Кампания в Литве в 1654 году
Сторожевой полк 1 июня подошел к крепости Белая, которая сдалась без сопротивления.
Едва отряд вяземских «охочих людей» показался перед Дорогобужем, как маленький литовский гарнизон ушел оттуда в Смоленск, а посадские люди 3 июня сдали город без боя.
11 июня воеводе В. П. Шереметеву сдался Невель, даже не пытаясь обороняться.
В середине июня главные силы московитов вышли из Дорогобужа к Смоленску, до которого осталось 70 верст. Только тогда на Варшавском сейме виленский воевода Януш Радзивилл 18 июня был назначен великим гетманом Литвы. Прямо с сейма он поехал к Орше, где собирались войска в соответствии с универсалом от 16 февраля.
К 1-му июля в его войске состояло 11 261 человек, но боеспособность многих из них оставляла желать лучшего. Так, 20 июля Радзивилл отправил из Оршанского лагеря письмо королю, в котором сообщал, что у него лишь 4 тысячи жолнеров, остальные — несколько тысяч ополченцев и шляхты в поветовых хоругвях — мало на что способны. К тому же «раненых или порезанных людей и коней очень много и редко кто из них не шатается». Полевых пушек мало, не хватает пороха, ядер и пыжей. Гетман грустно иронизировал:
«Что тут делать? Четыре тысячи на куски рвать да идти на помощь? Или Литву защищать?… Только на Господа Бога надеемся, пусть он нас спасает».
Все же гетман пытался, как мог, оказывать сопротивление. В том же письме он сообщил, что поручик Липницкий с четырьмя ротами пехоты на днях разбил два отряда московских ратников численностью в 600 человек и в 300, после чего отступил с минимальными потерями:
«Наши навалили множество трупов, захватили 5 знамен и, повоевав с неприятелем более трех часов, наконец отступили. Неприятель не имел столько духа, чтобы идти вслед, только стрелял из луков, боясь хоть на шаг отступить от своей пехоты и пушек»…
А под Смоленском уже стояла вся царская армия. 25 июня на йод-ходе к городу, возле реки Колодная ее передовой полк был внезапно атакован. Это полковник Корф сделал вылазку из Смоленска, пытаясь своим маленьким отрядом (400 конников, 200 пехотинцев) задержать лавину. Но, потеряв несколько десятков смельчаков, он вернулся за городские стены.
На следующий день Передовой полк воеводы Одоевского стал лагерем на берегу Днепра возле самого Смоленска, а 28 июня недалеко от города разместилась ставка царя, которую 5 июля перенесли поближе, на Девичью гору.
1 июля Януш Радзивилл отправил к Смоленску обер-лейтенанта, немца Германа Ганского (настоящая его фамилия была Ганскопф), с отрядом в полторы тысячи человек. Тот ночью перешел реку по мосту недалеко от города и внезапно атаковал лагерь Передового полка у Богдановой Околицы. Ганский «несколько сотен врагов положил, а своих и трех десятков не потерял», захватил много трофеев и пленных, после чего вернулся к Орше. Впрочем, канцлер Альбрехт Радзивилл позже отметил в своем дневнике, что ему повезло, так как московиты были сильно пьяны.
Планомерная осада Смоленска началась 2-го июля. Его гарнизон в это время насчитывал 2250 «воинских людей». Большую помощь воинам-профессионалам в обороне города оказало ополчение общей численностью около шести тысяч человек, состоявшее из шляхты и шляхетских гайдуков, мещан и крестьян.
* * *
С 17 июня войско воеводы В. П. Шереметева (до 15 тысяч человек) осадило Полоцк. Его укрепления в то время состояли из Верхнего замка (периметр 729 саженей, т. е. 1555 м) с пятью башнями) и Нижнего замка (периметр 1231 сажень, 2754 м), пять башен и пять ворот — тоже с башенными укреплениями. Шереметев сообщил царю:
«У литовских людей перевоз и слободы и дороги к Витепску и к Вильне заставил, и в Полотске польских и литовских людей осадил и к городу всеми ратными людьми и конными и пешими приступали и над городом государевым целом промышляли и городские же литовские люди с государевыми ратными людьми бились и з наряду (из пушек) стреляли».
Но у осажденных было очень мало профессиональных воинов — всего 36 человек (!), так как почти вся шляхта сбежала. Оба замка защищали в основном ополченцы-горожане, общим числом то ли 300, то ли 500 человек. На 4 километра стен и 15 башен замков приходилось всего 20 пушек и 76 затинных пищалей. Тем не менее, осажденные вели столь меткий огоннь, что Шереметев предложил им почетные условия капитуляции. Постреляв две недели, 29 июня они ушли оттуда с оружием и знаменами.
