Когда дни были долгими 4 страница

– Благодарю вас, отец, – с нескрываемой досадой ответил принц и с поклоном удалился, дабы вернуться к исполнению своих обязанностей.

Это было необычно для принца – так открыто выказывать свое недовольство, зато вполне в традициях самого Азака. Халиф испытал сильнейшее искушение позвать Куазарака обратно и назначить его командиром Четвертого отряда вместо Фаркана. Но это противоречило бы замыслам Азака. Враги должны продолжать думать, что флоту поручена какая-то особо важная задача, раз им командует старший сын халифа, – импы придавали старшим сыновьям намного больше значения, чем было принято у джиннов.

Это нанесло бы ущерб и безопасности самого халифа. Заркианская история свидетельствовала, что каждый правитель, начинавший испытывать сентиментальные чувства к своим сыновьям, преждевременно отправлялся на свидание с Богами. Сын, рожденный первым, имел очень мало преимущества перед своими братьями, но некоторые привилегии у него все-таки имелись, и предоставлять ему возможность завоевать воинскую славу было равносильно самоубийству. Нет, Куаразак должен исполнить свои обязанности на море. Те, кто служат обману, тоже полезны.

Ох уж эти бумаги! Почему человек, завоевавший мир, должен проводить все свое время привязанным к письменному столу, хотя предпочел бы поохотиться, провести смотр войск или поразвлечься на женской половине? И завершением всех неприятностей, свалившихся в этот день на халифа, стало известие, что его наместник в Чаркабе погиб от руки наемного убийцы. Вероятно, преступники полагали, что войско, которое халиф оставил на юге, недостаточно многочисленно для проведения массовых репрессий. Что ж, в настоящее время это было правдой, но с хитростью Куаразака на это понадобится не более пяти-шести дней.

Азак продиктовал приказ, согласно которому флот переводился в Чаркаб. После некоторого размышления халиф добавил, что город надлежит сровнять с землей, а уцелевших жителей обратить в рабов. Это должно было заставить остальные города вести себя тихо в то время, когда халиф будет в походе.

В полдень халиф имел обыкновение отдыхать, если, конечно, не находился на охоте, и обычно отправлялся к женщине, но сегодня у него даже для этого не было настроения. По той же причине и уснуть халифу не удалось. Он брюзгливо приказал служанкам приготовить ему ванну и после купания снова вернулся к работе.

Иносолан! Единственная женщина, которую халиф взял в жены и даже ни разу не поцеловал.

«Пока что не поцеловал», – произнес внутренний голос халифа.

Что за глупости. Ей, должно быть, уже лет сорок.

«Тридцать шесть. Она на шесть лет младше тебя».

Азак никогда не занимался любовью с женщинами старше тридцати лет. Достигших этого возраста наложниц халиф отсылал или отдавал своим сыновьям.

Дрожащий герольд из Третьего отряда доспешников сообщил, что половину бурдюков наполнили водой, но из трети вода уже вытекла. Азак приказал, чтобы остальные отряды проверили свои бурдюки и чтобы у горожан реквизировали бочки, повозки и большую часть тяглового скота.

Наконец-то вернулся Фуркар. Он сообщил, что женщина говорит правду.

Азак откинулся на спинку кресла и задумался, глядя поверх плеча волшебника. Фуркар был единственным человеком во всем Зарке, который не боялся халифа. Возможно, это халиф должен был бояться Фуркара, но он его не боялся. Частично это объяснялось тем, что халиф был фаталистом и был уверен, что он, подобно всем прочим, умрет в предопределенный Богами час. А кроме того, Аэак хорошо знал Фуркара и был полностью посвящен в его дела.

