Часть 1. глава 1. начало. 3 страница
- У нас есть отцы, - пожимает плечами Игорь. - Хотя психологи отчасти правы, террористами становятся не от хорошей жизни.
- Но тогда, если следовать логике ученых, всё в обществе благополучно, а те, кто идёт в политику - просто разруливают свои неудачи. Получается, что в стране всё классно - и наркоторговцы-азиаты здесь не ошиваются, как у себя дома, и заводы не разрушаются, и безработицы нет, и цены не летят вверх, и бывшие республики не оплёвывают "старшего брата", и советских ветеранов в Прибалтике не гнобят. Получается, что националисты и патриоты возникли на пустом месте, бесятся с жиру, возводят напраслину на заботливую власть? Все эти психологические исследования призваны унизить в глазах общества деятельность, направленную на борьбу с режимом.
Вот я тебе прочитаю: "Это не мы, это они" - таков лозунг неудачливой молодежи, находящейся на обочине общества и стремящейся найти внешнюю причину своих трудностей. Насколько привлекательно для такого молодого человека обнаружить, что он не один, что есть другие подобные ему и что в действительности существует целостная идеология, систематически доказывающая, что "они" ответственны за проблемы, от которых страдают он и его обделенные товарищи... У индивидов с ущербной самооценкой и слабо выраженным Я в наибольшей степени существует тенденция к растворению в группе".
- Я счёл бы такой пассаж за оскорбление, - заметил Игорь.
- А ты просто анализируй с иронией.
...Ребята ушли, а я завалился на диван, глядя в потолок с лампочкой, которую какой-то бездельник украсил половиной грубо разрезанной трёхлитровой жестянки из-под пива "Карлсберг" вместо абажура. Лампочка с таким украшением напоминала большого паука, спускающегося на диван по проводу. Железная свастика следила за мной с потолка. Я придумал слоган для нашей организации: "Наши правы всегда, даже если не правы", чтобы враги сразу поняли - нам плевать на их "общечеловеческие" ценности и законы.
* * *
Передо мной снова монитор компа, где периодически возникают строчки:
- В жизни есть единственное, что ты не предал бы и под пытками инквизиции. Когда ты говоришь, что любишь весь мир - это ложь. Тебе только кажется, что ты привязан к матери, пожертвовал бы собой ради родины, не подставил друзей. На самом деле есть что-то единственное, ради чего ты бросился бы в Смерть рефлекторно, не рассуждая. Что, Тимур?
- Пока не разобрался.
- Что тебе интересно?
- Оружие, песни о войне, история, старинные кладбища и храмы, рисковать по-крупному.
- Что для тебя имеет наибольшее значение?
- Чувство долга.
- А для меня любовь... Наивно?
- Ты чудо.
Я никогда с ней не встречусь. Начинается двойная жизнь, обжигает лицо маска, которую нельзя снимать, душит судьба заложника собственных строк. Появились на форумах друзья, которые не знают, что человек, с которым они часами могут общаться на тему любимых книг и фильмов, тот самый Тимур Максин, о котором, если его фамилию набрать в поисковой строке, Интернет выдаст: "фашист", "экстремист", "расист". То, что я насочинял на тему NS-революции и национал-социализма, будет вечно тащиться за мной по жизни, как пушечное ядро, прикованное к ноге каторжника...
Лучше не пробовать вырваться из войны, там привычно, там я на своем месте.
Да только и войны настоящей нет, где смогу пропасть пропадом. Только музыка в наушниках, лихой марш хлопцев Корчиньского:
"Снаряди свищуть, трiщить брукiвка, моє кохання давно є одна вiйна. Мiй дiм - руїни, сiм'я - боївка, а заповiт - статут УНА".
Я уже начинаю ощущать, что мне неприятны наши газеты на дешевой желтоватой бумаге с полными ненависти заметками про масонов, с перечнями русскоязычных политиков, и рассуждениями о том, что Святой Руси нужен новый Сталин. Национализм, вздымая свои золоченые хоругви с ликами Николая Второго и Ивана Грозного, шел всё дальше и дальше по бескрайним болотам, погружаясь в трясину злобы ко всему чужому, ведомый трусоватыми добрыми вождями и катакомбными попами-расстригами. Я думал о другом национализме - о том, когда для народа своя нация - первая среди равных, о том, когда не видят во всех несогласных жидов или шабес-гоев, о том, когда не мечтают вышвырнуть из сферы искусства всё неканоничное. Но мог ли национализм быть просвещенным, нацеленным на прогресс и диалог с другими культурами? Да, я знал националистов-интеллектуалов, но каждый из них в глубине души прятал мечту Гитлера - "всех собрать и сжечь".
