Выбор момента главного испытания

Выбор момента кризиса или главного испытания зависит от особенностей конкретного произведения и от предпочтений автора. Как правило, герой вступает со своим врагом в схватку не на жизнь, а на смерть примерно в середине истории, как показано на схеме.

Центральный кризис имеет преимущества симметрии и позволяет автору подробно осветить последствия главного испытания. Обратите внимание на то, что такая структура допускает наличие еще одного критического момента в конце второго действия.

Однако не менее эффективную структуру можно построить с отложенным кризисом, наступающим в конце второго действия, примерно на моменте между двумя третями и тремя четвертями истории.

Такая структура близка к идеальной золотой середине, той гармоничной пропорции (примерно три к пяти), которая нередко дает замечательные художественные результаты. Отложенный кризис оставляет больше времени для подготовки к приближению к сокрытой пещере и позволяет наращивать напряжение к решающему моменту в конце второго действия.

Независимо от места кризиса — в середине или ближе к концу второго действия — в той или иной форме он неизменно выполняет свою основную функцию, заставляя героя встретиться со смертью, чтобы затем вернуться к жизни.

ТОЧКИ НАПРЯЖЕНИЯ

Второе действие самое долгое и для автора, и для зрителя — в художественном фильме средней продолжительности оно может занимать до часа экранного времени. При традиционной трехчастной структуре сюжет имеет два основных момента высшего напряжения, отделяющих действия. Как цирковой шатер, висящий на опорах, зависит от сил гравитации, так и внимание зрителей ослабевает в промежутке между этими двумя точками напряжения. История, в которой нет центральной точки напряжения, может провиснуть, словно шатер, лишенный дополнительного опорного столба в центре. Второе действие — это целый час вашего фильма или сто страниц вашей книги. Такой объем информации необходимо тщательно структурировать, чтобы он не превратился в бесформенную массу.

Кризис середины пути — это водораздел, здесь в путешествии героя кончается суша и начинается море. Он осознает, что половина пути уже позади. Все путешествие обычно выстраивается вокруг этого центрального пункта, когда персонаж попадает на вершину горы, в недра подземелья, в чащу леса, в сердце чужой страны или в самый потаенный уголок собственной души. Все путешествие вело к этому моменту, а после него останется просто вернуться домой. Возможно, обратная дорога готовит еще более трудные испытания — финальная часть зачастую оказывается самой захватывающей и запоминающейся, но у каждого путешествия есть середина, будь это дно ущелья или вершина горы.

Слова «кризис», «критик», «критический» происходят от греческого слова, означающего «разделять». Кризис — это событие, разделяющее историю на две части. Преодолев точку наивысшего напряжения, которая, как правило, располагается на границе жизни и смерти, герой возрождается в буквальном или переносном смысле слова и уже никогда не становится прежним.

СВИДЕТЕЛЬ ЖЕРТВЫ

Реальность кризиса смерти — возрождения во многом зависит от точки зрения. В минуту мнимой гибели героя кто-то должен стоять рядом, чтобы сначала оплакать его, а затем возликовать, когда он воскреснет. Так, в «Звездных войнах» эпизоды смерти и возрождения приобретают особую силу воздействия на аудиторию благодаря присутствию роботов-союзников героя. На протяжении всей полосы тяжелых испытаний они поддерживают аудиосвязь со Скайуокером и приходят в ужас, услышав звук, заставляющий их подумать, будто Люка и его друзей уничтожил гигантский уплотнитель мусора в сокрытой пещере Звезды Смерти.

Свидетели происходящего с героем занимают положение зрителей, сочувствующих ему и разделяющих его страх и боль. Ошибочно полагать, будто аудитория испытывает нездоровое удовольствие от зрелища гибели персонажа. Однако все мы время от времени ощущаем горький вкус смерти, в сравнении с которым жизнь становится еще слаще. Каждый, кто повстречался с серьезной опасностью (например, чудом уцелел в автомобильной аварии или при крушении самолета), знает, что в течение некоторого времени после происшествия цвета кажутся особенно яркими, родные и друзья — особенно любимыми, а время — особенно ценным. Близость смерти заставляет нас острее воспринимать жизнь.

ВКУС СМЕРТИ

Люди готовы платить немалые деньги за то, чтобы почувствовать, какова смерть на вкус. Прыжки с моста, парашютный спорт, американские горки — все это помогает любителям острых ощущений по-новому взглянуть на мир. Популярность приключенческих книг и фильмов объясняется тем, что они предлагают нам менее рискованный способ пережить смерть и возрождение с помощью персонажей, с которыми мы себя отождествляем.

