Эмпирическая теория мышления как гносеологическая основа традиционной формальной логики и психологии

Традиционная формальная логика имеет вполне определенную концепцию теоретико-познавательного смысла обобщения и понятия¹.

62

Согласно этой концепции вне человека и его мышления существуют единичные конкретные предметы. Именно во всей своей конкретности и индивидуальности они даны органам чувств человека. Каждый предмет существует во времени и пространстве, обладает телесностью, формой и прочими свойствами. В бесконечном множестве своих индивидуальных проявлений каждый данный предмет может быть в чем-либо схожим с другими предметами, но это фактическое обстоятельство ничего не прибавляет к его наличному существованию и ничего от него не убавляет. Правда, по такому сходному свойству отдельные предметы после сравнения могут быть объединены в класс. Эту сторону дела хорошо выразил в свое время Г. И. Челпанов: «Ни один предмет не представляет собой чего-либо совершенно отличного от всех других предметов; он похож на них в каком-либо отношении; его всегда можно отнести в какой-либо общий класс с другими предметами; все вообще предметы могут быть относимы в общие с другими предметами классы» [327, стр. 19].

Некоторое свойство данного отдельного предмета может быть общим лишь постольку, поскольку он отнесен к классу. До этого и без этого отнесения такое свойство нельзя охарактеризовать само по себе ни как общее, ни как частное. При этом одно и то же свойство может быть то общим, то частным в зависимости от того, с какими другими предметами и в каком отношении сравнивается его предмет-носитель.

Так, в домашнем обиходе есть такой предмет, как тарелка; независимо от нее и вне какой-либо реальной связи с нею в машинах имеется колесо; а еще на небосклоне пребывает столь же автономный объект — луна. Каждый из них существует по своему особому и независимому от других назначению и особым закономерностям. Однако при их сопоставлении со стороны, с точки зрения сравнивающего человека, в этих различных предметах можно найти некоторую сходную, общую особенность — наличие округлой формы, по которой они могут быть отнесены в соответствующий

63

класс¹. Конечно, эта общая особенность играет совершенно иную роль в реальном бытии одного предмета, чем в бытии другого. Наличие такой общности никак не влияет на реальное существование каждого предмета, входящего в группу, т. е. это лишь их формальная общность. Так, группу людей, обладающих светлыми волосами, можно выделить в особый класс, но ясно, что они между собой могут быть никак реально не связаны и этой общностью в своей жизни не руководствуются.

Выше мы уже говорили о том, что подобный класс может быть получен при сравнении предметов как бы со стороны, с внешней для них точки зрения. Это главная особенность способа нахождения формально общего, которую, кстати, прямо отмечают те, кто без предубеждения описывает этот процесс. Так, в работе Бассенге говорится следующее: «...Обнаружив, что мяч, шар для игры в кегли и небесное тело имеют в качестве общего признака определенную форму, я называю в дальнейшем все тела, обладающие той же формой, шарами. Это можно выразить и иначе: из всех предметов, имеющих указанную форму, я «образую класс шаров» (цит. по книге Г. Клауса [143, стр. 195]; разрядка наша. — В. Д.). Итак, человек «образует» класс при сопоставлении предметов, реально никак не связанных и реально не взаимодействующих друг с другом. Шар для игры в кегли и планета Марс могут быть объединены в один класс только по формально общему для них признаку шарообразности.

Такое общее возникает при абстрагировании одинакового свойства и его отнесении к классу. Лишь в этом акте отнесения обнаруживается общность свойства (как отмечалось выше, свойство, принадлежащее отдельному предмету, само по себе не является ни общим,

64

ни частным)¹. Но такое отнесение, как момент операции обобщения, возможно только в мысленном плане. Формально общее наличествует лишь в мышлении человека, в его понятии². Мяч и небесное тело могут быть объединены друг с другом только в плане понятия, — никакой предметной связи они не имеют и в реальном мире существуют независимо друг от друга. Эти объекты мысленно соотносятся с соответствующим классом, «представленным» лишь в понятии, в мысленном плане.