В начале июля к Мстиславлю, который закрывал собой Поднепровье, пришли от Рославля войска князя А. Н. Трубецкого и подчиненных ему князей Ю. А. Долгорукого, Г. С. Куракина, СР. Пожарского, всего до 17 тысяч ратников.
Окружив город, они вели обстрел из пушек и четыре раза ходили на штурм. Но взять Мстиславль оказалось непросто. Этот центр одноименного воеводства имел тогда довольно солидные укрепления (валы с палисадом) и мощный замок, где укрылись беженцы из дальних и ближних окрестностей:
«Все Панове обывателе воеводства Мстиславского з жонами, з детьми, з справами (документами) и зо всеми маетностями (ценностями) заехавши спровадили».
Город пал быстро, а замок держался долго, его защитники совершали отчаянные вылазки и ждали помощи от гетмана Радзивилла. Им обещали «великие дары и водности», призывали сдаться, но мстиславцы, «сурово отповедаючи», отбивали приступ за приступом. И все же долго оборонять деревянную фортецию под непрерывным артиллерийским обстрелом они не могли. 22 июля «великою потугою и усилством през штурм» замок был взят. По многочисленным свидетельствам очевидцев, победители сожгли город и убили большинство его защитников:
«Москва учинивши штурм великий со всех сторон, усилством през гвалт добывши и вынявши мечом, шляхты обывателей воеводства Мстиславского и мещан и волощан и иншых розных поветовых людей немало, которые вбегши до осады, высек (вырезал), и все место и замок огнем выпалил и опустошил»…
«Народ всякий шляхетский, мещан и жидов, а так же простых людей под корень высекли (вырезали), потом протрубив (победу), среди трупов живых искали и в плен в Москву забирали, а скарбы (ценное имущество) все забрав, замок и паркан (палисад) огнем сожгли идо основания опустошили».
Саганович Г. Неизвестная война, с. 17
Царь Алексей Михайлович сам написал гетману Богдану Хмельницкому, что при захвате Мстиславля было убито более десяти тысяч человек»:
«Взяты взятьем и шляхты, поляков и литвы и иных служилых людей и ксензов и езвуитов и иного их чину побито больши десяти тысяч человек».
Но в других источниках указана цифра пятнадцать тысяч:
«Трубецкой с товарищи город Мстиславль взял и высек и выжег, а побил в нем больше пяти на десяти тысеч».
В беларуской истории эта кровавая расправа с нашими предками получила название «трубецкой резни» — по фамилии воеводы-палача. Немногочисленные уцелевшие жители («Мстиславские недосеки») пополнили бесконечные колонны пленных, которых из всех захваченных городов и деревень уводили в рабство в Московию.[237]В качестве военнопленных воевода отправил к царю «городничего мсциславского Я. Стенкевича, да ротмистров и иных начальных людей».
* * *
Лишь теперь православные литвины своими глазами увидели, какую участь им приготовил «московский царь православный». Ну, а в отношении литвинов-униатов и католиков, а также евреев, царский указ прямо требовал.
«Унии не быть, латинству не быть, жидам не быть».
Через два дня, 24 июля, воевода В. П. Шереметев захватил укрепленные города Диену и Друю.[238]Второй из них пришлось брать с боем:
«Взяли взятьем и ратных и всяких людей, которые в городе сидели, побили и город и костелы и домы все пожгли без остатка»…
9 августа войско Шереметева заняло Глубокое, 20 августа — Озерище.
Воевода Семен Стрешнев, действовавший отдельно от других, 16 августа «город Усвят осадил накрепко, и с того числа августа по 23 число с литовскими людьми бились днем и ночью беспрестанно». Наконец, 23 усвятский подстароста открыл ему городские ворота.
Получив сообщение от Трубецкого о взятии Мстиславля, царь приказал ему идти дальше на запад, для совместных действий с князем Черкасским против Радзивилла. Князь Яков Черкасский вел от Смоленска мощное войско, состоявшее из отборных частей большого, передового, сторожевого и других полков. Дерзкая атака Ганского в Богдановой Околице не прошла даром, царь опасался начинать штурм Смоленска, пока где-то в лесах оставался опасный противник.
Узнав о капитуляции Полоцка, а через два дня и Рославля, гетман решил спасать Мстиславль. Он оставил в Оршанском лагере магистра артиллерии Николая Юдицкого, сам же с частью войска пошел к замку Горы. Но там ему сообщили, что Мстиславль уже взят, и что крупные силы противника (войска Черкасского) идут к Орше. Тогда он срочно пошел назад. И вовремя! Черкасский стоял уже в шести милях от оршанского лагеря. На соединении с ним спешил Трубецкой. От Полоцка сюда же двигался Шереметев. Радзивилл решил уйти из Орши через Копысь к Шклову. Оборона Орши была невозможна, так как город сильно пострадал от пожаров, случившихся в 1653 и 1654 годах. Практически он не имел укреплений.
