Что острее: игла, уксус или угол?

ГНЕЗДО. Nest (нем., голланд., англ.), naesta (швед.), nidus (лат.), nido (итал.), nid (франц.). Немцы производят свое пest от глагола пahen (шить), но это неверно. Славенское гнездо составлено из двух слогов гне и здо, из которых первый есть отрывок от глагола гнету, а второй имя (такое же, как здание}, произведенное от глагола зду (т.е. зижду, созидаю); ибо птица или зверь, делая гнездо свое, скорее гнетет, утаптывает, зиждет его ногами и носом, нежели шьет. Итак, славенин не имел надобности заимствовать сие слово из других языков. Что ж до немецких пеstе1 (снурок или веревочка) и пеtz, или по другим языкам: пеtt, пеt, паti, пеаt (сеть, сетка), то и здесь очевидно, что слова сии, равно как и паhеп (шить) и паdе1 (игла), произошли от славенского нить, нитка; ибо она употребляется как для сшивания, так и для завязывания чего-нибудь или плетения ниток.

ИГЛА. Natе1, паеdi, пееdlе, паild, паа1, па1, пеиlа, пеk1а: все сии имена, на разных европейских языках, по сходству нитки с иглою, могли произойти от славенского нить, так как по-нашему, производя имя иглы от сего слова, назвать ее нитеница или нителъница, разумея, что она всегда во время шитья влечет за собой нитку.

Название на немецком языке нитки гтгп не мешает сему производству: ибо часто примечается в языках, что коренное слово, пустив от себя ветви, само исчезает или заменяется иным словом. Немецкий ученый Аделунг имя zwirn производит от числа zwei (два), по той будто бы причине, что нитку сдваивают. Но она не сдваивается, а свертывается (крутится, сучится), и потому скорее их zwirn могло произойти от славенского свернуть или свить; ибо к понятию о нитке ближе действие свертывания, свивания, нежели сдваивания. Мы по такому же соображению от глаголов вертеть, сопрягать произвели имена относящихся к ним вещей: веретено, веревка (ибо она делается посредством свертывания, свивания), пряду, пряжа..

Немцы иглу называют паdе1, а ежа (известного зверька) - igе1 (по-голландски еgel). По какой причине немецкое слово так сходно с русским игла! Можно ли приписать это простой случайности? Нет. Какая случайность там, где причина так явственна? Тело зверька покрыто щетинками-иглами. Отсюда явствует, что немецкое ige1 взято не от их паdе1, но от славенского игла.

Посмотрим теперь вообще, какое семейство слов произошло от слова игла, или, лучше сказать, от корня игл или иг, который во всех произошедших от него наших и чужеязычных ветвях показывает главное понятие о чем-либо остром. В латинском аcutiа, остроконечность; асus, игла; асrе, асutus, острый (иg, аg, ас суть изменения букв, потому смысл не меняется). Асеr - тоже острый или кислый (здесь понятие об остроте перенесено к понятию о кислоте, по : той причине, что кислота щиплет, как бы острыми иглами колет язык); асutare, острить; аquilа, орел (по причине остроты клюва его). Во французском языке aigu, острый; аiguillе, игла; аiguillon, жало; аig1е, орел (по той же причине, как латинское аquilа, английское еаg1е). В немецком, английском, голландском, датском, шведском многие ветви от сего корня находим.

УГОЛ в нашем языке отсюда, кажется, происходит, поскольку, хотя и называется иногда тупым, но всегда конец имеет острый: аngulus (лат.), апgо1о (итал.), апglе (франц.), есkе (нем.).

УКСУС, по той же причине остроты частиц своих: асеtит (лат.), асеtо (итал.), еssig (нем.).

Апартаменты по-нашему стойло

Посмотрим, как в итальянских словарях толкуется их слово stanza.

• Горница, покой, комната; по-французски сhambrе, арраrtament.

• Некоторая часть песни, называемая иначе strofa, а по-французски stапсе, strophе, соир1еt (станс, строфа, куплет).

