Глава 11. дикая страна, дикие нравы
Из бункера выходили через парадный выход, чистыми и хорошо освещенными коридорами.
— Слушай, Айсман, — спросил Борман, обгладывая на ходу куриную ножку, прихваченную со стола. — Раз из вашего бункера есть отличный выход, через который мы идем, то за каким хреном мы лезли через эту вонючую канализацию?
— Борман, ты не фига не понимаешь! Надо же было показать Штирлицу, как мы хорошо организованы, какая у нас классная конспирация! Скажи, Штирлиц!
— Ясный пфенинг, — согласился Штирлиц, которому выражение «ясный пень» уже приелось.
Фашисты погрузились в три грузовика и с песнями поехали в кабак. Айсман, любовно глядя на Штирлица, думал: «Надо бы мне тоже заказать трость с железным набалдашником!»
Грузовики подкатили к «Розовому бегемоту». Сквозь стеклянные витрины, исписанные иероглифами, проглядывался уютный зальчик. В зале гудели разноцветные пивные автоматы, стоящий за стойкой бармен подавал более крепкие спиртные напитки и закуску. Над входом светились два иероглифа. Сначала синим загорался один, затем зеленым другой, и, наконец, оба иероглифа загорались желтым цветом.
«Что все это значит? — удивился Штирлиц. — Неужели загорается — «Пива нет!», «Пива нет!»»?
Пиво и веселье в кабаке были в самом разгаре. Команда американских бейсболистов праздновала свою победу. Бейсболисты, все как на подбор здоровенные, мускулистые, лакали пиво, обнимали красивых корейских девушек и сквернословили. Упившийся тренер в одиночестве поднимал тосты за состоявшуюся победу, но его никто не хотел слушать.
Мимо ресторанчика, приплясывая и напевая «Харе Кришна! Харе Рама!», проходила толпа выбритых наголо кришнаитов в оранжевых одеждах.
— Штирлиц! — обрадовался Борман. — Это же кришнаиты! Я пойду пообщаюсь!
— Пообщайся, — разрешил Штирлиц. — Только много не пей!
— Да ты что? Мы поговорим о душе, о смысле жизни… Я давно уже хотел выяснить, кем я был в своей прошлой жизни.
— Смотри, чтоб тебя наголо не обрили! — пошутил Штирлиц. Эсэсовцы громко заржали, так как Борман уже лет сорок был лыс, как бильярдный шар.
Борман помахал друзьям рукой и побежал за процессией кришнаитов.
— Уйдет мой друг Борман в буддистский монастырь, — посетовал Штирлиц. — Окончательно просветлится, станет Бодисатвой…
— Какие ты умные слова знаешь, — удивился Айсман.
— Это меня Борман научил, — не стал скрывать Штирлиц.
Эсэсовцы завалились в кабак и быстро заняли все свободные места. Холтофф резво подбежал к пивному автомату и начал наполнять кружки, передавая их по цепочке из рук в руки. Кружки быстро заставили длинный стол, во главе которого сел Штирлиц.
— Штирлиц, скажи речь! — крикнул бывший адъютант Гиммлера Фриц.
— Что я вам, Брежнев, что ли? — откликнулся Штирлиц. — Я сюда не разговаривать пришел!
С этими словами русский разведчик выпил первую кружку.
Американцы испуганно замолчали, разглядывая черную форму со свастикой.
— Что здесь делают эти фашистские ублюдки? — громко спросил один из бейсболистов, самый здоровый.
Немцы не обратили на него никакого внимания, поскольку реплика прозвучала по-английски, и никто ее не понял. Пивные кружки продолжали быстро опустошаться.
— Ребята, мой рюкзак никто не видел? — спросил Штирлиц.
— Нет!
— Жаль, у меня там было три блока «Беломора».
— О! — застонали эсэсовцы. — Какой облом!
Штирлиц послал своего адъютанта Кана к бармену купить сигарет. Огромный бейсболист подставил пробегавшему мимо корейцу ногу, Кан споткнулся и растянулся на полу.
В зале повисла тишина. Эсэсовцы повернули головы к Штирлицу. Штирлиц встал.
— Я давно говорил, что американцы — это нация ублюдков, — процедил он. — Все отбросы общества в течении трех веков вывозились в Новый Свет! А теперь эти бандиты, адвокаты, наркоманы и гомосексуалисты хотят навязать свой вонючий образ жизни всему миру!
Эсэсовцы грозно взревели. Янки приготовили бейсбольные биты.
— Кан! — позвал Штирлиц.