Уезжая, Радзивилл 2 августа отправил письмо королю:
«Сегодня, завтра и ежеминутно ждем неприятеля. Как справиться с неравной и столь огромной силой? Бог лучше знает, потому что кроме этого хворого войска нет никого ни из панов, ни из местной шляхты, которая раньше исчислялась тысячами… Один только я, лишенный всякой помощи… уже 6 недель удерживаю на своих плечах такого мощного неприятеля со стороны Полоцка, Витебска, Смоленска, Мстиславля, тревожа его и нарушая его планы, но бить и разбивать его не могу»…
На следующий день (3 августа), полевой гетман Винцент Гонсевский-Корвин, недавно прибывший к Орше стрех тысячным отрядом, к которому присоединилось ополчение Оршанского повета (до 500 человек), внезапно атаковал лагерь Черкасского, причинив значительный ущерб московитам.[239]
Но и Черкасский не остался в долгу. Через день он нанес ответный удар по Гонсевскому, не пожелавшему действовать совместно с Радзивиллом, заставив отступить далеко на запад. Затем Черкасский занял Оршу а через день устремился оттуда в погоню за Радзивиллом.
* * *
12 августа к Шклову приблизился авангард князя Черкасского, который завязал бой с охранением Радзивилла. Вскоре подошли главные силы царского воеводы. Всего у него было свыше 20 тысяч человек. Несмотря на более чем двукратный численный перевес противника, Радзивилл решил дать сражение.
Его хоругви, прикрытые с флангов драгунами, перешли вброд через реку Шкловка и пошли в атаку. В ходе многочасового боя московская конница отступила в свой лагерь, где разместилась пехота. Черкасский понес весьма серьезный урон, не менее 3-х тысяч человек убитыми и 610 пленными, потери Радзивилла составили до 700 человек убитыми. Но это была последняя победа гетмана.
Попутно отметим, что битву у Шклова все российские историки упоминают как «первое поражение Радзивилла»! Видимо, это связано стем фактом, что Радзивилл, не имевший резервов, уже 13 августа ушел в западном направлении. Жители Шклова отбили штурм в ночь с 5 на 6 сентября. Затем, видя огромное неравенство сил, они 10 сентября сдались.
Трубецкой, заняв Копысь, всего на два дня опоздал к Шклову. Но, узнав от Черкасского о поражении, немедленно устремился вслед за Радзивиллом. Тот, уклоняясь от преследования, под Белыничами перешел реку Друть. Тогда Трубецкой тоже перешел реку, пытаясь окружить лагерь Радзивилла. Гетман ушел в сторону Борисова, но возле местечка Шепелевичи, в 15 верстах от Борисова, на реке Шкловка, 24 августа ему все же пришлось сразиться с наседавшим Трубецким.
На этот раз Радзивилл был разбит. Погибло около тысячи его воинов, еще больше получили ранения — крупные потери для 7-тысячного корпуса. 282 жолнера попали в плен, Трубецкой сразу же отправил их к царю под Смоленск. Сам гетман тоже был ранен, он чудом избежал гибели, гетманский бунчук достался победителям. Разбитое войско рассеялось в лесу. Противник захватил обоз, знамена и литавры.
Раненого Радзивилла с несколькими воинами, сопровождавшими своего командира, вывел через болото местный крестьянин. Он появился в Борисове, откуда приказал остаткам своего корпуса собираться в Смиловичах, а сам 27 августа появился в Минске.
Вскоре в Смиловичах собралось около 4-х тысяч из разбитого корпуса. 300 венгерских пехотинцев Самуила Юшкевича вышли к Березине. Часть пехоты находилась в Игумене (ныне Червень). В Минск пришли три тысячи людей гетмана Гонсевского, да в городе находились 200 драгун Богуслава Радзивилла, двоюродного брата Януша. Так что какие-то силы еще остались. Следовало пополнить их и создать нормальное боеспособное войско.
