Устойчивость к неудачам и однообразию
К вершинам величия ведет трудная дорога. Сенека ...Но как раз в этом дрянном старом сарае протекли лучшие исчастливейшие годы нашей жизни, всецело посвященные работе. Нередко яготовила какую-нибудь пищу тут же, чтобы не прерывать ход особо важнойоперации. Иногда весь день я перемешивала кипящую массу железным прутомдлиной почти в мой рост. Вечером я валилась с ног от усталости. Мария Склодовская-Кюри В общем и целом оригинальные мыслители особенно чувствительны коднообразию. Одаренный воображением ум стремится лететь от открытия коткрытию и возмущаете, когда его постоянно "приземляет" необходимостьпроверять свой маршрут посредством скрупулезных измерений. Считается, чтоодной из характернейших черт исключительной одаренности является редкоесочетание яркого воображения с щепетильным вниманием к деталям приобъективной проверке идей. Трудно, особенно в молодости, устоять перед искушением почувствоватьсебя усталым от пожирающих массу времени сложных проблем и не переключитьсяна многообещающую новую тематику, если ты наткнулся на легкодоступные, но необладающие большой значимостью факты. Чтобы не сбиться с пути, требуетсямного веры и мужества, ибо чем дальше мы удаляемся от привычного вневедомое, тем менее достижимой выглядит наша цель и тем меньше понимания иподдержки можем мы ожидать от других. В моей собственной ограниченной области исследования мне пришлосьучиться этому на горьком опыте. После того как мои первые наблюдения -появление стереотипного синдрома под воздействием различных факторов -привели меня к формулированию концепции стресса, очень немногие встретили содобрением мое упорное стремление работать в данном направлении. Я вспоминаюреакцию одного солидного и очень уважаемого ученого, чье мнение весьма многодля меня значило. Он был моим истинным другом, всерьез желавшим мне помочь.Однажды он пригласил меня в свой кабинет для "разговора по душам". Оннапомнил мне, что вот уже не один месяц пытается убедить меня броситьбесполезные исследования этого так называемого "стресса". Он заверил меня,что, по его мнению, я обладаю всеми необходимыми качествами исследователя и,несомненно, могу внести вклад даже в общепризнанную область эндокринологии,которой я ранее занимался. Так зачем же мучиться над этой сумасброднойидеей? С молодым энтузиазмом моих двадцати восьми лет я встретил этизамечания водопадом доводов в пользу новой точки зрения. Я вновь обрисовал,как уже много раз до этого, огромные возможности, таящиеся в изучениистресса, который должен сопутствовать всем видам заболевания, лечения инапряжения, разве что кроме самых незначительных. Когда он увидел, что я пустился в очередное восторженное описание того,что я наблюдал у животных, приведенных в состояние .стресса тем или инымзагрязненным, токсичным материалом, он взглянул на меня безнадежно грустнымиглазами и сказал с очевидным отчаянием: "Но, Селье, постарайтесь, пока непоздно, осознать, чем вы занимаетесь! Вы же решили посвятить всю свою жизньизучению фармакологии грязи!" Конечно же, он был прав. Никто не смог бы выразить это резче. Вотпочему мне все еще так больно вспоминать эту фразу сегодня, через двадцатьсемь лет. Фармакология - это наука, изучающая действие определенных лекарствили ядов; я же собирался изучать не что иное, как их нежелательные,случайные, неспецифические, побочные действия, присущие также любому видугрязи. Но для меня "фармакология грязи" представлялась наиболеемногообещающим предметом изучения в медицине. Сейчас, спустя годы, я оцениваю свою любимую тему, возможно, несколькоболее объективно и беспристрастно, чем тогда, но я не сожалею о своейпривязанности к ней. Даже моя теперешняя тема - кальцифилаксия{6} - не чтоиное, как развитие первоначальной идеи о том, что неспецифические реакциисоединительных тканей на повреждения в значительной степени обусловленыгуморальными факторами, которые можно анализировать, идентифицировать и накоторые в известных пределах можно даже влиять. Разумеется, вполне возможно, что те же самые факты, к которым меняпривела концепция стресса, могли бы быть обнаружены кем-нибудь другим врамках совершенно иной теории. В великой картине Природы все частивзаимосвязаны и в один и тот же пункт можно прийти самыми разными путями.