Я вспомнил одно из последних мероприятий в музее Маяковского, посвященное презентации одного из праворадикальных журналов. Меня затащил на презентацию Игорь Зимин. Публики было много, даже у дверей стояли. На сцену вышел крепкий парнишка с круглым наивным лицом, он был в черном, как большинство в этом зале. Он поправил микрофон и стал звучным чистым голосом декламировать:
Чем фашист не шахид? Денег нет на пластид,
будут деньги – полмира на воздух взлетит.
Нам легко рисковать и войну вызывать,
нет у нас ничего. А на вас наплевать.
Компромисс с оккупантом – убежище крыс,
а вы думали – мир как компьютер завис?
А вы думали: йес, глобализм русских съест!
Но на мультикультуру не пройден был тест,
молодая Россия готовит отпор,
стиль мышления – национальный террор,
в моде черная форма, Майн кампф – это хит.
Зря фашист не шахид – денег нет на пластид.
Нас ограбила антинародная власть,
навестим с пистолетом буржуйскую мразь,
исторически закономерный сюжет –
пополнял так и Сталин партийный бюджет.
Всё равно нас считают последним зверьем,
даже если на улицах чёрных не бьём,
даже если народные песни поём,
всё равно нас считают последним зверьём.
Будут деньги, мы купим стволы и пластид
и покажем, как русский за Родину мстит!
Почему-то стало тяжело на душе. Нервно, рывком, раскрыл купленный Зиминым журнал, но там на меня уставился светлоглазый каменноликий Вонсяцкий. А внизу красовалась перепечатка моего материала с сайта "Слово - славянам".
- Тимур, это ведь твои стихи читают. Здорово! - Толкнул меня Зимин.
Я промолчал. Слыша строки из чужих уст, чувствовал поделку на потребу публике. Ставку не на талант, а на скандал.
- Знаешь, я пойду. А то в общагу после двенадцати не пускают... - вырвалось у меня.
- Как знаешь. - Немного удивился Зимин. - А здесь ещё будет "Рунескрипт" петь.
Я быстро пересёк фойе, где на столах лежали газеты и журналы с праворадикальной символикой, с искренними яростными статьями тех, кто верил в противостояние рас, в святость Гитлера. Я знал, что их писали честные русские люди. Но они никогда не прочитают то, что читаю я. И сомнение их не предаст. Пусть меня пристрелят. Я сомневаюсь постоянно. С каждой умной книгой на меня обрушиваются всё новые и новые знания. И так же как чужая музыка, эти творения вовлекают меня в свой мир. Недавно я открыл для себя философию иудаизма, и чёртовы труды еврейских мыслителей, собранные в папке "Иудаика" моего ноутбука, очередное очарование чужой философией, мешают мне быть настоящим фашистом. Я хочу вновь стать уверенным в правоте бойцом безупречной идеи, против которой лишь тупые обыватели и подлые враги. Хочу и не могу стереть проклятые файлы. Богатство непознанного прельщает меня, я словно вступил на порог великолепного чертога, где в каждой комнате ждут великие открытия. А позади остаётся пещера с соплеменниками, сидящими вокруг костра.
Я должен был вернуться в пещеру, потому что когда-то опрометчиво поклялся сидящим вокруг костра, что не отрекусь вовек от наших деревянных идолов, от чадящих факелов и книги с надписью "Майн Кампф". И я остался с ними. Потому что наша честь - верность.
* * *
О партии я снова вспоминал, когда валялся воскресным утром на диване. После того, как накануне Акаёмов вытащил из ментуры. Я скучал по организации, по прежнему состоянию уверенности в том, что мы идём прямо и к верной цели. Запутавшийся в религиях и идеологиях, теперь я сам отвечал за себя и друзей. Это был рок. От судьбы невозможно просто отречься, она всё равно тащит по предназначенному с рождения пути...
- Тимур, к нам стучатся, - толкает меня Настя. Я обреченно вспоминаю, что вчера мы, пьяные, забыли запереть замок. Дверь открывается. На пороге стоял Акаёмов в черном кожаном плаще. "Матрица", блин". - Подумал я. Настя за моей спиной закуталась в одеяло.
