Основные подходы к переводу в России XVIII века

XVIII век — это век борения двух противополож­ных тенденций, подходов — пословного (буквалистс­кого перевода) и вольного перевода. Хронологически пословный перевод был более древним, характерным для перевода в послемонгольской России на протяже­нии нескольких веков. Его распространенность объяс­няется тем, что переводу в допетровскую эпоху под­вергалась, прежде всего, литература сакрального (ду­ховного) характера. Пиетет переводчиков перед «словом Божиим» был столь велик, что не допускал каких бы то ни было отступлений от текста оригина­ла. Обращение к светскому переводу в петровскую эпоху привело к появлению нового подхода, который пропагандировался самим царем...Симон Кохановский в предисловии к своему переводу книги Юста Липсия «Увещания и приклады политические» писал: «Я в пе­реводе сем не порабощен был помянутого автора шти­лю, но едино служил истине, чтоб ниже мало была из­менена сила и истина истории, того ради сие предвоз­вещаю в преддверии последующих повестей, дабы кому не дивно было, что не слово в слово переведены, но смотрил бы, что самая истинная сила истории не изменена есть»¹². Сам факт формулирования пере-

СеменецО. Е., ПанасьевА. Н. История перевода (Средневе­ковая Азия. Восточная Европа XV-XVIIIвеков). Киев: «Лыбидь», 1991. С184.

В.В.Сдобников, О.В.Петрова ♦ ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА

водчиком своего кредо в форме предисловия к пе­реводу является свидетельством того, что новая тра­диция не была сильной и ведущей. И все же ее от­стаивало достаточно большое количество перевод­чиков. Так, А.Ф.Хрущев в предисловии к своему переводу «Похождений Телемаковых» (1724 г.) чет­ко выразил свою позицию: в процессе перевода он был озабочен прежде всего поиском смысла, а не пословным следованием оригиналу; пословность даст тот же оригинал, только русскими буквами, что будет неудобочитаемо¹³.

Но были и другие переводчики, отстаивавшие максимально близкое в переводе следование ориги­налу. Так, уже известным нам Гавриил Бужинский пояснял, что переводя книгу Пуддендорфа, он строго следовал за автором, ничего не прибавляя и не убав­ляя, так как не хотел, как делали многие, присваи­вать себе славу автора, то есть он хотел остаться лишь переводчиком. Как мы видим, позиция переводчика была обусловлена не столько теоретическими, сколь­ко морально-этическими соображениями. Как счи­тают О.Е. Семенец и А.Н. Панасьев, именно эта по­зиция и определила отношение переводу, которое возобладало в Западной Европе. Но в целом XVIII проходил под знаком выработки как теоретических, так и практических подходов к переводу.

В рассматриваемый нами период особо остро стал вопрос о выборе произведений для перевода. Если в начале XVIII века переводились прежде всего книги по военному делу, по технике, по точным наукам, по вопросам права и т.п., отвечавшие непосредственно практическим потребностям новой России, и выбор переводимого определялся этими потребностями, то вскоре возник и стал расти интерес к иноязычной художественной литературе. И вот именно в этой области разгорелись ожесточенные споры. Вполне

¹³ С е м е н е ц О. Е., П а н а с ь е в А. Н. История перевода (Средневе­ковая Азия. Восточная Европа XV-XVIII веков). Киев: «Лыбидь», 1991. С.186.

ЧАСТЬ I. Очерк истории переводческой деятельности 17

естественным для того времени было обращение пе­реводчиков к тем жанрам, которые отсутствовали в русской литературе, прежде всего к жанру романа. Первоначально этот жанр не всеми воспринимался однозначно. Так, А.П.Сумароков гневно реагировал на появление перевода романа А.Ф.Прево «Приклю­чения маркиза Г., или жизнь благородного человека, оставившего свет». А.П.Сумароков писал, что от ро­манов «...пользы... мало, а вреда много. Говорят о них, что они умеряют скуку и сокращают время, то есть век наш, который и без того краток. Чтение романов не может назваться препровождением времени; оно погубление времени...»¹³. Понятно, что речь идет прежде всего о романах переводных, поскольку соб­ственных романов в то время еще не было. Точно так­же и М.В. Ломоносов выступал против перевода ры­царских романов, требуя, чтобы проза непременно содержала примеры и учения о политике и добрых нравах. В качестве образцов он рекомендовал такие произведения, как «Аргенида» Д. Барклая, «Теле-мак» Ф. Фенелона, «Золотой осел» Апулея, «Сатири­кон» Петрония.

