Из произведений Маршалла Маклюэна

Средство (или технологический процесс) нашего времени — элек­тронная техника — придает новую форму и перестраивает схемы социаль­ной взаимозависимости, а также каждый аспект нашей личной жизни.

Общественная жизнь зависит в большей мере от характера средств, при помощи которых люди поддерживают между собой связь, чем от со­держания их сообщений. Азбука, например, — это техническое средство, которое усваивается совсем маленьким ребенком почти бессознательным образом, так сказать, посредством осмоса. Слова и их значение предрас­полагают ребенка думать и действовать автоматически. Азбука и книго­печатание поддерживали и поощряли процесс разъединения, специали­зации и обособления. Электронная техника питает и поощряет процесс объединения и спутывания. Не зная действия средств коммуникаций, невозможно понять общественные и культурные изменения.

Земной шар, «обвязанный» электричеством, не больше деревни.

Прежнее обучение наблюдательности в наши времена стало беспо­лезным, потому что оно основано на психологических реакциях и поня­тиях, обусловленных прежней техникой — механизацией.

Для современных исследований типична глубинная направленность. Чтобы представить себе ситуацию структурно, вам нужно изучить ее со всех сторон.

Наше время — это время преодоления барьеров, отказа от старых ка­тегорий, время повсеместных поисков... Мы уже достигли той точки, когда должен осуществляться корректирующий контроль, рожденный знанием средств информации и их общего воздействия на всех нас. Как новая среда будет программмироваться — сейчас, когда мы столь связа­ны друг с другом, когда все мы невольно стали движущей силой общест­венных перемен?

Электронная связь низвергла господство «времени» и «пространства» и втягивает нас немедленно и беспрестанно в заботы всех других людей. Она перевела диалог на глобальные масштабы. Его миссией является Всеобщая перемена, кладущая конец психической, социальной, эконо­мической и политической изоляции. Недейственными стали старые гра­жданские, государственные и национальные группировки. Ничего не может быть дальше от духа новой техники, чем «место для всего и все на своем месте». Вы не можете, как прежде, укрыться дома.

Я не отзываюсь одобрительно о глобальной деревне. Я просто говорю, что мы живем в ней.

Мир различий лежит между современной домашней средой, объеди­ненной электронной информацией, и классной комнатой. Сегодняшнее телевизионное дитя настроено на самые последние «взрослые» новости — инфляцию, бунты, войну, налоги, преступления, на красоток в купальни­ках — и сбито с толку, когда вступает в среду XIX в., которая все еще ха­рактеризует учебное заведение, где информация скудна, но упорядочена и построена по отдельным классифицированным планам, темам и гра­фикам. Эта среда по своей сущности более похожа на любую фабричную структуру с ее инвентарем и сборочными конвейерами.

Пришел конец публике — в значении великой согласованности от­дельных и отличных точек зрения. Сегодня массовая аудитория (преем­ница публики) может быть использована в качестве творческой, прича­стной силы. Вместо этого ей просто дают пачки пассивных развлечений. Политика предлагает вчерашние ответы на сегодняшние вопросы.

В то время как Визуальный Человек стремился к отдаленным целям, меч­тая воплотить в жизнь по-энциклопедически солидные программы, Электрон­ный Человек выбирает диалог и незамедлительную вовлеченность.

Возникает новая форма политики, причем такими путями, которых мы еще не заметили.

Жилая комната стала кабиной голосования. Участие с помощью те­левидения в маршах свободы, войне, революции, надругательствах и дру­гих событиях изменяет все.

Электронная система является продолжением центральной нервной системы.

Средства коммуникаций, изменяя среду, вызывают в нас необычные соотношения чувственных восприятий. Расширение любого чувства изме­няет образ нашего мышления и деятельности — нашего восприятия мира. Когда изменяются эти соотношения, изменяются и люди.

Со временем можно будет программировать стабильность эмоциональ­ного климата целых культур точно так же, как у нас уже стало получаться с поддержанием равновесия рыночных экономик мира.