Трубецкой от Шепелевич, не переходя Березины, вернулся назад и 30 сентября занял небольшой город Горы Великие с замком, расположенный над рекой Быстрой.[240]Замок имел 7 бастионов, соединенных земляными валами трехметровой высоты. Периметр укреплений составлял 800 метров. Между замком и городом проходил ров шириной 15 и глубиной от 8 до 12 метров. На вооружении замка состояли 2 медные полевые пушки, 29 «штурмаков» или «шротниц» (малокалиберные орудия, стрелявшие «шротами» — пучками нарубленной проволоки), 70 тяжелых мушкетов на специальных станках («кобыл»), 28 гаковниц, 67 обычных мушкетов. Московский дьяк отметил в своих служебных записках:
«В Горах в собранье многие люди, и из Гор выходя, царского величества ратным людям, приезжим станичникам чинят многую шкоду». И тем царского величества боярам и воеводам велено было промышлять жестокими промыслами».
Находившиеся в городе и замке немцы-наемники, шляхта, служилые люди, а также местные жители понимали, что им «не отсидетце». О жестокой расправе Трубецкого с Мстиславлем они уже знали. Поэтому 29 сентября к Трубецкому, вставшему в пяти верстах от города, приехали «полковник Павел Красовский да ротмистр Яржарей с товарыщи государю добили челом и город Горы здали». Несмотря на добровольную сдачу и присягу царю, часть горских шляхтичей и мещан «з женами и детьми» все же была вывезена в московское рабство.
От Гор Великих Трубецкой двинулся к Дубровно.
17 июня по приказу Богдана Хмельницкого пошло на Литву из Новгорода-Северского и воинство во главе с нежинским полковником Иваном Золотаренко. В его распоряжении было 15–20 тысяч конных и пеших казаков, с артиллерией (несколько десятков стволов). Гетман «Хмельницкий сообщил об этом царю:
«С ратными людьми Ивана Никифоровича, полковника нежинского, посылаем до боку твоего царского величества, которые люди чтоб… всех врагов под ноги твоему царскому величеству покоряли… Тому ж полковнику нежинскому приказали есми, чтоб во всем, по велению твоего царского величества, исправлялся… иду-чи с полком твоего царского величества запорожским».
Золотаренко через Стародуб двинулся к Речице, которую занял без сопротивления. Иван Золотаренко и его казаки в этой войне приобрели гнусную славу мародеров и безжалостных убийц мирных литвинских жителей. Они начали с того, что опустошили поветы, прилегающие к Днепру (Речицкий, Гомельский, Рогачевский и другие). Налетая на села и местечки, казаки «селян мучили, насмерть убивали, имущество все их отбирали, иные деревни огнем палили». Затем Золотаренко вышел к Гомелю. 15 июля атаман написал царю:
«Гомель есть всем местам граничным литовским головою. Место велми оборонное, людей служилых немало, снарядов и пороху много….
«Стоячи под Гомелем посылали есми загоны (отряды легкой конницы), которые по той там стороне Днепра замки и места поймали, и под мечь непослушные пустили, а городы, которые нам шкоды прежде чинили, попалили велели есмя, особный замок Речицкий, замок Злобин (Жлобин), замок Стрешин, замок Рогачев, замок Горвель позжено».
Гомель защищали гарнизон и ополчение (посполитое рушение) Речицкого повета во главе с князем Томашем Жижемским и полковником Бобровницким.[241]Золотаренко забрасывал в город письма с призывами к капитуляции, но защитники «гордо и сурово до нас отписали». Более того, они оскорбляли московского царя — «яко злосливые песиими губами своими достоинство вашего царского величества нарушали».
Казаки без особого труда преодолели городские укрепления, после чего окружили замок (цитадель). Поставив вокруг него и на соседних холмах пушки, они повели обстрел и осаду. До 11 июля казаки четыре раза ходили на штурм, но были отбиты. Защитников замка было 2 тысячи человек: немецкая и венгерская пехота, а также рота татар. Осажденные совершали вылазки, во время одной из них был убит черниговский полковник Степан Подобайло. Понимая, что своим упорством гомельчане «всей Литве и войскам ее сердца и смелости додают», Золотаренко от имени царя и Хмельницкого предложил защитникам сдаться «на милость царскую», но те отказались.
Царь звал Золотаренко к себе на помощь под Смоленск, но тот 4 августа послал только одну тысячу во главе со своим братом Василием, а с остальными продолжил осаду. Он написал Алексею Михайловичу, что для его же пользы должен взять город, иначе «когда их тут оставим не добывши, всей Литве и войскам их сердца смелости додадут».
Казаки втащили несколько пушек на колокольню Спасской церкви, стоявшей недалеко от замка и стали стрелять калеными ядрами. В замке начался пожар. Вылазка осажденных с целью ликвидации этой артиллерийской позиции была отражена. Вскоре казаки нашли и завалили мощным взрывом потайной ход из замка к реке, что решило его участь.