Давным-давно имперские солдаты убили отца Фуркара, и теперь волшебник ненавидел Империю почти так же горячо, как и сам халиф. Они предпринимали совместные действия против Империи. Этот поход стал возможным благодаря Фуркару – Фуркару и его сторонникам. Халиф не знал ни их числа, ни их имен и никогда об этом не спрашивал. Без поддержки волшебника Азак так бы и умер неприметным султаном, не сумев выбиться в халифы. Они оба знали об этом, и возможно, больше об этом не знал никто. И уж точно ни одна живая душа в Зарке не сумела шептаться об этом.

Фуркар не стал усаживаться в кресло, предназначенное для гостей – то есть для него одного, – значит, не собирался надолго здесь задерживаться. Волшебник всегда одевался в черное, и даже камень, украшавший его тюрбан, был черным. Просторное одеяние оставляло видимым лишь лицо и кисти рук Фуркара. Они были светлее, чем у большинства джиннов, но больше ничем не выделялись. Разве что лицо волшебника всегда было чисто выбрито. На вид ему можно было дать года двадцать два – двадцать три, но он точно так же выглядел и девятнадцать лет назад, когда Азак впервые с ним встретился. Ничего удивительного, ведь Фуркар был волшебником.

Он никогда не улыбался. У него не было друзей. Казалось, его не интересуют ни женщины, ни мальчики. И никогда на его лице не появлялось даже тени улыбки.

– Вы, конечно, понимаете, ваше величество, – произнес волшебник негромким голосом уроженца пустыни, – что я использовал лишь самый минимум силы. Сговор по-прежнему следит за этим районом.

– Я понимаю. Что там с ее спутниками?

– Они сейчас в самом глубоком подземелье. Это место защищено.

Азак кивнул:

– Значит, среди них есть волшебники?

Выражение лица Фуркара не изменилось.

– Если халиф желает, чтобы я рискнул, то узнаю.

– Рискнул?

– Я не снимал свою защиту. Вместе они могут оказаться достаточно сильны для того, чтобы подчинить меня.

Азак недовольно скривился. Он испытывал глубокое отвращение к магии, но она была необходимым злом.

– Конечно же я не хочу, чтобы ты рисковал. Нам предстоит опасное предприятие, и оно всецело зависит от тебя и твоих… э-э… товарищей. Я вызову к себе женщину, как только у меня будет время. Ты не догадываешься, зачем она явилась сюда?

– Нет, ваше величество. Только то, что вам уже известно. Чародей Олибино провозгласил ее мужа вождем тех, кто борется со Сговором. Это позволяет предположить, что она явилась сюда с посланием.

– И в каком она настроении?

– О, это довольно любопытно. Она взволнована. Кроме того, испугана, но скрывает это лучше, чем кто-либо на моей памяти.

Аэак вздохнул. Это было так похоже на Иносолан.

– Ну что ж, мы еще увидимся. Конечно, ты сможешь понаблюдать за нашей стычкой.

Фуркар почтительно поклонился и вышел. Азак пожал плечами и вернулся к работе.

Бумажный водоворот поглотил Азака. Фураж, запасы воды, стрелы, подковы, лекарства… Одни идиоты вокруг. Каждая мелочь, которую он сейчас не проверит сам, во время похода может обернуться большими неприятностями. Всеми успехами халиф был обязан своей бесконечной работоспособности.

Ему всегда лучше всего работалось ночью. После вечерней трапезы халиф пришел в себя, и кроме того, на помощь явилась новая шеренга секретарей, но лишь далеко за полночь Азак почувствовал, что готов послать за Иносолан. К этому времени халиф изрядно устал и понимал, что ему нужно урвать хоть несколько часов сна до рассвета, когда ему придется командовать армией. К тому же, если женщина нервничает, то долгое ожидание отнюдь не прогонит ее страхи.

Халиф распустил жучков-секретарей, хотя их столы все еще были завалены документами. На стол самого халифа бросал яркое пятно светильник, висевший высоко под потолком, но остальная часть комнаты тонула во тьме. В дальнем углу, словно изваяние, застыл Фуркар с непроницаемым лицом. Тот, кто не знал, что в комнате находится еще и волшебник, скорее всего, не заметил бы его.

