Познание и художественное творчество

Наша теория познания лишила познавание его -- столь часто приписываемого ему -- чисто пассивного характера и утвердила его как деятельность человеческого духа. Обыкновенно думают, что содержание науки воспринимается извне; полагают даже, что можно приписывать науке тем большую объективность, чем более дух воздерживается от какой-либо придачи со своей стороны к воспринятому материалу. Наши рассуждения показали, что истинное содержание науки есть вообще не воспринятая внешняя материя, а в духе постигнутая идея, которая нас глубже вводит в мировую жизнь, чем всякое разложение и наблюдение внешнего мира, рассматриваемого как чистый опыт. Идея есть содержание науки. В противоположность пассивно полученному восприятию наука есть, таким образом, продукт деятельности человеческого духа.
Таким путем мы приблизили познавание к художественному творчеству, которое также есть акт деятельного произведения человека. Одновременно мы пришли к необходимости разъяснить их обоюдное отношение.
Как познавательная, так и художественная деятельность покоятся на том, что человек от действительности как произведенной поднимается к ней как производящей: что он от сотворенного восходит к творчеству, от случайности к необходимости. Тогда как внешняя действительность всегда являет нам лишь нечто сотворенное творящей
природою, мы в духе поднимаемся к тому единству природы, которое является нам Творцом. Каждый предмет действительности представляет собою лишь одну из бесчисленных возможностей, таящихся в лоне творящей природы. Наш дух поднимается к созерцанию того источника, в котором содержатся все эти возможности. Наука и искусство суть те объекты, в которые человек напечатлевает все добытое этим созерцанием. В науке это совершается только в форме идеи, т. е. в непосредственно духовной среде; в искусстве же -- в чувственно или духовно воспринимаемом объекте. В науке природа является чисто идейно, как то, "что объемлет все единичное", в искусстве является объект внешнего мира, изображающий собою это объемлющее. То бесконечное, что наука ищет в конечном и пытается представить в идее, искусство запечатлевает во взятом из чувственного мира материале. Что в науке является как идея, то в искусстве есть образ. Одно и то же бесконечное есть предмет как науки, так и искусства, но только в первой оно является иначе, чем во втором. Способ изображения иной. Поэтому Гете не одобрял, когда говорили об идее прекрасного, как будто прекрасное не есть просто чувственный отблеск идеи.
Отсюда видно, как истинный художник должен непосредственно черпать из первоисточника всякого бытия, как он напечатлевает своим произведениям то необходимое, которое мы путем науки ищем идейно в природе и в духе. Наука подслушивает у природы ее закономерность; искусство делает то же самое, но только оно прививает последнюю сырому материалу. Продукт искусства есть в такой же мере природа, как продукт природы, с тем, однако, отличием, что в него уже вложена природная закономерность, какой она явилась человеческому духу. Великие произведения искусства, которые Гете видел в Италии, являлись ему непосредственным отпечатком того необходимого, которое человек находит в природе. Для него поэтому искусство есть откровение тайных законов природы.
В художественном произведении все зависит от того, насколько художнику удалось привить веществу идею. Дело не в том, что он обрабатывает, а в том, как он обрабатывает. Если в науке извне воспринятый материал должен всецело потонуть, так чтобы осталась лишь его суть, его идея, то в произведении искусства он должен остаться, но только его своеобразие, его случайность должны быть совершенно преодолены художественной обработкой. Объект должен быть совершенно высвобожден из сферы случайного и перенесен в область необходимого. В художественно-прекрасном не должно оставаться ничего, чему бы художник не запечатлел своего духа. Что должно быть побеждено тем, как оно обработано. Преодоление чувственности духом есть цель искусства и науки Последняя побеждает чувственность, превращая ее всецело в дух первое тем, что прививает ей дух. Наука смотрит сквозь чувственность на идею, искусство же видит последнюю в чувственности. Закончим наши рассуждения словами Гете, выражающими исчерпывающим образом эту истину: "Я думаю, что наукою можно назвать познание всеобщего, знание отвлеченное; искусство же есть наука примененная к делу; наука есть как бы разум, искусство же - ее механизм; поэтому его можно бы назвать также практической наукой. Таким образом, наука могла бы быть названа теоремой, а искусство - проблемой"

Примечания к новому изданию 1924 г.

"В этой литературе...". -- Настроение, стоящее за подобным суждением о характере философских сочинений и интересе, с которым эти сочинения встречают, возникло из духовного строя научных устремлений середины восьмидесятых годов прошлого века. С тех пор выступили новые явления, по отношению к которым это суждение перестает быть правомерным. Достаточно вспомнить об ослепительных светах, пролитых на обширные области жизни мыслями и ощущениями Ницше. И в боях, разыгрывавшихся и до сих пор еще продолжающих разыгрываться между материалистически мыслящими монистами и защитниками более духовного мировоззрения, живет как стремление философского мышления к наполненному жизнью содержанию, так равно и далеко идущий общий интерес к загадочным вопросам бытия. Ходы мыслей, вроде возникших из физического мировоззрения рассуждений Эйнштейна, сделались предметом почти общих разговоров и литературных обсуждений.