В донесении царю от 13 августа 1654 сказано, что после полутора месяцев осады «гомляне, полковники, ротмистры и со всеми своими людьми покорилися». Но в действительности гомельскому гарнизону удалось уйти в Старый Быхов.
Следующей жертвой Золотаренко стал Чечерск. 29 августа в царскую ставку пришло от него сообщение:
«Город Чечерск з замком… взяли есмя, противных мечу предали, а иных, на слезы их смотря, живых оставили».
Несколько десятков жолнеров из Чечерска попытались укрыться в Старом Быхове, но их всех убили возле этого города. В плен взяли только воеводу, князя Тышкевича, которого отправили к царю под Смоленск.
В последние дни августа был захвачен Пропойск, а Новый Быхов сдался без сопротивления.[242]Зато Старый Быхов решительно отбивался от казаков. Золотаренко писал Алексею Михайловичу:
«Заперлися и вашему царскому величеству поклонится не хотят. Видя мы таковую их гордыню и непокорение дьявольское… осадили есмя их войсками».
* * *
В конце августа решилась судьба Могилева. Крупнейший торгово-ремесленный центр тогдашней Литвы, он, наряду с Гомелем, играл ключевую роль во всем Поднепровье. Этот город являлся одной из самых мощных крепостей ВКЛ. Первую линию его обороны составлял земляной Круговой вал, имевший 13 деревянных башен, некоторые — с воротами. Вторая линия укреплений с периметром 690 саженей (1472 м) окружала Старый город. В этом валу с деревянным частоколом имелось четверо ворот. Последний рубеж был представлен замком (Верхний город), окруженный стеной общей длиной 288 саженей (614 м).
Но Могилев пал без битвы. Еще 5 июля православный Могилевский шляхтич Константин Вацлав Поклонский, слывший своего рода лидером «партии православных предателей» в Литве, ушел к казакам с 14 своими единомышленниками. Золотаренко отослал его к Хмельницкому, а тот — к царю, в чью ставку под Смоленском он прибыл 22 июля. Алексей Михайлович подарил ему 40 соболей и 50 рублей, объявил полковником и разрешил набирать свой полк. В летописи сказано:
«22 июля выехал на государево имя Могилевский шляхтич Поклонский и жалован в полковники; ему поручено было уговаривать земляков, чтоб поддавались государю и служили ему против поляков, для чего велено было тому же Поклонскому всяких служивых людей прибирать к себе в полк и обнадеживать их государским жалованьем».
30 июля, вместе с отрядом воеводы Михаила Воейкова, свежеиспеченный полковник Поклонский отправился к Могилеву, уговаривать земляков добровольно перейти на сторону царя.
6 августа, когда Поклонский и Воейков находились в Радомле, туда приехал из Чаус поп Василий с тремя мещанами и попросил приехать в Чаусы, привести жителей к присяге царю. Так сдались Чаусы. Там же Поклонский провел первый набор в свой полк: записались 800 человек.
Через несколько дней у него была уже тысяча пеших крестьян и мещан, вооруженных бердышами, рогатинами и пищалями, да конных крестьян до 100 человек.
8 августа из Могилева вышел отряд в составе 300 конных шляхтичей и направился к Чаусам. Но ему сильно не повезло. Отряд одновременно атаковали и казаки Золотаренко, и ратники Воейкова и новобранцы Поклонского, почти все воины этого отряда погибли в пяти верстах от Чаус.
В тот же день к Воейкову прибыл царский гонец с приказом найти под Дубровно воеводу Федора Куракина и вместе с ним брать крепость Могилев. 14 августа Воейков и Поклонский подошли к Могилеву и стали лагерем. Горожане сообщили им, что сдадутся, как только придет большое московское войско, но, узнав, что гонцы нигде, не нашли Куракина и что большое войско к Могилеву еще не идет; они передали, что вовсе не собираются сдаваться. Крестьяне-казаки из полка Поклонского (к тому времени число их достигло уже пяти или шести тысяч), услышав о таком развитии событий, частью сбежали, частью ушли в Могилев.
Однако могилевцы не смогли использовать благоприятную ситуацию. Замок в Верхнем городе был сильно поврежден пожаром 1633 года и не восстановлен. Промосковские агенты вели непрерывную агитацию за сдачу. Между тем, все уже знали о трагической судьбе Мстиславля и Друи. Царь прямо требовал жестоко карать защитников тех городов и замков, которые сопротивлялись. В итоге 28 августа Могилев капитулировал.
