Глава IV. День n-ный, Адовый котёл, дубль один

Всю дорогу домой я осматривался по сторонам, надеясь снова увидеть того котёнка, но ни возле магазина, ни возле моего дома, ни тем более возле двери квартиры его не оказалось. «Да, так он сидел бы и ждал тебя, размечтался!» – урезонил я сам себя, чтобы не начать грустить снова.

Зайдя в квартиру, я обнаружил, что мамы снова нет дома, но не сказал бы, что сильно из-за этого огорчился. Наоборот, я был рад, что никто не будет мне мешать.

Погладив лежащего на привычном месте Тамаши, я сел за компьютер. Недолго думая, я занялся любимым, можно сказать, делом – начал слушать музыку. Но, как часто бывает у тех, кто постоянно её слушает, ничего нового услышать мне так и не удалось.

Я вспомнил свои же слова, сказанные когда-то: «Если хочешь слушать хорошую музыку – сделай её сам». Но всё, что я смог, это опустить взгляд на гитару, к которой я не прикасался уже очень долгое время, и грустно вздохнуть.

С этой гитарой у меня было связано несколько очень неприятных воспоминаний, и одно из них красовалось прямо на ней – пробитая насквозь верхняя дека, а также длинная трещина между обечайкой и нижней декой. Она пострадала во время давней ссоры с родителями, ещё во времена моего обучения в старшей школе.

***

Тогда, как я помню, даже отец приехал ко мне, чтобы, как говорила мама, «повлиять на меня». Да, отец уже много лет жил с другой семьёй, поддерживая общение со мной и с мамой, но всё равно наши отношения за это время не могли не измениться.

Мама попросила его помощи по одной простой причине – я не хотел бросать музыкальную школу, в которой занимался, а мои родители, напротив, давно настаивали на том, чтобы я её бросил, аргументируя своё решение тем, что мне нужно готовиться к поступлению в университет. Я мог спокойно учиться в музыкальной школе и дальше, и она никак не помешала бы моему поступлению, но родителей было не переубедить.

Тогда отец решился на последний шаг. Он взял мою гитару и с размаху ударил её об угол стола, а затем бросил под тот самый стол. Злобно взглянув на меня, он сказал: «Всё равно ты сделаешь так, как я тебе сказал. Вот это, – он показал на треснувшую гитару, – целиком твоя вина. Не стал бы перечить – всё было бы иначе».

После этого он просто уехал… До сих пор помню испуганные глаза мамы. Наверное, даже она не ожидала от него такого поведения. Она попыталась было успокоить меня, но я просто ушёл к себе и не показывался наружу до следующего утра.

Сидя на полу и держа в руках пробитую гитару, я чувствовал, будто потерял частицу самого себя. Я пытался сдерживать свои эмоции, но понимал, что сделать это не получится.

Когда первая моя слеза упала на лакированное дерево, я резко встал, держа гитару в руках, и с каменным выражением лица аккуратно поставил её в угол комнаты. Стоя возле неё, я поклялся себе, что никогда не позволю никому отнять у меня то, что мне дорого и буду любой ценой защищать это.

С тех пор к гитаре я не прикасался, как и не прикасалась к ней мама. Даже она, наверное, понимала, что ей там явно делать нечего. А гитара всё так же стояла на своём месте уже на протяжении нескольких лет, напоминая о прошлом, так как избавиться от неё я не был способен ни физически, ни морально.

***

Очнувшись от воспоминаний, я понял, что всё это время играла музыка. Я попытался вслушаться и сосредоточиться. Это была знакомая мне композиция «The Devil’s Den», которую я слышал уже множество раз. Мне всегда казалось, что в ней чего-то не хватает. Хотя, конечно же, электронной музыке очень многого не хватало, в первую очередь – её «живого» происхождения. Именно по этой причине я всегда её недолюбливал, но «The Devil’s Den», почему-то, заинтересовала меня.

Я загрузил эту песню себе на компьютер и стал искать дальше. Внезапно скачанная песня включилась в проигрывателе, накладываясь на песню, что играла в браузере. Я застыл… Эти песни очень чётко накладывались друг на друга, они прямо таки звучали на одной ноте. Правда, впечатление было испорчено через несколько секунд несинхронными ударными партиями, от которых я невольно поморщился, но всё же я был заинтересован.

Загрузив вторую песню, которая называлась «Intimate», я открыл обе песни одновременно в музыкальном редакторе, до сих пор лежащем в отдельной папке на моём компьютере. После нескольких экспериментов я убедился, что песни действительно звучат на одной ноте. Но «Intimate» была чисто электронной, а «The Devil’s Den», как я понял, принадлежала к жанру DubStep или даже Moombahcore. Более того, песни различались по темпу.