Минуточку! Мы же совсем забыли о бедном Люке Скайуокере, которого вот-вот раздавит ужасная машина, рокочущая в сердце, а точнее, в желудке Звезды Смерти. Герой очутился во чреве китовом. Роботы-свидетели считают своего хозяина погибшим. Зрители горюют вместе с ними. Все мастерство создателей фильма сейчас направлено на то, чтобы заставить нас думать, что героев сейчас сотрут в порошок. Но вдруг роботы понимают: крики, которые они приняли за предсмертные вопли, на самом деле выражали облегчение и радость победы. Машину остановили, и герои спаслись. Тут же скорбь роботов сменяется ликованием, заражающим и зрителя.

У меня дурное предчувствие…

ЭЛАСТИЧНОСТЬ ЭМОЦИЙ

Нетрудно заметить, что человеческие эмоции обнаруживают определенную эластичность. В некотором смысле они напоминают баскетбольный мяч: чем сильнее его бросить вниз — тем выше он подпрыгнет. Автор любой истории старается эмоционально приподнять аудиторию, заинтересовать и расшевелить ее. Структура сюжета может быть использована как помпа для регулирования настроения публики. Умелое чередование взлетов и падений в судьбе героя обеспечивает контрастность зрительских переживаний. Давить на эмоции зрителей — все равно что удерживать под водой хорошо накачанный мяч: стоит вам отпустить руки, он мигом всплывет на поверхность. Зритель, подавленный близостью смерти, теперь может мгновенно ощутить такую радость, какой не испытывал раньше. На этой основе вы начинаете строить следующий этаж. Главное испытание — самый тяжелый момент в истории, и отсюда начинается восхождение на самый верх.

В парке развлечений вас вертят так и сяк, пока вам не покажется, что вы умираете, — тем радостнее воспринимается благополучное завершение приключения. Сюжет, в котором нет смертельной опасности, пресен. У многих сценаристов возникают проблемы с определением оптимальной длительности второго действия. Оно может показаться затянутым и монотонным, или, наоборот, недостаточно развернутым, или просто бессмысленным из-за того, что автор рассматривал его лишь как цепь препятствий, преодолеваемых героем на пути к конечной цели, но не как динамический цикл событий, сосредоточенных вокруг решающего момента смерти и возрождения. Даже в самой легкомысленной комедии или любовной истории должна быть критическая точка, когда герой сталкивается с чем-то, что угрожает его жизни или успеху его предприятия.

МНИМАЯ СМЕРТЬ ГЕРОЯ

В долгом втором акте «Звездных войн» внимание аудитории удерживается с помощью серии эпизодов центрального кризиса, в которых герой получает возможность досконально исследовать границу жизни и смерти. В сцене с уплотнителем мусора Люка затягивают в нечистоты гигантские щупальца невидимого монстра. Именно этот пример помог мне по-настоящему понять механизм, действующий на этапе главного испытания.

Сначала мы вместе с теми, кто присутствует на месте происшествия (Хан Соло, принцесса Лея и вуки), видим несколько пузырьков, свидетельствующих о том, что Люк еще жив: он дышит и борется. Пока ситуация выглядит небезнадежной. Но пузырьки исчезают. Свидетели воспринимают это как смерть Скайуокера. Через несколько секунд мы тоже начинаем беспокоиться за жизнь Люка, хотя и понимаем, что режиссер вряд ли собирается убить главного героя в середине фильма.

Никогда не забуду, какое впечатление произвел на меня этот кульминационный момент во время предварительного показа картины на студии Fox. Я уже успел эмоционально срастись с Люком и в секунду его мнимой гибели словно лишился опоры. Частичка моей души, которую я вложил в героя, начала метаться от одного выжившего персонажа к другому, не зная, где найти пристанище: идентифицироваться ли с испорченной принцессой Леей, эгоистичным приспособленцем Ханом Соло или звероподобными вуки? Ни один вариант меня не привлекал, и в эти несколько мгновений я испытал нечто вроде паники. Казалось, Люк Скайуокер безвозвратно сгинул во чреве кита. А если герой умер, то куда деваться мне? Какую точку зрения принять? Мои эмоции были в положении того самого баскетбольного мяча, удерживаемого под водой.

Вдруг Люк Скайуокер появляется на поверхности — весь в грязи, но живой. Он умер на наших глазах, а теперь возродился с помощью друзей. Мы ликуем: чем тяжелее нам было до этого, тем радостнее теперь. Именно такими эмоциональными перепадами и объясняется популярность «Звездных войн». Герой и зрители уже готовы к худшему, как все меняется. Это привлекает аудиторию даже больше, чем дорогие спецэффекты, смешные диалоги или сексуальные сцены. Людям нравится наблюдать за тем, как герой обманывает смерть. Точнее, им нравится обманывать ее вместе с ним. Отождествление себя с героем, играющим в опасные игры, в драме — своего рода эквивалент прыжкам с моста на эластичном тросе.