И тем не менее, мотивы, по которым было тогда произнесено это суждение, сохраняют свое значение и сейчас. Но сейчас его пришлось бы иначе формулировать. Так как оно появляется здесь более или менее в старой форме, то будет уместным сказать, в каком смысле оно еще продолжает сохранять свое значение. -- Миросозерцание Гете, теория познания которого должна была быть изложена в этой книжке, исходит из переживания целого человека. По отношению к этому переживанию мысленное, рассмотрение мира является только одной стороной. Из полноты человеческого бытия поднимаются словно мысленные образования на поверхность душевной жизни. Часть этих мысленных образований обнимает ответ на вопрос: Что есть человеческое познание? И ответ этот получается такой, что мы видим: человеческое бытие становится тем, к чему оно предрасположено, лишь проявляя познавательную деятельность. Душевная жизнь без познания была бы как бы человеческим организмом без головы, т. е. ее вовсе бы не было. Во внутренней жизни души вырастает содержание, которое требует восприятий извне, подобно тому, как голодающий организм требует пищи; а во внешнем мире есть содержание восприятий, которое сущность свою не несет в самом себе, а являет ее, лишь соединившись с душевным содержанием в процессе познания. Так процесс познания становится звеном в создании мировой действительности. Человек творчески учувствует в этой мировой действительности тем, что познает. И если корень растения немыслим без завершения его задатков в плоде, то таким же образом не человек только, но и весь мир является незаконченным, если он не познан. В познании человек творит не для одного себя, но творчески учувствует вместе со всем миром в откровении действительного бытия. То, что содержание в человеке, есть лишь идейная видимость; то, что содержится в подлежащем восприятию мире, есть чувственная видимость; только познавательное взаимопроникновение обоих есть действительность.
При таком рассмотрении теория познания становится частью жизни. И она должна так рассматриваться, если мы хотим примкнуть ее к жизненным далям душевного переживания Гете. Но этим жизненным далям не примыкает мышление и ощущение Ницше. Еще меньше примыкают к ним и все философы ориентированные миро- и жищневоззрения, возникшие со времени написания того, что было характеризовано в этой книжке как "исходная точка". Все они предполагают, что действительность существует где-то вне познания, а в познании должно - или же не может - быть дано лишь человеческое отображение этой действительности. Вряд ли хоть одно из них ощущает, что эта действительность не может быть найдена познанием, ибо она в познании лишь создается как действительность. Философски мыслящие ищут жизнь и бытие вне познания; Гете же, познавая, сам стоит в творящей жизни и творящем бытие. Поэтому новейшие попытки создать мировоззрения стоят вне Гетевского идейного творчества. Эта философия становится жизненным содержанием, а интерес к ней - жизненно-необходимым.
"Не возбуждение вопросов составляет задачу науки.." - вопросы познания возникают при созерцании внешнего мира посредством человеческой душевной организации. В душевном импульсе вопроса заключается сила, заставляющая так подойти к созерцанию, что последнее вместе с душевной деятельностью приводит к откровению действительности созерцаемого.
"Эта первая наша деятельность.. только это вправе мы называть чистым опытом." - Из всего склада этой теории познания видно, что целью всех ее является получить ответ на вопрос: Что такое познание? Чтобы достигнуть этой цели, мы сначала рассматриваем, с одной стороны, мир чувственного созерцания, с другой стороны - мысленное проникновение. И доказываем, что при взаимном проникновении их обоих открывается истинная действительность чувственного бытия. Тем самым, в принципе, получается ответ и на вопрос: "Что такое познание?" Этот ответ нисколько не меняется оттого, что вопрос расширяется и на созерцание духовного. Поэтому сказанное в этой книжке о сущности познания сохраняется свое значение и для познания духовных миров, к которому относятся мои вышедшие позднее сочинения. Чувственный мир в своем явлении для человеческого созерцания не есть действительность. Он получает свою действительность в связи с тем, что мысленно открывается в нем в человеке. Для действительности чувственно-созерцаемого бытии, проявляется не вовне, в последнем, а внутри, в человеке. Мысль и чувственное восприятие суть единое бытие. Выступая в мире с чувственным созерцанием, человек выделяет и обособляет из действительности мысль; но она является только в другом месте: во внутреннем душевном мире. Разделение восприятия и мысли не имеет никакого значения для объективного мира; оно появляется лишь потому, что среди бытия выступает человек. Для него возникает таким образом видимость, будто мысль и чувственное восприятие суть некая двоица. Все это относится и к духовному созерцанию. Когда возникает последнее благодаря душевным процессам, описанным в моей поздней книге "Как достигнуть познания высших миров?", оно образует опять-таки одну сторону - духовного - бытия; а соответствующие мысли о духовном образуют другую. Различие существует лишь в том смысле, что чувственное восприятие благодаря мысли завершается в действительность как бы ввысь, к началу духовного, между тем как духовное созерцание переживает в своей истинной сущности от этого начала вниз. То, что переживание чувственного восприятия совершается посредством образованных природа. Внешних чувств, а переживание созерцания духовного - посредством выработанных сначала душевно органов духовного восприятия, - это не составляет принципиального различия.