- Извини, что беспокою. - Он отступает в коридор. Я одеваю спортивный костюм, выхожу вслед. Мы прошли по коридору к мутному окну. Акаёмов достал сигареты, предложил мне. Я отказался.
- Какие новости?
- Никаких. Сижу и не высовываюсь. Пью, - огрызнулся я, дыхнув перегаром.
- По поводу сотрудничества.
- Сажайте.
- А что насчёт банка?
Я онемел, сволочной Акаёмов уже знал про аферу, которую провернул Мёртвый Анархист. Акаёмов одобрительно ухмыляется.
- Не ожидал такой прыти от твоего лохматого компаньона. Башковитый парень, а ведь учился плохо. Стоило большого труда прикрыть его. Пока об этом знают только двое моих подчиненных. Иначе вы уже давно на нарах парились бы...
- Что вам нужно от нас?
Я хлопнул ладонью по растрескавшейся стене.
- Не надеюсь убедить тебя доверять мне, но поскольку мне нужна информация, я просто настаиваю. У меня нет времени ждать, когда ты поймёшь это сам. - Жестко заявляет Акаёмов.
- А потом вы раскроете гигантскую террористическую организацию. Организуете громкий процесс о "русских фашистах". Закон об экстеремизме ужесточат, а мы загремим в лагеря. Охренеть!
Он покачал коротко стриженой головой, поджал губы, глядя на меня красного от злости.
- Да за кого вы нас держите? За клинических идиотов?
- Не нервничай. Спокойно. Я намерен просто наблюдать до определенного момента, и когда этот момент наступит, направлю процесс в нужное русло. Понимаю твои опасения, но, если хочешь совершить нечто настоящее, то, что окажет хотя бы минимальное влияние российскую политику, без поддержки профессионалов не обойтись.
- Почему именно я попал в этот капкан? Почему из тысяч таких же парней, которые болтаются на патриотических тусовках, именно я попал в ваш капкан? Отвали, - я резко повернулся и пошел по коридору.
- Мёртвый Анархист. - Бросил он вслед.
Я вспомнил, что теперь Герка загремит в тюрьму из-за того, что я отказался сотрудничать.
- Кстати, твой друг Игорь тоже на крючке, стоит мне сделать один звонок, и его выведут из дома в наручниках. Думаешь, мы не в курсе, что Игорь один из организаторов драки с кавказцами на Одинцовском рынке? Кстати, были жертвы. Сегодня же будете в СИЗО.
- Раньше сядешь, раньше выйдешь, - зло улыбнулся я.
- Как знаешь, - он повернулся и пошёл к лифту.
И тут я подумал, что сесть зря, за какую-то мелочь обиднее, чем за дело. Нет, я должен сразиться с этой холёной сволочью и переиграть его, выйдя из-под контроля, когда он не будет ожидать этого.
- Подождите, Павел Анатольевич, я согласен.
Он обернулся сосредоточенный, без своей застывшей улыбочки.
- Не воспринимай меня как абсолютное зло. Свою солидарность могу доказать делом - предлагаю вместо этой вонючей общаги нормальную квартиру - мои знакомые уехали за границу, будешь жить там бесплатно, и им спокойней - кто-то охраняет. Две комнаты под замками, одна - открыта.
- Мне здесь хорошо.
- Вокруг десятки глаз, ты как на ладони, революционер. Любой на тебя настучит. Так дела не делают. Иди-ка сюда, - мы вошли в лифт и он быстро вынул из-за кобуры под мышкой пистолет.- Для тебя. Оружие - душа воина.
Я пожал плечами, за ребёнка меня, что ли, считает? Но не думаю, что сумел скрыть невольное восхищение крутой пушкой.
Акаемов смотрел снисходительно-дружелюбно. Я тряхнул головой и вздохнул. Может быть, не всё так плохо. Не скрою, у меня мелькнула мысль, что из этого ствола я в случае чего могу прикончить и Акаёмова. Наивняк. Думаю, если в тире хорошо стреляю, значит, успею грохнуть профессионала из спецслужб. И всё-таки как русский человек надеюсь на авось, небось и как-нибудь. Или пан, или пропал. Черный ворон, я не твой! Или в стремя ногой, или в пень головой.
