они никогда не удовлетворены теми старыми методами, которые употребляют». «Изобретатель, — заявляет другой, — должен быть чем-то вроде скептика в отношении усмотрения совершенства существующих механизмов или процессов и должен верить в неограниченность дальнейшего усовершенствования и развития» (Россман).

Когда точка, требующая рационализации, изменения, введения чего-то нового, найдена, замечена, осознана и как бы засела в сознании изобретателя, начинается своеобразный процесс стягивания к этой точке и вбирания в неё самых различных наблюдений и всевозможных знаний, которые приходят ему на ум; все эти наблюдения и факты как бы примеряются к центральной точке и соотносятся с задачей, владеющей мыслью изобретателя, и в голове его возникает множество иногда самых неожиданных сопоставлений.

С этим связана роль, которую играет случай в процессе изобретения. Эта роль случая в изобретательской деятельности неоднократно отмечалась в истории техники.

Так, открытию телескопа содействовало, по-видимому, случайное обстоятельство. Изобретатель или один из изобретателей его, З. Янсен, случайно как-то взглянув через находившиеся в его руках выпуклое и вогнутое стекло, заметил, что два таких стекла, находящиеся на некотором расстоянии друг от друга, дают большее увеличение, чем одно двояковыпуклое стекло.

Изобретатель кардочесальной машины И. Гейльман говорил, что на изобретение его натолкнуло случайное наблюдение над тем, как его дочери расчёсывали свои волосы. Можно привести и ряд других аналогичных случаев.

Роль случая в процессе изобретения непосредственно связана с общим характером процесса изобретательской работы. Она обусловлена тем, что мысль отправляется в данном случае не от теоретической проблемы, имеющей определённое место в системе науки, а от какой-то точки в действительности и должна вне её найти нечто, что может быть введено в её контекст, в какое-то место его. Для этого по большей части приходится двигаться не систематически в одном определённом направлении, а экспериментировать в самых различных, нащупывая возможность приблизиться к цели то одним, то другим путём, улавливая всё, что даже в самых отдалённых и на первый взгляд чуждых областях может в результате неожиданных сопоставлений пригодиться.

Роль случайности в изобретении никак, конечно, не исключает закономерной необходимости этого процесса. Эта закономерность и необходимость проявляются прежде всего в том, что сама потребность в том или ином изобретении очень часто осознаётся одновременно целым рядом изобретателей, возникая, очевидно, закономерно; неоднократно случалось даже, что одно и то же открытие делалось одновременно или почти одновременно несколькими изобретателями (помимо Янсена, телескоп изобрёл одновременно Г. Галилей и, поводимому, ещё ряд лиц; чесальную машину, помимо И. Гейльмана, — ряд других изобретателей). Закономерная необходимость процесса изобретения проявляется и внутри его; то или иное наблюдение, сопоставление может подвернуться случайно, но использование его для изобретения уже не может быть делом случая; оно дело мысли, которая постигает явления в их закономерной необходимости. Случай бывает полезен только тому, кто умеет его использовать; случай наводит нас на нужную мысль, только когда мысль эта для нас не случайна, когда мы сосредоточены на ней и ищем её.

Роль случая в процессе изобретения проявляется в значительной роли, которую в ходе его играет мысленное экспериментирование.

Экспериментирование в процессе изобретения в свою очередь теснейшим образом связано с деятельностью воображения. Чрезвычайно значительная роль воображения в процессе изобретения связана с тем, что изобретателю нужно найти не абстрактную идею, разрешающую теоретическую проблему, а конкретную вещь, механизм и т. п. Поэтому решение задачи изобретателя должно быть дано в образе, и в той или иной мере оно в образах, в деятельности воображения и совершается.

Решение обычно первоначально всё же не даётся в конкретно-образной форме. Оно зарождается в уме в виде некоторой идеи, которая получает лишь схематическое выражение; часто сначала лишь как бы угадан общий принцип решения. Его нужно в таком случае перевести в схему.Но в конечном счёте изобретателю нужна не схема, а нечто конкретное, что вошло бы в конкретный контекст преобразованной таким образом действительности и стало бы в ней на своё место. С этим связано своеобразие интеллектуальной работы в заключительных этапах изобретательской деятельности. Отсюда часто необходимость в расчётах, калькуляциях и в чертежах. Чертёж, «проект», детализированное графическое изображение или модель служат не только для того, чтобы довести мысль изобретателя до другого человека, но и конкретизировать, уточнить её. Лишь когда это достигнуто, изобретение сделано, работа изобретателя закончена. Слово тогда за практикой, в которую изобретатель вторгся и которая его проверит.

Таким образом, весь процесс изобретательской работы, будучи интеллектуальной деятельностью и имея поэтому много общего с другими видами интеллектуальной деятельности, имеет вместе с тем на всём своём протяжении и специфический характер.