Доминирующим органом ощущений и общественной ориентации в доалфавитных обществах было ухо — «слух был верованием». Фонетиче­ский алфавит вынудил магический мир уха уступить нейтральному миру глаза. Место уха у человека занял глаз.

Западная история почти на 3 тыс. лет была сформирована введением фонетического алфавита — средства получения информации, зависящего лишь от глаза. Алфавит является сооружением, состоящим из отдельных кусков и частей, у которых нет собственного семантического значения и которые должны быть нанизаны, подобно бусам, в одну линию в предпи­санном порядке. Его использование питает и поощряет обычай воспринимать всякую среду в визуальных и пространственных рамках — в осо­бенности в рамках пространства и времени, которые однородны, посто­янны и взаимозависимы...

Видимое пространство однородно, постоянно и связанно. В нашей западной культуре рациональный человек является визуальным челове­ком. Для него несущественно, что наиболее здравый опыт обладает не­большой «видимостью». Рациональность и видимость долго были взаи­мозаменяемыми терминами, но мы не живем более в преимущественно видимом мире.

Разделение видов деятельности или привычка мыслить кусочками и частями — «специализация» — отражали ступенчатый линейный бюрокра­тизирующий процесс, внутренне присущий алфавитной технике.

До того как было изобретено письмо, человек жил в акустическом пространстве: лишенный границ, направления, горизонта, в умственном мраке, в мире эмоций, при посредстве первобытной интуиции, ужаса. В этом болоте речь являлась социальным путеводителем.

Гусиное перо положило конец господству языка; оно уничтожило тайну; оно породило архитектуру и города, дороги и армии, бюрократию. Это была коренная метафора, с которой начался цикл цивилизации, шаг из темноты в свет ума.

Рука, которая заполняла пергаментную страницу, строила город.

Книгопечатание утвердило и усилило новый акцент на видение. Оно обеспечило появление единообразного размножаемого «товара», первый сборочный конвейер — массовую продукцию.

Оно создало портативную книгу, которую люди могли читать в уеди­нении изолированно от других. Теперь человек мог внушать убеждения — и вкушать предубеждения. Подобно станковой живописи, напечатанная книга многое прибавила к нашему культу индивидуализма. Стала воз­можной личная установившаяся точка зрения, и грамотность даровала возможность обособленности, изоляции.

«Время» прекратилось, «пространство» исчезло. Мы теперь живем во всемирной деревне... в единовременном происшествии.

Моментальный мир электроинформационных средств включает нас целиком и сразу. Невозможно обособление структуры...

Крупнейшая информационная революция произошла, когда Спутник соз­дал новое окружение для всей нашей планеты. Мир природы впервые оказался полностью уложенным в сделанный человеком контейнер.

Мы переместились вновь обратно в акустическое пространство. Мы начали снова испытывать первобытные чувства, племенные эмоции, от которых нас отдалили несколько веков грамотности. Нам надо перемес­тить центр внимания с действия на реакцию. Теперь мы должны заранее знать последствия любой политики или поступка, поскольку результаты проявляются без промедления.

При высоких скоростях электронных коммуникаций более невоз­можны чисто визуальные средства постижения мира; они слишком мед­ленны, чтобы быть своевременными или эффективными.

На космическом корабле Земля нет пассажиров, здесь каждый является членом экипажа.

Замкнутая связь через электросистемы крепко соединяет людей друг с другом.

Информация изливается на нас мгновенно и непрестанно. Как толь­ко информация получена, она тут же замещается еще более свежей. Наш сформированный электроникой мир вынудил нас отойти от привычки классифицировать факты и способы узнавания по типам. Мы не можем более строить секционно, камень за камнем, шаг за шагом, потому что немедленная информация обеспечивает сосуществование в состоянии активного взаимодействия всех факторов окружения и опыта.

Настоящее — это будущее будущего.

Печатная техника создавала публику. Электронная техника создала массу. Публика состоит из отдельных индивидуумов, бродящих вокруг с собственными установившимися взглядами на мир — точками зрения. Новая техника требует, чтобы мы отказались от роскоши этой позы, этих отрывочных наблюдений.

С появлением Спутника вся планета превратилась в глобальный театр, где нет больше зрителей, а есть только актеры.