В то же время некоторые переводчики выступали в качестве апологетов нового жанра. С.А. Прошин в предисловии к своему переводу романа А.Ф. Прево «Филозоф английский, или Житие Клевленда, по­бочного сына Кромвелева» (1760 г.) писал, что хотя существует много романов плохих, нет никакой нуж­ды отвергать чтение романов, поскольку «изобра­жаются в них нравы человеческие, добродетели их и немощи.; показываются от разных пороков раз­ные бедствия в примерах, то причиняющих ужас, то соболезнование и слезы извлекающих и между цепью... приключений наставления к добродетели полагаются»¹⁵.

"СеменецО. Е., П а н а с ь е в А. Н. История перевода (Средневе­ковая Азия. Восточная Европа XV-XVI11 веков). Киев: «Лыбидь», 1991. С.187. ¹⁵ Там же. С. 189.

В.В.Сдобников, О.ВЛетрова ♦ ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА

Остановить распространение романов в России, естественно, не удалось. Этот жанр прочно вошел в русскую словесность, первоначально именно через переводы, а затем в собственном творчестве лите­раторов, ранее выступавших в качестве переводчи­ков (Эмина, Чулкова, Попова, Хераскова). Всего лишь за два десятилетия (с середины 50-х до сере­дины 70-х годов) русский читатель смог познако­миться с переводами произведений Скаррона, Лес-сажа, Прево, Филдинга, Сервантеса, Террасона, Дефо, Мариво, Бартелеми, Гомеца, Мармонтеля, Арно, Вольтера, Руссо и многих других. Считается, что в 1787 г. было издано первое произведение Шек­спира на русском языке: «Жизнь и смерть Ричар­да III, короля аглинскаго, трагедия господина Ша-кеспира, жившаго в XVI веке и умершаго 1576 года. Переведена с французскаго языка в Нижнем Нове-городе 1783 года. Печатана с дозволения управы бла­гочиния. В Санктпетербурге 1787 года». В целом же количество переводных романов в России XVIII века в десятки раз превышало количество романов ори­гинальных.

Основные подходы к переводу четко проявляют­ся в творчестве наиболее выдающихся переводчи­ков того времени.

Василий Кириллович Тредиаковский (1703 — 1769 гг.) получил прекрасное образование, учился в Славя­но-греко-латинской академии в Москве, в Голлан­дии, в Сорбонне, был отменным знатоком языков и эрудитом. Его переводческое наследие очень вели­ко и включает произведения П.Тальмана, де Фон-тенеля, Д.Барклая, Буало, Горация, Сенеки, Фене-лона, французских историков Ш.Роллена и Ж.-Б.Кувье. Переводил В.К.Тредиаковский в ос­новном с французского языка и с латыни. Первым переведенным им произведением был роман Поля Тальмана «Езда в остров любви», сразу же завое­вавший огромную популярность в русском обще­стве. Это был любовно-аллегорический роман,

ЧАСТЬ I. Очерк истории переводческой деятельности 19

с большой долей назидательности, повествующий о том, каким должно быть поведение мужчин и женщин в общении друг с другом. Популярность романа явно свидетельствует о том, что он удиви­тельно точным образом отвечал потребностям об­щества. Достоинства этого перевода заключаются в том, что это было первое беллетристическое про­изведение, переведенное с французского языка и не на церковнославянский язык, а на русский язык; впервые этим произведением на русскую почву был трансплантирован любовный сюжет; впервые в перевод были включены стихи самого Тредиа-ковского — на русском, французском и латинском языках.

Не отказываясь от славянского типа книжного языка как системы художественно-изобразитель­ных средств, Тредиаковский отказался от употреб­ления в переводе славянизмов. В поисках новых языковых средств, в частности, лексических, он прибегал к словотворчеству, используя при этом ресурсы и церковнославянского языка. Некоторые неологизмы Тредиаковского не прижились в рус­ском языке (например, «очесливость», «глазолюб-ность»), но многие изобретенные им слова и сейчас используются нами как исконно русские (бесполез­ность, беспристрастность, благодарность, велича­вость, независимость, снисходительность, сущ­ность, цельность).