Если вы смотрите на человека сквозь красные очки, вы в состоянии увидеть иузнать его, хотя видите его красным; кто-то другой, смотрящий на него сквозьзеленые очки, видит его точно так же хотя и в другом цвете. Но какой смыслменять все время очки? Мы преуспеем гораздо больше, если наши глаз;привыкнут к тем очкам, которые мы уже носим. Целая жизнь требуется для того,чтобы научиться смотреть сквозь широкоугольные линзы обширной теоретическойконцепции. Вот почему ни временные неудачи, ни однообразие скрупулезныхпроверок не должны сломить нашего упорства, если конечная цель, на нашвзгляд, стоит того. Здесь уместно сказать несколько слов об очень важнойпроблеме - проблеме преодоления чувства угнетенности и неполноценности,нередко возникающего в самом начале научной карьеры, которое имеет своимпоследствием отсев студентов из вузов. Некоторые студенты просто отказываются мириться с тем, что вызывает ихпрезрение. Из вузов часто уходят весьма талантливые и оригинальныемыслители, не желающие или не умеющие приспособиться к устоявшейся рутинеучебного заведения. Даже в лучших вузах толковый студент не может незаметить, что некоторые курсы разработаны из рук вон плохо, ряд лабораторныхработ просто не нужны, а экзаменационные вопросы глупы. В студенческие годы в моей альма-матер студенты говаривали не безнекоторого злорадства, что в целом преподаватели могут быть разделены на трикатегории в зависимости от вопросов, которые они задают на экзаменах: 1) "самолюбователи"; задающие вопросы, чтобы показать, какие они умные; 2) "злыдни": стремящиеся показать, какие студенты тупые; 3) "добряки": стремящиеся показать, какие студенты умные. И только очень немногие преподаватели экзаменуют просто с цельювыяснить знания студентов. Быть может, такая картина слегка преувеличена, нов любом случае студент, если он достаточно сильная личность, можетприспособиться к своим преподавателям в той мере, в какой это необходимо, ине тратить время на роптания по поводу неизбежного. Другая трудность,которая ведет к отсеву студентов,- это страх перед необходимостью показыватьсвои знания каждый раз, когда это требуется. Говоря конкретнее, студентотказывается мириться с унизительными условиями конкуренции, когда егоспособности постоянно сравниваются со способностями его сокурсников. Вполневозможно, что он не признает профессионального спорта, хотя любит заниматьсяспортом для себя и преуспевает в этом. Порой этот факт пытаются объяснитьленостью студента, но типичный "кандидат на отсев" не ленив, он просто негибок, чужд чувства коллективизма или избегает принимать на себя полнуюОтветственность за сложную работу. В науке человек такого типа будет удовлетворяться тем, что просто"околачивается" в лаборатории: он никогда не способен полностью освоить своюобласть за счет плановой систематической работы, особенно если это требуетруководства группой или по крайней мере участия в работе группы. Он можетписать превосходные небольшие статьи, но никогда - обширный обзор илимонографию. В области литературы он может стать первоклассным критиком, нооригинальный роман или даже короткий рассказ, который он вечно собираетсянаписать, так никогда и не материализуется. Он может даже уговорить самогосебя, что в высшем образовании нет смысла, так как вообще все это можноизучить самостоятельно. Правда же заключается в том, что он просто необладает достаточной самодисциплиной для преодоления той ужаснойзаторможенности, которую испытывает каждый пишущий человек, когда приходитвремя прекратить просто говорить и мечтать