Но меня было уже не переубедить – я хотел услышать их вместе. Я старательно обрабатывал каждую долю секунды звучания обеих песен, добиваясь того, чтобы их темпы сравнялись и мелодии звучали ровно. Я был настолько увлечён, что потерял счёт времени, так что когда я приступил к финальной обработке и правке ошибок, на часах уже было почти 8 вечера.

«Сколько я тут сижу? Получается, около 5 часов без перерыва», – я впервые отвёл глаза от монитора и переходящих там один в другой графиков, отображающих звуковые волны. Визуальная работа со звуком – непростая вещь, требующая не только навыков, но и терпения, а судя по тому, сколько я просидел за этим занятием, без увлечения тут тоже не обошлось.

Когда я вышел на кухню перехватить что-то из еды, я увидел, что мама, оказывается, давно дома и успела приготовить ужин. Она оглянулась и сказала:

– Добрый вечер, сынок. Неужели ты был так занят своей музыкой, что даже не услышал, как я вошла к тебе?

– Прости, мам, – смущённо ответил я. – Я был занят сведением звука, это очень сложно, на самом деле, так что я не услышал тебя. Я поесть вышел.

– Конечно, сложно. Наверное, сложнее, чем обращать внимание на происходящее вокруг.

Я стал было думать, что ответить, но мама сама решила прекратить этот разговор, который спокойно мог перерасти в ссору.

– Вот, возьми и поужинай, как следует.

– Спасибо большое, мам, – ответил я и принялся за еду.

Закончив есть, я ещё раз поблагодарил маму за ужин, вымыл тарелку и ушёл к себе заканчивать обработку. Оставалось совсем немного. В голове сами собой всплывали слова из песни: «The Devil’s Den, The Devil’s Den… We’re all live in the Devil’s Den».

Закончив буквально через час, я поставил сведённые песни обрабатываться. Я проговорил вслух: «We’re all live in the Devil’s Den… Да уж, мы действительно живём в логове дьявола. В Адовом котле даже, если говорить обо мне, хах».

Обработка была закончена, мне нужно было как-то назвать полученный проект. Я выбрал название, объединяющее в себе два других от разных песен – «The Intimate Devil’s Den». Я снова вслух прокомментировал: «Хах, Intimate. «Личный Адовый Котёл», если уже совсем вольно переводить. Ну, неплохо так».

Я включил новую песню на компьютере и закрыл глаза. Я прослушал её несколько раз подряд и всё не мог остановиться. Я загрузил эту песню на свой телефон и включил в наушниках уже там.

Примерно в 11 часов ночи ко мне вошла мама и строго напомнила:

– Эй, на часы смотришь? Пора бы спать ложиться! – чем и вывела меня из моего мечтательного состояния.

– Да, мам, уже иду. Спокойной ночи.

Я встал, обнял её и начал готовиться ко сну.

***

Перед тем, как заснуть я вспомнил слова «Если хочешь слушать хорошую музыку – сделай её сам». Мне захотелось прослушать получившуюся песню ещё раз.

Я давно стал замечать, что музыка значит для меня намного больше, чем для других, и я ни дня не мог провести без того, чтобы её не слушать. Я подложил под голову Тамаши и стал слушать новую песню, потихоньку засыпая. В голове в очередной раз проносились слова «The Devil’s Den, The Devil’s Den… We’re all live in the Devil’s Den». Я хотел было выключить музыку, когда песня закончилась, но тут она включилась сначала, и я просто провалился в сон.

Я проснулся около 6 часов утра, за двадцать минут до будильника. Под головой лежал Тамаши, а «The Intimate Devil’s Den» всё также продолжал играть, не умолкнув за ночь ни на секунду.

Не знаю почему, но именно этим утром я впервые за последние дни проснулся с улыбкой…

Глава V. Кошки, кошки

Дожидаясь транспорта, я потерял немного больше времени, чем планировал, так что, добравшись до университета, я не встретил на улице никого из своих.

Продолжая напевать «The Devil’s Den», я вошёл в университет и увидел в коридоре Сатоме-куна, который помахал мне рукой и крикнул номер аудитории. Я тотчас вспомнил инцидент с треснувшими стеклами и сообразил, что нас вполне могли перевести именно туда.

Направляясь к новой аудитории, я размышлял, не подшутил ли надо мной Сатоме, так как это дело он уж очень любит. Но нет – ещё издалека я услышал знакомый смех, который не мог принадлежать никому другому, кроме как Йошикаме Кеньйичи-тян.