Иносолан перешагнула порог, и тяжелая двустворчатая дверь захлопнулась у нее за спиной. Тогда Иносолан двинулась через пустой зал прямо к столу. Она оказалась не такой высокой, как помнилось халифу, ведь в ней текла кровь импов. На ней было простое белое платье-чаддар, какие носили в Зарке. Когда Иносолан приблизилась, халиф взглянул в ее зеленые глаза и вспомнил ночь их свадьбы и единственный раз, когда он видел ее обнаженной.

Уж не выкуп ли это? Много лет назад она ускользнула от него благодаря самому императору. Что, если теперь ее прислали обратно в качестве мирного предложения? Неужели они действительно думают, что ради нее он откажется от войны?

И все же… Он обладал сотнями женщин, возможно, даже тысячами. Почему же его сердце так бешено колотится при взгляде на эту?

Азак положил руки на стол.

Иносолан не стала падать ниц перед халифом и даже не сделала реверанса. Она отбросила с лица вуаль и сняла с головы покрывало. По плечам рассыпались волосы цвета меда.

– Здравствуй, Азак, – беззаботно сказала Иносолан. – Давненько не виделись, правда?

Не дожидаясь приглашения, она опустилась на стул и улыбнулась халифу. Лицо Иносолан уже не было лицом юной девушки, но халиф дал бы ей лет на десять меньше, чем ей было на самом деле. Возможно, потому, что на севере солнце не такое жгучее, как здесь, в Зарке, морщинки на ее лице едва наметились. Зеленые глаза Иносолан оставались яркими, как изумруды, украшавшие рукоять сабли халифа.

– Я не ждал тебя.

Иносолан усмехнулась:

– А я сюда и не собиралась! А время пощадило тебя, великан. Ты хорошо выглядишь. Похоже, ты погрузнел? Ну, твои кости вполне могут выдержать этот вес.

Она лгала, и халиф это знал, но невольно приосанился.

– Время пощадило и тебя, – хрипло произнес Азак.

– Ты мне льстишь! Я родила четверых детей.

– Я дал жизнь сотне сыновей.

– Ну, тебе пришлось полегче, чем мне.

Если бы Фуркар не сказал Азаку, что Иносолан испытывает страх, он ни за что бы этого не заметил. Халиф готов был поклясться, что Иносолан единственный человек в Зарке, не считая Фуркара, который ничуть его не боялся. Как она не похожа на дрожащих, заискивающих наложниц, угождавших ему в серале! Иносолан держалась легко и непринужденно, и улыбка ее была спокойной. Эта улыбка кого-то напомнила халифу. Ах да, ее тетю.

– Как поживает твоя тетушка Кейд?

На лицо Иносолан набежала тень.

– Она почила в мире несколько лет назад. А как принц Крандараз?

– Его погубило честолюбие.

– Мне очень жаль.

Жемчужина в перстне, который халиф носил на указательном пальце, на миг потемнела.

– Зарк – единственное известное мне место, где честолюбие может так быстро привести к фатальному исходу, – весело произнесла Иносолан. – А как госпожа Зана?

– Она также ушла к Богам.

– Это очень печальная весть для меня.

Жемчужина осталась белой.

Эта пустая болтовня может продолжаться ночь напролет. Что же сделать, чтобы заставить ее выказать страх?

– И что же за ужасная цель привела тебя в наши края, Инос?

Иносолан приподняла золотистую бровь.

– Я не думала, Азак, что ты станешь называть своего старшего сына «ужасной целью»! Я не имела ни малейшего намерения нарушать границы твоих владении до тех пор, пока он на этом не настоял. Я направлялась в Тхам.

Жемчужина осталась белой. У Азака сжалось сердце.

– Зачем? Что тебе нужно в Тхаме?

– А ты не знаешь? – скромно поинтересовалась королева. – Ты действительно собираешься выступить в поход, ничего не зная?

– Завтра мы грузимся на корабли и отплываем в Оллион.