Одной из наиболее сложных проблем, с которой столкнулся Тредиаковский в работе над «Ездой в остров любви» и в переводе других произведений, была проблема передачи стихов стихами. Представ­ление о правомерности и желательности перевода стихов стихами далеко не сразу утвердилось в рус­ской литературе. Поэтому и Тредиаковский зада­вался вопросом: «Возможно ль статься, чтоб пере-водныя стихи с стихов могли быть столь же хороши, сколько подлинные, для того что и прозаический перевод теряет много силы и красоты перед подлин-

20 В.В.Сдобников, О.В.Петрова ♦ ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА

ником, не то что стихи?»¹⁶. Сам Тредиаковский соб­ственным примером пытается доказать, что перево­дить стихи стихами вполне правомерно и при этом можно получить удовлетворительный результат. При переводе поэзии главным направлением его усилий было стремление сохранить с наибольшей полнотой содержание стихотворения, воссоздать богатство его языка, его стилистику и удержать при этом эквилинеарность и эквиритмичность. По тем временам задача весьма сложная, если учесть не­достаточную разработанность (впрочем, можно го­ворить и о полной неразработанности) русского сти­хосложения. Заслуга В.К.Тредиаковского заключа­ется и в том, что он одним из первых предложил собственную концепцию стихотворного периода.

О переводческих воззрениях В.К.Тредиаковско­го многое говорит и принадлежащая ему фраза, дав­но ставшая крылатой: «Переводчик от творца толь­ко что именем разнится». Это не означает, что пере­водчик должен переделывать текст на свой лад (сам Тредиаковский в своих переводах довольно близко следовал оригиналу). Здесь Тредиаковский заявля­ет о сложности работы переводчика и о творческом начале, присущем переводу. Тредиаковский также говорит о том, что «ежели творец замысловат был, то переводчику замысловатее надлежит быть». Не следует эту фразу понимать буквально, тем более трактовать ее исходя из современного состояния русского языка. Она всего лишь означает, что для постижения замысла автора, понимания его стиля и воссоздания замысла и стиля в переводе перевод­чик должен быть не менее талантлив, чем автор. Только в этом случае его перевод сможет сравнить­ся в оригиналом. Тредиаковский даже не исключа­ет возможность в чем-то улучшить оригинал. Но все же главная его мысль заключается в следующем:

¹⁶ С е м е н е ц О. Е., П а н а с ь е в А. Н. История перевода (Средневе­ковая Азия. Восточная Европа XV-XVIII веков). Киев: «Лыбидь», 1991. С.203.

ЧАСТЬ I. Очерк истории переводческой деятельности 21

только иногда переводу удается всего лишь «рав­няться» с оригиналом, т.е. если в некоторых деталях перевод чуть и улучшит оригинал, то все же высшим достижением является лишь то состояние перево­да, когда он может сравниться с оригиналом.

Интересно отметить, что Тредиаковский в нача­ле своего переводческого пути очень близко следо­вал оригиналу. Достаточно сказать, что историчес­кие сочинения переведены им практически послов­но. В этом проявлялось стремление переводчика сохранить мысли, идеи, содержащиеся в подлинни­ке. Однако к концу жизни В.К.Тредиаковский, оче­видно, стал осознавать, что перенос идей вовсе не обязательно осуществлять с помощью пословного перевода, а можно с успехом применять перевод вольный, к тому же вводя в него свои мысли и рас­суждения. Одновременно это раскрепощает и язык перевода.

Переводческое наследие Михаила Васильевича Ломоносова (1711 — 1765 гг.) включает как практи­ческие переводы, так и высказывания по поводу перевода. Из первых переводческих опытов Ломо­носова известен перевод Фенелона «К Ланжерону». Переводил он также Анакреонта, причем, с латинс­кого, французского, английского и итальянского языков. На протяжении всей жизни М.В. Ломоно­сов переводил научные статьи. Интересно, что не­которые работы самого Ломоносова, написанные им на латыни, им же самим были переведены на рус­ский язык. Из 19 од, написанных Ломоносовым, три оды были переводные.

Переводы Ломоносовым художественных произ­ведений носили, в основном, «прикладной» харак­тер, то есть должны были служить иллюстрациями к разрабатываемым им теоретическим положени­ям стихосложения. Основная часть поэтических переводов была включена в книгу «Риторика» и представляют собой отдельные отрывки и фрагмен­ты поэтических произведений, выбранные и пере-

22 В.В.Сдобников, О.ВЛетрова ♦ ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА

веденные для разъяснения тех или иных положений риторики.

