Практическая деятельность как основа человеческого мышления

Основой всего человеческого познания является предметно-практическая, производственная деятельность — труд. Лишь внутри исторически складывающихся способов этой деятельности, преобразующей природу, формируются и функционируют все формы мышления. «...Существеннейшей и ближайшей основой человеческого мышления, — писал Ф. Энгельс, — является как раз изменение природы человеком, а не одна природа как таковая, и разум человека развивался соответственно тому, как человек научался изменять природу» [192, стр. 545]. Анализ происхождения и развития мышления необходимо начинать с выяснения особенностей трудовой деятельности людей.

287

Для людей объекты природы выступают как предметы и средства изготовления орудий и их использования. «Так данное самой природой, — писал К. Маркс, — становится органом его (человека. — В. Д.) деятельности, органом, который он присоединяет к органам своего тела, удлиняя таким образом, вопреки библии, естественные размеры последнего» [197, стр. 190].

Процесс использования орудий труда предполагает постановку цели и руководствование ею как идеальным образом требуемого продукта. Эту основную особенность трудовой деятельности К. Маркс охарактеризовал так: «В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т. е. идеально. Человек не только изменяет форму того, что дано природой; в том, что дано природой, он осуществляет вместе с тем и свою сознательную цель, которая как закон определяет способ и характер его действий и которой он должен подчинять свою волю» [193, стр. 189].

Изменение того, что дано природой, является актом преодоления ее непосредственности. Сами по себе естественные предметы не приобрели бы той формы, которая придается им сообразно потребностям общественного человека. При этом люди должны наперед учитывать те свойства предметов, которые позволяют производить метаморфозы, соответствующие как поставленной цели, так и природе самих предметов¹. Без этого предмет может измениться не в том направлении, которое требуется целью. Следовательно, в процессе труда человек должен учитывать не только внешние свойства предметов, но и меру их «расшатывания» — те внутренние их связи, учет которых

288

позволяет изменить их свойства, форму и переводить из одного состояния в другое¹. Эту меру нельзя выявить до практического преобразования предметов и без него, так как только в этом процессе она себя и обнаруживает.

При «насильственном» изменении данный предмет вводится человеком в систему других предметов, при взаимодействии с которыми он приобретает определенную форму движения. «В том обстоятельстве, — отмечал Ф. Энгельс, — что эти тела находятся во взаимной связи, уже заключено то, что они воздействуют друг на друга, и это их взаимное воздействие друг на друга и есть именно движение» [192, стр. 392]. Так снимается непосредственность предмета — он получает опосредованное бытие и обнаруживает в своем движении внутренние, существенные связи². «Внутреннее, существенное, — пишет Л. К. Науменко, — в отличие от внешнего, обладает существованием лишь в отношении, имеет не непосредственное, но рефлектированное бытие, бытие, опосредованное в себе самом» [220, стр. 250]. Эту опосредованность предмет получает в отношении самого себя, но только через определенные способы деятельности человека, и форма движения предмета воспроизводится в этой деятельности³. Здесь важны два обстоятельства. Во-первых, такое воспроизведение выполняется неоднократно и в более или менее меняющихся внешних условиях и ситуациях. Во-вторых, способы этой деятельности люди передают друг другу из поколения в поколение, а для такой передачи нужно использовать

289

«образцы» и «эталоны» этих способов. И то и другое требует от людей выделения и фиксации лишь решающих, подлинно необходимых условий воспроизведения той или иной формы движения предметов. Случайные условия «отфильтровываются». Остаются те условия, которые действительно и необходимо детерминируют способы деятельности, представленные в их общественных образцах.

Таким образом, преобразование предметов в процессе труда вскрывает внутренние, существенные их свойства — необходимые формы их движения.

Этот момент трудовой деятельности был проанализирован Ф. Энгельсом на примере категории причинности. Известно, что наблюдение простого следования одного события за другим еще не доказывает их причинной связи, т. е. заключение «post hoc, ergo propter hoc» неправомерно. В чем же тогда состоит доказательство причинной связи? Ф. Энгельс ответил на вопрос так: это «доказательство необходимости заключается в человеческой деятельности, в эксперименте, в труде: если я могу сделать некоторое post hoc, то оно становится тождественным с propter hoc» [192, стр. 544]. В труде и в эксперименте как форме предметно-чувственной деятельности, в актах воспроизводства последовательности событий их случайное следование друг за другом можно отличить от необходимой связи: «...Деятельность человека производит проверку насчет причинности» [192, стр. 545]. Здесь в едином акте делания одно событие теряет свою непосредственность и внешность, становясь тождественным другому событию, переходит в другое, находя в нем форму своего проявления. Это и есть реализация внутренней, существенной, всеобщей и необходимой связи данных событий.