На губах Иносолан мелькнула такая знакомая халифу усмешка:

– Азак! Неужели?! Все корабли, сгрудившиеся в порту, пусты, а холмы прямо-таки черны от солдат и скота. Если ты всерьез намереваешься погрузить их всех за завтрашний день, порт превратится в сумасшедший дом. Или даже нет, в морг. Твой торговый флот может одурачить импов, но не меня.

Азак совсем забыл об истоках ее притягательности – об этом смертоносном сочетании красоты и ума. Халиф не привык состязаться в уме с женщинами, и это ошеломляющее чувство вызывало у него раздражение, хоть он никогда бы не подумал, что такое возможно.

Видимо, Иносолан угадала мысли халифа и послала ему озорную улыбку.

– Я – не одна из твоих племенных кобыл, Азак. И никогда ею не была.

– Да. Ты никогда не была племенной кобылой. После известных нам обоим событий я не знаю, что могло вызвать у тебя желание вернуться в Тхам.

Иносолан нахмурилась и положила ногу на ногу. Зашуршал белый шелк. Бог Страсти! Азак помнил ее стройные, изящные ноги, золотистый пушок внизу живота, крепкую грудь с розовыми сосками. Никогда его рука не касалась ее тела!

– Да, нам с тобой и в самом деле известно, – сказала Иносолан, – что даже сейчас в Тхаме существует некая недоступная пониманию сила. Она непредсказуема и отчасти скрыта от постороннего глаза заклинаниями, которые приводят в замешательство самых выдающихся волшебников. Но она существует.

Халиф кивнул. Жемчужина в его перстне оставалась белой.

– Я надеялась убедить обладателей этой силы поддержать моего мужа в его борьбе.

«Она несет чепуху, ваше величество», – прошелестел в ушах халифа голос Фуркара.

Но жемчужина осталась белой. Возможно, то, что сказала Иносолан, не соответствовало истине, но сама она в это верила.

– Я люблю тебя, – сказала Инос.

– Что?

– Это жемчужина, да? Мне стало интересно, почему ты все время смотришь на свои руки. Она меняет цвет?

Халиф посмотрел на Иносолан и увидел, что она улыбается.

– Я не племенная кобыла, Азак!

Азак сцепил руки, но так, чтобы жемчужина все-таки была видна.

– Я думаю, что все еще люблю тебя, – глухо произнес халиф.

Жемчужина потемнела.

– Точнее, хочу тебя, – поправился он.

Жемчужина снова стала белой.

Иносолан покраснела и опустила взгляд на свои руки, сложенные на коленях. Да, теперь она поняла, что ей угрожает опасность. Так-то лучше!

Халиф ждал, и в конце концов Иносолан первой нарушила молчание:

– Наши приключения в Тхаме обернулись тяжким испытанием. И все же… Я допускаю… То были дни твоей молодости, Азак. Ужас изгладился из памяти, но радость сохранилась! – Инос трогательно взглянула на него. – Помнишь, мы ехали верхом по полному очарования лесу, и ты рассказывал мне, как натаскивают собак? Я благодарна тебе за помощь, которую ты тогда оказал мне, Азак. Благодарна за то, что ты пришел в Хаб пожелать мне всего наилучшего, и мне очень жаль, что меня не было там и я не смогла попрощаться с тобой. Давай сохраним эти воспоминания, простим друг другу все резкие слова и станем союзниками.

Халиф продолжал молчать. В комнате было тихо, если не считать комариного писка. Вокруг светильника роилась мошкара.

Теперь опасения Иносолан стали очевидны. Она побледнела.

– Здесь, в Зарке, я по-прежнему считаюсь твоей женой?

Азак покачал головой:

– Вернувшись из Хаба, я подписал указ о расторжении брака.

Иносолан благодарно кивнула:

– Наверное, это было очень трудное время для тебя.

– Придворных забавляло то, что я потерял свою заморскую невесту. Но договор с Империей, который я привез с собой, помог мне. И я тотчас же объявил войну Шугаррану.