М.В. Ломоносов вел весьма обширную деятель­ность по редактированию и рецензированию пере­водов, выполнявшихся при Академии наук. В спе­циальном постановлении Академии говорилось: «А те переводы править и последнюю оных ревизию отправлять и над всем тем, что к тому принадлежит, труд нести г. профессору Ломоносову, за который излишний, сверх должности его труд имеет он полу­чать, окроме жалованья его, в награждение по 200 рублей в год»¹⁷.

М.В. Ломоносов вместе с Тредиаковским отстаи­вал то, что стихи можно и нужно переводить стиха­ми. В целом Ломоносов старался сохранять эквили-неарность, однако в передаче ритма и рифмы был не так строг. Он достаточно близко следовал ориги­налу, особенно в переводе античных поэтов, но и позволял себе небольшие вставки, разъяснения, а то и вольности. То есть он обращался с переводи­мыми тестами более вольно, чем В.К.Тредиаковский. Оно и понятно: переводы Тредиаковского были рас­считаны на более широкую публику, а Ломоносов их использовал для иллюстрации своих теоретичес­ких положений, касающихся риторики.

XVIII век — век переводческих состязаний. Уча­ствовал в них и Ломоносов. Так, в 1743 году вышел сборник «Три оды парафрастические псалма 143, сочиненные чрез трех стихотворцев, из которых каждый одну сложил особливо». Теми тремя «сти­хотворцами» были Ломоносов, Тредиаковский и А.П. Сумароков. Перевод осуществлялся с церков­нославянского языка на русский. Сейчас сложно сказать, кто вышел победителем в этом состязании, однако, как считают некоторые исследователи, если судить по магистральному пути, по которому двига-

¹⁷ С е м е н е ц О. Е., П а н а с ь е в А. Н. История перевода (Средневе­ковая Азия. Восточная Европа XV-XVIII веков). Киев: «Лыбидь», 1991. С. 214.

ЧАСТЬ I. Очерк истории переводческой деятельности 23

лась дальше русская поэзия, переложение Ломоно­сова было более значимым¹³. Сами подобные состя­зания можно рассматривать как своеобразную форму переводческой полемики, в которой отстаи­вались разные, порой противоположные взгляды и концепции.

Несмотря на то, что существуют заметки Ломо­носова «О переводе», серьезной теоретической разработки переводческих проблем он не осуще­ствил. Из самой переводческой практики Ломоно­сова следует, что он сделал шаг в сторону избавле­ния языка от излишних церковнославянизмов, отрешения от жесткого буквализма (при этом на­учные работы переводились им близко к ориги­налу). Обращение Ломоносова к греко-римской классике, завершение реформы русского стихос­ложения, полное и окончательное утверждение русского языка в поэтическом переводе — вот то основное, что определяет вклад Ломоносова в раз­витие перевода в XVIII веке.

В переводческом творчестве Александра Петро­вича Сумарокова четко проявляется тенденция, возобладавшая к концу XVIII века, а именно тен­денция к переделке подлинника. Наиболее пока­зателен следующий пример. В 1748 году А.П.Сума­роков опубликовал драму под названием «Гамлет», в которой датский принц изъяснялся такими сти­хами:

Когда умру, засну... засну и буду спать? Но что за сны сия ночь будет представлять! Умреть... и внити в гроб... спокойствие прелестно; Но что последует сну сладку?... неизвестно.

Казалось бы, перед нами перевод Шекспира. Однако драма А.П. Сумарокова не была переводом

" С е м е н е ц О. Е., П а н а с ь е в А. Н. История перевода (Средневе­ковая Азия. Восточная Европа XV-XVIIIвеков). Киев: «Лыбидь», 1991. С. 215.

24 В.В.Сдобников, О.В.Петрова ♦ ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА

ни в нашем, ни в тогдашнем смысле этого слова. Су­мароков даже оскорбился, когда Тредиаковский сказал, что он перевел шекспировскую трагедию, а дал ему гневную отповедь в печати: «Гамлет мой, го­ворит он (т.е. Тредиаковский), не знаю от кого ус­лышав, переведен с французской прозы английской шекспировой трагедии, в чем он очень ошибся. Гам­лет мой, кроме монолога в окончании третьего дей­ствия и Клавдиева на колени падения, на шекспи-рову трагедию едва, едва походит». И это правда. Эта переделка построена по канонам классицизма; тема ее — борьба за престол, а в основе лежит конфликт любви и долга. Сумароков как классик стремился не передать на своем языке индивидуальное иноя­зычное произведение, а создать некое внеличное произведение, приближающееся к идеалу. При этом можно было как угодно обращаться с перево­димым автором, если переделки улучшали его. Пе­реводчик-классик относился бережно лишь к тому автору, который, по его понятиям, сам приближал­ся к идеалу. Но Шекспир был, по мнению Сумаро­кова, «английский трагик и комик, в котором очень худова и чрезвычайно хорошева очень много». И он переделывал это «худое» на «хорошее»¹⁹. Еще раз отметим, что эта тенденция к переделке оригинала, его «улучшению», зародившаяся во Франции, полу­чила значительное распространение и стала веду­щей в России конца XVIII-начала XIX века.