При наличии соответствующих потребностей люди могут выявить вполне определенное движение (взаимодействие) предметов, если в своей трудовой деятельности воссоздадут те необходимые условия, при которых оно происходит в природе. Более того, как отмечал Ф. Энгельс, люди «в состоянии вызвать такие движения, которые вовсе не встречаются в природе

290

(промышленность), по крайней мере, не встречаются в таком виде, и что мы можем придать этим движениям определенные заранее направления и размеры» [192, стр. 544—545). Так, при помощи вогнутого зеркала можно сконцентрировать в фокусе солнечные лучи и вызвать такой же эффект, какой дает концентрация лучей обыкновенного огня, этимпрактическим действием (фактически особым экспериментом) доказывается, что теплота получается от солнца.

Ф. Энгельс приводит еще такой пример: если человек зарядит ружье и выстрелит, то он заранее рассчитывает на определенный эффект, так как может проследить весь процесс превращения твердого вещества в газ и давление последнего на пулю. Знание условий такого превращения позволяет утверждать, что оно с необходимостью повторится и в следующий раз, т. е. здесь доказывается причинность явлений. После этого примера Ф. Энгельс формулирует следующее положение: «Как естествознание, так и философия до сих пор совершенно пренебрегали исследованием влияния деятельности человека на его мышление» [192, стр. 545].

Трудовая деятельность, экспериментальная по своей сути, позволяет людям вскрывать необходимые, всеобщие связи предметов. «...Форма всеобщности, — пишет Ф. Энгельс, — есть форма внутренней завершенности... Форма всеобщности в природе — это закон...» [192, стр. 548—549]. Если человек знает, что хлор и водород под действием света и при определенной температуре и давлении соединяются в газ и дают взрыв, то он тем самым знает, что это произойдет всюду и всегда, где сложатся такие условия. Такое знание не зависит от того, «произойдет ли это один раз или повторится миллионы раз и на скольких небесных телах» [192, стр. 549].

Здесь Ф. Энгельс говорит о «знании» и о «мысленном поднятии единичного в особенное и затем во всеобщее», но ясно, что указанные условия, «внутренне завершающие» процесс, отыскиваются лишь в практическом эксперименте как особой форме производственной деятельности. Если люди способны

291

в своей практике находить и учитывать условия воспроизведения того или иного события, то эти условия достаточны и необходимы, а само событие осуществляется в этой деятельности вполне закономерно, во всеобщем виде, в своей внутренней завершенности¹.

При развитии практической деятельности, общественной по происхождению и способам выполнения, люди начинают воспроизводить в ней в принципе любые предметы природы, а также создавать такие предметы, которые заключены в ней лишь в потенции². Это становится возможным благодаря тому, что люди относятся к природе с позиции всего своего рода, всего человечества. Тот или иной предмет втягивается в их практику лишь на основе общественных потребностей. Только через них природа становится реальностью и для общественного производства, которое преобразовывает предметы природы по их объективным законам, раскрывает их собственные возможности и внутреннюю завершенность³. К. Маркс и Ф. Энгельс писали в связи с этим следующее: «Практическое созидание предметного мира, переработка неорганической природы есть самоутверждение человека как сознательного родового существа... Животное, правда, тоже производит... Но животное производит лишь то, в чем непосредственно нуждается оно само или его детеныш; оно производит

292

односторонне, тогда как человек производит универсально... человек воспроизводит всю природу... Животное формирует материю только сообразно мерке и потребности того вида, к которому оно принадлежит, тогда как человек умеет производить по меркам любого вида и всюду он умеет прилагать к предмету соответствующую мерку...» [187, стр. 566].

Проблема человека как меры вещей стояла еще в древности (Протагор и др.) и нередко приводила к субъективизму, когда сам человек рассматривался лишь как чисто природное существо. Ее решение стало возможным тогда, когда человека стали рассматривать как общественного человека. Обобществившееся человечество в меру своей универсальностиспособно воспроизводить и осваивать предметы сообразно их собственной мерке и сути.

Универсальность практики, а также ее прямая воплощаемость в «очеловеченной природе», находящей здесь свою собственную меру (всеобщность), делают ее основой всех форм познания, в том числе и теоретического. Именно это обстоятельство было сформулировано В. И. Лениным: «Практика выше (теоретического) познания, ибо она имеет не только достоинство всеобщности, но и непосредственной действительности» [173, стр. 195].