Иносолан на мгновение зажмурилась:

– Значит, это я виновата в том, что ты все это затеял? Все началось именно тогда?

– Да, тогда. Осмеянный султан не смог бы править долго, но война расстроила коварные планы различных группировок – по крайней мере, на какое-то время.

Иносолан покачала головой, и на ее волосах заиграли золотые блики.

– Я рада, что ты сумел пережить это все, но мне не нравятся средства, которые ты использовал. И теперь ты начинаешь войну против Империи… Ты понимаешь, что направляешься прямиком в ловушку?

Халиф с трудом сдержал готовый вырваться возглас.

– Лучше будет, если ты объяснишь свое последнее замечание.

Между бровей у Иносолан пролегла крохотная морщинка.

– Однажды, много лет назад, Рэп приходил сюда, чтобы увидеться с тобой. Он определил, что во дворце используется магическая сила – он не имел в виду меня. Я полагаю, ты заручился поддержкой волшебников в твоем восхождении на вершины власти?

– Ты знаешь, что я терпеть не могу магии.

Этот ответ вызвал легкую улыбку на губах королевы.

– Ты всегда умел ловко уходить от ответа. Ну ладно, что тебе известно о нынешней ситуации?

– А что мне должно быть известно?

– Рэп и Шанди писали тебе.

– Я не получал от них никаких писем.

Лицо Иносолан снова окаменело.

– Странно! Посланец был вполне надежен, я сама с ним разговаривала. Ну что ж, они писали тебе прошлой зимой. Положение вещей изменилось… Если у тебя есть советник-чародей, то ты должен знать, что император, сидящий сейчас в Хабе, – самозванец. Ты должен знать, что Зиниксо, бывший чародей, вырвался из заточения и объявил себя Всемогущим. И ты знаешь, что мой муж возглавил сопротивление.

– А, Рэп! Ну и как, он еще жив?

– Насколько мне известно, да, – бодро сказала Инос.

Жемчужина на мгновение потемнела.

«Она надеется на это, – прошептал Фуркар, – но не уверена».

Иносолан, ни о чем не подозревая, продолжила разговор.

– Мирянам ничего об этом не известно. Лжеимператор отвел войско от границ. Ты видишь в этом прекрасную возможность начать вторжение. Несомненно, то же самое проделают Двониш и Нордленд. В Гувуше зреет мятеж. Такова сейчас расстановка сил.

Женщина, рассуждающая о стратегии! Почему это бесстыдство, это извращение заставляет так волноваться кровь халифа? Да как она смеет поучать его? Халиф с трудом подавил нахлынувшую на него волну ярости.

– Ну и что в результате?

– Всемогущий разобьет вас всех и объявит себя спасителем Империи.

Фуркар упоминал о такой возможности.

– Ты знаешь, что он сделал с гоблинами? – поинтересовалась Инос.

– Ты полагаешь, я отложу кампанию?

– Я на твоем месте именно бы так и поступила.

– Если бы ты была на моем месте, ты была бы не здесь.

Иносолан улыбнулась, и у халифа снова перехватило дыхание.

– Да, действительно. Но ты видишь эту опасность? Это единственное возможное объяснение нынешней уязвимости Империи.

– Нет, не единственное! – мрачно сказал Азак. – Да, я знаю о Всемогущем. И рад видеть, что он одолел своих тюремщиков. Рад, что импы потерпели поражение, думаю, дварфы тоже этому рады. Как и етуны с гоблинами. Всемогущий – дварф. И, как мне кажется, он дает понять, что теперь мы можем взять реванш за все нападения на протяжении многих столетий!

Очевидно, подобное объяснение не приходило Иносолан в голову. Она была потрясена. Когда королева заговорила снова, ее голос звучал уже далеко не так доверительно:

– Тогда почему он уничтожил гоблинскую орду?