Зайдя туда, я первым делом увидел, что около десятка человек столпилось возле первой парты. «Ясно, опять Мариичи-сэмпай людей развлекает», – подумал я с улыбкой и внезапно, обойдя толпу сбоку, обнаружил, что Мариичи находится далеко не в её центре.

Я начал проталкиваться сквозь толпу, попутно сдёрнув с насиженного на парте места Томоэ и сказав ему «Привет!». Тот буквально на секунду перевёл взгляд на меня, ответил мне, а затем вновь отвлёкся на происходящее в центре столпотворения.

Немного потеснив Акаме Дайске, который даже не взглянул на меня, я увидел миниатюрную девушку, стоящую возле первой парты и окружённую со всех сторон студентами. Я обернулся назад и нашёл глазами Мариичи, которая, заметив это, покосилась на меня, устало покачала головой и снова отвела взгляд.

Девушка улыбалась, что-то рассказывая. Я поймал обрывок предложения: «…другого города, у меня такого не было, но мне очень интересно! Кстати, я так и не сказала, как меня зовут. Приятно со всеми познакомиться, моё имя – Аояма Хикари. В моей школе, в которой я училась до перехода к вам, меня все называли Хикари-нян». Я не удержался и переспросил:

– Хикари-нян?

Девушка осеклась и посмотрела на меня:

– Да, все называли меня так. Все мои друзья и одноклассники. Я очень люблю кошек. В родительском доме, в моём родном городе, у нас жило восемь разных кошек, маленьких и взрослых…

Внезапно раздался голос Йошикамы:

– Ого, вы точно споётесь с Татсумаки Коширо! Он тоже повёрнут на ко…

Я злобно обернулся и прикрикнул:

– Заткнись, Йошикама!

Кеньйичи замолчала на полуслове, при этом у неё на лице было написано большое желание сказать мне что-то вроде «Больной какой-то». Я снова повернулся к Хикари, но меня опередил со своим вопросом Томоэ:

– Значит, ты у нас новенькая? Вот так сразу на третий год обучения и на второй семестр?

Она явно была немного растеряна из-за происходящего, но сразу ответила:

– Я училась в специализированной школе, которую закончила полгода назад. Я хотела поступить к вам ещё в сентябре, но у меня были проблемы с переездом, поэтому я смогла перевестись только сейчас.

– А тебе есть, где жить здесь, или ты будешь жить в нашем общежитии? – снова задал вопрос Томоэ.

– Да, я уже оформила все документы и меня приняли в общежитие. Я буду жить в одной комнате с Мариичи Такешитой-сан.

Все мигом перевели взгляд на Мариичи. Выражение её лица говорило о крайней степени поражения несправедливостью бытия, что в принципе можно было выразить одним единственным коротким, но нецензурным словом.

– Как так, в одной комнате со мной?! – почти вскрикнула Мариичи.

Бедная Хикари аж подпрыгнула от неожиданности.

– А ч-ч-ч-что в этом такого? – с трудом выговорила она.

– А ничего! Я живу одна в своей комнате! – Мариичи окончательно перешла на крик.

Хикари явно испугалась такой реакции. Я решил вмешаться.

– Успокойся, Мариичи-сэмпай. Пожалуйста. В конце концов, так решила не она, а руководство общежития.

– Да, Мариичи-сан, не нужно злиться. Ничего страшного ведь в этом нет, – внезапно подала голос Кеньйичи.

– Да ну вас! – терпение Мариичи окончательно лопнуло, и она повернулась к нам всем спиной. Вместе с тем былое веселье со звуком звонка внезапно растворилось в воздухе…

***

Вся пара прошла практически в гробовой тишине. Я был точно уверен в том, что поведением Мариичи были шокированы все, а о том, что новенькая вообще подумала невесть что, можно было не сомневаться. Зато, пока она сидела слева от меня в соседнем ряду, я мог рассмотреть её как следует.

Несмотря на то, что лет ей было столько же, сколько и нам, она явно не выглядела на свой возраст. В основном, такое впечатление создавал довольно низкий рост, это я заметил ещё стоя возле неё на перемене, но было ещё что-то… Длинные русые волосы, мягкие черты лица. Всё это вместе создавало по-детски невинный образ маленькой любительницы кошек, что просто отметало все причины ненавидеть её.

«Почему же Мариичи-сэмпай так отреагировала на то, что Хикари-нян поселят к ней? Чёрт с ним, сам возьму и спрошу», – сказал я сам себе.