Для русских переводов XVIII века характерны многочисленные случаи замены иноязычных имен и бытовых деталей оригинала русскими именами и деталями родного быта, изменения всей обстанов­ки действия, то есть перенесение действия в рос­сийскую действительность. Такая практика полу­чила название «склонение на наши нравы». Приме­ры «склонения на наши нравы» легко можно найти

¹⁹ Л е в и н Ю. Русские переводы Шекспира//Мастерство перево-дга.1966. М.: Сов. писатель, 1968. С.5-7.

ЧАСТЬ I. Очерк истории переводческой деятельности 25

в переводах многих литераторов того времени, в ча­стности, у Гавриила Романовича Державина. Так, в переводе Горация «Похвала сельской жизни» он создает чисто русскую обстановку. Читатель встре­чает здесь и упоминание о «горшке горячих добрых щей», и сугубо русскую реалию «Петров день». В то же время упоминаются и блюда французской кух­ни — устрицы, фрикасе, рагу. То есть, по сути, про­исходит стирание различий между переводом и собственным творчеством. Такая форма передачи произведения иностранной литературы для того времени было закономерным явлением, обуслов­ленным стремлением переводчиков как можно активнее осваивать переводимые подлинники, де­лать их настолько своими, чтобы в переводах не чув­ствовалось их иноземное происхождение. Этот ме­тод перевода, дольше всего сохранявшийся в теат­ре, в России вызывал обсуждения и далее серьезные возражения. Так, драматург В.И.Лукин, переводив­ший пьесы для театра, отвечая на нападки критики, обосновывал данный метод необходимостью при­спосабливать пьесы к русскому бытовому фону. По­добные споры свидетельствуют об оригинальности русской переводческой мысли XVIII века: раздают­ся голоса в защиту своеобразия подлинника, в поль­зу сохранения иноземного фона, а стороннику «склонения на наши нравы» приходится защищать свою позицию²⁰.

Кроме упомянутых уже переводчиков большой вклад в развитие практики перевода, освоения средств русского литературного языка, который тогда только складывался, в освоение литератур­ных жанров и стилей, поэтических форм внесли такие литераторы, как Д.И. Фонвизин, И.А. Кры­лов, Н.М. Карамзин, А.Н.Радищев.

²⁰ Ф е д о р о в А. В. Искусство перевода и жизнь литературы. Л.: Сов. писатель, 1983. С.73-74.

26 В.В.Сдобников, О.В.Петрова * ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА

ПЕРЕВОД В РОССИИ XIX ВЕКА

Первая половина XIX века

Как мы уже отмечали в предыдущем разделе, для рубежа XVIII-XIX веков была характерна тенден­ция к переделке подлинника, к «склонению на рус­ские нравы». Эта тенденция проявилась не только в творчестве Г.Р. Державина, но и многих других пе­реводчиков того и несколько более позднего време­ни. В качестве примера можно привести переводы баллады Бюргера «Ленора», выполненные Жуков­ским и Катениным. У Жуковского главная героиня переименована в Людмилу, у Катенина — в Ольгу. В том и в другом случае действие перенесено в Рос­сию, в переводе Жуковского события происходят в XVI веке, во время ливонских войн, в переводе Ка­тенина — в петровское время. Характерно то, что оба произведения на русском языке не были пере­водами не только с нашей, современной точки зре­ния, но и по тогдашним понятиям. Недаром Жуков­ский назвал свою «Людмилу» подражанием Бюр-геровой «Леноре», а Катенин свою «Ольгу» — «вольным переводом из Бюргера». Хотя, в отличие от перевода Жуковского, в «Ольге» Катенина нет многословных добавлений, сохранены четкое деле­ние на строфы и система рифм, гораздо ближе к подлиннику метрический строй стиха. Показатель­но, что именно против такой «близости» перевода к оригиналу выступал Н.Гнедич, который высказал мысль, что «Ленору» — «народную немецкую бал­ладу» — можно сделать «для русских читателей при­ятною в одном только подражании»²¹. То есть Гне-дич выступил как защитник «приятного» перевода, то есть перелицовок и переделок.