о своей работе, а надо садиться иписать вполне определенный текст, огрехи которого уныло уставятся на своеготворца, заставляя любого, не обладающего железной волей, пятиться назад, ккомфорту досужей посредственности. Существуют также студенты, предпочитающие думать, что они бросают вузиз-за недостатка способностей. Мои опыт всецело ограничен аспирантами, нотех из них, кому, увы, недостает таланта, не удается убедить в этом; и в тоже время я потерял многих действительно одаренных учеников из-за ихнепреодолимого чувства неполноценности. Из всех великих ученых, которых я знал, одна только мадам Кюри осталасьсовершенно неиспорченной успехом. А. Эйнштейн Гораздо больше людей могут противостоять неудаче, нежели успеху.Бедствия могут даже облагородить человека, мобилизовав все лучшее в нем, вто время как слава низводит всех, кроме самых великих, до такого состояния,когда человек превращается в символ самодовольного авторитета или в лучшемслучае становится добрым покровителем тех, кто славы лишен. Как работа ведет талант к славе, так слава уводит его от работы,используя для этого множество способов. Во-первых, чувство опустошенности,когда наконец окончена трудная работа, или, по выражению Ницше, "меланхолиязавершения". Когда разум исследователя, его ассистенты и инструментарий,объединенные воедино, приспосабливаются к определенному типу работы, она,независимо от степени оригинальности, становится рутинной. По достижениицели привычный ежедневный порядок внезапно ломается. В период последующегомрачного затишья увлекавшая ранее цель работы отсутствует. Ученыйоказывается перед лицом угнетающей задачи - проанализировать цельныйвысокосовершенный механизм специализированных средств и приемов мышления,очистить как ум, так и лабораторию для дальнейших исследований. Но какихпроблем? Ученый был настолько увлечен решением предыдущей задачи, что его умеще плохо подготовлен для восприятия чего-либо нового. Раз уж работа привелаего к выдающемуся достижению, то в сравнении с этим ничто не кажется емузаслуживающим внимания. Многие ученые - я бы сказал большинство - фактически увязают в побочныхрезультатах своего собственного успеха. Под их началом создаются большиеинституты, которыми надо управлять. Они получают огромную корреспонденцию,приглашения на чтение лекций, участие в церемонии открытия новых лабораторийили больниц, на издание монографий и составление обзоров. К ним приходят всебольше и больше посетителей, бесконечное количество бывших студентов просятдать рекомендации при переходе с одной работы на другую и т. д. Времени нанаучную работу остается все меньше, и. хотя некоторые из этих предложений имдаже приятны, в результате у них не остается ничего, кроме такого родадеятельности, не имеющей никакого отношения к научной. Успех вреден также и порождаемой им лестью. Слава делает действующуюличность действующим лицом. Хочет он или не хочет, но ученый должен сдостоинством относиться порой к чрезмерным восхвалениям со стороны прессы,телевидения, научной общественности, иначе его скромность будетвосприниматься с обидой. Затем знаменитость превращается в оракула. Дажеесли его профессиональные интересы ограничены областью биохимии, его мнениетребуется по самым различным политическим, философским и даже религиознымвопросам. Если же он считает се.бя недостаточно компетентным, его обвиняют вчванстве и безразличии. И наконец, Великий Человек должен "одалживать своеимя" по каждому случаю: сюда относится написание статей, публичныевыступления или как минимум многочасовые сидения в президиуме с единственнойзаботой - иметь внушительный вид. Так слава безжалостно губит живую личность, превращая человека впамятник его собственным достижениям. Это не то признание, в которомнуждается ученый, но противодействие последствиям этого признания можетпотребовать столько же усилий, сколько отняла та самая работа, которая ипривела его к славе.