Дождавшись конца пары и пропустив вперёд людей, которые выходили из аудитории расслабленно и спокойно, ведь не нужно было никуда бежать – столовая же рядом – я встал и пошёл к Мариичи-сэмпай. Дождавшись, пока остальные студенты, наконец, выйдут, я тихо сел рядом с ней и попытался заглянуть ей в глаза. Она даже не обратила внимания на меня. Я мягко положил руку на её плечо, и только тогда она посмотрела на меня и сказала:

– Чего тебе, Татсумаки-кун?

Судя по её голосу, она была не в духе. Это и неудивительно.

– Да ничего, просто хотел спросить, как ты чувствуешь себя?

– Паршиво чувствую. Не понимаю, что на меня нашло тогда, – расстроено ответила Мариичи. – Психанула так, что будь здоров. Ты же знаешь мой характер… Какая я вспыльчивая.

– Да уж, знаю, ещё как… – с её стороны мой ответ мог выглядеть саркастически.

– Так, вот ещё ты мне тут расскажи, какая я плохая, – Мариичи-сэмпай улыбнулась и это меня хоть немного успокоило.

– Да не плохая, ну. Просто… Я не понимаю твоей реакции. Зачем было срываться на новенькой?

– Да не срывалась я! – Мариичи снова начала нервничать. – Просто я привыкла жить в своей комнате одна. Я не люблю, когда среди чего-то моего находится ещё кто-то, особенно тот, кого я совсем не знаю.

– Ну, знаешь ли, я мог подумать, что ты собственница, но не настолько же…

– Да, я собственница! В этом нет ничего плохого. Если у меня есть что-то своё – то я готова всех прибить, кто будет посягать на это!

В доказательство своих слов Мариичи погрозила в воздух кулаком.

– Какая воинственная, – улыбнулся я. – Этим ты немного похожа на меня…

В памяти пронесся образ покрытой пылью гитары, стоящей в углу моей комнаты.

Но Мариичи-сэмпай не дала мне замечтаться:

– Может, чем-то и похожа, но ты просто странный, Татсумаки-кун, – сказала она, – и убери с меня руку, – она немного понизила голос, – нечего тут.

Тут я понял, что так и не убрал руку с её плеча с самого начала разговора. Я резко одёрнул руку, буркнув «Извини». Мариичи засмеялась:

– Ты такой смешной иногда, Татсумаки-кун!

– Да, ладно тебе, Мариичи-сэмпай. Просто попробуй хотя бы поговорить с Хикари-нян. Я уверен, что она очень хорошая, – тут Мариичи недоверчиво покосилась на меня, но я почувствовал, что она настроена уже не так враждебно.

В этот момент вернулись студенты из столовой. Впереди всех вбежала Йошикама и первым делом уставилась на нас.

– Смотрите, ребят! Как только к ней подсел Коширо, у неё отлегло от сердца! У тебя хорошо получается, Коширо-кун! Так держать!

В этот раз я даже не успел закрыть рот Кеньйичи, так как стоящий сзади Томоэ просто положил руку ей на плечо и, когда она обернулась, просто без слов покачал головой. Затем Томоэ, аккуратно проталкивая перед собой Кеньйичи, направился к задним рядам.

– Ох уж эта Йошикама, – с улыбкой сказала Мариичи.

Я легонько хлопнул по плечу Мариичи и тихо сказал напоследок:

– Не забудь – поговори с Хикари.

– Лааадно, – протянула Мариичи-сэмпай.

Я знал, что ей можно верить. В любом случае, хоть я и совсем не знал Хикари-нян, я не хотел, чтобы они ругались между собой, так как жить вместе им всё равно придётся, а видеть Мариичи-сэмпай каждое утро в плохом настроении мне очень не хотелось. Я искренне надеялся, что она действительно ко мне прислушается.

***

Оставшиеся пары прошли незаметно. За всё это время Мариичи-сэмпай ни разу не сдвинулась с места и даже не обернулась. Я тоже не пребывал в особо хорошем настроении из-за всего этого.

После звонка с последней пары Хикари-нян выскочила из аудитории почти сразу, а Мариичи-сэмпай осталась за партой. Я подошёл к ней и спросил кратко:

– Ну что?

– Что «что»?

– Ну что «что», действительно? Она уже ушла! Я же просил тебя.

– Я всё помню. От того, что ты лишний раз меня дёрнешь – ничего не изменится. И вообще, это – моё дело, а не твоё, – раздражённо ответила Мариичи.

– Вот и переживай после этого за тебя, – я опустил глаза.

– Не начинай. Я сама спокойно со всем разберусь без твоего вмешательства. Дай сосредоточиться.

Мариичи начинала нервничать. Она встала из-за стола и стала собираться. Я начал отходить назад и упёрся спиной в Томоэ, которого умудрился до этого не заметить.