Последуя иностранцам, приемлем мы в язык слова их, происходящие от корней наших славенских слов.Мы уже видели, что все ветви, производимые из корня с/и, как наши, так и чужеязычные, изъявляют понятие о стоянии (то есть неподвижности, непоступности, пребывании на одном и том же месте). Следовательно, итальянское stanzа (горница, комната) означает по коренному смыслу (st)» вещь стоячую, неподвижную, подобно, как наши от того же корня происходящие слова стойло, стан, столб, тоже означают по коренному смыслу стоячие, неподвижные вещи. Итальянец потому горницу называет stanza, что она неподвижна, и что в ней стоят или живут люди. Латинец под stabulum разумеет иногда гостиницу или постоялый двор. (Заметим, что глаголы стоять и жить по смежности понятий часто употребляются в одинаковом смысле, например: где ты остановился? - стою у красного моста, т.е. живу, пребываю).

Мы для понятия горница или покой не произвели слово от корня ст, но произвели от него подобную же ветвь, стойло, т.е. отгороженное место для стояния скотины. Итак, итальянское stanzа и наше стойло суть две ветви одного корня (стоять, starе), но по ветвенному значению различны: ибо хотя обе означают место для стояния (пребывания), но у них для стояния людей, а у нас для стояния лошадей.

Примечатель.Высоким, небесным смыслом исполнены славянские слова горница и покой: они напоминают нам о горнем мире, о жизни после смерти. Не имея в своих языках вообще никакого высокого стиля, евроум вынужден был опуститься и определить свое пребывание (апартаменты) в стойло.

Пойдем далее искать единства и разности языков. Итальянец под тем же словом stanzа разумеет род стихотворения (стансы), в котором стихи разделяются на несколько частей. Ясно, он потому называет и горницу, и часть стихов stanza, что в горнице стоят (живут), а стихи имеют разстановку, т.е. не сдвинуты вместе, стоят отдельно одни от других.

Француз для выражения того же самого употребляет три слова stапсе, stropheе, соирlet (станс, строфа, куплет). Все эти понятия по какому-нибудь подобию должны сходствовать между собой. Славенский язык нам это, без всякого сомнения, покажет. В слове strofa (строфа) коренной слог rof или roph единозвучен со славянским ров, рв, рыв, рыт в словах ров, рвать, вырывать, рыть. Многие иностранные слова от сего корня показывают подобное славенскому значение: французское rompre (изломать, изорвать), латинское ruere, немецкие rupfen, аusraufеп (вырывать). Следовательно, и здесь, по единству значения слов stanza и strofa, должно полагать, что если первое из них означает разстановку, то и второе, по корню своему rof, значит нечто подобное, т.е.разрыв или отрывок; ибо что разстановлено, то и оторвано одно от другого.

Французское соир1еt происходит от глагола соиреr, соответствующего нашим слоъамрубить, резать, сечь, а по-старинному кепатъ* Значит, при одинаковом значении и корень одинаковый (соир, кеп). Сообразим теперь все три слова: stanzа, strofа, соир1еt. Переложим их на такие славенские, которые имели бы те ж самые корни: разстановка, перерывка, перекеп (переруб).

Примечатель.А мы сегодня из этих иностран­ных обрывков и обрубков не только поем куп­леты; но и едем в купе, купируем собакам хво­сты, делаем купюры в своих научных трудах.

Что острее: игла, уксус или угол? - student2.ru

* Глагол кепатъ вышел из употребления, а потому и нет у нас слова перекеп; но от него сохранились и сегодня ветви щепатъ (лучину) вместо скепатъ, щепки вместо скепки, т.е. срубки или срезки.

От буйвола к буффало

БУЙВОЛ. Виffе1 (нем.), buff1е(ант.), buf1е (фр.), buffа1о (итал.), bufапо (испан.), budalis (латин.). Если б знали немцы славенский язык, то увидели бы, что их buffе1, равно как и все других языков названия, не что иное, как испорченные повторения славенского слова буйвол. Оно составлено из двух слов буй и вол, из которых одно прилагательное, а другое суще-ствительное имя, и каждое имеет свое значение: буй (откуда ветви буйство, буйный, буян} значит дикого, необузданного, зверонравного, а вол есть большой бык. Каким же образом славенское буйвол, заключающее в себе полный смысл как-о звере, названном сим именем, так и свойстве его, могло происходить от слов других языков buffе1, buffalo, bubalis, не выражающих полного смысла,но заключающих только ветвенное значение? Не славенское слово от них, но они от него пошли;приставленный в них к слогу bи или buf (бык, вол) слог fel , fа1о, изменившись из имени вол (vol), потерял свое значение и сделался простым окончанием.

