Глава третья, в которой чуть не принимается печальное решение, пришедшееся не по вкусу Джиму Пуговке

Шли годы, Джим рос, и его уже вполне можно было засчитать за половинку подданного. В какой-нибудь другой стране его бы давным-давно отправили в школу, и сидел бы он как миленький за партой, и учился бы читать, писать, считать, но в Медландии не было школы. А раз ее не было, то никому и в голову не приходило, что пора бы уже такому большому мальчику уметь читать, писать и считать. Джима это, конечно, беспокоило меньше всего, и он жил себе припеваючи, нисколько не беспокоясь о будущем.

Фрау Каакс внимательно следила за тем, как Джим растет, — раз в месяц она обязательно проводила замеры. Для этого Джиму нужно было снять башмаки, прислониться к дверному косяку на кухне, а фрау Каакс водружала ему на голову книгу, по которой она карандашом делала заметку на косяке, — новая черточка неизменно оказывалась чуть выше прежней. Фрау Каакс искренне радовалась тому, что Джим так хорошо растет. Но не все разделяли с ней ее радость — кое-кого это обстоятельство, наоборот, очень тревожило. Король Медландии был необычайно обеспокоен сложившейся ситуацией, ведь он, как правитель страны, все-таки чувствовал себя ответственным за благополучие своих подданных.

Однажды вечером он призвал к себе машиниста Лукаса и велел ему прийти в королевский дворец.

Лукас вошел в королевские покои, снял фуражку, вынул изо рта трубку и сказал:

— Добрый вечер, ваше величество!

— Добрый вечер, любезный мой машинист Лукас! — поприветствовал Лукаса король, сидевший в этот момент у своего золотого телефона. — Прошу тебя, садись, — сказал он затем, указывая Лукасу на свободный стул.

Лукас сел и приготовился слушать.

— Значит, так, — начал король и тут же отчаянно закашлялся. Прокашлявшись, он продолжал: — Уж не знаю, как тебе и сказать, но я надеюсь, ты меня все равно поймешь.

Лукас внимательно слушал короля, которого он никогда не видел таким озабоченным. Это его совершенно сбило с толку.

Король снова закашлялся. Покашляв немножко, он все же собрался с духом и продолжил свою речь, глядя при этом на Лукаса печальными и грустными глазами.

— Ты ведь всегда отличался понятливостью, Лукас, — сказал он.

— А в чем, собственно говоря, дело? — осторожно спросил Лукас.

Король снял с головы корону, подышал на нее и принялся тщательно протирать ее рукавом халата. Он явно тянул время, так как по всему было видно, что ему не по себе. Наконец он решительным движением нахлобучил корону на голову, снова откашлялся и сказал:

— Дорогой мой Лукас, я долго размышлял над этим, но в конце концов понял — как ни крути, как ни верти, другого выхода нет. Мы должны это сделать.

— Что мы должны сделать, ваше величество? — спросил Лукас.

— А разве я не сказал? — искренне удивился король. — Мне казалось, что я все тебе объяснил.

— Нет, вы только сказали, что мы должны «это» сделать, — ответил Лукас.

Король на минуту задумался, лицо его выражало крайнюю степень недоумения.

— Странно, очень странно. Разве я не говорил тебе только что: «Нам придется расстаться с твоим Кристофом»? Бьюсь об заклад, что говорил.

Лукасу показалось, что он ослышался.

— Что нам придется сделать с Кристофом? — переспросил он.

— Расстаться, — повторил король, всем своим видом давая понять, что положение очень серьезное. — Разумеется, речь не идет о том, чтобы сделать это прямо завтра, но и тянуть тут нельзя. Я понимаю, что для всех нас это будет тяжелая утрата. Но другого выхода у нас нет.

— Нет, ни за что на свете, ваше величество, — решительно сказал Лукас. — И вообще, с какой стати?

— Ну сам подумай, — принялся увещевать Лукаса король, — Медландия — страна маленькая. Даже можно сказать, крошечная, по сравнению, например, с Германией, Африкой или Китаем. Королю такой малюсенькой страны вполне хватает одного локомотива, одного машиниста и двух подданных. Появление еще одного подданного…

— Но ведь не целого же, а половинки… — перебил короля Лукас.