Устойчивость к успеху
Мужество
Древний мореплаватель так обращался к Нептуну, попав в жестокую бурю:"О боже! Ты можешь спасти меня, коли пожелаешь, а можешь погубить. Но каковабы ни была твоя воля, рулем своим я буду править по моему разумению". М. де Монтень Наша молодежь должна понять, что в Век Фундаментальных Исследованийчеловек будет вести свои величайшие войны не силой юных мускулов, будетвыигрывать свои битвы не отвагой штыковой атаки и готовностью погибнуть воимя дела. Теперь в мирное время, как и на войне, великие сражениячеловечества будут выигрывать герои другого склада: люди, обладающие сильныминтеллектом и редкой разновидностью мужества - трезвой решимостью посвятитьсвою жизнь тому, что они считают достойной целью существования. Наши детидолжны осознать, что гораздо труднее жить ради дела, чем умереть за него. Мало кто считает мужество важным качеством научной деятельности. Оно ине является таковым в привычном смысле этого слова. Случается, конечно, чтобактериолог заражается смертоносным микробом, что исследователирентгеновских лучей (в том числе У. Кеннон) на первых порах подвергалисьопасности, так как необходимые защитные меры еще не были известны, чтотоксиколог может пасть жертвой одного из изучаемых им смертельных ядов.Однако люди склонны излишне драматизировать подобные несчастные случаи, ибов науке они происходят не чаще, чем в других областях деятельности. Несмотряна все эти опасности, для того чтобы стать исследователем, великой отваги нетребуется. Иногда врач ставит на себе те или иные эксперименты. но они редкобывают опасными. Готовность подвергать себя риску производит на публику ещебольшее впечатление, чем несчастные случаи. И все же, на мой взгляд, делатьвклад в науку, выступая в качестве морской свинки, просто глупо, заисключением очень редких случаев, когда никакая другая форма эксперимента неможет привести к решению действительно важной проблемы. Каждый человекдолжен реализовывать свои лучшие способности, так что давайте оставимдоблесть и физическую отвагу представителям вооруженных сил. Ученому нужнаменее эффектная, но более устойчивая разновидность мужества, с тем чтобывыбрать деятельность, которая наверняка лишит его многих радостей, в томчисле в семейной жизни и в достижении благосостояния. Молодым начинающимврачом он должен стремиться к низкооплачиваемой работе в лаборатории, а не кболее привлекательной работе в медицинских учреждениях. По мере ростапрофессионального уровня ему нужна немалая смелость, чтобы отказаться отпредложения занять высокооплачиваемую и влиятельную административнуюдолжность. Еще большее мужество потребуется для продолжения оригинальнойнаучно-исследовательской работы, не получающей ни моральной, ни материальнойподдержки. Молодой человек, желающий пойти в науку, должен быть способен кпереоценке ценностей и к отказу от общепринятых символов успеха, вособенности от культа "красивой жизни". Для этого нужны незаурядное мужествои вера - прежде всего в свои собственные еще не испытанные возможности.Здоровье и энергия
Упоминание здоровья и энергии в числе полезных для занятия наукойкачеств может показаться излишним. Эти качества так или иначе важны длялюбой деятельности; сидячий образ жизни ученого, быть может, предполагает ихне в меньшей степени, чем занятия другими профессиями.Ученому-"фундаментальщику", безусловно, не нужна мощная мускулатура, нослабое, подверженное болезням, чересчур изнеженное тело неспособнопротивостоять тяжелым нагрузкам, с которыми сопряжены высшие достижения влюбой области. Ученый, который стоя проводит в лаборатории долгие часы илинапрягает все свои умственные силы, погружаясь в многочасовые абстрактныеразмышления, нуждается в дисциплинированном, мужественном и, я бы сказал,спартанском образе жизни. Он должен находить способы поддерживать своюфизическую форму, несмотря на искусственно созданные работой в лабораториижизненные привычки. Верно, что иногда физический или психический дефектможет послужить движущей силой для совершенствования человеком своихтворческих и интеллектуальных способностей, но наличие такого дефектатребует еще большего внимания к своей физической форме.ОРИГИНАЛЬНОСТЬ
Сила оригинальной, творческой мысли состоит в способности по-новомувзглянуть на вещи. Под независимостью мышления я в первую очередь имею ввиду инициативность и способность сделать первый шаг. А эта способность всвою очередь зависит от воображения, умения сформировать осознанноепредставление о чем-либо новом, ранее не встречавшемся в действительности. Адля этого нужны острота взгляда, проницательность, способность выделитьнаиболее важные характеристики, еще не заметные для непосвященного.Независимость мышления