Центральным пунктом анализа «общего» является вопрос о его реальности. Известно, что в истории философии по этому вопросу длительное время идет борьба между реалистами и номиналистами. Согласно положениям «крайнего реализма» (Платон и др.), содержание общих понятий существует реально и самостоятельно наряду с отдельными чувственными вещами. Сторонники умеренного реализма (Аристотель и его последователи) полагают, что содержание общих понятий существует реально, но лишь через индивидуальные, единичные объекты. Крайние номиналисты (например, В. Оккам и др.) вообще отрицают существование общего, — оно является лишь собирательным выражением или именем для обозначения некоторого количества отдельных предметов. Умеренные номиналисты (например, П. Абеляр и др.) полагают, что общее существует, но лишь в человеческом мышлении — и это является условием его выражения в

65

именах (такое направление номинализма получило название «концептуализма») [301, стр. 105—107], [143, стр. 194—195], [166, стр. 143], [155, стр. 410], [79, стр. 210— 212]¹.

Выводы, сделанные нами относительно истолкования общего в традиционной формальной логике, показывают, что оно совпадает с номиналистическим подходом к этой проблеме, точнее, с концептуализмом (понятие — общий представитель отдельных предметов некоторого класса в нашем мышлении).

В книге М. С. Строговича [299] отмечается, что в учении номиналистов есть сильная материалистическая струя, ибо они признают реальное существование действительного мира. Но в целом их мировоззрение, несмотря на известные зерна истины, должно быть признано неправильным. «...Правильно утверждение номиналистов, что реально существуют отдельные вещи, отдельные предметы...», — пишет М. С. Строгович [301, стр. 107]. Это «зерно истины», имеющееся у номиналистов, наличествует и в традиционной формальной логике, которая также исходит из существования отдельных, конкретных предметов. Казалось бы, логично принять и следствия этой посылки, сделанные в свое время классическими номиналистами (и эти следствия, как показано выше, закономерно вытекают из приведенного «правильного утверждения»). Но таких прямых выводов не делают некоторые современные формальные логики. Вместо них они формулируют, например, следующие положения:

66

«...Неправильно их [номиналистов. — В. Д.] утверждение, что общие понятия — это только имена и обозначения, которым в действительности ничего не соответствует» [301, стр. 107].

«Общие понятия, если они истинны, выражают действительные общие свойства действительно существующих отдельных предметов. Отдельные предметы действительно имеют общее друг с другом, и эта их общность выражается в общих понятиях» [301, стр. 108].

«Общие понятия отражают действительную общность существующих вещей, явлений [301, стр. 108].

Да, понятия отражают общность вещей, но формальную. Это альфа и омега традиционной формальной логики. И сколько бы раз и в каком бы контексте ни повторялись слова «действительная общность», это не меняет сути номиналистического подхода к проблеме соотношения единичного и общего, поскольку формальная общность не выражает реально общего в предметах.

Одна из попыток размежевания с номинализмом, имеющаяся, например, в работе М. С. Строговича, состоит в подчеркивании того обстоятельства, что общему в понятии соответствует общее, сходное свойство самих предметов. Некоторые другие авторы также усматривают возможность преодоления номинализма на пути признания «объективно проявляющихся общих признаков единичных предметов» как основы оперирования классами (такова, в частности, позиция польского философа А. Шаффа; цит. по статье Ч. Новиньского [227, стр. 52]). Однако, как справедливо, на наш взгляд, отмечает Ч. Новиньский [227], такое признание номиналистической позиции не преодолевает. Номиналисты вовсе не отрицают того, что единичные предметы имеют сходство, общие черты (только поэтому-то, согласно их точке зрения, мы и можем высказывать общие заключения о конкретных предметах).