— Это все верно, — согласился король, — но что дальше? — В его голосе слышалась крайняя озабоченность. — Ведь он растет не по дням, а по часам. Я должен беспокоиться о будущем моей страны, на то я и король. Не за горами то время, когда Джим Пуговка из половинки подданного превратится в целого. И тогда он захочет построить себе свой собственный дом. Ну, скажи на милость, откуда же нам взять место для дома? У нас вообще нет свободного места, куда ни глянешь — повсюду рельсы. Придется нам ограничить себя кое в чем, иначе у нас ничего не получится.

— Черт побери! — пробурчал Лукас и почесал за ухом.

— Ты же видишь, — продолжал король, все более и более воодушевляясь, — в нашей стране слишком большая плотность населения. Для нас это стало проблемой номер один. Почти все страны мира страдают от перенаселенности, но Медландия — особенно. Я страшно обеспокоен сложившимся положением. Что же нам делать?

— Все верно, только я тоже не знаю, что делать, — ответил Лукас.

— Либо нам нужно расстаться с Кристофом, либо кто-то из нас должен будет покинуть страну, как только Джим станет взрослым. Джим все-таки твой друг, Лукас, неужели ты захочешь, чтобы он покинул Медландию, когда станет большим?

— Нет, — отвечал на это Лукас, — тут и говорить не о чем. Но и с Кристофом я не могу расстаться, — грустно добавил он после некоторой паузы. Какой же машинист без паровоза?

— Ну ладно, — сказал король, — поразмышляй на досуге об этом. Я уверен, ты что-нибудь придумаешь. Ты ведь у нас — голова. Время у тебя еще есть. Так что думай и решай. Но решение должно быть принято обязательно.

С этими словами он протянул Лукасу руку, давая тем самым понять, что аудиенция окончена.

Лукас встал, нахлобучил свою фуражку и, понурившись, вышел из дворца. Король с тяжелым вздохом плюхнулся снова в кресло, вытер шелковым платком пот со лба — разговор был не из легких.

Лукас медленно брел в сторону железнодорожной станции, где стоял паровоз Кристи, поджидавший возвращения своего приятеля. Придя домой, Лукас первым делом подошел к паровозу, похлопал его по круглым бокам и подлил машинного масла, которое Кристи так любил, а потом уселся на государственной границе и долго сидел так, обхватив голову руками, и все смотрел вдаль.

Вечерело. На море царили тишь и гладь, заходящее солнце отражалось в бескрайних просторах океана, и золотая блестящая дорожка протянулась от самого горизонта до того места, где сидел машинист Лукас.

Лукас смотрел на эту дорожку, уходящую вдаль, к неведомым странам и землям. Кто знает, куда она ведет. Солнце садилось все ниже и ниже, и дорожка становилась все уже и уже, пока наконец и вовсе не исчезла. Лукас грустно покачал головой и тихо сказал:

— Ну что ж, мы уйдем оба.

С моря потянуло ветерком, и стало прохладно. Лукас поднялся и пошел к Кристофу. Долго стоял он подле своего друга. Кристи сразу почуял что-то неладное. Паровозы не отличаются большой сообразительностью, поэтому-то им всегда нужен водитель-машинист, но зато они очень чувствительны. И потому, когда Лукас едва слышно прошептал: «Мой славный старина Кристи», то у доброго паровоза прямо что-то оборвалось внутри, и от этого острого щемящего чувства он даже перестал пыхтеть и сопеть.

— Кристи, — тихо сказал Лукас каким-то чужим голосом, — я не могу с тобой расстаться. Мы всегда будем вместе. И на земле, и на небе, если мы когда-нибудь туда попадем.

Кристи, правда, ничего не понимал из того, что говорил ему Лукас. Но он очень любил своего друга, и ему было невыносимо больно видеть Лукаса таким грустным. От отчаяния паровоз принялся душераздирающе завывать.

Лукасу стоило немалых трудов его успокоить.

— Понимаешь, это из-за Джима Пуговки, — попытался объяснить Лукас. — Скоро он станет взрослым, и тогда для него уже не будет здесь места. В любой стране подданные ценятся больше, чем старые паровозы, вот наш король и решил, что ты здесь лишний. Но если ты лишний, то и я тоже лишний. Значит, нам нужно вместе уйти.

Кристи шумно вздохнул и собрался уж было снова завыть, как тут в темноте раздался чей-то звонкий голосок:

— Что тут такое случилось?

Это был Джим Пуговка собственной персоной, который, поджидая Лукаса, забрался в тендер и незаметно для себя уснул. Разбудил его голос Лукаса, разговаривавшего с Кристи. Так невольно он оказался свидетелем состоявшегося объяснения.