²¹ Цит. по: Т о п е р П. М. Перевод в системе сравнительного литера­туроведения. М: «Наследие», 2000. С.68.

ЧАСТЬ /. Очерк истории переводческой деятельности 27

В начале XIX века все громче звучат протесты против переделок и «склонения на русские нравы». Даже Гнедич, выступивший в защиту перевода-под­ражания Жуковского, через тринадцать лет выска­зывает мнение прямо противоположное. Показа­тельна и эволюция переводческих воззрений само­го В.А. Жуковского.

Василий Андреевич Жуковский начинал свою переводческую деятельности в русле классицизма, с характерным для него стремлением к поиску и ото­бражению в литературе «идеала». Соответственно, и все его первые переводы проникнуты стремлени­ем превзойти оригинал или, по крайней мере, срав­няться с оригиналом, если оригинал сам является «идеалом». При этом следует отметить некоторые особенности, свойственные именно В.А. Жуковско­му. Требуя от переводчиков большей творческой свободы по отношению к оригиналу, Жуковский мотивировал это несоответствием языков и необхо­димостью поиска таких средств, которые позволи­ли бы более полно передать переживания героев, раскрыли бы их характер и весь смысл перево­димого. В одной из своих статей он писал: «...пе­реводчик остается творцом выражения, ибо для вы­ражения имеет он уже собственные материалы, ко­торыми пользоваться должен сам, без всякого руководства и без всякого пособия постороннего. — «А выражения автора оригинального?» Их не най­дет он в собственном своем языке; их должен он со­творить. А сотворить их может только тогда, когда, наполнившись идеалом, представляющимся ему в творении переводимого им поэта, преобразит его так сказать в создание собственного воображе­ния...»²². Итак, переводчик — творец выражения, а смысл произведения он извлекает из самого под­линника, «наполняясь его идеалом». В полном соот-

²²Цит. по: Федоров А. В. Основы общей теории перевода (Лингви­стические проблемы). М.: Высш. школа, 1983. С.44.

28 В.В.Сдобников, О.В.Петрова * ТЕОРИЯ ЕРЕВОДА

ветствии с этим тезисом В.А. Жуковский предос­тавляет себе полную свободу в переводе, выражая через создание вроде бы переводного произведения собственную, яркую поэтическую индивидуаль­ность. Как писал Е. Эткинд, «пристальное внима­ние к инонациональному характеру германской по­эзии, к ее специфичности дало Жуковскому воз­можность обогатить русскую литературу новой образностью, новыми ритмами — иным, неведомым прежде типом поэтического мышления. Но это ин­дивидуальное начало иностранной поэзии Жуков­ский подчинял другой индивидуальности более высокого разряда — индивидуальности поэта-пере­водчика. Возникало особого характера противоре­чие: остро понятая своеобычность иностранных по­этических культур и тем более поэтических лично­стей стиралась, даже порой нивелировалась во всепоглощающем индивидуально-лирическом мире Василия Андреевича Жуковского»²³. И действи­тельно, переводческое творчество Жуковского яв­ляется, пожалуй, самым ярким примером того, как собственная поэтическая личность переводчика мо­жет воплощаться в создаваемом им тексте перево­да, определяя как его характер в целом, так и откло­нения от подлинника, в частности. К.И.Чуковский приводит множество примеров подобных отклоне­ний от подлинника, причиной которых явились та­кие качества Жуковского-поэта, как романтизм, пуританизм, его склонность к христианской мора­ли, меланхолии и сентиментальности²⁴. Если Бюр­гер в «Леноре» пишет о брачном ложе, то Жуковс­кий использует более смягченные варианты пере­вода — «ночлег», «уголок», «приют». Одно лишь слово в авторском тексте могло послужить толчком для создания целого образа, о котором автор даже

²³ Э т к и н д Е. Г. Русские поэты-переводчики от Тредиаковского до
Пушкина. Л.: Наука, 1973. С. 110.

²⁴ Чуковский К. И. Высокое искусство. М.: Сов. писатель, 1988.
С. 25-28.