* * *
Я сказал Насте, что уезжаю из Москвы в Казахстан. И скрылся из общаги под вечер. Постоянная кочевка с квартиры на квартиру научила меня не привязываться к вещам - их объем не должен превышать того, что вместится в две спортивные сумки. Безжалостно выбрасываю всё, что превышает лимит. Так же и в отношениях. Научился сразу разрывать исчерпавшие себя связи, вежливо раз и навсегда прощаясь по телефону.
Оказавшись после ободранной комнаты в уютной квартире, я почувствовал себя на новой ступеньке социальной лестницы, но тут же приуныл - капкан захлопнулся.
Приехал Акаёмов.
- Отвечай только на звонки вот такие, - он позвонил в дверь определенным образом.
Я достал бутылку хорошей водки. Решил проставиться за "хату".
- Как поживаешь?
- Как в последний день Помпеи. - Бросил я.
- Ну, зачем же так? - Мягко произнёс он.
- Хочу знать, что меня ждёт.
- Я сделал на тебя ставку. - Заявил Акаёмов.
- Видимо, большего дурака, чем я, нет во всей правой и левой тусовках?
- По долгу службу я читал твои статьи в интернете, те самые, за которые тебя отчислили из "Слово-славянам". Анализируя текст, можно оценить психологическое состояние человека. Понять, насколько он искренен, вычислить, насколько его слова соответствуют способности воплотить в жизнь свои убеждения. Существуют компьютерные программы, которые проводят такой анализ. Мне были известна твоя биография, связи, образование. Складывался портрет обычной среднестатистической личности, точнее обычного патриота-маргинала. Пока компьютерная программа не выдала мне просто запредельный результат... - Акаёмов сделал паузу. - Тебе, возможно, будет неприятно узнать это.
- Что может быть хуже сотрудничества с вами?
- Судя по результатам расшифровки текстов, ты - человек, который не просто способен умереть за идею. Многие на это пойдут в условиях войны. Но ты, парень, этого просто жаждешь. Ты - потенциальный шахид, камикадзе, ассасин.
- Вообще-то умирать не тороплюсь.
- Ты готов к настоящему подвигу. Пока идёшь к своей цели, бережешь себя, но самосохранение отступит, когда цель будет близко. У каждого есть своё предназначение, когда оно выполнено, человек умирает легко и спокойно. Это же из твоей статьи: "Мы решили умереть красиво и не зря"?
- Не надо меня зомбировать!
- Не надо лгать себе! С апреля 1999 года я был зам.начальника отделения, занимающегося информационной безопасностью. Мои подчиненные, тридцать человек, наблюдали за крупными сайтами национально-патриотических организаций, подготовкой аналитических и информационных материалов по этой теме для руководства.В нашем учреждении стали "обкатывать" новую компьютерную программу "Легионер", созданную в НИИ Психоэкологии. У программы было два варианта - громоздкий опросник, что не ново. И лингвистическая расшифровка личности, когда вводят текст, написанный объектом исследования, и тут же получают результаты. Программа предсказывала поведение человека в условиях войны, и с её помощью расшифровывались личности молодых солдат и учащихся военных вузов. Анализ личности автора при помощи его текста заинтересовал меня как человека, который постоянно составляет отчёты по публикациям известных оппозиционеров. Насколько они искренни? - Вот что интересовало меня. - Если лгут, то незачем тратить усилия спецслужб на наблюдение за ними. Давно выявлены речевые структуры, указывающие на обман.
- Можно конкретнее?
- Попробую объяснить попроще. О лжи свидетельствуют вводные слова с оттенком предположения и неуверенности: "Видимо, наверное, потому что, я не знаю". В придуманном рассказе сначала называется конкретная ситуация, словно человек видит ее перед глазами очень чётко. Кроме того, в вымышленных текстах часто встречаются словосочетания типа: "Ну, ты знаешь, да? Ну, как всегда!" И ещё много мелочей, при помощи которых человек как бы старается казаться более убедительным, напоминая, что такие ситуации бывают часто. В вымышленных текстах вместо местоимений "какой-то" и "где-то" употребляются "какой-нибудь" и "где-нибудь". Там почти не бывает слов относящихся к зрительному восприятию, тогда как в описании настоящего события словосочетания "я вижу, вид" повторяются часто. В вымышленных текстах больше элементов, связанных с логической обработкой информации: "это так, потому что", в отличие от правдивых текстов, где преобладают "возможно, это так, потому что. Можно сделать вывод, что при психолингвистическом эксперименте признаки правдивого и ложного высказывания могут легко опознаваемы. Даже каждый звук человеческой речи обладает определенным подсознательным значением. Они могут по-разному влиять на человека или выражать его настроение. Если человек в тексте употребляет определенные звуки чаще или реже, значит, они обладают для него определенной подсознательной значимостью. Это характеризует психологическое состояние человека на момент создания текста. Любой текст несёт не только открытое сообщение, но имеет скрытое послание, неосознаваемое самим автором, но много говорящее специалисту о исследуемой личности, раскрывает подлинный смысл высказанного.