Он смотрел на меня удивлёнными глазами, так как явно мало что понял из нашего спора с Мариичи. Он шёпотом спросил меня: «В чём дело?». Я шепнул в ответ: «Потом поймёшь».

Мы дождались, пока Мариичи-сэмпай выйдет из аудитории, и тихонько пошли за ней в коридор.

Томоэ спросил:

– Так что там случилось?

– Ничего, я просто попросил Мариичи-сэмпай объяснить Хикари-нян своё поведение, но она отреагировала как всегда. Ты же её знаешь, – ответил я, отмахнувшись. – Догоняй.

Мы ускорили шаг, чтобы тоже поскорее выйти наружу и не потерять их из виду на улице. Когда мы вышли из корпуса университета, Мариичи и Хикари уже шли рядом и разговаривали. Всё, что мы слышали, это вот такие отрывки:

Мариичи: «Слушай, я тут… что я так… Ты не…?».

Хикари: «Да ладно, я… Ещё не знаю…».

Мариичи: «…ты меня…так что…».

Я увидел, что они спокойно и мирно разговаривают, и у меня отлегло от сердца. Томоэ шёл рядом и явно понимал ещё меньше, чем я, и просто удивлённо смотрел им вслед.

Я заметил это и сказал, будто про себя:

– Ох, не знаю я, но, судя по всему, Мариичи-сэмпай наконец успокоилась и нашла с новенькой общий язык.

– А, ну ладно, – с облегчением выдохнул Томоэ. Этот парень почти всегда с полуслова понимал меня и за это я был ему очень благодарен.

Я крикнул: «Эй, Хикари-нян, Мариичи-сэмпай, подождите нас!», и побежал вместе с Томоэ за ними.

***

Впервые из университета мы шли вчетвером. Разбавить тишину снова пришлось мне:

– Хикари-нян, ты уже не боишься Мариичи-сэмпай? – спросил я как бы в шутку и улыбнулся ей.

Мариичи покосилась на меня. Я всё так же шутливо крикнул:

– Вот видишь?! Видишь, как она смотрит на меня?!

Хикари-нян засмеялась.

– Вы такие весёлые здесь! С вами уютно. Хотя, ваша обстановка в аудитории вначале меня немного напугала. Почему ты так грубо ответил той девочке? – Хикари обратилась ко мне. – Яши… Йоши… Как её звали?

– Йошикама Кеньйичи, – ответил я, скорчив гримасу предельной усталости. – Вечно она меня достаёт.

– Да не достаёт она, а просто подшучивает над тобой иногда, – внезапно вклинилась в разговор Мариичи, – а ты психуешь из-за неё.

– Да конечно, она меня до ручки доводит! Иногда! – возразил я.

Томоэ повернулся к Хикари, покачал головой и сказал: «Вот так всегда…».

Мариичи продолжила:

– Ну, так будь умнее, Татсумаки-кун. Или у тебя ума столько, сколько у Кеньйичи?

Мы с Томоэ вместе хихикнули, так как хорошо знали, кто такая Кеньйичи-тян и что она может выкинуть. Честно сказать, по глупости некоторых своих выходок она могла переплюнуть даже меня. Но только по глупости, разве что. Сама она совсем не была дурной, просто у неё был такой характер…

– Хорошо, Мариичи-сэмпай, я тебя понял, – сказал я, чтобы она успокоилась, и повернулся к Хикари, – я смотрю, тебе немного трудно нас понять. Не стесняйся, спрашивай о чём угодно, просто мы дружим уже несколько лет, и у нас уже стооолько историй было… Попроси Мариичи-сэмпай рассказать тебе, она не откажет, да и будет, о чём поговорить.

Я обернулся к Мариичи и добавил шёпотом, наклонившись к уху Хикари:

– Если она будет что-то говорить обо мне – не верь ей, она всё врёт. Только тшш! А с тобой мы ещё поболтаем как-нибудь.

Хикари хихикнула. Внезапно я услышал голос Мариичи:

– Я тебе не знаю, что сделаю, Татсумаки-кун!

– Нееет, помогите, Томоэ, Хикари, она прикончит меня! – заорал я и начал с диким смехом нарезать круги вокруг ребят.

– Хах, сумасшедший Татсумаки, – со смешком сказала Мариичи, которая даже не думала бегать за мной.

А жаль. Я всегда хотел, чтобы она могла веселиться так же непринуждённо и сходить с ума, как я. Но, к сожалению, её характер явно не располагал к этому. Именно этого мне часто не хватало в ней – той весёлой искрящейся чертовщины, которая по жизни глубоко засела внутри меня и была готова в любой момент вырваться наружу.