4AGb I. Очерк истории переводческой деятельности 29

и не помышлял. Так, Людвиг Уланд использовал в тексте слово со значением «часовня». На этой ос­нове Жуковский «пишет» целое полотно: «Входит: в часовне, он видит, гробница стоит; Трепетно, тус­кло над нею лампада горит». Такое «дополнение» переводимого автора, «развитие» созданных им об­разов представлялось самому В.А. Жуковскому вполне естественным и закономерным, особенно в его собственном переводческом творчестве. «Я ча­сто замечал, — писал он, — что у меня наиболее свет­лых мыслей тогда, когда их надобно импровизиро­вать в выражение или в дополнение чужих мыслей. Мой ум как огниво, которым надобно ударить об кремень, чтобы из него выскочила искра. Это вооб­ще характер моего авторского творчества; у меня почти все или чужое, или по поводу чужого — и все, однако, мое»²⁵. Эти слова в полной мере относятся не только к авторскому творчеству Жуковского, но и к его переводческому творчеству.

В дальнейшем Жуковский пересмотрит свои взгляды на перевод. Достаточно упомянуть, что в 1831 году он публикует уже третий вариант перево­да «Леноры», в которой героиню зовут также, как и в оригинале, и в этом переводе Жуковский стремит­ся быть ближе к подлиннику. Приступая к своей последней работе — полному переводу «Одиссеи» Гомера, он пишет, что хочет «сохранить в своем пе­реводе всю простоту оригинала и, будучи ему рабс­ки верным, не изменить и законному государю мое­му, русскому языку»²⁶. Основной причиной измене­ний в представлениях Жуковского о переводе, так же как и в представлениях других литераторов той эпохи, является привнесение в русскую литерату­ру романтизма. Именно Жуковский одухотворил российскую словесность романтическими элемен­тами. Романтизм же выдвинул совсем иную концеп-

²⁵ Т о п е р П. М. Перевод в системе сравнительного литературоведе­
ния. М.: «Наследие», 2000. С.64.

²⁶ Там же. С.76.

30 В.В.Сдобников, О.В.Петрова ♦ ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА

цию перевода, основывающуюся на воспроизведе­нии народного духа и индивидуального своеобра­зия²⁷. Именно поэтому одной из основных перевод­ческих проблем того времени стала проблема пере­дачи национального своеобразия.

Как должна звучать на русском языке народная немецкая баллада? По этому поводу высказывались разные мнения. Как мы уже знаем, Гнедич считал, что она должна звучать «по-русски». Но и он со вре­менем отказался от своих ранних взглядов. В пре­дисловии к своему переводу «Илиады» Гомера он писал: «Вольные переводы выгоднее для перевод­чика, нежели для подлинника. Я предпочел выгоды Гомера своим, решился переводить с возможною верностью»²⁸. Отвергая «французскую» традицию украшательного перевода, Гнедич настаивал на том, что «делая выражения греческие русскими, долж­но было стараться, чтобы не сделать русскою мыс­ли Гомеровой, но что еще более — не украшать под­линника. Очень легко украсить, а лучше сказать, подкрасить стих Гомера краскою нашей палитры; и он покажется щеголеватее, пышнее, лучше для нашего вкуса; но несравненно труднее сохранить его гомерическим, как он есть, ни хуже, ни лучше»²⁹. Подобные высказывания явно свидетельствуют о полном осознании переводчиками того времени двух возможных путей перевода — «независимого» и «подчиненного» (по терминологии Вяземского). Независимый способ перевода означает, что пере­водчик, «напитавшись смысломл духом подлинни­ка, переливает их в свои формы». Второй способ перевода предполагает и сохранение самих форм, разумеется, «соображаясь со стихиями языка, ко­торый у него под рукой»³⁰. Нельзя сказать, что две

²⁷ Т о п е р П. М. Перевод в системе сравнительного литературоведе­
ния. М: «Наследие», 2000. С. 67.

²⁸ Там же. С.71.

²⁹ Там же. C.7J.

³⁰ Там же. С.72.