– А вместе с ней и несколько легионов, да? Неподходящее деяние для спасителя Империи – напустить на легионы драконов! Я думаю, что Всемогущий устроил обе эти бойни, чтобы показать свою силу вольным волшебникам и нагнать на них страху. Ведь они произошли после того, как Всемогущий призвал чародеев переходить на его сторону, верно?

Иносолан кивнула, прикусив губу.

Азак усмехнулся:

– Я умею судить о людях и не хуже тебя помню этого неудачливого коротышку. Он мстителен и злопамятен. Я бы сказал, что он упивается своими злобными замыслами.

– Это еще хуже, – пробормотала Иносолан. – Творить Зло ради самого Зла?

Ха! Она не смогла не признать, что он прав. Он переспорил, переубедил ее так же легко, как легко подчинил бы своей силе, если бы ему захотелось. Сама мысль об этом необыкновенно возбуждала. Ни одна из женщин халифа не оказывала ему хоть сколько-нибудь серьезного сопротивления, даже если он того требовал.

– Империя уязвима, как никогда прежде, Инос. Она лежит перед нами, обнаженная и беспомощная. Сейчас она слаба, а мы сильны. Мы можем сделать с ней все, что захотим, и любым способом, какой нам взбредет в голову, отыграться за прошлые унижения. Стоит мне протянуть руку – Империя будет моей.

И эта женщина тоже.

Иносолан оценила невысказанную угрозу, и ее зеленые глаза сузились.

– Ну а как же насчет Тхама, халиф? Что происходит в Проклятой стране? За последнюю тысячу лет множество армий вторгались в Тхам, и все они бесследно исчезли.

– Не все. Некоторые прошли через всю страну, не встретив ни единой живой души. Да, мне действительно помогают волшебники. У меня под командованием превосходно вышколенная армия, которая не причинит ни малейшего вреда духам, правящим этой землей. Нам нужно пройти через нее, и ничего больше. Да, это риск, но я готов рискнуть.

– Ты сошел с ума, – прошептала Иносолан.

Халиф рассмеялся. Сошел с ума? Он покажет ей, что такое настоящее безумие! Его громкий смех эхом отдавался от каменных стен. Иносолан сжалась, и это еще сильнее развеселило халифа.

– Может, и сошел, – сказал он, переведя дыхание. – Но тебе не стоит судить меня по меркам обычных людей. Я из тех великих личностей, которые творят историю.

Иносолан так и сидела съежившись. Пусть знает, как решительно он настроен теперь.

– Что ты сделал с пленниками, которых захватили вместе со мной?

– Их бросили в подземелье башни.

– Надеюсь, это подземелье прикрыто магическим щитом?

Халиф кивнул.

– Так среди них все-таки есть волшебники? – Азак быстро взглянул на перстень, но ответ Иносолан не заставил жемчужину потемнеть.

– Есть. Непрерывная слежка Сговора измучила их, так что защищенное подземелье может дать им желанный отдых.

– Среди них что, сам Рэп?

Дварфы, гоблины, етун и имп – о фавнах ничего не говорилось, но Рэп мог скрыть свой облик.

– Нет, не Рэп.

«Она что-то скрывает, ваше величество», – снова прошелестел голос Фуркара.

Да пусть скрывает! Это не имеет значения. Ее приятели могут валяться в подземелье, пока не сгниют. После, возвращения Азак ими займется, а до тех пор пускай их Зло поберет!

Снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь жужжанием мошкары. Рассвет недалек, и надо поспать. Солдаты, должно быть, уже готовятся к выступлению – варят еду, седлают животных… Он действительно должен поспать, а позабавиться с этой женщиной будет не поздно и следующей ночью. А почему, собственно, следующей? Силы его пока что не покинули. И ему совсем не хочется спать. Девятнадцать лет назад он начал эту войну потому, что у него похитили женщину. Теперь он готов исполнить все свои планы и начать вторжение в Империю, и вот – эта женщина здесь, стоит только руку протянуть. Она всецело в его власти. Превосходное приобретение!