Ни холодно, ни жарко

ХОЛОД и ТЕПЛО немец называет словами kalt (у древних немцев kald, сhalt) и warт, сличая его с греческим фермос или персидским karm.

Посмотрим, не ближе ли подходят они к славенскому языку: переставим в словах kalt, или сhalt, или kald, только буквы а1 в lа; тогда будет чистое славенское хлад (сhlad); а когда одно из сих слов столь очевидно и совершенно сходствует со славенским, то весьма вероятно, что и другое должно с ним сходствовать. Немецкое warm, не ближе ли к славенскому вар (означающему горячую воду}, чем греческому фермос, или персидскому karm, которые и сами по корню er, аr, вероятно, принадлежат к общеязычному семейству слов, означающих теплоту, как-то славенские: жар, вар, пар, ярость, яро, латинские аrdеrе, аrdorе.

ЛЮБОВЬ. По-эллински любовь называется эрос, а весна эар, из чего видно сближение сих понятий. Весною вся природа, от слона до червя, от кита до снетка и от кедра до малейшей былинки, все плодится, распускается, дышит любовью. На некоторых славенских наречиях весну называют яро, и у нас есть от него ветви яровое, ярка. Отсюда греческие эар и эрос сходствуют с нашими яро и ярость. Латинское атоr сюда же принадлежит, суть сложное из ат, сокра­щенного из аniта (дух, душа) и оr, сокращенного из славянского яро

.

Устройство или конструкция?

СТРАНА, СТРОИТЬ. Немец от глагола strотеп, единокоренного и единозначащего с нашим стремиться, который в обращении к воде значит течь, литься произвел имя strот (река, течение, быстрина). Под тем же корнем не один немецкий, но и другие многие языки имеют разные слова: немецкое strasse, итальянское stradа, английское streat, немецкое strahl (луч), streben, bestreben (стараться о чем-либо), английское stranger, французское etranger (чуже­странец). Все эти слова и ветви от них, хотя и означают разные предметы, но могут быть подведены под одно общее им понятие, от которого произошли. Оно изъявляется общим корнем str (стр), означающим стремление или простирание, иногда прямое, иногда расширяющееся во все стороны.

Немецкое stroтеп (течь), strот (течение); но течь, течение есть то же, что стремиться, стремление. На разных языках strasse, stradа, streat (улица); но улица есть не что иное, как простертые, а простертые, простирание есть стремление (движение) в какую-нибудь или во все стороны.

Немец под словом strahl (strale, итал.), кроме луча, разумеет также и стрелу. А потому глагол его strahler, хотя по значению соответствует нашему неупотребительному лучить, светить (die sonne strahlt, солнце светит); но по составу своему единокорнен с нашим стрелять, а значением смежен, поскольку луч уподобляется стреле. Испускание луча от светящегося тела совершенно сходствует с испусканием стрелы из лука.

Немцы под словом streben, bestrebеп разумеют домогаться чего-либо, стараться о чем-либо; но домогательство, старание есть устремление, простирание желаний своих к чему-нибудь.

Итальянец, англичанин, француз говорят straniere, stranger, еtranger или estranger (чужеземец, иностранец) Мы от того же корня произвели слово страна, поскольку страна есть не что иное, как пространство земли, происходящее от глагола струсь, простираюсь. Слово иностранец изображаем оттого же корня ветвью.

