Основные характеристики мистического опыта
Если допустить, что деавтоматизация имеет место, необходимо объяснить пять основных характеристик мистического опыта: а) сильное чувство подлинности происходящего, б) необычные перцепты, в) единение, г) невыразимость и д) трансчувственный феномен.
Подлинность
Те, кто испытал мистический опыт — неважно, был ли он вызван годами медитации или однократным приемом ЛСД, — утверждают, что его достоверность подтверждается ощущением подлинности. Критика скептиков часто наталкивается на утверждение: «Вам следует попробовать это самим, и тогда вы поймете». Оно означает, что пережившего актуальный опыт убеждает сильное ощущение подлинности. «Я знаю, что это было на самом деле, потому что это было реальнее, чем то, что я сейчас говорю с тобой». Но «подлинность» не является свидетельством. В действительности существует множество клинических примеров разнообразия интенсивности ощущения подлинности, которое не соотносится с многообразием реальности. Сон может быть настолько «живым», что убеждает в состоянии бодрствования, хотя его содержание может быть причудливым и не соотноситься ни с этим миром, ни с каким-то другим. Психоз обычно предваряется или сопровождается чувством, что мир менее реален, чем обычно, а иногда — что он более реален или в нем есть другая действительность. Феномен деперсонализации демонстрирует потенциал к изменению чувства реальности существования самого человека, хотя его поддающееся проверке «я» не подвергалось никакому изменению. Тем не менее в случае деперсонализации, или дереализации, разница между тем, что является внешним, и тем, что является внутренним, остается недвусмысленной. Что меняется, так это качество подлинности, прилагающееся к репрезентации объекта. Таким образом, получается, что а) ощущение подлинности представляет функцию, отличную от суждения о реальности, хотя они обычно действуют синхронно; б) ощущение подлинности не свойственно восприятию в чистом виде и в) подлинность можно рассматривать как количественную функциональную способность к замещению, а следовательно, к интенсификации, редукции и переносу, воздействующую на все разнообразие воображаемого и чувственного содержания[7].
С эволюционной точки зрения ясно, что биологическое выживание зависит от недвусмысленного восприятия, что осязаемо, а что нет. Чувство реальности обязательно связывается с предметным миром. Если предположить, что медитация в сочетании с отречением приводит к глубокому нарушению нормальной психологической взаимосвязи субъекта с миром, представляется вполне убедительным, что практика таких мистических техник будет связана со значительным изменением чувства реальности. Качество реальности, прежде прилагаемое к предметам, начинает дополнять определенные ощущения и идеи, которые входят в сознание в период перцептивной и когнитивной деавтоматизации. Стимулы внутреннего мира инвестируются чувством реальности, которое обычно отдается внешним объектам. Через то, что можно назвать «переносом реальности», мысли и образы становятся реальными (Deikman, 1966b, pp. 109–111).
Необычные перценты
Возникающие во время мистической деавтоматизации ощущения и идеи зачастую весьма необычны; они выбиваются из континуума каждодневного сознавания, «Внезапно, без всякого предупреждения, он оказался внутри разноцветного, сияющего великолепием облака» (Виске, 1961, р. 8). Восприятие окружающего света, бесконечной энергии, неописуемых видений и непередаваемого знания поражает своей непохожестью на восприятие феноменов «естественного мира». Мистики объясняют причину отличия этих переживаний их принадлежностью к высшей трансцендентной реальности. По их словам, то, что воспринимается, приходит из другого мира или по крайней мере из другого измерения. Хотя подобную возможность нельзя исключать, многие из феноменов следует понимать как отображение необычной модальности восприятия, а не как необычные внешние стимулы.
Два давно практикующих участника вышеупомянутого исследования опыта медитации сообщили о ярком переживании света и силы. Вот отчет одного из них:
«…Вскоре я стал замечать, как двигаются и сменяют друг друга свет и тьма, это происходило все быстрее и быстрее. Теперь это случается не только в моем видении, но происходит или ощущается физически. Оно связано с чувством притяжения, расширения, поглощения; мое зрение вдруг привлекает какая-то точка… Я оказываюсь во власти очень сильного ощущения, и это становится центром» (Deikman, 1966b, p. 109).