Вернёмся к программе "Легионер". Эта программа могла проинформировать не только о состоянии человека в конкретный момент, а о характере в целом. Предсказать поведение в сложных ситуациях. Она была сделана специально для того, чтобы исследовать поведение людей в условиях боевых действий. Армии нужны полноценные бойцы, а не те, кто в экстремальной обстановке станет праздновать труса или перебежит на сторону врага, поэтому спецслужбы были заинтересованы в этой программе.
- Некоторые думают, что можно зомбировать с помощью технотронного оружия. - Ляпнул я.
- Зачем спецслужбам этот научный вудуизм? Ведь можно найти уже готовых на всё. Найти с помощью "Легионера", как я нашёл тебя. Ты - шахид с гарантией. Обреченный на красивую смерть, потому что сам выбрал её. Если ты не погибнешь в бою, то всё равно сдохнешь рано и бездарно, повесившись или вскрыв вены. А можешь стать последним бандитом-отморозком - кем, думаешь, сильна мафия? Я дам тебе великолепную смерть, достойную твоей индивидуальности. Не скрываю, что ты станешь пушечным мясом во имя страны, во имя добра и справедливости, потому что этого хочешь. Часть людей рождается кшатриями, они жаждут выполнить своё предназначение - сражаться и умереть за своё племя. В мирной жизни ты не найдёшь себя. Для тебя там нет ничего - ни дома, ни любви, ни покоя. Твоё счастье - на поле боя. Я искал такую молодёжь.
Мне стало действительно интересно как человеку, не чуждому литературе, к тому же почитывающему книги по психологии.
- Павел, в книге Велеса сказано: "И одолели мы врагов наших, потому что мы - русские, а враги наши - нет". Как будто не имеют значения умение владеть оружием, физическая сила и военная техника, а одна лишь иррациональная мистическая предопределённость, обусловленная фактом принадлежности к русскому роду. Значит, программа "Легионер" существует для того, чтобы найти подобную искру обреченности на героизм под наслоениями низменных желаний и обыденных эмоций. В обычной жизни человек может быть не лучше и не хуже других, но в решительный миг высшая сила выталкивает его из толпы на подвиг и погибель. Так?
- Правильно думаешь. Согласно программе в условиях войны люди делятся на три категории, в древней Индии было подобное деление на касты - шудр-париев, вайшьев-торговцев, кшатриев-воинов и брахманов-правителей. Только тут различие духовное. Первая и самая большая категория - "Беженец". Большинство обычных людей, по потенциальному поведению во время войны, программа относит к беженцам, пассивному большинству. Подпунктов у этой категории нет, интереса у нас не вызывает. Это стадо, которое мы должны оберегать от волков и гнать туда, где трава выше. Вторая - "Маркитант". "Наёмник". "Перебежчик". "Мародёр". Это те, кто в войне ищет свой корыстный интерес. Маркитант делает на войне деньги. Наёмник продаёт своё умение воевать и верен тому, кто платить и до тех пор, пока платят. Любой из них может стать предателем, перебежчиком. Соответственно, такие люди используются, но доверия не вызывают. Третья - "Солдат". "Милитарист". "Вождь". "Камикадзе". Человек, которого программа просто относит к солдатам - это обыватель, наделенный достаточным самосознанием и чувством долга, чтобы во время войны быть готовым защищать страну и выполнять приказы. Милитарист - тот, кто войной наслаждается, видит в ней решение проблем страны, пассионарий. Милитаристы создавали империи, первыми шли в набеги, сокрушали чужие царства, из категории милитаристов выходят волевые и властные вожаки. И последний тип - камикадзе, в мирное время они опасны для государства, потому что перманентный бунт - их дело. Воля к смерти толкает их на то, на что не отважились бы представители других категорий. Когда я нашел тебя там, в СМИ, человека категории "Камикадзе", меня заинтересовало, насколько далеко ты сможешь зайти.