Гений на самом деле - это лишь немногим более чем способность кнестандартному восприятию. У. Джеймс{7} Безнадежная непригодность слова как средства передачи информацииощущается особенно болезненно, когда мы хотим объяснить природуоригинальности. Слова служат символами вещей, известных нам из предыдущегоопыта; сама же суть оригинальности в том и состоит, что она не похожа ни начто другое, ранее встречавшееся. Ограничиваясь одной фразой, я бы сказал,что наиболее обычное свойство всех проявлений оригинальности - это ихнеобычность. Но это, конечно, не все. Разум сумасшедшего необычен, но ондоводит независимость мышления до такой степени, когда утрачивается контактс действительностью. Он не похож ни на один другой разум, воспринимая вещинестандартным образом. Слишком углубившись в область воображаемого, он не всостоянии вернуться оттуда с плодами своего нового видения мира. У гения могут возникать почти столь же фантастические видения. Тем неменее он способен включить сознание, чтобы скрупулезно и объективно сверитьсвои фантазии с действительностью. Именно эта способность сохранять контактсамого фантастического полета мысли с окружающим миром и различать значимыедля человечества ценности характерна для оригинальности и независимоститворческого мышления. Гений способен не только уноситься в неизведанное, нои возвращаться назад на землю. Начинающий художник Латинского квартала в Париже, который носитзабавный берет, ярко-красный шарф и отращивает "вандейковскую" бородку,необычен, но он совсем не обязательно Ван Дейк. Он путает бросающуюся вглаза необычность внешнего облика старых мастеров с той глубокойоригинальностью, которая и сделала их великими. Он похож на Фамулуса изгетевского "Фауста", который пытался походить на своего выдающегося учителя,прочищая глотку и сплевывая так же, как он. Научная изобретательность, независимость от традиционного образа мыслейна самом начальном этапе исследования - это особого рода оппортунизм{8}.Обычный оппортунист, или "охотник за шансами", не думает о перспективах, немыслит оригинально; напротив, он стремится извлечь из предоставляющихся емувозможностей немедленную выгоду в ущерб высшим целям, не дающимнезамедлительных результатов. Изобретательность - ценное свойство даже на начальных стадиях научнойдеятельности, но устоявшаяся независимость мышления является также основойвоображения и интуиции - самых важных атрибутов научной одаренности.Непредубежденность
Существуют, с одной стороны, убедительные доводы в пользу того, чтоистинный ученый должен быть способен избавляться от предубежденности ипривычного хода мыслей, ибо только это обеспечивает восприимчивость,способность обнаружить нечто новое, сформулировать полностью новаторскуюмысль. С другой стороны, действительно непредубежденный мыслитель знает, чтоон не может и не должен быть свободен от предубежденности, иначе он потерялбы все преимущества опыта, приобретенного не только за время его жизни, но ив ходе исторической эволюции. Абсолютно непредубежденный индивид,относящийся к каждой возможной ситуации с равным доверием, непригоден нетолько для науки, но и просто для выживания. В действительности творческимыслящий ученый полон ранее воспринятых идей и пристрастий. Одни результатыон считает благоприятными, другие нежелательными; он хочет доказать своюизлюбленную теорию и бывает очень раздосадован, если ему это не удается. Такпочему же ученому нс следует быть предубежденным? Предубежденность, какизвестно, сохраняет наиболее ценные плоды опыта. Без нее он никогда не смогбы сделать выбор из бесчисленного количества возможных путей. Что мы действительно разумеем под "непредубежденным мышлением" ученого,так это такой склад ума, который предусматривает осуществление контроля надмногочисленными предубеждениями и проявляет готовность пересмотреть их передлицом опровергающих свидетельств. Хотя разум ученого преимущественноориентирован на логику, он должен уметь принять факт, даже если тот ипротиворечит ей. Вот почему творческое исследование не можетруководствоваться формальной логикой. И впрямь, коль скоро ученый признаетпримат факта (независимо от того, выглядит этот факт рациональным или нет),высший тип научной деятельности является, как это ни парадоксально,"анти-логичным" или по крайней мере "не-логичным".Воображение