Принцип подхода к обобщению только как к выделению сходных свойств предметов неизбежно приводит к какой-либо разновидности номинализма [227,

67

стр. 56]. Традиционная формальная логика взяла на вооружение именно этот принцип, и поэтому в ее пределах давний спор о так называемых эквивалентах общих понятий безусловно решен в пользу номинализма. Выделение формально общего происходит в процессе сравнения единичных конкретных предметов. Такое сравнение может происходить как в непосредственном предметном или сенсорном действии, так и в плане образов представления. Словесное обозначение общих представлений в повседневной практике люди часто выдают за «понятие». Но логики и психологи обычно стремятся найти специфику последнего. Так, многие из них полагают, что эта специфика связана с расчленением существенных и несущественных свойств, которые еще могут быть слиты в общих представлениях. В понятии содержатся лишь существенные признаки предметов — таково наиболее распространенное мнение. При этом понятие должно служить средством опознания и однозначного различения предметов соответствующего ему класса. Но эту задачу человек может решить, опираясь и на «несущественные признаки» [46, стр. 127], [286, стр. 147]¹. Далее — и это сугубо важный момент — в традиционной формальной логике существенность признаков относительна. То, что в одном отношении существенно, то в другом может быть второстепенным, незначимым. В принципе каждое свойство может стать основой обобщения и средством

68

различения соответствующих групп предметов, т. е. всякие чисто внешние свойства могут стать содержанием понятия.

Следовательно, в идее о формально общем не подразумевается внутренний предметный критерий для различения существенного и несущественного — они сугубо относительны и ситуационны¹. Иными словами, общие свойства, которые были объектом представления, при определенных обстоятельствах могут стать — при том же содержании — объектом понятия.

Это является основанием принципиальной трудности, с которой сталкивается традиционная формальная логика при попытках преодолеть часто встречающееся отождествление понятия с представлением или с любым общим именем². Наблюдается тенденция отличать понятие от представления не по характеру содержания, а по форме, способу его выражения [40], [46]. Так, в представлении все отличительные признаки предмета даны человеку наглядно в слитной, нерасчлененной форме. Этого достаточно для повседневной жизни, чтобы не смешивать предметы друг с другом и «понимать» смысл слов. Но если перед человеком встает особая задача в словесной форме и в определенной последовательности перечислить эти признаки, то он

69

вынужден выделять их из слитного образа, расчленять и указывать в том количестве и последовательности, которая достаточна для отнесения предмета к соответствующему классу. Со стороны формы понятие выступает как расчлененное на отдельные признаки знание о предмете. «Чтобы получить понятие, необходимо расчленить образ предмета на составляющие его признаки и связать их определенным образом... Если мы умеем указать раздельно, один за другим, признаки предмета, мы обладаем понятием, если же мы этого не в состоянии сделать, мы находимся на стадии представления» [40, стр. 42—43].

Из расчлененности формы проистекают другие особенности понятия, в частности его ненаглядность. Чувственные образы не могут воспроизвести момент самой расчлененности. Но за словесным обозначением каждого расчлененного признака «стоит» свое представление. Например, при образовании понятия о предмете, обозначаемом словом А, мы перечисляем признаки БВГ, которым соответствуют свои общие представления. Необходимо их снова расчленить (Б есть ДЕ и т. д.). Элементы первого определения теперь осмыслены через более простые элементы. По мере надобности такое расчленение можно продолжить до некоторых простых и далее неразложимых общих представлений. «Какую бы область знания мы ни взяли, мы всегда обнаружим те последние элементы (общие представления), на которых всё держится и к которым сводятся все более поздние мысленные образования» [40, стр. 45].

Итак, общее представление о предмете А содержит признаки БВГ в форме слитного чувственного образа. Понятие же о предмете А содержит эти признаки в расчлененной и словесно выраженной форме. В этом смысле общим представлением оно не является, хотя в конечном счете при логическом анализе оно и сводится к общим чувственным представлениям как последним элементам.