Это сообщение наводит на мысль, что восприятие движения и смены света и тьмы есть восприятие движения внимания между различными психическими содержаниями (независимо от того, каким на самом деле было это «движение»). «Притяжение», «расширение», «поглощение» могут таким образом отражать динамику усилия по сосредоточению внимания — удачное сосредоточение переживается как нахождение «во власти» огромной силы. Другой пример: «…Когда ваза изменила размер… я ощутил это телесно и особенно глазами… какое-то настоящее физическое восприятие — как будто что-то сдвинулось и преобразовало размер вазы» (Deikman, 1966b, p. 109). В этом случае субъект мог пережить ресинтез вслед за деавтоматизацией естественного перцепта; то есть перцепт вазы был реконструирован за пределами нормального сознавания и процесс реконструкции воспринимался как физическое ощущение. Я назвал эту гипотетическую перцептивную модальность «сенсорная трансляция», определив ее как восприятие психического акта (конфликт, подавление, решение проблем, внимательность и т. д.) через относительно неструктурированное восприятие света, цвета, движения, силы, звука, запаха, вкуса (Kris, 1952; Deikman, 1966b, pp. 108–109). Эта концепция связана с концепцией гипнагогического феномена Сильберера (Silberer, 1951), но отличается по ссылкам и генезису. В гипнагогическом состоянии и во сне происходит символическая трансляция физической активности и идей. И хотя в гипнагогических и сновиденческих конструкциях могут быть задействованы свет, сила и движение, преобладающими перцептами являются сложные визуальные, вербальные, концептуальные и действенные образы. «Сенсорная трансляция» относится к переживанию невербальных, простых, конкретных перцептивных эквивалентов физических действий[8].
Концепция сенсорной трансляции предлагает занимательное объяснение повсеместного использования света как метафоры мистического опыта. Это не просто метафора. «Свечение» может происходить из актуального сенсорного переживания, возникающего во время когнитивного акта унификации, освобождения энергии, или когда приходит решение бессознательного конфликта, дающее переживание «умиротворения», «присутствия» и т. п. Освобожденная энергия, воспринимаемая как свет, — вероятно, центральное сенсорное переживание в мистицизме.
Если гипотеза сенсорной трансляции верна, возникает вопрос, почему она начинает действовать в каждом конкретном случае.
Вообще сенсорная трансляция, по-видимому, возникает, когда: а) сенсорным путям уделяется повышенное внимание, б) отсутствует контролирующее аналитическое мышление и в) человек настраивается на восприимчивость к стимулам (открытость вместо защиты или мнительности). Тренировка в созерцательной медитации специально направлена на достижение состояния, отвечающего этим характеристикам. Ласки (Laski, 1961) сообщает, что спонтанные мистические переживания могут возникнуть во время такой разнотипной деятельности, как роды, созерцание ландшафта, слушание музыки или половой акт. Хотя ее испытуемые дали недостаточное описание своих мыслительных процессов, предшествующих экстазу, все они были вовлечены в интенсивную сенсорную активность, отвечающую всем трем вышеперечисленным условиям. Эти условия, по-видимому, также применимы к мистическим переживаниям, связанным с ЛСД. В связи с состоянием разума, индуцированном галлюциногенными наркотиками, говорят о повышенном сенсорном внимании, сопровождающемся ухудшением или потерей различных интеллектуальных функций (Crocket et al., 1963; Watts, 1962; Michaux, 1963). Что касается критериев восприимчивости, то параноидные реакции, возникающие во время приема наркотиков, враждебны экстатическим переживаниям. И наоборот, если употребляющие наркотики перестают защищаться и быть мнительными, они «принимают» свое положение, после чего происходит «трансцендентное» переживание (Sherwood et. al., 1962). Таким образом, общий психологический контекст можно описать как перцептивная концентрация. В этом особом состоянии сознания субъект приходит к пониманию определенных интрапсихических процессов, обычно исключаемых или находящихся за пределами границ понимания. Средством этого восприятия, по-видимому, является аморфное ощущение, реализуемое благодаря смещению чувства реальности («перенос реальности») и потому неверно принимаемое за приходящее извне.