ГЕРОЙ — СВИДЕТЕЛЬ СМЕРТИ

Но это еще не последняя встреча со смертью, ожидающая нас в «Звездных войнах». Пройдя полосу главных испытаний, Люк видит, как его наставник Оби Ван погибает на лазерной дуэли со злодеем Дартом Бейдером. Скайуокер тяжело переживает эту потерю. Однако в вымышленном мире космической эпопеи границы жизни и смерти намеренно размыты: тело Оби Вана исчезает, а значит, в нужный момент и в нужном месте он может вновь возникнуть, как Мерлин, наставник короля Артура.

Для шаманов, подобных Оби Вану, граница жизни и смерти — знакомый порог, который можно переступать без особого труда. В сознании главного героя и памяти аудитории продолжает жить мудрость учителя, а следовательно, и он сам. Физическая смерть не мешает ему в решающую минуту шепнуть подопечному: «Доверься Силе, Люк!»

ГЕРОЙ — ПРИЧИНА СМЕРТИ

Герою не обязательно умирать самому к моменту, когда надо показать смерть. Он может быть свидетелем или причиной смерти. В фильме «Жар тела» персонаж Уильяма Хёрта убивает мужа своей возлюбленной (Кэтлин Тёрнер) и избавляется от тела. Но для героя это тоже смерть. Смерть его души, ставшей жертвой его собственной страсти.

ВСТРЕЧА С ТЕНЬЮ

Чаще всего главное испытание принимает форму поединка с какой-то враждебной силой: злодеем, противником, оппонентом или даже природной стихией. Все эти варианты объединяет в себе архетип тени. Злодей может быть внешним персонажем, но в более глубоком смысле речь идет о негативных возможностях, исходящих от него самого. Иными словами, злейший враг героя — его собственная тень.

Как и представители других архетипов, теневые фигуры проявляют себя двояко. Темная сила иногда нужна для контраста, чтобы высветить достоинства героя, а иногда для того, чтобы вызвать противостояние. Энергия сопротивления может стать важнейшим источником силы. Как ни парадоксально, но враги, стремящиеся нас погубить, в конечном итоге нередко действуют нам во благо.

ДЕМОНИЗАЦИЯ

Как правило, тень представляет страхи героя и те черты, которые он отвергает в самом себе, то, что ему не нравится, и он пытается спроецировать на других. Это называется демонизацией: в состоянии эмоционального кризиса люди иногда переносят свои проблемы в определенной сфере на кого-то, кто становится в их глазах символом всего самого страшного и ненавистного. Война и пропаганда превращают врага в сущего демона, тень нашей правоты, ангелоподобного образа, который мы пытаемся внушить окружающим. Сам Дьявол — тень Бога, воплощение негативного и отвергаемого потенциала высшего существа.

Иногда такая проекция и поляризация помогают яснее увидеть реальность. Система может долго сохранять нездоровое равновесие, если конфликты не обозначаются и не обостряются, пока все это не выливается в жестокую конфронтацию. Чаще всего тень удается вывести на свет: то, что упорно от нас прячется и чего мы сами не желаем видеть, извлекается из укрытия и осознается. Отвращение, которое Дракула питает к солнцу, объясняется всегдашним стремлением тени оставаться неизведанной.

Злодея можно рассматривать как воплощение теневой стороны личности героя. Какими бы извращенными ни казались ценности врага, они всегда в какой-то степени отражают преувеличенные и искаженные до неузнаваемости собственные желания и страхи героя.

СМЕРТЬ ЗЛОДЕЯ

В главном испытании герой нередко вплотную приближается к смерти, но погибает не он, а его противник. Однако на смену павшему могут прийти другие враждебные силы, другие тени. Действие может переместиться с физической арены на моральную, духовную или психологическую. Во втором акте Дороти убивает злую ведьму, после чего сталкивается с проблемой внутреннего плана: в третьем акте рушатся надежды девочки на возвращение домой.

Уничтожение злодея не должно быть для героя чересчур легкой задачей. В фильме Альфреда Хичкока «Разорванный занавес» (Turn Curtain, 1966) сцена главного испытания происходит на ферме: безоружный герой пытается убить шпиона. Режиссер подчеркивает, что совершить убийство не так просто, как может показаться. Смерть человека эмоционально дорого обходится. Это неоднократно показывают нам создатели фильма «Непрощенный». Герой Клинта Иствуда — наемный убийца, однако он всегда болезненно осознает, что его мишени — такие же люди, как и он сам. Смерть на экране не должна сводиться к условности.

БЕГСТВО ЗЛОДЕЯ

Бывает, что герой лишь ранит противника или убивает его прихвостня. Тогда главный злодей спасается бегством, чтобы появиться вновь в третьем действии. Во втором действии фильма «Полицейский из Беверли-Хиллз» Аксель Фоули встречается с подручными главного негодяя, встреча же с ним самим откладывается до третьего действия.