— Да, хозяин, — отозвался Кан, потирая ушибленное колено.
— Ты можешь дать своему обидчику ногой!
— Спасибо, хозяин, — поблагодарил кореец и с диким визгом дал ногой американцу между ног. Бейсболист загнулся и упал на пол.
Американцы, размахивая бейсбольными битами, бросились на немцев. Эсэсовцы заняли круговую оборону и некоторое время кидали в противника кружками. Когда кружки кончились, американцы прорвались к фашистам и начали молотить их дубинками.
— Где мой револьвер? Ах, черт — забыл в бункере! — посетовал Айсман и заработал кулаками.
Холтоффу разбили голову, и он упал к ногам Штирлица, обливаясь кровью. Штирлиц встал и взял в руки костыль.
— Вот Холтоффа я вам никогда не прощу! — закричал Штирлиц ревнивым и страшным голосом, словно только один он на всем белом свете мог бить Холтоффа по голове.
Штирлиц, как приамурский тигр, напившийся валерьянки, прыгнул в толпу дерущихся.
Русский разведчик натренированным движением уклонился от дубинки, сунул костыль в живот одному американцу, дал по голове второму, третьего свалил всепоражающим ударом ноги, обутой в ботинок фабрики «Скороход». Смертоносные удары костыля обрушивались на бейсболистов с безжалостностью кирпича, летящего на голову прохожему с пятнадцатого этажа.
«Нет, точно заведу себе такой же костыль, как у Штирлица,» — еще раз дал себе зарок Айсман.
Очень скоро эсэсовцы из участников драки превратились в простых зрителей. В считанные секунды Штирлиц расправился со всеми американцами, и теперь они, залитые кровью и пивом, были разбросаны по всему залу. Лишь двое, самых прытких, успели удрать и спрятаться в американском посольстве.
Нервно помахивая костылем, русский разведчик приблизился к тренеру, но тот только бессмысленно ухмыльнулся и протянул Штирлицу бутылку виски.
Запрокинув голову, Штирлиц отпил из горла пару глотков, глаза разведчика подобрели. Он похлопал тренера по плечу и сел рядом с ним за столик.
— Как там у вас в Америке дела? — спросил он. — Все ракеты сраные производите? Тебя как зовут?
— Донт андэстэнд, — широко улыбаясь, ответил тренер.
— Хорошее имя, — кивнул Штирлиц. — А меня — Штирлиц.
На улице завыли полицейские сирены.
— Штирлиц, — подскочил Айсман. — Бармен вызвал полицию! Вот ведь гад, а? А мы у него даже витрину не разбили… Пора сматываться!
— Зачем? — поинтересовался Штирлиц.
— Да ведь мы все оружие в бункере оставили, а у полицейских — автоматы!
— А где бармен?
— Вот он!
К Штирлицу вытолкнули забитого бармена с огромным синяком под глазом.
— Что ж ты так? — добродушно спросил Штирлиц и дал бармену костылем по голове. Бармен свалился под столик.
— Кан! — позвал Штирлиц.
— Да, хозяин, — весело откликнулся Кан, который обыскивал американцев, выуживая из карманов зеленые банкноты.
— Встань за стойку и изобрази бармена. Когда войдет полиция, скажи, что все уладилось и дай им за беспокойство денег из кассы!
— Тут слишком много!
— Отдай тогда половину. А остальное забери себе.
— Ну, Штирлиц! — восторгу эсэсовцев не было конца. — Ну, голова!
— И скажи, чтобы прибрали тут этих американских козлов! — добавил Штирлиц.
Адъютант Штирлица быстро уладил все недоразумения с полицией. Четверо корейских полицейских оперативно вынесли бесчувственных бейсболистов, с поклоном приняли от слуги Штирлица пачку южно-корейских вон и удалились.
В кабак, оглядываясь на отъезжающих полицейских, вошел мрачный Борман.
— О, Борман! Заходи! — обрадовался Айсман. — Кан, налей-ка Борману пива!
Борман прошел к столу и сел, подперев щеку рукой.
— Ну, и как тебе кришнаиты? — спросил Штирлиц.
— Полные козлы! — махнул рукой Борман. — Ни по-русски, ни по-немецки не рубят! Лопочут что-то по-своему! Хари-хари, Рама-рама! Такие тупые!
Огорченный Борман выпил кружку пива.
— Тихо тут у вас, — сказал он, осматривая помещение. — В Германии давно бы уже была драка…
— Что ты хочешь? — пожал плечами Штирлиц. — Дикая страна, дикие нравы!