Наши ветви строю, строить, строение, устройство, строй суть купно и латинские, италь­янские, французские, с подобным значением: struere (лат.), construere, construsione (итал.), сопstruirе, сonstruction (франц.). Иные кажутся не принадлежащими к сему корню, например, французское detruire (разрушить). Однако, невзирая на некоторую разность в составе и значении сего глагола, оно к сему же семейству принадлежит. Слово destruction (разрушение), от него образованное, букву я удерживает; хотя и переводим мы слово сие разрушением, но по корню соответствует оно нашему расстройство, которое то же, что разрушение. Тот же самый глагол detruire по-итальянски пишется distruggere, т.е. сохраняя корень str. Сравните: в английском distract (рассеивать, распространять), district (район, округ).

По свойству нашего языка приличнее говорить расстроенное здоровье и разрушенное здание; но ежели и наоборот сказать: разрушенное здоровье и рас­строенное здание, то мысль оставалась бы та же.

В нашем языке от сего же корня произведены еще ветви: струна, стручки.

Итак, все эти слова, как наши, так и чужеземные, невзирая на разность, имеют один корень (str) и происходят от одного и того же первоначального понятия простираюсь.

Теперь, при несомненном доказательстве, что от корня сего произошло дерево с разноязычными ветвями, исследуем, в котором из языков сей корень находится. Сличая, например, немецкое strотеп (течь), итальянское stradа (улица), французские destruction (разрушение), еtranger (чужеземец), хотя и находим в них одинаковый корень (str), но едва ли возможно подвести их под одно начало. В нашем языке, напротив, начиная от глагола тру, породившего глаголы стру, простираю, все происходящие от сего корня и понятия ветви, наши и чужие, последственно связуются и объясняются.

Воск превратился в ваксу

ВОСК. Немецкое слово wachs, по-голландски wasch, по-английски и шведски wах, по-датски vоx, по-русски воск. Единство этих слов, или лучше сказать, одного и того же слова, очевидно; разность состоит лишь в переставке букв.

Отсюда мы из своего воск, переставя буквы по образцу немецкого произношения wachs, или английского wах, сделали слово вакса.

Но которому же из языков оно, собственно, принадлежит? Без сомнения, тому, который качество сей вещи сблизит с данным ей наименованием. Воск, сказано в Академическом словаре, есть вещество вязкое. Отсюда тотчас видеть можно, что воск (подобно другим от того же корня вязать ветвям, как вязко, вязнуть) по вязкости качества своего назван сперва вязк или вяск, а потом воск, поскольку буквы з и с, я или а и о, легко одна вместо другой произносятся. Напротив, немецкие слова klbrigkeit, zahigkeit, соответствующие русскому вязкость, не могли подать повода к произведению от них имени wachs.

КУСОК. Немец отделенную от целого частицу называет stuck, швед - stucke. По-нашему кусок, или уменьшительно кусочек. Но мы сверх сего названия говорим еще штука, штучка, почитая слово сие немецким, тогда как оно славенское.

Немецкое stuck, шведское stucke, датское stykke как составом своим, так и единством букв соответствует славенскому стык, т.е. соткнутая (то же, что срубленная или срезанная) часть с целого. Наше слово кусок от сего же понятия произошло, и, хотя употребляется без предлога, однако и с предлогом откусок значило бы то же (т.е. откушенная или отторженная, оторванная часть от целого).

Немецкие слова stеспеп (колоть), stосk (палка), stossen (толкать) идут от корня тык, произведшего славенский глагол тыкать и многие от него ветви: ткать, тычка, точка, тын. Как ни далеко отошел stossen от тык, однако другие немецкие наречия сближают их: голландец вместо stossеп говорит steekеп, датчанин аt stikke, в которых корень teek, tik весьма уже недалек от тык. Первоначальное же понятие глагол тыкать сообщает всем происшедшим от него разноязычным ветвям. Хотя немецкие слова stechen, stock, stossеп выражаем мы разными понятиями, толкать, колоть, палка или посох; но толкать и колоть суть действия, неразрывно сопряженные с действием тыканья. Палка служит для опирания, но опираться об нее нельзя иначе, как утыкаясь в землю.