Метод нашего времени заключается в том, чтобы использовать не частичные, а комплексные модели для исследования — техника приоста­новленного суждения является открытием XX в., так же как техника изо­бретательства является открытием XIX...

Сейчас настали трудные времена, потому что мы являемся свидете­лями сокрушительного столкновения двух великих технических эпох. К новой эпохе мы приближаемся с психологическими предубеждениями и чувственными реакциями, рожденными старой. Это столкновение неиз­бежно происходит во все переходные периоды: например, в позднем средневековом искусстве мы видели страх перед новой книгопечатной техникой, выраженный в теме «Плясок смерти». Сегодня подобные стра­хи выражены в театре абсурда. И то и другое одинаково бесплодно: по­пытка осуществить при помощи старых орудий то, чего требует новая обстановка.

Телевидение завершает цикл чувственного восприятия мира челове­ком. С вездесущим ухом и движущимся глазом мы уничтожили письмо — акустиковизуальную метафору, которая определила динамику развития западной цивилизации.

Телевидение вводит в практику активный исследовательский подход, который включает в себя все чувства одновременно, а не одно зрение. Вам приходится быть «с» ним.

В телевидении образы проецируются на вас. Вы служите экраном. Об­разы обволакиваются вокруг вас. Вы являетесь точкой исчезновения. Это создает своего рода направленность вовнутрь, обратную перспективу.

Кончилась Природа и родилась Экология. Экологическое мышление сдела­лось неизбежным, как только планета возвысилась до статуса произведения искусства.

Реальная тотальная война стала информационной войной. В ней сражаются при помощи утонченных информационных средств как в ус­ловиях «холодной войны», так и постоянно. «Холодная война» является реальным военным фронтом — окружением, включающим всех во все время и везде.

Информация, обработанная вашей средой, есть пропаганда. Пропа­ганда кончается там, где начинается диалог. Вы должны обращаться к средству информации, а не к программисту. Говорить с программистом, все равно что жаловаться продавцу булочек с сосисками у входа на стади­он на плохую игру вашей любимой команды.

Одержимость старыми схемами механической экспансии от центра к краям беспочвенна в нашем электрическом мире. Электричество не центра­лизует, а децентрализует.

Джон Перри Барлоу

Продажа вина без бутылок:

Экономика сознания в глобальной Сети

Отрывки

С тех пор, как я начал прощупывать киберпространство, в нем неиз­менно присутствует грандиозная головоломка, которая, как представляет­ся, лежит в основании почти любых правовых, моральных и социальных неурядиц, какие только можно найти в виртуальном мире. Я имею в виду проблему оцифрованной собственности.

Загадка такова: если вашу собственность можно бесконечно воспро­изводить и мгновенно распространять по всей планете бесплатно и не ставя вас в известность об этом, и даже не предпринимая усилий для то­го, чтобы собственность перестала быть вашей, то как мы можем эту соб­ственность защищать? Как мы собираемся получить плату за ту работу, которую мы делаем головой? И если нам не платят, то что же обеспечит непрерывность творчества и распространения его плодов?

Закон об интеллектуальной собственности можно подлатать, заузить или расширить, чтобы он удерживал газы оцифрованного выражения, не более, нежели можно пересмотреть закон о земельной собственности, так, чтобы он покрывал вопросы распределения радиочастот.

Происхождение этой головоломки настолько же очевидно, насколь­ко не очевидно ее решение. Благодаря цифровой технологии, информа­ция отрывается от материального плана, где всегда находили свое опре­деление законы о собственности всех видов.

Все время, что существуют авторские права и патенты, суждения мыслителей о собственности фокусировались не на идеях, но на выраже­нии этих идей.

...«слово стало плотью», отделившись от ума ее породившего и войдя в определенный материальный объект, будь то книга или техническое приспособление. Появление в дальнейшем других коммерческих сред, отличных от книг, не изменило юридического значения этого момента. Закон защищал выражение и, за немногочисленными (и недавними) ис­ключениями, «выразить» означало «сделать материальным».