— Привет, Джим! — воскликнул Лукас, необычайно удивленный появлением своего маленького друга. Собственно говоря, это не предназначалось для твоих ушей. Но по мне так лучше, чтоб ты все знал. Мы решили покинуть страну. Кристи и я. Навсегда. Так надо.

— Из-за меня? — спросил испуганно Джим.

— Если разобраться, — сказал Лукас, — король в общем-то прав. Ведь действительно Медландия — маленькая страна. Нам всем здесь не поместиться.

— А когда вы отправляетесь в путь? — Джим даже слегка запнулся, когда задавал этот вопрос.

— Лучше не растягивать этого удовольствия. Раз уж так вышло, то ничего не поделаешь — поедем прямо сегодня ночью, — серьезно ответил Лукас.

Джим на секунду задумался, а потом вдруг решительно заявил:

— Я с вами.

— Что ты, Джим! — воскликнул Лукас. — Это совершенно невозможно! Что скажет фрау Каакс? Она ни за что не отпустит тебя.

— Лучше всего ее об этом и не спрашивать, — сказал Джим тоном, не терпящим возражений. — Я все объясню ей в письме и оставлю его на кухне. Когда она узнает, что я с тобой, то она уже не будет так беспокоиться.

— Нет, все равно будет, — с сомнением в голосе произнес Лукас. — Да к тому же ты не умеешь писать.

— А я нарисую, — тут же нашелся Джим. Лукас, выглядевший весьма печальным и озабоченным, только покачал на это головой и сказал:

— Нет, мой мальчик, я не могу тебя взять с собой. Конечно, все это очень мило с твоей стороны и я сам ряд бы уехать с тобой вместе, но нельзя, понимаешь, нельзя. Ты ведь еще все-таки маленький мальчик, и к тому же ты нам будешь только…

Тут он запнулся, так как в этот момент Джим повернул к нему свое лицо, в котором было столько решимости и столько печали, что у Лукаса слова просто застряли в горле.

— Лукас, — тихо сказал Джим, — почему ты говоришь такие вещи! Вот увидишь, я могу вам еще очень даже пригодиться.

— Да, конечно, — согласился Лукас, в его голосе слышалось некоторое смущение. — Разумеется, ты даже очень полезный маленький мальчик, и в некоторых ситуациях даже удобно быть маленьким, тут ты прав…

Он зажег свою трубку и молча принялся раскуривать ее. В душе он уже готов был взять Джима с собой, но все же решил еще раз проверить мальчика.

— Послушай, Джим! — завел он снова разговор. — Подумай сам, ведь Кристи придется уйти, чтобы освободить для тебя место. Но если ты решил уйти, то, значит, Кристи может спокойно оставаться. И я тоже.

Но Джим твердо стоял на своем.

— Нет, — сказал он, — я ведь не могу оставить своего лучшего друга. Либо мы все втроем остаемся здесь, либо мы все втроем уходим. Здесь мы оставаться не можем. Значит, нужно уйти — всем нам, втроем.

Лукас просиял.

— Молодец, старина Джим, я рад, — сказал он и обнял своего друга. — Боюсь только, королю наше решение не очень-то придется по нраву. Вряд ли он представлял себе, что дело примет такой оборот.

— Мне все равно, — сказал Джим, — я еду с тобой.

Лукас снова погрузился в раздумья и сосредоточенно принялся курить свою трубку, так что скоро из-за клубов дыма его уже совершенно не было видно. Он всегда так делал, когда волновался, так как не хотел, чтобы кто-нибудь видел его в таком состоянии. Но Джим-то хорошо его знал и понимал, в чем тут дело.

— Ну хорошо! — послышался наконец голос Лукаса откуда-то из недр табачного облака. — Встречаемся здесь в полночь.

— По рукам, — отозвался Джим.

Друзья попрощались, и Джим уже побежал было домой, как Лукас снова окликнул его:

— Постой, Джим! Ты действительно малый что надо, — голос его звучал даже как-то торжественно, — таких толковых парней я еще не встречал в своей жизни!

С этими словами он повернулся и быстро пошел прочь.

Джим еще постоял некоторое время, задумчиво глядя вслед уходящему другу. Последняя фраза, сказанная Лукасом, все еще звучала у него в ушах. И тут же он подумал о милой фрау Каакс, которая всегда была к нему такой доброй и ласковой. И радость и печаль смешались в его душе.