КОНВЕРТИРОВАТЬ, КОНВЕРТ.Вертеть, verterе (лат.), tо сопvert (англ.) соnvert (франц.). Хотя чужеязычные слова сопvertir, сопvert и выражаем мы иными, не похожими на них словами обратить, обращен, превратить, переворотить, в которых ни нашего корня верт, ни их того же vert не видно; изменился (а именно в ворот, врат, вращ), их же остался постоянным, vert. Их сопvert коренными буквами прямо исходит из нашего вертеть,

Примечатель.Взяв у нас коренное слово, по нищете ума, наплодили от него слов у себя и запустили наверх, в самое приличное об­щение. Между тем в славянорусском слово вертеть пустило ветви, в основном, низко­го стиля, означающие хитрость, изворотли­вость, лукавство. И теперь, когда евросооб-щники поднялись за наш счет, а мы опусти­лись - воспринимаем, например, конверти­руемую валюту, как нечто сверхнадежное, тогда как нет на свете ничего более верчено­го, вертлявого, вертопрашного. Не верите? Спросите у родного языка, он все расскажет. Не душа вертится, мошна. Вертит языком, что корова хвостом. Увер­тывайся, как знаешь. Приходится вертеть­ся, коли некуда деться. Жить вертко, а по­мирать терпко. Вертун, вертушка, вертел.

Говорим славяне, разумеем

слава. Говорим слава,

разумеем слово

Имя славян славилось за несколько веков до существования Рима, и прежде, нежели греки сделались известны между людьми. Славенский язык имел свои древнейшие наречия, из коих у некоторых были письмена от самых первых времен сего божественного изобретения. Всякое славенское наречие понятно всем славенским народам, и все славяне, при малом внимании, разумеют праотеческий язык свой. Русское наречие, общее, ближе всех других подходит к нему. Наречие сербское, второе между наречиями славедскими по своей чистоте.

Слово и слава суть смежные понятия. Второе произошло от первого, поскольку слава рождается и возрастает через слово, почему вместо славный и говорится иногда пресловутый. По сей причине полагать должно, что имя славяне сделалось из славяне, то есть словесные, одаренные словом люди.

Славяне, называвшие себя славянами или словаками (словяцы равнозначащее с языцы) то есть говорящие, разумели под сим именем всех одного с собою языка, единоземцев.

Имя немцы, означающее немых, не умеющих говорить,сначала дано было славянами всем вообще иного языка народам, которых повстречали они на западе; но впоследствии стали разуметь под ним собственно немцев.

Известно, что во времена Карла Великого многие в Германии славяне мало-помалу до того исказили язык свой, что совсем ему разучились. Отсюда возник немецкий язык. Словари немецкие представляют на всех страницах обломки исковерканных слов славенских.

Славенский язык заключает в себе все первоначальные звуки, какие только есть во всех европейских языках, тогда как иностранные азбуки с безуспешным усилием выражают письменами своими сей всеобщий коренной язык.Отсюда происходит, что даже начиная от греков и римлян в бытописаниях всех царств, повествовавших что-либо о славянах, мы, вместо славенских имен, по большей части, находим одни только странные, непонятные и поистине варварские названия. Наша азбука дает нам ключ к разбиранию их, от времен самых древнейших.

Неоспоримым памятником великих познаний величают язык славенский. В словах его видна связь мыслей, переходивших из одного понятия в другое, смежное с ним. Ни один языкне представляет нам в производстве слов такой непрерывной цепи соображений, какую находим в нем. Возьмем без выбора какое-нибудь слово; исчислим не все, но лишь малую часть его ветвей, и посмотрим в других языках, например, во французском, так ли, как в славенском, текут они из одного источника:

Руда le sang

Рудник une mine

Рудословие metallurgie

Род la race

Рождение la naissance

Родильница la accoucher

Родитель la pere

Родительница la mere

Родственник un parent

Родоначальник la souche

Родословие la geneologie

Родник une source

Рождiе les rameaux

Рожь le seigle

Из сего малого примера уже видеть можно, что один язык составлен умом размышлявшим, а другой не имел надобности размышлять,заимствуя слова свои из других первоначальных языков.

Имея такой памятник, достопочтенный по своей древности, величию и природномусовершенству, славянин, защищая себя, всегда может отвечать:

Наши рекомендации