Защита материальной формы имела на своей стороне силу удобства. Авторское право работало хорошо в силу того, что, несмотря на Гутен­берга, сделать книгу было непросто. Более того, книги замораживали свое содержание до состояния, которое одинаково трудно было как из­менить, так и воспроизвести. Изготовление и распространение поддель­ных экземпляров не проходили незамеченными; виновных в этом доста­точно просто было поймать на месте преступления. Наконец, в отличие от несвязных слов и изображений, книги имели материальные поверхно­сти, на которые можно было прикреплять уведомления об авторских правах, отметки издателей и ценники.

...патент до недавнего времени был либо описанием формы, которую надо придать материалам для выполнения определенной задачи, либо описанием процесса придания формы. В любом случае концептуальным сердцем патента был материальный результат. Если из-за неподатливо­сти материала произвести вещь, годную к употреблению, оказывалось невозможным, то патент не выдавался. Ни бутылка Клейна, ни шелковая лопата не могли быть запатентованы. Для патентования нужна вещь, и вещь, которая работает.

Таким образом, права на изобретение и авторство относились к дея­тельности в материальном мире. Платили не за идеи, но за способность перевести их в реальность. В практическом плане, ценность заключалась в передаче, а не в передаваемой мысли.

Иными словами, защищалась бутылка, а не вино.

Теперь, когда информация выходит в киберпространство, родной дом Сознания, необходимость в этих бутылках отпадает. С приходом оцифровывания стало возможным заменить все предыдущие формы хра­нения информации одной метабутылкой: сложными — и в высшей сте­пени текучими — моделями из нулей и единиц.

Когда это случится, все товары Информационного Века — все выра­жения, когда-то содержавшиеся в книгах, на пленках, пластинках или в информационных бюллетенях — будут существовать или как чистая мысль, или как что-то очень похожее на мысль: электрическое напряже­ние, мчащееся по Сети со скоростью света, в условиях, при которых можно действительно наблюдать светящиеся пиксели или передающиеся звуки, но нельзя потрогать или претендовать на «обладание» в старом смысле этого слова.

Кто-нибудь может возразить, что мы имели дело с «безбутылочным» выражением с момента появления радио, и они будут правы. Но на про­тяжении большей части истории вещания не существовало удобного способа захвата «мягких» товаров из электромагнитного эфира и их вос­производства в чем-либо с качеством, присущим коммерческим упаков­кам. Это положение изменилось лишь недавно, и мало что было сделано для юридического и технического рассмотрения этого изменения.

...возрастающая сложность реализации на практике существующих законов в области патентов и авторского права уже сейчас подвергает опасности главный источник интеллектуальной собственности — сво­бодный обмен идеями. То есть в то время, когда первичные предметы коммерции в обществе так напоминают речь, что становятся неотличи­мыми от нее, и когда традиционные методы их защиты становятся не­действительными, попытка решить проблему более широкими и реши­тельными мерами принуждения будет неизбежно угрожать свободе слова.

Самое значимое ограничение ваших будущих свобод может произойти не из-за правительства, а из-за юридических отделов корпораций, рабо­тающих над тем, чтобы защитить силой то, что более не может быть защи­щено практической эффективностью или общим социальным согласием.

...цифровая технология уничтожает также и законодательные юрис­дикции физического мира, заменяя их на безграничные и, возможно, вечно беззаконные моря киберпространства.

В киберпространстве нет не только национальных или местных границ для локализации преступления и определения метода его расследования, нет в нем и ясных культурных соглашений по поводу того, в чем именно преступление состоит. Неразрешенные и фундаментальные различия меж­ду европейскими и азиатскими культурными допущениями по поводу ин­теллектуальной собственности могут лишь обостриться в области, где сделки происходят в обоих полушариях и, тем самым, ни в одном из них.

Понятия собственности, ценности, владения и природы богатства претерпевают сейчас более фундаментальные изменения, чем в любое время с тех пор, как шумеры впервые выдавили клинописные знаки в мокрой глине и назвали их запасенным зерном. Лишь очень небольшое число людей осознает грандиозность этого сдвига, а из них еще меньшее число является юристами или государственными чиновниками.