Единение
Ощущение себя в единении со вселенной или с Богом является признаком мистического опыта независимо от культурного контекста. Как утверждает Джеймс (1929, р. 410), преодоление всех обычных барьеров между индивидом и Абсолютом является великим мистическим достижением. В мистических состояниях мы одновременно соединяемся с Абсолютом и убеждаемся в собственной уникальности. Торжество этой мистической традиции неизменно и не зависит ни от стран, ни от вероисповеданий. В индуистском, неоплатонистском, софистском, христианском мистицизме, в витманизме мы обнаруживаем один и тот же признак, встречаем неизменное единодушие в способах выражения мысли, так что о классике мистицизма можно сказать, что она не имеет ни дня рождения, ни родины. Эти бессмертные повествования о единении человека с Богом предшествуют всем языкам и никогда не стареют.
Я уже обращался к объяснению этого феномена с точки зрения регрессии. Теперь приведу еще две гипотезы. С одной стороны, восприятие единения может быть восприятием психической структуры, с другой — переживание может быть восприятием реальной структуры мира.
Общеизвестно, что мы не воспринимаем мир напрямую. У нас есть опыт ощущений и ассоциативные воспоминания, из которых мы делаем вывод о характере стимульного объекта. Актуальным содержанием восприятия является электрохимическая активность, составляющая и мышление тоже. С этой точки зрения все, что понимается, однородно. Это разновидности одной субстанции. Если понимание направлено на себя, как утверждалось в связи с сенсорной трансляцией, эта фундаментальная гомогенность (единство) воспринимаемой реальности — электрохимическая активность — может восприниматься соответствующей внешнему миру, а не внутреннему. Единение, идея и переживание того, что мы — суть одно с миром и Богом, может таким образом составлять действительное восприятие, поскольку по характеру свойственно мыслительному процессу, но в сущности вовсе не обязано составлять точное представление о внешнем мире.
Если рассуждать логически, то существует и такая возможность, что восприятие единения все же дает правильную оценку внешнего мира. Как говорилось выше, деавтоматизация есть разрушение психической структуры, позволяющее детализировать переживания и ощущения ценой привлечения большего внимания. Возможно, что с активизацией внимания деавтоматизация может привести к видению новых измерений тотальной совокупности стимулов — т. н. процесс «перцептного расширения». Из исследований Вернера (Werner, 1957), Фон Сендена (Van Senden, 1960) и Шапиро (Shapiro, 1960) следует, что развитие от младенчества к взрослой жизни сопровождается организацией перцептивного и когнитивного миров, что происходит путем отбора одних стимулов и качества стимулов и исключения других. Если в основе лежит деавтоматизация, такая организация меняется на прямо противоположную или на время приостанавливается, изначально недоступные аспекты реальности теперь могут стать осознаваемыми. Единение действительно может быть неотъемлемым качеством реального мира и становится очевидным при помощи техник медитации и отречения или при определенных, до сих пор неизвестных условиях, вызывающих спонтанное, кратковременное мистическое переживание у неподготовленных людей.
Невыразимость
Мистический опыт невозможно описать, передать другому человеку. И хотя мистики иногда записывают свои мысли, они подтверждают, что невозможно передать этот опыт словами или соотнесением с похожим опытом повседневной жизни. Они не могут найти подходящих слов для объяснения впечатляющей реальности, необычных ощущений и познания единения, упомянутых выше. Тем не менее внимательное изучение мистического феномена показывает, что существует по крайней мере несколько типов переживаний — все они «неописуемы», но каждое из них отличается своим содержанием и формальными характеристиками. Ошибочно было бы мешать эти состояния сознания в одну кучу, называя «мистическим опытом» исходя из одного только качества невыразимости.