На самом деле в моих позднейших сочинениях я не покидаю идею познания, выработанной мною в настоящей книжке, но только эта идея применяется к духовному опыту.
Относительно статьи "Природа". В трудах "Гетевского общества" я попытался показать, что эта статья возникла следующим образом. Тоблер, находившийся ко времени ее возникновения в общении с Гете в Веймаре, записал после разговоров с Гете мысли, жившие в Гете и признаные им. Эта запись появилась в распространенном тогда лишь в рукописном виде "Тифуртском журнале". В сочинениях Гете мы находим написанную им гораздо позднее статью об этом раньше опубликованном отрывке. В ней Гете совершенно отчетливо говорит, что он не помнит, принадлежит ли о ему, но что содержащиеся в нем идеи суть те самые, которые он разделял в эпоху его появления. В моем исследовании в трудах "Гетевского общества" я пытался показать, что эти идеи в своем дальнейшем развитии влились у Гете в его восприятии природы. Впоследствии были опубликованы исследования, всецело приписывавшие авторство Тоблеру. Я не хотел бы вмешиваться в спор по этому вопросу. Если даже и признать полную оригинальность Тоблера, то все же остается в силе, что эти идеи жили в Гете в начале 80-х годов XVIII века, и при том жили так, что явились - по его собственному признанию - началом его всеобъемлющего понимания природы. Лично я не имею никакого основания отступить в этом вопросе от моего взгляда о возникновении этих идей в самом Гете. Но даже если бы это было и не так, то все же они пережили в его духе бытие, которое оказалось безмерно плодотворным. Для исследователя Гетевского мировоззрения они важны не сами по себе, но по отношению к тому, что из них произошло.
"..явления для чувств." - В этих рассуждениях уже заключен намек на созерцание духовного, о котором говорится в моих позднейших сочинениях, в духе того, что сказано выше в примечании.
"Совсем другое дело.." - это рассуждение не противоречит созерцанию духовного, но указывает на то, что достигнуть сущности чувственного восприятия можно не посредством, так сказать, прободения его и проникновения к какому-то бытию позади его, но посредством возвращения назад к элементу мысленному, который открывается в человеке.
"Ни в одном методе исследовании... применять здесь методы неорганического естествознания". - в моих сочинениях различным образом говорится о "мистицизме" и о "мистике". Что между этими различными образами выражения нет никакого противоречия, как это придумали некоторые, это всякий раз легко можно увидеть из общей связи. Можно образовать общее понятие "мистики". Согласно ему, мистика есть весь объем того, что можно узнать о мире посредством внутреннего душевного переживания. Против этого понятия сначала ничего нельзя возразить. Ибо такой опыт существует. И он открывает нечто не только о внутренней глубине человека, но также и о мире. Нужно иметь глаза, в которых разыгрываются события, чтобы узнать что-нибудь о царстве красок. Нужно иметь внутренний душевный орган, чтобы узнать некоторые вещи в мире.
Однако чтобы могло возникнуть познание, для этого в опыты мистического органа должна быть внесена полная логическая ясность. Но есть люди, которые ищут прибежища во "внутреннем мире", чтобы избежать логической ясности. Они называют "мистикой" то, что уводит познание из света идей в тьму мира чувств - не освещенного идеями мира чувств. Против этой мистики я всюду говорю в моих книгах, но за ту мистику, которая мыслительно удерживает идейную ясность и делает органом своего душевного восприятия мистическое чувство, действующее в той же области человеческого существа, где обычно господствуют только темные чувствования, - за эту мистику написана каждая страница моих книг. По отношению к духовному это чувство вполне может быть приравненно к глазу или уху физическом мире.
"Психология, народоведение и история суть главнейшие формы науки о духе". - После того, как я разработал с тех пор различные области того, что я называю "антропософией", я должен был бы - если бы написал эту книгу теперь - присоединить сюда и "антропософию". Сорок лет тому назад при написании этой книжки я видел перед собой как "психологию" - правда, в неупотребительном смысле - нечто такое, что заключало в себе созерцание всего "духовного мира" (пневматологию). Но отсюда не следует заключать, что я тогда хотел исключить этот "мир духа" из человеческого познания.