В этом подходе к понятию выделен тот момент, что в отличие от неустойчивых, не всегда отчетливых и

70

индивидуальных представлений содержание знании целесообразнее воспроизводить в развернутой словесной форме, имеющей гораздо большую однозначность и являющейся средством общения. Благодаря словам признаки расчленяются, отвлекаются от других, получают своеобразную временную и пространственную «развертку». Теперь «эти признаки являются своеобразными логическими координатами, позволяющими фиксировать предметы и удерживать их в сознании в процессе рассуждения» [46, стр. 121]. Человек, слышащий или читающий развернутую словесную формулировку (определение понятия), в этот период времени актуально может не иметь определенного наглядного образа, соответствующего целостному смыслу этой формулировки, и вместе с тем «понимать» ее, уметь «разъяснить» ее. В этом обнаруживается характерная черта понятия как особой формы отражения —ненаглядность его содержания [46, стр. 111]. Однако за самими отдельными признаками, выраженными в словах, обязательно лежат наглядные представления [40, стр. 44—45].

Вначале связующим звеном между словом и предметом было общее представление — слитный чувственный образ ряда признаков предмета. Затем таким звеном является понятие как «совокупность расчлененных признаков». Но в обоих случаях это одни и те же признаки, относимые к одним и тем же обобщаемым отдельным предметам. «...Хотя в понятии выделяется класс предметов, объектом мысли является не сам этот класс; объекты мысли в понятии — предметы класса, представляемые в обобщенном виде» [46, 120].

Таким образом, как при переходе от восприятия к представлению, так и при переходе от представления к понятию объектом знания остаются формально общие признаки единичных предметов. В обоих переходах изменяется лишь субъективная форма «удерживания» этих признаков, но не их предметное содержание. При переходе к понятию появляется новый момент, невыразимый в чувственной форме, — расчлененность

71

признаков. В самом предмете признаки существуют слитно. И если расчлененность появляется в понятии о предмете, то это является известным показателем «чистоты» абстракции формально общего, превращения его в «абстракт» как таковой, выступающий содержанием мысли в отличие от представлений, где абстракция еще «неполная».

В работах по формальной логике порой подчеркивается, что мысленное содержание ненаглядно. Но, во-первых, как показывает анализ формально-логической схемы расчленения (см. схему, приведенную A. A. Ветровым), за каждым словесно-расчлененным признаком стоит свое общее представление, которое при необходимости может быть вновь расчленено с помощью речи и более простых представлений и т. д. Во-вторых, проблема «наглядности — ненаглядности» целиком переносится в собственно психологический план связи «слова» и «образа», психологических механизмов удерживания чувственного опыта в словах, актуализации этого опыта и т. д. (здесь имеется большая литература и своя история вопроса, см., например, [328], [335], [343] и др.). При этом обходится собственно логическая проблема, касающаяся своеобразия объективного строения знания, данного на чувственной и рациональной ступенях отражения.

В формально-логических исследованиях встречаются утверждения, будто описываемый в них способ образования понятий позволяет индивиду выйти за пределы ограниченного чувственного опыта и познать связи и отношения, которые вообще не могут быть отражены посредством органов чувств [40, стр. 43—14]. Здесь важны две стороны вопроса. Прежде всего признается объективное существование таких связей и отношений, которые органам чувств недоступны. Вместе с тем указывается, что они могут быть обнаружены при абстрагировании формально общих свойств. Однако суть традиционной формально-логической схемы образования понятия состоит в том, что в этом процессе все время фигурируют признаки единичных и конкретно-чувственно данных предметов, а получаемая

72

абстракция вновь относится к этим единичным и независимым друг от друга предметам (это вытекает из номиналистических установок традиционной формальной логики). «Ненаглядность» — только субъективно-индивидуальное проявление способа использования расчлененных словесных выражений, в которых обозначаются признаки, в принципе доступные представлению и восприятию (ведь расчленяются именно эти представления, в которых эти признаки лишь слиты, даны в целостном образе).