Начнем с того, что есть тип мистического переживания, который не поддается передаче словами по той причине, что, вероятно, основан на примитивных воспоминаниях и связан с фантазиями превербального (инфантильного) или невербального чувственного опыта[9]. Некоторые отчеты мистиков, в которых описано состояние, когда их охватывало блаженство, любовь к Богу, очень напоминают прототипное «недифферицированное состояние», единение младенца и груди, на которое делают особый акцент психоаналитические объяснения мистического феномена. В действительности наиболее вероятным кажется, что подобные ранние воспоминания и фантазии могут повторно переживаться как следствие а) регрессии мыслительных процессов, вызываемой отречением и созерцательной медитацией и б) активации инфантильных устремлений, стимулируемых религиозными проекциями — «Господь милостлив и вознаградит детскость перманентной эйфорией» (Moller, 1965, р. 127). Кроме того, условия функциональной сенсорной изоляции, связанные с мистической подготовкой, могут способствовать активации воспроизведения подобных воспоминаний с повышенной яркостью (Suraci, 1964).
Другой тип точно так же невыразимого мистического опыта поразительно отличается от первого — а именно, откровение является слишком сложным, чтобы его вербализовать. О подобных переживаниях часто сообщают те, у кого мистический опыт был вызван наркотиками. В подобных состояниях человек открывает смысл и связи многих сторон жизни: он осознает одновременно много уровней и «понимает» тотальность существования. Вопрос, является ли это знание истиной или это только иллюзия, остается без ответа; тем не менее, когда возникает подобное многоуровневое понимание, становится трудно — почти невозможно — объяснить его словами. Простой язык структурирован так, чтобы следовать за логическим развитием идеи, и он может абсолютно не подходить для выражения переживания, затрагивающего огромное множество концепций одновременно. Уильям Джеймс предположил, что «состояния мистической интуиции могут быть только очень внезапными и сильно расширять обычное поле сознания». Тем не менее мистическое откровение может быть невыразимым не только из-за внезапного расширения сознания, о котором говорит Джеймс, но также из-за новой вертикальной организации понятий[10]. На пример, после прочтения «Заката и падения Римской империи» можно осознать громадные перспективы истории цивилизации в том виде, в каком ее воссоздал Гиббон. Этот опыт с трудом можно передать, кроме как через посредство самой книги, и до этой степени он неописуем, и это есть меньшая версия расширенного сознания Джеймса. Представьте, что кто-то читает «Войну и мир» и обретает видение Толстого исторических событий, их детерминированность случайными факторами. И опять это такое переживание, которое трудно выразить без обращения к роману. Теперь представьте, что кто-то может «увидеть» не только каждый из этих образов мира по отдельности, но также их параллельные соотношения друг с другом и перекрестные связи между отдельными понятийными структурами. Затем добавьте в этот понятийный ряд биохимическую перспективу, представленную в «Пригодности окружающей среды» (The fitness of the Environment, Henderson, 1958) — работе, которая коснулась, кроме прочего, уникальных, жизненных свойств молекулы воды. Тогда вертикальное взаимодействие всех этих экстенсивных схем может действительно оказаться за пределами вербального выражения, вне обычных концептуальных возможностей — другими словами, невыразимость становится понятной.