Типичным, классическим изобретением являются орудия. Изобретение орудий — прототип всякого изобретения. Поэтому изобретение органически связано с трудом. Исторически оно так же древне, как пользование орудиями, т. е. как труд. Весь процесс исторического развития техники был длинным рядом изобретений, проходящим через всю историю развития производительных сил. Таким образом, не только навыки и та интеллектуальная работа, которая связана с необходимостью приноравливать свои действия к изменяющимся условиям и решать новые задачи, но и творческая работа изобретения органически связана с трудом.

В процессе индивидуального развития зачатки изобретательства, предпосылки для него заключены в первых целесообразных практических действиях ребёнка, в которых он начинает пользоваться одними вещами для того, чтобы овладеть другими, в первых проявлениях детской изобретательности. Однако изобретательство в подлинном смысле слова может развиваться лишь с вхождением в труд.

В процессе исторического развития общественного труда, приведшего к его разделению, сложились разные виды трудовой деятельности. Такими видами трудовой деятельности являются производственная, промышленная деятельность, деятельность педагогическая, научная, художественная и т. д.

Психология изобретателя, учёного, художника, психология актёра и т. д., а не только психология человека «вообще», точнее, психология человека в различных конкретных видах его исторически сложившейся деятельности тоже включается в область психологии. Деятельность и творчество художника, артиста, учёного и, далее, учёного-теоретика и учёного-экспериментатора ставит перед психологической наукой свои специфические проблемы большой практической значимости и подлинно жизненного интереса.

Каждый из этих видов деятельности, будучи более или менее своеобразен по своей природе в целом, более или менее своеобразен и в психологическом отношении. У каждого из них свои более или менее специфические интеллектуальные задачи, свои навыки, автоматизированная «техника» и свои формы творчества.

Изобретение является лишь частным видом (техническим) творчества. Творчество — более широкое понятие, чем изобретение. Творческой является всякая деятельность, создающая нечто новое, оригинальное, что притом входит не только в историю развития самого творца, но и в историю развития науки, искусства и т. д.

Но в каждой области творческая деятельность имеет наряду с общими и специфические черты. Так, творческий труд учёного, разрешающего какую-либо теоретическую проблему и совершающего какое-нибудь научное открытие, имея ряд черт, общих с творческой работой изобретателя, имеет и свои особенности.

Труд учёного.

Самой острой, наиболее дискутируемой проблемой психологии творчества, в частности научного, является вопрос о том, в какой мере оно труд. Многочисленные свидетельства ряда больших учёных на основе их собственного опыта неоднократно подчёркивали внезапность, с которой часто находится решение какой-нибудь проблемы.

Так, один из замечательнейших математиков прошлого столетия, А. Пуанкаре, рассказывал, как крупнейшее своё открытие он сделал, входя в омнибус: в эту минуту его «осенила» мысль, внезапно принесшая разрешение задачи, над которой он прежде долго и безуспешно бился. Пуанкаре склонен поэтому приписывать центральную роль в научном творчестве интуиции, видению, внезапно озаряющему ум непроизвольному вдохновению.

Опираясь на подобные факты, разнообразные идеалистические «теории творчества» (Ф. В. Шеллинг, Н. Гартман, А. Бергсон, Э. Ле-Руа) стремились изобразить творческую деятельность учёного не как труд, а как «интуицию», своеобразное озарение, которое как дар даётся избранным помимо всякого труда и нисходит на них независимо от них, независимо от усилий их воли.

Сам по себе тот факт, что величайшие открытия иногда совершаются внезапно, не подлежит сомнению. Но подлинное объяснение этих фактов внезапного решения научной мыслью долго стоявших перед ней проблем заключается, конечно, не в том, в чём видят его идеалистические теории.

Прежде всего необходимо отметить, что эта внезапность решения задачи наблюдается и на вовсе не высоких уровнях интеллектуальной деятельности. Именно это обстоятельство побудило К. Бюлера выдвинуть так называемое «ага»-переживание, связанное с внезапно выступающим пониманием, как отличительную черту всякого мыслительного процесса. В. Келер отмечал такое же — с внезапным скачком — протекание процесса решения задачи обезьяной. Причины этого факта, очевидно, должны хотя бы отчасти носить довольно общий характер. Действительно, поскольку мыслительная деятельность совершается как решение определённой задачи, в этом процессе естественно и закономерно должна быть критическая точка: задача либо решена, либо не решена; именно наличие задачи и служит для выделения в мыслительном процессе критической точки, переход через которую представляет скачок.

Эта скачкообразность решения особенно бросается в глаза в некоторых задачах, в частности в задачах наглядно-действенного мышления, в которых решение достигается в пределах наглядной ситуации, не требуя раздобывания новых данных, а лишь иного соотнесения наличных, т. е. в тех случаях, когда решение задачи связано с переориентировкой, с тем, чтобы увидеть исходные данные в новом свете, в новом аспекте. В более сложных задачах эта переориентировка, раскрывающая новый аспект в исходных данных, является, однако, не столько средством, приводящим к разрешению задачи, сколько результатом решения, найденного иными средствами.