Иногда при изложении вопросов образования понятия говорится о том, что непосредственно органам чувств не даны существенные признаки предметов, отражаемые понятиями (см., например, [13, стр. 94—95]). Может быть, это и так, если выйти за пределы традиционного формально-логического истолкования природы понятия. Внутри же и в пределах этого истолкования нет смысла оперировать «существенными признаками», как якобы требующими особой формы отражения. Здесь нелишне привести соответствующие высказывания специалистов. Так, Б. М. Кедров пишет: «Не занимаясь выяснением вопроса о том, каковы по своей природе существенные признаки определяемого понятия, ни тем, где и как их надо искать, формальная логика сосредоточивает свое внимание на формальной стороне дела, что и соответствует ее характеру» [140, стр. 44]. При анализе этого вопроса Д. П. Горский отмечает: «Для формальной логики не имеет значения разграничение существенных и несущественных свойств. Самые различные свойства, определяющие один и тот же объем [понятия. — В. Д.], считаются равнозначными (одинаково существенными)» [80, стр. 29]. В академическом издании коллективной книги по логике в главе, посвященной понятию (автор В. Ф. Асмус), редакторы Д. П. Горский и П. В. Таванец сделали характерное примечание: «Формальная логика рассматривает признаки понятия лишь с точки зрения функции отличения одного класса предметов, отражаемого в том или ином понятии, от другого. Проблема сущности, существенного в предметах есть проблема логики диалектической» [182, стр. 33].

73

Проведенный нами анализ позволяет сделать вывод о том, что традиционная формально-логическая схема образования понятия касается обобщения и абстракции лишь чувственноданных, наблюдаемых, внешних свойств единичных предметов¹. Эти свойства — единственное содержание понятия, определяемого в пределах традиционной формальной логики и солидаризирующихся с нею педагогической психологии и дидактики. При описании этой формы мышления не делается ограничения на тот счет, что она является лишь частным видом понятий. Можно правомерно заключить следующее: традиционный подход к понятию выражает узкосенсуалистическую позицию.

В традиционном формально-логическом описании процессов образования представлений и понятий есть собственно психологический аспект. Так, предполагается, что либо путем наблюдения, либо путем наглядно-действенного сравнения обнаруживается нечто сходное и различное в предметах. Фиксация этих признаков выступает как некоторый простейший акт, а сами эти признаки — как некоторые простые «кирпичики», из комплексов которых затем складываются совокупности признаков разной сложности, являющиеся содержанием представлений и понятий. «Механизм» образования понятия характеризуется тем, что человек вначале фиксирует моменты сходства и различия предметов, затем образует из их комплексов образы и представления и, наконец, расчленяет этот образ с помощью словесных средств на отдельные признаки. При этом каждый признак связан как с определенным словом (словами), так и с некоторым общим

74

представлением (сложным или простым). Все понятие связано с определенным словосочетанием как своим «носителем». Понимать словосочетание (или замещающее его одно слово) — значит развернуть в своем сознании систему наглядных образов (представлений), соответствующих этим признакам¹.

Подобная картина и принципы ее обоснования весьма близки тем, которые в свое время развивались представителями эмпирической ассоциативной психологии. Перечислим ее основные положении, как они отображены в современном историческом обзоре [233].

Простейшими элементами сознания считались «чувствования» и их копии в памяти — простые представления (идеи). «Работа ума и состоит в установлении различий и сходств явлений сознания, в их размещении и классификации. Поэтому первичными атрибутами мышления признавались: сознание различия, сознание сходства и удерживание, или запоминание. Ум производит разного рода сочетания простых элементов сознания, группируя их путем ассоциации в сложные состояния... Содержание мышления сводилось к характеристике элементарных явлений — простых идей и их разнообразных отношений... Предполагалось, что сложные идеи, хотя они возникают путем абстракции и обобщения, остаются для сознания суммой простых идей, меняется лишь их группировка и не происходит никакого обогащения или углубления познания... Общие идеи рассматривались в духе локковской теории как отвлечение и объединение любых

75

свойств, общих для ряда сложных комплексов» [233, стр. 40—41]¹.

Отметим еще такие характерные особенности подхода классического ассоцианизма к мышлению: «Отвлеченная идея представляет то, что выражает общее в группе впечатлений» [233, стр. 43], «Мышление путем длинного ряда разных построений можно разложить на составляющие его группы чувствований. И в конце концов всякое мышление от самых отвлеченных и сложных умозаключений до элементарной интуиции состоит в установлении сходства и несходства между двумя чувствованиями» [233, стр. 46].