– Говоришь, ты направлялась в Тхам?

Иносолан изучающе посмотрела на халифа зелеными глазами, затем кивнула.

– Ну что ж, значит, ты и отправишься в Тхам так, как это приличествует твоему положению. Поедешь вместе со мной, как ездила раньше, но на этот раз за нами будет идти многотысячное войско.

Иносолан замерла, глядя так, будто слова халифа были предложением и она могла выбирать, как ей поступить.

– Надеюсь, Азак, ты не ождаешь, что я стану делить с тобой шатер?

Великолепно! Иносолан всегда была неподражаема. Она заслуживает внимания.

– Ты будешь делать все, что я скажу, как и все прочие.

– Я предпочитаю отказаться.

– Отказаться? Ты предпочитаешь смерть бесчестию?

Насмешка заставила Инсолан вспыхнуть и гордо вскинуть голову.

– Нет, я не собираюсь покончить жизнь самоубийством. Если ты начнешь наступление, то без боя я не сдамся. И предупреждаю тебя, Азак ак'Азакар, мой муж – волшебник, и он заставит тебя ответить за все.

Халифа словно подбросило.

– Угрозы? Ты смеешь угрожать мне! – Он быстрым шагом двинулся в обход стола, дрожа от радостного предвкушения. – Никто не смеет угрожать халифу!

Иносолан вскочила, но халиф оказался рядом, прежде чем она успела отбежать. Азак поймал ее за платье, притянул к себе и обнял. Иносолан сопротивлялась, но она была всего лишь женщиной, маленькой и слабой женщиной. Даже меньше, чем женщины джиннов! Азак схватил ее за волосы и заставил повернуться, приблизив ее лицо к своему. Он чувствовал запах ее страха, видел испарину, выступившую на лбу. Теперь она не притворялась. Это был самый что ни на есть настоящий страх.

– Отпусти меня, ты, животное! – Инос попыталась увернуться, но тщетно.

– Что за банальность. Я ожидал от тебя большего. А теперь добавим немного страсти! – И Азак жадным поцелуем впился в ее губы.

Иносолан пнула его в голень и укусила за язык. От неожиданной боли халиф взвыл. Инос извивалась и визжала.

Сука! Она еще не так закричит, когда придет время. Халиф забыл обо всем. Подобного возбуждения он не испытывал никогда в жизни. Азак схватил ворот платья Иносолан и одним движением разорвал его. Затем швырнул Инос на стол и без труда удержал, не обращая внимания на ее безуспешные попытки ударить его. Легко одолев ее сопротивление, Азак сорвал с нее белье, обнажив грудь, живот, бедра. Вот она, месть! Вот она, справедливость! Он выдрессирует эту желтоволосую суку, если потратит на нее остаток ночи. И тогда пускай ее плоскомордый любовник-чародей попробует что-нибудь исправить!

Покуда летний долог день:

Покуда летний долог день,

Мы в лес отправимся вдвоем.

Так сердцу хочется лететь,

Так сладко кровь играет в нем,

Покуда летний долог день.

Неизвестный автор.

Летний день

Интерлюдия

Шли долгие дни страшного лета 2999 года, и люди мрачно рассуждали о напастях, которыми грозит конец тысячелетия.

Птица Смерти был мертв, но судьба, ниспосланная ему Богами, все еще эхом отдавалась по всей Пандемии. Новости о бандорском побоище разлетелись по Империи стремительнее, чем их сумели бы разнести курьеры. Вряд ли кто-либо мог бы сказать, откуда исходят слухи, но их никто не оспаривал.

Уцелевшие жители Джульгистро, Эмбела и Питмота толпами оборванных беженцев скитались по западным провинциям, опустошенным гоблинской ордой так, словно здесь прошел смерч. Из двух соседних городов один мог оказаться совершенно целым, а второй быть уничтожен до основания. Начали шириться неизбежные в таких условиях грабежи, а легионов, которые могли бы поддержать порядок, не было. Изголодавшиеся беженцы принялись нападать на своих более удачливых соседей и грабить их. В том году во всех западных провинциях Империи урожай так и остался несобранным. Зато голод и смерть собрали обильную жатву.