Первое, что сделал Поклонский в соответствии с установкой царя («жидам — не быть») — вывел из города свыше двух тысяч живших там евреев — мужчин и женщин, стариков и детей включая младенцев, и приказал зарезать на лугу напротив городской стены всех, кто откажется перейти в православие. Таковых оказалось абсолютное большинство. Позже, упоминая эту бойню, российский историк Соловьев написал:
«Жиды были побиты в Могилеве, но мещане сложили эту вину на казаков Поклонского…
Государь исполнил челобитье могилевцев, чтоб жить им под магдебургским правом, носить одежду по прежнему обычаю, не ходить на войну, чтоб не выселять их в другие города; дворы их были освобождены от военного постоя, позволено было выбирать из черни шаферов для заведывания приходами и расходами городскими; обещано не допускать ляхов ни в какие должности в городе; казаки не могли жить в Могилеве, разве по делам службы; жиды также не допускались в город на житье».
Соловьев С. М. История России с древнейших времен, книга V, с. 628
Иначе говоря, евреи «сами во всем виноваты» и вообще, поделом им.
Город Кричев с середины июня осаждали воеводы Шереметьев и Щербатов с ертаульным полком.[243]Воеводы вели артиллерийский обстрел укреплений, вызвавший пожары и разрушения, дважды предпринимали штурм, но без успеха. Они писали царю:
«Град Кричев крепок, стоит на осыпи высокой, и ров глубок; и въезд и выезд один, а пищалей затинных и винтовочных в граде много… (Осажденные) з немалым крыви своей пролитьем в голоде и великой нужде отпор давали, у ноч на неприятеля, шкоды чынячи, выхолили».
Видя столь досадное промедление, царь поручил Поклонскму (через несколько дней после его замечательна) подвига в отношении Могилевских евреев) убедить сдаться защитников Кричева. Видимо, пан Константин умел находить убедительные аргументы. Под воздействием его агитации в конце сентября Кричев сдался. За этот успех царь назначил Поклонского управляющим Кричева и всего Могилевского повета.
* * *
Теперь, кроме Старого Быхова и Дубровно, в Поднепровье остался непокоренным только Смоленск. Запущенные укрепления в нем начали ремонтировать буквально за месяц до прихода московского войска. Руководил работами королевский инженер Банолиус, люди работали днем и ночью, даже воевода Обухович и комендант, немецкий полковник Корф, клали дерн. Но разве можно за месяц починить то, к чему руки не прикасались 20 лет?
Смоленская стена была разделена на 18 участков, каждый из них обороняла определенная команда. Для этого требовалось около 2500 человек, остальные люди защищали 34 башни и составляли подвижный резерв. Всего в городе было 8–9 тысяч бойцов. Как уже сказано, большей частью — ополченцы.
Осадные орудия крушили ворота, ломали стены. Жители насыпали позади стен валы, ставили на них срубы, заполненные глиной и камням>и. В Вильно ничего конкретного про положение дел в Смоленске не знали и фактически предоставили его своей собственной судьбе. Между тем осажденный город держался. Несмотря на беспрестанный обстрел, Корф сделал вылазку и выгнал московитов из окопов. Огнем с башен было уничтожено несколько осадных батарей.
В ночь на 16 августа (26-го по новому стилю) состоялся штурм. Воеводы приняли такое решение потому, что накануне пушки разрушили две башни и большой участок стены, сбили много зубцов на стенах. Ратники бросились к укреплениям с сотнями лестниц и во многих местах влезли наверх, но их везде сбросили. В одном месте, не имея уже ни камней, ни кипящей смолы, смоляне кинули на врагов два улья с пчелами и те загнали царских вояк назад в окоп.
Лишь в одном месте московиты захватили башню, втащили на нее две пушки и начали обстрел прилегавших участков стены. Однако по приказу Корфа к башне подкатили бочки с порохом и взорвали ее. Под обломками захватчики погибли.
Жестокий бой шел на земляном валу. Его исход решил внезапный удар в тыл московитов, который нанесли бердышники: они вылезли через подземный ход и ударили в спину. Так окончился 7-часовый штурм. Позже литовские источники утверждали, что «москвы» было убито 7 тысяч и ранено до 15 тысяч. Несомненно, эти цифры сильно преувеличены. Например, Алексей Михайлович, основываясь на докладах воевод, писал жене и сестрам:
«Наши ратные люди зело храбро приступали и на башню и на стену взошли, и бой был великий; и по грехам нашим под башню польские люди подкатили порох и наши ратные люди сошли со стены многие, а иных порохом опалило; литовских людей убито больше двухсот человек, а наших ратных людей убито с триста человек да ранено с тысячу».
Хотя воеводы и занижали свои потери, но все же не в 35 раз. А вот у защитников после штурма уже не осталось никаких резервов. Стены в нескольких местах имели большие проломы. Пороха было максимум на один день активного огня. К тому же пришла весть о разгроме Радзивилла у Шепелевич. Все надежды на помощь исчезли. В гарнизоне началось пьянство, пошли упаднические разговоры. Ратники, отчаявшись дождаться помощи от великого гетмана, отказывались идти на стены, не хотели ремонтировать укрепления.