Если абстрагироваться от некоторых своеобразных терминов, свойственных психологии XIX в. (например, «состояние сознания» и т. п.), то эта принципиальная схема образовании понятия («сложной идеи») полностью совпадает с той, которая имеется во многих современных трудах по формальной логике, педагогической психологии и дидактике. Конечно, авторы этих трудов могут не придерживаться той точки зрения, что «ассоциации» являются механизмом образования всех «сложных комплексов признаков» — это вопрос конкретно психологический. Но ассоциативная психология разработала ряд общих принципов анализа умственной деятельности — последовательный и односторонний сенсуализм (в историю психологии вошло понятие «ассоциативный сексуализм» [378])², своеобразный атомизм в расчленении

76

умственных процессов и их продуктов¹, следование номиналистической гносеологии. Эти принципы явно или неявно воспроизводятся в трудах, описывающих образования понятий по формально-логической схеме. Основные совпадения затрагивают следующие пункты: 1) в основе понятия лежит установление сходства и различия между предметами, 2) при этом происходит отвлечение и обобщение любых свойств, общих для ряда предметов, 3) переход к представлению и понятию — это изменение формы знания без его обогащения или углубления по существу.

Сам термин «ассоциация», обычно не фигурирующий в работах по логике, так или иначе применяется в психологических исследованиях, касающихся отношений «абстрактов» и слов (в логических работах обычно говорят просто о «связи» слова и представления, слова и понятия [46, стр. 111—121])². Так, в работе Д. Н. Богоявленского и H. A. Менчинской говорится следующее:

«...Слово-термин, будучи ассоциируемо с выделяемыми признаками, общими для целого ряда явлений, становится их обобщителем — понятием» [24, стр. 311). (Разрядка наша. — В. Д.)³.

Анализ умственной деятельности школьников на основе понятия ассоциации проводят, в частности,

77

Ю. А. Самарин [284], [285], П. А. Шеварев [334], [335] и ряд других психологов. Истолкование механизмов образования самой ассоциации опирается при этом на рефлекторную теорию И. М. Сеченова и И. П. Павлова, на учение о высшей нервной деятельности. Например, Ю. А. Самарин отмечает, что ассоциации по смежности, сходству, контрасту и их диссоциации «представляют собой психологический механизм аналитико-синтетической деятельности мозга» [285, стр. 408]. Непосредственно о мышлении говорится так: «...Механизм ассоциаций по сходству (и контрасту)... является механизмом воображения и мышления» [285, стр. 386]. При этом Ю. А. Самарин подчеркивает, что логическое мышление — качественно своеобразный процесс, опирающийся на внутрисистемные и межсистемные ассоциации. Однако, на наш взгляд, в самом конкретном исследовательском материале, имеющемся в работах Ю. А. Самарина, в сущности сохраняется и подтверждается традиционная формально логическая схема образования понятий, что при всех добрых намерениях не позволяет объяснить действительной качественной специфики мышления в понятиях.

Номинализм, узкий сенсуализм и ассоцианизм, характерные для традиционного формально-логического подхода к обобщению, абстракции и понятию, имеют единый источник — истолкование общего лишь как формально общего и сведение функции понятия к выделению такого общего в предметах с целью их классификации.

Для выделения классов предметов по сходным чертам, для составления соответствующей классификации и для использования последней с целью опознания конкретных предметов — для всего этого достаточно формального обобщения и формальной абстракции. Эта функция понятия может осуществляться при ориентировке человека на внешние, опознавательные признаки предметов. Именно это обстоятельство отмечает Е. К. Войшвилло, имея в виду одну из целей выделения предметов — их отличение от других: «Для этой цели в качестве признаков, по которым

78

выделяются и обобщаются предметы в понятии, более подходят внешние, чувственно воспринимаемые, легко выявляемые и различимые признаки» [46, стр. 127]. Выделяемое в понятии сходство (общее) выполняет здесь функцию коммутатора¹, среднего звена между уже известными и расклассифицированными и еще неопознанными, нерасклассифицированными предметами; последние должны быть еще опознаны и отнесены либо в знакомый класс («эта вещь — стол»), либо в область незнакомого, еще не сгруппированного и лишь «ждущего» подобного превращения в класс. Естественно, что «известное» должно иметь вполне определенное описание комплекса признаков и «правило» их отнесения к предметам с целью опознания их принадлежности или непринадлежности к классу (множеству).