Я смотрел на Акаёмова со смешанным чувством - он нагло влез мне в мозг со своей долбанной программой и вывернул душу. И в то же время мне были приятны слова человека из спецслужб. Значит, я действительно способен на подвиг, а не просто эффектные лозунги в своих материалах. А может быть, я только объект эксперимента?
Акаёмов продолжал:
- Я надеялся, что такой индивидуум и друзей подбирает соответственно. Значит, через тебя выйду на потенциальный костяк будущей организации.
- Чистая случайность. - Я вспомнил, как Зима и Анархист спасли меня от омоновцев. А теперь я спасал их от тюрьмы.
Акаёмов говорил про квартиру:
- Здесь ты можешь обсуждать с друзьями ваши дела.
Излишняя подозрительность - признак паранойи. Но "жучок" здесь, конечно, есть.
Я решил, что ребятам можно приходить сюда, но серьёзные вопросы лучше обсуждать где-нибудь ещё. Хотя теперь какие серьёзные вопросы? Мы должны быть тише воды, ниже травы...
Акаёмов ушёл.
...В тёмной чужой квартире я сидел пьяный на подоконнике пятого этажа под луной и любовался его подарком. После устаревших монстров с мест боёв, изъятых ментами, пистолет был божественно прекрасен.
Часть 2. Глава 1.
«С Гитлером в башке и арматурой в руке». Статья с таким заголовком канонически истерично рассказывала про избиения кавказцев бандой скинхедов. На иллюстрации бритоголовый парень вскинул руку в фашистском приветствии. Знакомая песня. Я уронил газету в урну у порога магазина, где мне назначил встречу Акаёмов. Представления не имею, зачем ему понадобилось вызывать меня на окраину Москвы.
Среди однообразных серых домов с облезлыми балконами выделяется новое здание – башня, сверкающая широкими зеркальными окнами. Стена первого этажа полностью застекленная. Железная решетка высокого забора серебристо отсвечивает. За воротами - два охранника, один звонит по мобильнику, другой замер, пустым взглядом смотрит перед собой. Безветренный вечер. Лужи схвачены хрустким ледком. Солнце уже за крышами.
Стою возле «Литеры», курю. Прошло полчаса, но Акаёмов, обычно пунктуальный, не появляется. От скуки начинаю бродить по улице – подъедет, звякнет на мобилу. Приближаюсь к красивому зданию. Наверное, банк какой-нибудь. Понастроили сволочи... По тротуарам быстро идут прохожие. Москвичи всегда куда-то торопятся. Вдруг среди легковушек замечаю армейский грузовик. Кузов затянут тентом защитного цвета. Когда светофор вспыхивает зеленым, грузовик внезапно срывается с места, задевает какую-то иномарку, она, юлой вертясь, отлетает на тротуар. Машина не сворачивает в переулок. На полной скорости прёт вперёд. Выносит решетчатые ворота. Хлёстко щелкают два выстрела метнувшихся в сторону охранников. Машина врезается в зеркальное стекло. Бухает взрыв, оглушив меня. Асфальт под ногами подпрыгивает, как резиновое покрытие. Стою ошеломлённый, ничего не понимающий. Едва слышу крики людей, испуганные голоса. Густой черный дым плывёт и растекается, как тяжелый слоистый туман. Этажи сверкающего здания по центру обвалились и осели.
- Говорил же, стой у магазина. Так нет, поближе подошел. – Знакомый ровный голос за спиной звучит глухо, как будто сквозь слой ваты. Оглядываюсь, вижу Акаёмова. Смотрит на меня с жалостливой усмешкой. – Следующий раз лезь под колёса.
* * *
- Там размещалась пресс-служба одной американской структуры. – Информирует Акаёмов. - Какова цель, ты, наверное, понимаешь. Пора обозначить ваше присутствие на фоне аморфной оппозиции. И показать делом – кто является для вас врагом. Пока занимаемся внутрироссийскими разборками, нас берут в кольцо американцы и их союзники. Сегодня возле «Литеры» ждал не только ты. Там был журналист «Новой России». Я позвонил ему на мобильник с автомата и пообещал роскошный материал.
- И он поверил?
- Я рассказал ему много интересного о нём самом, нагнал страху, сказал, чтобы молчал о моём звонке, иначе пострадает его семья. И посоветовал честно процитировать наше заявление, которое придёт на его е-мейл.