ЧАСТЬ I. Очерк истории переводческой деятельности 31

тенденции мирно уживались друг с другом. По сути, полемика о преимуществах того или другого спосо­ба перевода не затихала на протяжении нескольких десятилетий. Отчасти это определялось тем, что «подчиненный» способ перевода понимался как перевод буквальный, перевод слово в слово, и у та­кого способа перевода находились сторонники. По­казательна в этом отношении статья А.С.Пушкина «О Мильтоне и Шатобриановом переводе «Поте­рянного рая» (1836 г.), в которой он пишет как раз о недостатках такого способа перевода. «Ныне (при­мер неслыханный!) первый из французских писа­телей переводит Мильтона слово в слово и объявля­ет, что подстрочный перевод был бы верхом искус­ства, если б только оный был возможен!». И далее — самое главное: «Нет сомнения, что, стараясь пере­дать Мильтона слово в слово, Шатобриан, однако, не смог соблюсти в своем преложении верности смысла и выражения. Подстрочный перевод никог­да не может быть верен. Каждый язык имеет свои обороты, свои условленные риторические фигуры, свои усвоенные выражения, которые не могут быть переведены на другой язык соответствующими сло­вами»³¹. Пушкин здесь не стремится доказать, что следует отказаться от требования близости к ори­гиналу. Просто он показывает, что это требование (только еще нарождающееся в русской литерату­ре) не должно пониматься как требование формаль­ной близости. Это представление об отношении пе­ревода к оригиналу разделяли и другие литераторы того времени. Так, Н.В.Гоголь писал, что «иногда нужно отдаляться от слов подлинника нарочно для того, чтобы быть к нему ближе. Есть пропасть таких фраз, выражений оборотов, которые нам, малорос­сиянам, кажутся очень будут понятны для русских, если мы переведем их слово в слово, но которые иног-

³¹ П у ш к и н А. С. О Мильтоне и Шатобриановом переводе «Потерян­ного рая»//Перевод — средство взаимного сближения народов. М: Прогресс, 1987. С.36-37.

32 В.В.Сдобников, О.В.Петрова ♦ ТЕОРИЯ ПЕРЕВОДА

да уничтожают половину силы подлинника... В пе­реводе более всего нужно привязываться к мысли и менее всего к словам, хотя последние чрезвычайно соблазнительны...». И далее: «Помни, что твой пе­ревод для русских, и потому малороссийские обо­роты речи и конструкцию прочь!»³².

Новый этап в истории русского художественно­го перевода открывает собой время Александра Сер­геевича Пушкина. А.С.Пушкин своим творчеством оказал огромное влияние на развитие, совершен­ствование техники перевода. К его заслугам следу­ет отнести разработку всех жанров словесности, включая журналистику и историографию, приме­нение в широком диапазоне стилистических ресур­сов русского языка, в том числе элементов разговор­ных и просторечных, воссоздание местного и исто­рического колорита в переводе.

Собственные переводы А.С.Пушкина сравни­тельно немногочисленны. В разные периоды своей жизни он переводил французских поэтов XVII-XVIII веков, стихи Вольтера и Парни, отрывки из поэзии Андре Шенье, древнегреческую лирику, оду Горация, отрывки из поэмы Ариосто, баллады Миц­кевича, отрывки из «Корана» и библейской «Песни песней». В ранний период своего творчества, свя­занный с принципами классицизма и затем — ро­мантизма, Пушкин как бы вел спор с переводимы­ми им авторами. Таковы его переводы из французс­ких поэтов. Переводчик сокращал, переделывал, перестраивал художественно незначительные по темам стихи Парни или эпиграммы словно для того, чтобы показать, как по-настоящему следует обра­ботать ту же мысль, тот же сюжет, придав им пафос или остроту³³. В более поздний период своего твор­чества, обращаясь к поэтом, современных ему, или

³² Т о п е р П. М. Перевод в системе сравнительного литературоведе­ния. М: «Наследие», 2000. С.76-77.

³³Федоров А. В. Основы общей теории перевода (Лингвистические проблемы). М.: Высш. школа, 1983. С.45.

ЧАСТЬ I. Очерк истории переводческой деятельности 33

к поэзии предшественников (Шенье, Мицкевич, Гораций), Пушкин стремился к сохранению эле­ментов народного своеобразия, черт местного и ис­торического колорита; иногда он даже подчеркивал их соблюдением стихотворной формы оригинала, непривычной для русской поэзии его времени.

В последние годы жизни Пушкин обращается к переводу литературы мемуарной и этнографичес­кой. И здесь он не придерживается дословной бли­зости, кое-где сокращает предложения, устраняет многословие. Но что касается передачи всего харак­терного с точки зрения исторической, бытовой, эт­нографической, то здесь Пушкин чрезвычайно то­чен. Таким образом, применяемый им метод пере­вода определялся самим характером переводимого произведения, его жанрово-стилистической при­надлежностью. В переводческой деятельности А.С. Пушкина важным является то, что он открывал для русской литературы все новые стили, художе­ственные пути, неизведанные возможности языка и стиха. Как писал Е.Г.Эткинд, он неустанно экспе­риментировал, пробуя, как поддается современный ему русский язык на воспрои