Именно такую «коммутаторскую» функцию понятия с вполне адекватным ей содержанием формально общего специально выделяют некоторые специалисты в области «машинного мышления». Так, Э. Хант и К. Ховленд пишут: «Что такое понятие? Обычное использование данного слова не всегда четко... Чёрч предложил определение, которое было фактически принято психологами, работающими в области экспериментов по «обучению понятиям». Идея Чёрча заключается в том, что элементам некоторого множества объектов может быть присвоен любой символ (или наименование). Для любого произвольного объекта существует правило, касающееся описания этого объекта, с помощью которого можно решить, принадлежит ли данный объект к тому множеству объектов, для которого используется данное наименование. Правило решения в этом случае и есть «понятие» наименования, а множество объектов образует содержание этого наименования» [324, стр. 317]. В этой «идее» схвачена суть формально-логического подхода к понятию. Правда,

79

нужно заметить, что А. Чёрч [328] не создал, а лишь теоретически выразил и уточнил то «понятие о понятии», которое фактически давно имелось в традиционной формальной логике и ассоциативной психологии.

Слова (наименования) при описанной функции понятия нужны для «метки» классов и их различения. Понятие выступает как среднее звено связи между этими словами и любыми предметами, которые по «описанию» могут быть сведены в соответствующий класс. «Понятие, — пишет Е. К. Войшвилло, — является... посредствующим звеном между словом и предметом» [46, стр. 122].

Особенности этой функции общего хорошо описаны Ч. Новиньским: «Сравнение данного предмета с другими предметами ведет к распознаванию сходных в определенных отношениях предметов, как принадлежащих к тому же классу... Мы чувственно выделяем конкретное и в конечном счете чувственно же его и распознаем. Между чувственным выделением конкретного и чувственным распознаванием конкретного лежит целый процесс «оперирования» общим, соотношениями классов и т. п.» [227, стр. 81].

В этом плане становится отчетливой формально-логическая интерпретация соотношения «конкретного» и «абстрактного» в познании. Под конкретным здесь подразумевается сам единичный, чувственно данный, непосредственно наблюдаемый предмет. Абстрактное — это выделенное и отделенное от других свойств предмета формально общее, обозначенное словом и являющееся мысленным содержанием понятия (это вытекает из концептуализма традиционной формальной логики). Естественно, что в реальной действительности такого содержания нет: «класс» — это мысленное образование, «абстракт», это повторяющееся свойство многих предметов, ставшее особым и самостоятельным объектом мысли. Будучи расчлененным и словесно фиксированным, абстрактное содержание освобождается от наглядности, которая сводится до минимума или исчезает совсем.

80

«Ненаглядность» и чисто вербальная форма выражения — характерные черты собственно абстрактного знания, т. е. понятия.

Мышление на основе таких понятий состоит, с одной стороны, в переходе от чувственно-конкретного и единичного к мысленно-абстрактному и формально общему, с другой — в обратном переходе от абстрактного к чувственно-конкретному при выделении и опознании каких-либо единичных предметов как относящихся к данному классу (общему). И началом, и концом этого процесса является чувственно-конкретное (его классификации и систематизация, отождествление и различение).

Мышление, осуществляющее эти переходы с помощью формальных обобщений и абстракций, образует эмпирические понятия. Именно это обстоятельство выделяет Б. М. Кедров при анализе сути формального обобщения как способа образования понятий (в его терминологии — «формально индуктивного обобщения»). Для этого способа характерно рассмотрение каждого предмета с точки зрения совокупности постоянных и независимых между собой признаков. При сопоставлении признаков устанавливается тот или те из них, которые встречаются у всех данных предметов, — это общие признаки. Такое формальное обобщение основано на простом противопоставлении общего отдельному. Этот способ образования понятий, — пишет Б. М. Кедров, — «предполагает возможность оперирования непосредственно ощутимыми признаками изучаемых предметов. Он сугубо эмпиричен. На этой логической основе построены, как правило, многочисленные определители в различных естественных науках, например определители высших растений, водорослей, насекомых, рыб, птиц, минералов, горных пород и т. д. и т. п. Подобные определители играют важную роль в естествознании. Их составление предполагает возможность путем последовательного формально индуктивного обобщения переходить от наиболее частных, специализированных признаков... к

81

наиболее общим признакам (в пределах данной классификационной области)» [142, стр. 49]¹.