Далее, этот внезапный «интуитивный» характер творческой научной работы, направленной на разрешение задачи, часто выступает в тех задачах, где их гипотетическое решение очевиднее, чем пути или методы, к нему ведущие, когда результат, конечный пункт, к которому должна будет, по-видимому, прийти мысль, может быть предвосхищён, хотя пути, которые к нему могут привести, доказательно ещё не известны. Такие случаи в науке, как известно, бывают; достаточно в подтверждение привести теорему П. Ферма. К. Ф. Гаусс как-то даже заявил: «Мои результаты я имею уже давно, я только не знаю, как я к ним приду». Усмотрение такого результата представляется интуитивным актом. Оно в известном смысле и является таковым, поскольку его результат сначала выступает в виде некоей антиципации, предвосхищения итога мыслительной работы, которая ещё должна быть произведена. Там же, где имеется разработанная методика, «техника» мышления, там мыслительная деятельность учёного, идущего от одного результата к другому, представляется обычной систематической работой.

Наконец, бывает, несомненно, и так, что решение научной задачи, доказательное и обоснованное, достигается вдруг, внезапно, как будто без всяких усилий, в результате неожиданного просветления, после того как долгая, упорная работа мысли над этой проблемой не дала осязательных результатов. Однако в этих случаях по большей части истинное положение дела заключается не в том, что решение дал тот миг, или момент, когда внезапно оно представилось уму, а не предшествующая ему работа мысли; этот момент дал решение после длительной предшествующей работы мысли и в результате её. Счастливый миг, приносящий решение задачи, — это по большей части час жатвы тех плодов, которые взошли в результате всего предшествующего труда.

Г. Гельмгольц, в научном творчестве которого неоднократно имели место случаи счастливого «прозрения», так описывает свой творческий опыт:

«Так как я довольно часто попадал в неприятное положение, когда я должен был дожидаться благоприятных проблесков, осенений (Einfälle) мысли, то я накопил известный опыт в отношении того, когда и гдеони ко мне приходили, опыт, который, может быть, окажется полезным и другим. Они вкрадываются в круг мыслей часто совершенно незаметно, вначале не сознаёшь их значения. Иногда случайное обстоятельство помогает узнать, когда и при каких обстоятельствах они появились, потому что они обычно появляются, сам не знаешь откуда. В других случаях они неожиданно появляются без всякого напряжения — как вдохновение. Насколько могу судить, они никогда не появлялись, когда мозг был утомлён, и не у письменного стола. Я должен был сперва рассмотреть мою проблему со всех сторон так, чтобы все возможные усложнения и вариации я мог пробежать в уме, притом свободно, без записей. Довести до такого положения без большой работы большей частью невозможно. После того как вызванное этой работой утомление исчезло, должен был наступить час абсолютной физической свежести и спокойного, приятного самочувствия, прежде чем появлялись эти счастливые проблески. Часто — как об этом говорится в стихотворении И. Гёте — они появляются по утрам при пробуждении, как это отметил однажды К. Гаусс. Особенно охотно, однако, они являлись при постепенном подъёме на лесистые горы при солнечной погоде».[184]

Из этих показаний Г. Гельмгольца явствует, что момент «внезапного» разрешения задачи, когда без усилий вдруг «осеняет» счастливая мысль, следует обычно за длительной «большой работой», без которой он был бы невозможен. В процессе этой предварительной работы проблема должна была быть рассмотрена со всех сторон, все трудности, в ней заключающиеся, осознаны. При этом необходимо было так овладеть проблемой, чтобы не нуждаться уже ни в каких записях, ни в каких материалах, не освоенных мыслью; работа мысли над задачей должна была настолько уже продвинуться, чтобы можно было легко, свободно «пробежать в уме» всевозможные усложнения и вариации проблемы. К тому времени, когда это достигнуто, часто наступает столь значительное утомление, что приходится работу оборвать. В таком случае ближайший момент полной физической и духовной свежести сразу приносит решение. Обрывистое, скачкообразное течение процесса обусловлено, таким образом, в данном случае тем, что наступающая вследствие напряжённой работы усталость отодвигает на какой-то последующий момент решение, получающееся в результате этой работы. Такое течение процесса бывает помимо того обусловлено и тем, что в ходе работы приходится прорабатывать одну частность (вариации, усложнение) за другой, поочерёдно углубляясь в каждую из них; для того чтобы сформулировать подготовленное этой работой решение, нужно несколько отойти, чтобы можно было окинуть единым взором целое. Нужно также учесть и то, что внезапно открывающееся решение это обычно в действительности не окончательное разрешение вопроса, а его антиципация — гипотеза, которая превращается в действительное доказательное решение в ходе последующей проверки и доказательства. Это большая и кропотливая работа, в ходе которой первоначальное решение не только проверяется и обосновывается, но и развивается, уточняется, изменяется. Но оно зародилось в момент, который, естественно, выделяется из всего предыдущего и последующего, будучи обычно насыщен большим эмоциональным напряжением; исследователь бывает склонен в своём воспоминании отнести к этому моменту и всё, что в действительности дала работа.

Наконец, и в теоретической работе учёного нельзя вовсе исключить роль случая, внезапного удачного сопоста