Шимлундок, восточная провинция Империи, избежал нашествия гоблинов. Его разорили сами импы.

Отчаявшиеся, едва живые от голода беженцы затопили Хаб ордой, куда более многочисленной, чем гоблины. Они пожирали все вокруг, словно саранча.

Император отозвал легионы с западных и северных границ и двинул их против этой орды. Войска тащились по бесконечным дорогам, а мирные жители смотрели им вслед, замерев от ужаса. Они не сомневались, что через оставленные без охраны границы хлынут враги.

Знай кто-нибудь истинное положение дел, легионы могли бы поправить ситуацию настолько, что крестьяне сумели бы спасти хотя бы часть урожая. Ведь лишь отдельные части армии на юге встретились с чернью, и там, где трибуны пытались навести порядок, начались небольшие стычки. Прежде чем подошли главные силы, имперские курьеры разнесли новый приказ – кризис, вызванный нашествием гоблинов, преодолен, войскам предписывается вернуться на свои базы, оставленные несколько месяцев назад.

Легионеры чертыхались и поворачивали обратно, чтобы заново пройти изматывающий путь.

Тому, кто издал этот приказ, подобные меры, несомненно, представлялись разумными, но легионы ежедневно потребляли не одну тонну продовольствия. Имперский комиссариат и так сотворил чудо, наполняя склады, расположенные вдоль дорог, ведущих в Хаб, но он не предвидел этой внезапной команды «кругом». Легаты не желали смотреть, как их солдаты будут умирать от голода. Они повернули войска с главных дорог на проселочные и принялись реквизировать все, что им было нужно. И вскоре сельскохозяйственные районы Империи превратились в военную добычу своих же собственных войск.

Официальный траур по прежнему императору наконец-то завершился. Двор был поглощен подготовкой к коронации. Со времени последней такой церемонии минуло пятьдесят лет, и Шанди решил, что его собственная коронация должна стать величайшим празднеством за всю историю Империи.

Знать, обычно проводившая лето в загородных домах и возвращавшаяся в Хаб после того, как жара спадала, на этот раз предпочла остаться в столице. Город, казалось, сошел с ума от балов, приемов и вечеринок – все наверстывали вынужденное затишье траура. Хотя лорд Ампили посещал большинство этих приемов, все были уверены, что у него нелады со здоровьем. Даже люди, близко с лордом не знакомые, отмечали его необыкновенную бледность. Из уст в уста передавался слух, – впрочем, неподтвержденный, – что Ампили потерял аппетит.

В Гувуше ширился мятеж. Ошпу были даны некоторые обещания, но он отказывался прекратить войну, прежде чем претендент на престол не выполнит свою часть соглашения – если, конечно, это ему когда-нибудь удастся. Так что пока торжествующие гномы терзали изможденные имперские гарнизоны, словно стаи пираний.

Оллион стал городом-призраком, где перепуганные часовые со дня на день ожидали появления джиннов. Все имеющиеся в наличии имперские корабли патрулировали побережье, готовясь отразить нападение флота халифа Азака.

Армия дварфов вернулась в Двониш. Директорат пришел в ярость, разжаловал генерала Каракса и отправил его войска вниз по Темной реке, начать войну в Ургаксоксе.

Дружины етунов со всех четырех океанов возвращались домой, в Нордленд, где таны собирали экипажи для своих боевых кораблей. Каждый етун, принесший клятву какому-либо предводителю, направлялся в Нинтор, на ежегодную сходку, проходившую в день летнего солнцестояния. Никто не сомневался, что на этот раз на сходке будет решаться вопрос о войне. Гребцы, налегая на весла галер, распевали боевые песни.

Наши рекомендации