Составление эмпирических определителей на основе внешних, непосредственно ощутимых признаков — подлинная функция формального обобщения. Подобные определители, конечно, очень важны в науках при обзорах материала, при его классификации. Нечто подобное этим определителям постоянно необходимо людям в повседневной жизни, при обозначении тех или иных предметов и явлений словами, при описании событий и т. п.

В формально-логическую схему образования понятий (добавим — «эмпирических понятий») укладывается как образование понятий «житейских» (лучше сказать — значений, смысла слов), так и понятий научных (вернее, «эмпирических понятий в науке»)². Специфики собственно научно-теоретических понятий формальное обобщение не выражает, так как ограничено кругом непосредственно наблюдаемых явлений³.

Известно, что одна из ведущих проблем теории познания всех времен состояла в определении именно

82

своеобразия и качественных особенностей формы научных понятий в отличие от житейских. И если формально-логический анализ такого своеобразия не улавливает, то это означает следующее: своей схемой обобщения и образования понятий традиционная формальная логика выявляет лишь то, что одинаково для житейских и научных обобщений, что не выражает специфики последних именно как научных обобщений в отличие от житейских.

Таким образом, традиционная формальная логика, педагогическая психология и дидактика описывают лишь эмпирическое мышление, решающее задачи классификации предметов по их внешним признакам и задачи их опознания. Область мыслительных процессов ограничена здесь: 1) сравнением конкретно-чувственных данных с целью выделения формально общих признаков и доставления классификации, 2) опознанием конкретно-чувственных объектов с целью их включения в тот или иной класс.

Теорию этих мыслительных процессов и ее гносеологические установки (узкий сенсуализм и концептуализм) наиболее отчетливо сформулировал Дж. Локк — английский философ-материалист XVII в. Эту теорию обычно называют эмпирической теорией мышления (абстракции, обобщения и образования понятий). Она имела корни в древнегреческой философии и философии средневековья. Значительным видоизменениям и уточнениям она подверглась в новое время (французские материалисты, И. Кант и др.). Но именно Дж. Локк наиболее точно выразил ряд моментов, связанных с природой «общих идей» и их источников, что послужило затем теоретической опорой эмпиризма в естественных науках, в том числе и в психологии, а также в дидактике и во всех частных методиках [362].

В XVIII—XIX вв. эта теория стала содержанием школьных пособий по формальной логике и оказала

83

существенное влияние на психологию и дидактику¹. А. Н. Леонтьев следующим образом характеризует это обстоятельство: «На протяжении почти всего XIX в. научные психологические представления о мышлении развивались под влиянием формальной логики и на основе субъективно-эмпирической ассоцианистической психологии. Психологический анализ мышления сводился главным образом к выделению отдельных мыслительных процессов: абстракции и обобщения, сравнения и классификации. Описывались также разные виды суждений и умозаключений, причем описания эти прямо заимствовались из формальной логики. В формально-логическом духе освещался и вопрос о природе понятий. Понятия изображались как продукт процесса своеобразного «наслаивания» друг на друга чувственных образов, в ходе которого несовпадающие признаки воспринятых объектов стираются, а общие их признаки, наоборот, взаимно усиливаются, образуя содержание общих представлений и понятий, ассоциирующихся у человека с соответствующими словами» [175, стр. 86].

Влияние эмпирической теории мышления на школьную формальную логику, на традиционную психологию и дидактику сохранилось, как мы видели, до сих пор. Для этого были свои объективные прич<