К огромной радости царя, через три с половиной недели после отражения штурма (10 сентября н. ст. ) воевода Обухович и полковник Корф сами начали у стен Смоленска переговоры о почетной капитуляции. Несмотря на это, Алексей Михайлович готовился к новому штурму. Из Вязьмы привезли 4 огромных голландских осадных орудия (пищали).
Смоленск был сдан 23 сентября. Воевода Обухович, комендант Корф, шляхтичи и часть немецких наемников положили перед царем знамена, а затем ушли в сторону Орши. Но большинство защитников осталось, дав присягу царю о «вечной службе». Среди них были ротмистры Бака, Воронец, Дзенисович и Станкевич, остальная часть немцев-наемников, смоленские пушкари, многие гайдуки (шляхетские слуги, аналог московских «боевых холопов») и почти все мещане. Всех их Алексей Михайлович угостил в своем шатре, но потом велел на всякий случай отправить немцев и гайдуков в Москву.
Зато с местными евреями он обошелся безжалостно: их всех собрали и потребовали креститься. Тех немногих (несколько десятков), кто принял православие, оставили в живых, остальных (несколько сотен, включая маленьких детей при родителях) заперли в деревянных домах и сожгли.
По случаю сдачи Смоленска царь 24 сентября закатил грандиозный пир на четыре дня и отправился домой. Он уехал 5 октября.
* * *
После Смоленска пришла очередь Дубровно.[244]Еще в конце июля в этот повет пришли царские войска: «повоевали и села и деревни пожгли, и полон многий поимели», но взять город с хода им не удалось. Дубровно обороняли, в основном, местные ополченцы, литвины и евреи, профессиональные воины составляли менее трети от общей численности защитников:
«Мещан де хорунг (хоругвей) з десять, жидов хорунг з десять, казаков две хорунги, желдаков двехорунгиж, венгров хорунга, гайдуков две хорунги ж».
Осажденные вели прицельный огонь с городских валов, делали успешные вылазки. Поначалу город осаждал князь Куракин. Он доложил царю:
«Выходили из города Дубровна литовские конные и многие пешие люди с знамены и снаряды. У них с теми литовскими людьми был бой. В том бою государевы ратные люди литовских людей многих побили и в город вогнали, Дубровенский уезд повоевали, села и деревни пожгли и в полон много поймали».
Царь Куракина похвалил, однако отозвал в Смоленск, вместо него к Дубровно пришел князья К. Черкасский с войском. Желая избежать больших потерь в своем войске, он избегал штурма, сделав ставку на блокаду, артиллерийский обстрел и переговоры. Напротив замка был сооружен земляной городок, где разместились войска. Из Смоленска по Днепру прибыли осадные орудия:
«Две пищали галанские (голландские), да русского литья пищаль Соловей-ядро, пищаль Левик, да к тем же пищалям по 100 ядер, зелья ручного, на нарядные мехи 500 аршин холста, на пыжи 10 пуд пеньки».
Но орудийный огонь существенных результатов не дал. Тогда 5 октября к городскому валу подошли двое парламентеров — шляхтич Василий Лавринов и мещанин Марк Сидорский: уговаривать сдаться «на царскую милость». В ответ осажденные «Василия убили из пищали до смерти, а мещанин Марка побежал». Вечером того же дня дубровчане совершили очередную удачную вылазку.
Но помощи от гетмана Радзивилла по-прежнему не было, запасы продовольствия подходили к концу, тогда как 6 октября к Черкасскому пришел отряд от князя А. Н. Трубецкого. Пришлось городничему Храповицкому начать 11 октября переговоры. Наследующий день он сдал город.
Разгневанный их упорным сопротивлением, царь повелел:
«Как город Дубровна здастца и челом добьет, шляхты лутчие выбрав, прислать к… государю… а до стальную шляхту велеть посылать на Тулу, а мещан и уездных людей роздать ратным людям семьями, а город Дубровну выжечь».
Так и было сделано. Воеводы отправили к царю под Смоленск шляхтичей, венгерскую пехоту, ротмистра сотни гайдуков и 30 семей мещан, остальных отдали ратникам — в рабы.[245]После вывода всех жителей, город 17 октября подожгли, дождались, пока он сгорит дотла, и пошли дальше.
* * *
Та же судьба вскоре постигла Витебск. Еще в июне, узнав о капитуляции Невеля, сюда съехались шляхтичи из окрестных поветов. Они стали готовить город к обороне, успели обнести его валом и палисадом. Оборону возглавили городничий Степан Петровичи шляхтич Есеницкий-Война.
