Казачий Стан генерала Доманова

Казачий Стан во главе с Походным атаманом полковником Тимофеем Ивановичем Домановым обосновался в северной Италии летом 1944 года. Центром Стана стал город Толмеццо, в окрестных селах разместились казачьи семьи и казаки-одиночки, которые по разным причинам не несли службу в строевых частях. Эти последние стали называться «казачьими станицами».

Вначале итальянские партизаны оказали пришельцам энергичное сопротивление, а затем жизнь станиц вошла в абсолютно мирное русло. Только казачьи полки, несшие охранную службу в районе Удино-Триест, иногда вступали в мелкие стычки с партизанами.

Население станиц жило у итальянцев на положении квартирантов, и только в двух донских станицах местное население было выселено и земли переданы казакам для обработки. Это вызвало возмущение не только итальянцев, но и большинства казаков (приказ о выселении был издан немцами).

Итак, жизнь в станицах протекала относительно мирно и спокойно и в эту «тихую пристань» шел непрерывный поток русских беженцев из Германии, особенно из Берлина. В Италию ехали казаки и не казаки, каким-то образом сумевшие получить нужные документы. Процент неказачьего элемента в Стане вообще не был высок, но особенно резко он вырос в первые месяцы 1945 года. Официально, однако, все числились казаками.

Общественно-политической работы в полках и станицах почти не было: то, что можно отнести к этой категории, стояло на крайне низком, убогом уровне. Пресса РОД (Русское Освободительное Движение) была объявлена запретной и случайно попадавшие к казакам экземпляры конфисковывались.

Однако «тихая пристань» взволновалась в марте-апреле 1945 года. Произошло это в связи с появлением в Италии начальника ГУКВ генерала П. Н. Краснова, с одной стороны, и представителя штаба РОА полковника А. М. Бочарова — с другой. Это было время значительных и долгожданных организационных успехов РОА и среди казаков появились активные сторонники немедленного объединения с РОА.

Этому противодействовал П. Н. Краснов, который, как известно, был наиболее решительным и влиятельным противником такого объединения. Одной из контрмер генерала Краснова была организация в Стане школы пропаганды (официально ее назвали «школой связи»).

Программа занятий была составлена близкими к генералу Краснову людьми и с ним согласована. На торжественном открытии школы генерал П. Н. Краснов в пространной речи изложил свою политическую концепцию. Основное внимание, как и следовало ожидать, он посвятил волновавшему всех вопросу: характеристике власовского движения и самого генерала Власова. Концепция эта сводилась, примерно, к следующему:

1. В свое время была Великая Русь, которой следовало служить. Она пала в 1917 году, заразившись неизлечимым, или почти неизлечимым, недугом большевизма.

2. Но это верно, однако, только в отношении собственно русских областей. На Юге (в частности, в казачьих областях) народ оказался почти невосприимчивым к «большевицкой заразе».

3. Нужно, следовательно, спасать здоровое, жертвуя неизлечимо больным. Но есть опасность, что более многочисленный «больной элемент» задавит элемент здоровый (т. е. русские северяне — казаков).

4. Чтобы избежать этого, надо найти союзника-покровителя и таким может быть только Германия, ибо немцы единственная «здоровая нация», выработавшая в себе иммунитет против большевизма и масонства.

5. Во власовское движение не следует вливаться: если окажется, что власовцы абсолютно преданные союзники гитлеровской Германии, тогда можно будет говорить о союзе с ними. А пока расчет только на вооруженные силы немцев.

Вскоре появилось пресловутое письмо генерала Краснова генералу Власову. Затем Стан узнал о приказе генерала Науменко кубанцам о признании командования Власова, на который генерал Краснов ответил также приказом о неподчинении приказу генерала Науменко.

В редактировании письма генералу Власову принимал участие хорунжий Н. С. Давиденков, прежде служивший в РОА. По его словам, ему во многом удалось сгладить «острые углы» письма Краснова, то есть сделать его менее вызывающим.

Волновался весь Казачий Стан, но более других кубанцы. К ним и были посланы докладчики, имевшие целью «разоблачить генерала Науменко». В числе их был генерал Соламахин, кубанец. На собрании в кубанских станицах его чуть не избили. Такая же история случилась и с более умелым и умеренным докладчиком — хорунжим Давиденковым.

Генерал Науменко стал символом долгожданного воссоединения с генералом Власовым.

К.

Долина смерти

Есть долина такая в Тироле,

А в долине той Драва-река…

Только вспомнишь — и дрогнешь от боли,

Как от вскрывшего рану клинка!

Там, где крепко задумались горы,

Обступивши небесную гладь,

Ветер повесть греха и позора

Не устанет в веках повторять.

Ты ж, поэт, свои горькие строфы,

Что на волю прорваться спешат,

У подножия новой Голгофы

На коленях слагай, не дыша!

Где-то Драва в безудержном плаче,

Ударяя, как в грудь, в берега,

Причитает о жизнях казачьих,

Хладно брошенных в руки врага.

Обманули закон и защита,

Просьбы тронуть глухих не могли…

Кровь коварно, безвинно убитых,

Вопиет, вопиет от земли!

Колыхнулись хоругви, как тени…

И в молитвенный жаркий порыв

Злобно хлынуло уничтоженье,

Все стихией своей затопив!

По плечам, головам и иконам

Мчались сотни подкованных ног…

Даль и высь переполнились стоном,

Но никто не пришел — не помог!

Лишь одна сердобольная Драва,

Отражая июньскую твердь,

Укрывала волною кровавой

Убежавших от ужаса в смерть…

Горы строже нахмурили брови,

В долгом эхе их дрожь проняла —

Не от лязга ль железных чудовищ,

Волочивших и рвавших тела?

Казаки, и казачки, и дети,

Цвет последней казачьей земли,

Позабытые всеми на свете

Ни за что в западне полегли…

Так склонись же, поэт, на колени

И взывай, и моли, и проси,

Чтоб хоть поздняя весть об измене,

Как огонь, пронеслась по Руси,

Чтобы память о жертвах дрожала

В русском сердце рыданьем всегда!

А пока… пусть тирольские скалы

Наливаются краской стыда!

Мария Волкова

Наши рекомендации