Воображение настолько сильно зависит от независимости мышления, чтоздесь можно добавить совсем немного. Именно посредством независимого иоригинального мышления разум формирует осознанные представления о чем бы тони было, воображает нечто, ранее в реальности не наблюдавшееся. Чтобы приносить пользу науке, воображение должно сочетаться с острымощущением того, что является важным и значимым. Такого рода оценка понеобходимости должна производиться инстинктивно и основываться на неполныхданных в тот момент, когда их важность и значимость еще не стали очевидными!При этом ученому приходится - вероятно, в большей степени, чем в каком-либоином случае,- полагаться на свои способности. Научить воображениюневозможно, разве что восприятие важности и значимости может быть обостренов процессе приобретения опыта методом проб и ошибок. Эта независимостьспособности к критическому суждению от опыта объясняет, почему в течениежизни для развития способностей к оценке требуется гораздо больше времени,чем для проявления преимущественно врожденной способности к воображению.Чутье на потенциальную практическую или теоретическую значимостьвоображаемых нами вещей само по себе не есть воображение; это необходимоеусловие для выбора из бесчисленного количества рожденных воображением картинтех из них, которые значимо соответствуют реальности. Сочетание воображенияс последующим проецированием значимых аспектов воображаемой картины наосознаваемую реальность представляет собой основу творческого мышления -самой облагораживающей и приносящей удовлетворение деятельности, к которойтолько способен человеческий мозг. Акт научного и художественного творения,наподобие акта творения биологического{9}, приносит наслаждение снятиемнапряжения, вызванного острой потребностью, которая, будучи утолена,оставляет все наше существо в состоянии приятной расслабленности иудовлетворенности. Многие из открытий, которые обычно считают случайными, на самом делеродились благодаря огромной силе воображения, мгновенно рисующейразнообразные приложения случайного наблюдения. Вот несколько классических инаиболее часто упоминаемых примеров таких "случайных" открытий. Двое физиологов - фон Меринг и Минковский - изучали функциюподжелудочной железы при пищеварении. Для того чтобы посмотреть, как будетпротекать процесс пищеварения в отсутствие этой железы, они удалили еехирургическим путем. И вот однажды служитель, ухаживающий за их подопытнымиживотными, пожаловался, что не в состоянии поддерживать чистоту влаборатории: моча собак с удаленной поджелудочной железой привлекает полчищамух. Подвергнув мочу анализу, Минковский обнаружил в ней сахар. Этопослужило ключом к установлению связи между действием поджелудочной железы изаболеванием диабетом и явилось основой последующего открытия инсулина. Выдающийся французский физиолог Шарль Рише, плавая на прогулочной яхтепринца Монакского, вводил собакам экстракт из щупальцев актинии, определяятоксичную дозу. Однажды, при повторном введении собаке того же экстракта, онзаметил, что очень маленькая его доза приводит к немедленному летальномуисходу. Этот результат был настолько неожиданным, что Рише отказался в неговерить и поначалу не приписывал своим действиям. Но повторение экспериментапоказало, что предварительное действие этого экстракта вызывает повышениечувствительности к нему, или сенсибилизацию. Таким путем Рише открыл явлениеанафилаксии, о возможности которого, по его собственным словам, он никогдабы не подумал. Основоположник биохимии Гоуленд Хопкинc{10} давал своим студентам вкачестве упражнения хорошо известный тест на белок. К его удивлению, ни одиниз студентов не получил положительной реакции. Исследование показало, чтотест дает такую реакцию только в том случае, если используемый при этомраствор уксусной кислоты содержит в качестве случайной примеси глиоксиловуюкислоту. Этот вывод вдохновил Хопкинса на дальнейшее исследование, приведшеев итоге к выделению триптофана - части белка, вступающего в реакцию сглиоксиловой кислотой. Когда Луиджи Гальвани у себя дома в Болонье увидел, что лягушачьилапки, висевшие в ожидании поджаривания на железной проволоке, периодическисокращаются, он после внимательного наблюдения сделал вывод, что сокращениемышц происходит в том случае, когда лапка одной своей частью касаетсяжелезной проволоки, а другой - куска медной проволоки, случайноприкрученного к концу железной. Именно это наблюдение привело его кконструированию так называемой металлической дуги, что в итоге выразилось впонимании природы электричества и последующем изобретении элемента Вольта. Немецкий физик В. Рентген экспериментировал с электрическими разрядамив высоком вакууме, используя платиноцианид бария, чтобы обнаружить невидимыелучи. Ему и в голову не приходило, что эти лучи способны проникать сквозьнепрозрачные материалы. Случайно он заметил, что платиноцианид бария,оставленный вблизи вакуумной трубки, начинает флуоресцировать, даже если егоотделить от трубки черной бумагой. Позднее он скромно объяснил: "По волеслучая я обнаружил, что лучи проникают сквозь "черную бумагу"". На самом жеделе нужна была величайшая сила воображения, чтобы не только увидеть этотфакт, но и осознать его огромные последствия для науки.Интуиция