В середине августа 1654 к городу подошло войско Василия Петровича Шереметева, а через несколько дней прибыли и казаки от Золотаренко во главе с его братом Василием. Их общая численность составила около 15 тысяч человек. Началась осада.
Периметр укреплений каменного Верхнего замка (8 башен стремя воротами) составлял 353 сажени (753 м), деревянного Нижнего замка (12 башен с тремя воротами) — 432 сажени (922 м). В городе и в замках находились до 10 тысяч человек, в том числе около тысячи конной шляхты, восемь сотен конных мещан, две тысячи жолнеров, две сотни драгун, пушкари. Но основную массу защитников Витебска представляли обычные горожане (мещане), вооруженные холодным оружием.
Осажденные не сидели пассивно. В августе и сентябре Шереметьев писал царю, что «выласки из города частые, выходят пешие люди с рогатины, с топорки и бердыши».
Попытки зажечь укрепления провалились из-за частых дождей; не удалось также московитам подвести мины под стены. Тогда воеводы решили сделать ставку на артиллерию: «снарядами стрелять и город зажигать». К Витебску срочно привезли «великую пищаль верховую Скворец» с 10 огненными (зажигательными), 10 нарядными (химическими) и 16 разрывными ядрами. Но город держался, хотя помощь все не приходила.
В сентябре Шереметев устроил штурм, который был отбит. В конце октября к городу прибыли полки «иноземного строю» Я. Флека и А. Гамильтона, после чего число осаждавших достигло 20 тысяч.
В городе начался голод:
«Настал великий голод, от которого немало людей посполитых и черни умерло. И немало также при штурмах и от стреляния из войска неприятельского и в вылазках людей, шляхты, поспольства и мещан убито».
Вдобавок подходили к концу запасы пороха. Надеясь на помощь от гетмана Радзивилла, городские власти вели долгие переговоры с Шереметевым — тянули время. Но гетман, которому катастрофически не хватало войск, лишь в середине ноября смог направить из Минска к Витебску обозного Самуила Комаровского с тремя тысячами жолнеров. Увы, было уже поздно.
17 ноября, после 14 недель осады, состоялся второй штурм, в результате которого пал Нижний город. Через пять дней (22 ноября) войска Шереметева и казаки Золотаренко взяли и Верхний город. Обозленные долгой осадой и немалыми потерями, они учинили зверскую расправу с защитниками и жителями Витебска. Очевидец позже свидетельствовал:
«Немало братьев наших шляхты, мещан, поспольства, жолнерства, драгун, жен и детей малых, которые у материнской груди были, стариков и старух что в богадельнях были, без всякого милосердия высекли и выбили».
Часть уцелевшей шляхты по приказу царя «за непокорность» сослали в Казань. Многих жителей «роздали» боярам. Наконец, часть православных витеблян (144 шляхтича и 1336 мещан, под командованием ротмистра Ф. Сивицкого) присягнула на верность царю. Однако это была поистине «кровавая присяга». Люди согласились на нее не ради себя, а чтобы спасти от смерти или рабства своих жен и детей.
В это же время воевода Стрешнев пришел к Суражу. Буквально после двух-трех дней осады «литовские люди сурожские сидельцы» сдали ему город 22 ноября.
* * *
Теперь оставался непокоренным лишь Старый Быхов — мощная крепость магната Павла Сапеги, чьими стараниями он и был укреплен. Золотаренко осадил город еще 29 августа, но штурмовать так и не решился. Зато защитники за 10 недель сделали три удачные вылазки.
«Языки» сообщили казацкому атаману состав гарнизона:
«Служылых людей желдаков 4 хоронги, драгунов 100 человек, мещан 17 хоронг, да Быховского уезду крестьян много, да гайдуков 200, да шляхты Речицкого поветцу и из иных городов человек з 300 и болши, да жидов человек с 1000»…
Они категорически отвергли призывы Золотаренко к сдаче. Прибытие в Быхов защитников Гомеля с князем Жижемским и городским старостой Руцким еще больше укрепило решимость быховцев. Гомельчане рассказали:
«Которыя городы и сдались, …Шклов, Копысь, Дубровня и иные городы, и тех городов всяких жилетских людей неволят, грабят и в полон емлют и до Москвы отвозят, и те де все городы иные разорены и опустошены: и Быховцы де, слышато, все на том и положили, лутше им в домех своих хотя помереть, нежели в неволю из воли сами себя отдавать».
Зато казаки все лето и осень казаки хозяйничали на Полесье. Та<