Трансчувственный феномен
Третий тип невыразимых переживаний был назван выше подготовленным-трансцендентным мистическим опытом. Автор «Облака незнания», св. Иоанн Креста, Уолтер Хилтон и другие очень по-особому описывают новый перцептивный опыт, исключающий ощущения тепла, прохлады, видения или любой другой элемент знакомого сенсорного или мысленного опыта. Они подчеркивают, что опыт происходит вне обычных сенсорных путей, идей и воспоминаний. Я уже говорил, что они описывают это состояние определенно не бессодержательным и не пустым, а наполненным интенсивным, глубоким, ясным восприятием, которое они считают окончательной целью мистического пути[11]. Если считать их описание феноменологически точным, то сталкиваешься с проблемой: как объяснить природу такого состояния и процесса, в котором оно возникает? Придерживаясь представленной выше гипотезы, я полагаю, что подобные переживания являются результатом деятельности новой способности восприятия, реагирующего на измерения совокупности стимулов, прежде игнорируемых или скрытых от осознания. Для подобных мистиков отречение ослабляет и временно устраняет обычные объекты сознания как фокус сознавания. Созерцательная медитация ломает логическую организацию сознания. В то же время мистик явно мотивирован на восприятие чего-то. Если все же существуют не проявляющиеся и неиспользуемые перцептивные способности, при таких условиях они, по-видимому, должны мобилизоваться и начать работать. Опыт восприятия, который, таким образом, имеет место, выходит за пределы привычных вербальных или сенсорных ссылок. Это неидентифицируемо, а потому неописуемо. Высокая ценность, наполненность смыслом и глубина, о которых говорят в связи с такими переживаниями, предполагают, что возможности подобного восприятия отличаются от возможностей нормального сознания. Потеря «себя», характерная для трансчувственного опыта, показывает, что новая модальность восприятия не связана с рефлексивным сознаванием — «я» нормального сознания временно бездействует.
Заключение
Мистический опыт является продуктом необычного состояния сознания. Это состояние вызывается деавтоматизацией иерархически расположенных структур, которые обычно сохраняют энергию внимания для максимальной эффективности в достижении основных целей индивида: биологического выживания, как организма, и психологического выживания, как личности. Отбор воспринимаемого и когнитивное паттернирование обслуживают эти цели. При определенных условиях дисфункции, таких как острые психозы или прием ЛСД, или при условиях, преследующих специальные цели, например существующих у религиозных мистиков, прагматические системы автоматического отбора отвергаются или ломаются в пользу измененных модальностей сознания, которые с биологической точки зрения менее эффективно обрабатывают стимулы, но своей неэффективностью позволяют переживать аспекты реального мира, обычно исключаемые или игнорируемые. Степень, в которой происходит подобный сдвиг, — это функция мотивации индивида, его особого нейропсихологического состояния и условий окружающей среды, поощряющих или препятствующих такому изменению.
В заключение еще один комментарий. Содержание мистического опыта отражает не только необычную модальность его осознания, но также особые стимулы, обрабатываемые этой модальностью. Мистические переживания могут приносить блаженство, ввергать в ужас, давать откровение или быть психотическими в зависимости от стимулов, предшествующих каждому случаю. Подобное объяснение не говорит ничего определяющего об источнике «трансцендентного» стимула. Бог или Бессознательное имеют здесь равные возможности, и трактовка человека отразит его предположения и надежды. Мистическое видение — это видение единения. Современные физики некоторым образом поддерживают это восприятие, утверждая, что мир и его живые формы — это вариации одних и тех же элементов. Тем не менее нет никаких доказательств, что раздельность и различия иллюзорны (как утверждается в Веданте) или что Бог или трансцендентная реальность существуют (как утверждают западные религии). Существующие научные данные поддерживают точку зрения, что мистический опыт является опытом внутреннего восприятия, это переживание, которое может быть экстатичным, глубоким или исцеляющим по чисто внутренним причинам. До сих пор для психологической науки проблема понимания подобных внутренних процессов вряд ли менее сложна, чем теологическая проблема понимания Бога. В действительности независимо от направления в поиске ответа на вопрос, что такое реальность, чувства благоговения, красоты, почтения и смирения, по-видимому, являются продуктом человеческого достижения. Поскольку для мистических переживаний характерны эти эмоции, вопрос эпистемологической обоснованности опыта, вероятно, не столь важен, как предполагается.