- О чём там? Или публикаций дожидаться?
- Мы называем себя русскими шахидами, наша организация создана для вооруженной борьбы. Мы не враги государства, а его защитники. Если власть вынуждена идти на соглашательство с натовскими агрессорами, своё слово скажут националисты и патриоты. Наши политические взгляды во многом расходятся. Но нас объединяет одно главное дело – защита своей страны от продажных политиков и агрессии НАТО. Мы полны решимости показать обществу, что способны на всё... Вот такой примерно смысл.
Хотя, как ты знаешь, пассионариев на Руси раз-два и обчёлся.
- А при чём здесь НАТО? – Недоумеваю я.
- Позже объясню.
- Кто был в машине?
- Человек из твоей организации.
- Получается, что я не знаю своих бойцов?! А потом всё на меня повесят.
- Заткни своё самолюбие, знаешь, куда? Чем меньше вы будете знать друг о друге, тем позже вас арестуют.
- Почему ты не предупредил меня о том, что произойдёт?
- Потому что до конца я не был уверен в бойце. Он же не обдолбанный и не пьяный, это его решение. Мог остановить машину. Но я всё верно просчитал.
- Ещё один камикадзе? И что теперь будет?
- Скажу тебе вещь, которая может показаться странной – многие простые обыватели смотрят репортажи о преступлениях и терактах с удовольствием - сами не осознавая этого, кайф ловят. Фрейд писал о садомазохистских комплексах. Но я сказал бы, что определенная доля людей рождена для того, чтобы воевать. Горе рожденным кшатриями там, где государство культивирует нравственное разложение и гедонизм. Когда такие видят войну на экране, их инстинктивно тянет в атмосферу борьбы за идеалы. Похожее на религиозный экстаз, желание пожертвовать собой… Нужно разбудить эту часть общества.
С точки зрения обычного человека, этот мужик - сумасшедший фанатик, а я его добровольный заложник, но мы с ребятами уже думали совершенно по-другому, чем окружающие, я был очарован тем, что мы были вне серой обыденности, жили как в крутом голливудском триллере. Это было искушение возможностью быть легендарным. Я не мог вернуться к прежнему серому существованию. Девяносто девять человек из ста бежали бы в ужасе от такого наставничка как Акаёмов, но мне-то бежать было некуда – в общагу с ободранными обоями? В пыльный казахский город с ордами нищих земляков? Когда уже стою на пороге Истории.
Публикация о нашей первой акции вызвала несколько громких публикаций, и шумиху в блогах. Мы отслеживали реакцию общества через интернет. Вычисляли процент способных на подобное.
* * *
Игорь рассказывает, что его знакомые из монархических кругов в восторге от случившегося. Конечно, ребята не знают, что теракт совершил наш боец. Но нам интересно послушать, что думают об этом другие правые. Мы идём на именины к Никишину – их лидеру... Монархисты занимают офис из нескольких комнат, увешанных иконами и плакатами с мучениками и императорами, повсюду торчат красочные хоругви.
В просторном кабинете под иконой с коричневолицым Георгием Победоносцем восседает сам Никишин. Здоровяк с седой кудлатой бородой, в черной форме, увешанной медалями разных модификаций. Он наблюдает за присутствующими добрыми голубыми глазками и больше помалкивает.
На столе здесь, почти как у Гришки Распутина в повести Пикуля, – мартини и селедка, торт и соленые помидоры, сало и оливки... Племянник Никишина – с утиным носом и рыжими усами, тоже в черной форме, обтянувшей толстый живот, часто разливает всем водку из громадной бутыли в форме автомата Калашникова. Пьют и за Сталина, и за Ленина, и за нового патриарха, и за русский рок, за возрождение Святой Руси, за каждого присутствующего в отдельности и за всю патриотическую оппозицию...
Красные лица белой оппозиции благостны и озарены любовью к ближним под влиянием сорокоградусной. Нам тут же подносят. Да мы и сами принесли кое-что...
Племянник Никишина рассуждает:
- Я уверен, что в том теракте без мусульман не обошлось! Это их стиль. Русские на такое пока не способны. Европа и США служат идее глобализации, которой реально противостоит только радикальный ислам и русские националисты должны стать союзниками мусульман в этой борьбе. Союз огненного ислама и огненного православия – наша надежда. Вы согласны?