РАЗВЕДУПР — IV управление — ГРУ РККА

5 ноября 1998 г. российская военная разведка отметила свое 80-летие. Именно в этот день в 1918 г. приказом Реввоенсовета Республики (РВСР) за № 197/27 был объявлен штат Полевого штаба РВСР, в его составе штат Регистрационного управления — центрального аппарата, объединившего все органы военной агентурной разведки, которые уже существовали к этому времени (сокращенно Региструпр, иногда именуемое в документах и Региструп). Цель военной разведки — сбор, обработка и доведение до высшего руководства военной, военно-политической и военно-экономической информации.

Однако военная разведка не возникла на пустом месте. В годы Первой мировой войны военной разведкой и контрразведкой ведал Отдел генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба (ГУГШ) русской армии (сокращенно: Огенквар). Итак, военная разведка направлялась Главным управлением генерального штаба. Структура ее выглядела так: 1) полевые управления: ставка и штабы фронтов; 2) заграничная агентура: военные агенты (так назывались тогда военные атташе) и негласная агентура; 3) штабы Одесского и восточных округов: Туркестанского, Иркутского, Омского, Приамурского и Заамурского.

Агентурная разведка на Дальнем Востоке, помимо негласной агентуры Главного управления Генерального штаба и наших военных агентов в Японии и Китае, входила также и в обязанности штабов округов.

К концу 1917 г. стало окончательно ясно, что Огенквар слишком громоздок. Поэтому было принято решение о его разделении на две части: Отделы 1-го и 2-го генерал-квартирмейстеров. В первом стали заниматься вопросами оперативного характера, а во втором — разведкой, военной статистикой иностранных государств и контрразведкой. Возглавлял тогда 2-й отдел генерал-майор П. Ф. Рябиков, преподававший ранее в Академии генерального штаба (АГШ). Начальником разведывательной части, в состав которой входили добывающее и обрабатывающее отделения, и помощником Рябикова был 3-й квартирмейстер полковник Андрей Васильевич Станиславский[29]. Структурно отдел в начале 1918 г. состоял из восьми отделений. Первое (разведывательное) возглавлял Николай Николаевич Шварц[30]. Выпускник АГШ, штабс-капитан, руководитель Разведотделом штаба Московского военного округа в 1918—1919 гг. М. В. Цейтлин в своей книге «Разведывательная работа штабов» вспоминал: «...После октябрьского переворота деятельность штабов вообще замерла, в том числе и разведывательная служба. После подписания Брестского мира, благодаря ликвидации всех штабов, разведывательная служба прекратилась совершенно, и хотя всевозможные партизанские отряды и вели разведку, но ее никто не объединял, и сведения пропадали. ...Некоторое время продолжалась еще, по инерции, агентурная разведка, получались сведения от русского отделения междусоюзнического бюро в Париже и от иностранных военных миссий, особенно французской»[31]. Разведывательные сводки от последней поступали вплоть до конца июля 1918 г.

В мае 1918 г. к руководству операциями на фронтах подключается Оперативный отдел Народного комиссариата по военным делам (Оперод Наркомвоена), преобразованный из оперативного отдела штаба Московского военного округа. В первое время Оперод объединял всю агентурную и войсковую разведку на территории Советской России, а также выполнял специальные задания Совнаркома. Руководил разведкой Б. И. Кузнецов (1889—1957), в последующие годы служивший на штабных должностях в РККА (с 1940 г. – генерал-майор)[32].

Заграничной агентурной разведкой по-прежнему руководил ГУГШ, возглавляемый с ноября 1917 г. по май 1918 г. генерал-квартирмейстером Н. М. Потаповым (1871—1946)[33].

С переездом в 1918 г. правительственных учреждений в Москву, сюда переехало и ГУГШ, его Отдел 2-го генерал-квартирмейстера разместился на Большой Молчановке, дом 20 (в особняке Глебовых). По структуре Отдел по-прежнему состоял из добывающего (разведывательного) и обрабатывающих (региональных) отделений, все его сотрудники окончили АГШ. Начальником Дальневосточного отделения был К. И. Эзеринг, отвечавший за составление статистических сводок, обзоров по Северной Америке, Китаю и Японии.[34]

В начале мая 1918 г. этот отдел был преобразован в Военно-статистический отдел (ВСО) Оперативного управления Всероссийского главного штаба (ВГШ). ВСО состоял из семи отделений, которыми ведал начальник разведывательной части, шестое отделение было дальневосточным. Им ставилась задача: изучать соответствующие государства «по данным, доставаемым нашей военной разведкой», особенно обращая внимание на изучение их вооруженных сил, вероятных планов войны его с соседями, составление и издание популярных справочников для войск.

Три отделения были в распоряжении начальника регистрационной службы (контрразведки), а также имелись еще военно-агентское и общее отделения, подчинявшиеся непосредственно начальнику ВСО.

Характерными причинами плохой работы военной разведки в то время было отсутствие взаимоотношений, нескоординированность и разобщенность действий ее основных служб, рассредоточенность в ВГШ, Высшем военном совете и Опероде Наркомвоена.

«В настоящее время разведка ведется рядом органов, большей частью не связанных между собой никакими служебными взаимоотношениями и совершенно независимыми в принятии того или иного плана работ, — констатировал в июне 1918 г. ВСО. — ...Вследствие отсутствия разграничения сфер компетенции в деле разведки между перечисленными выше органами и отсутствии единого руководства всем этим делом выяснились и дают себя чувствовать следующие отрицательные явления: 1) параллельная работа нескольких органов в одном и том же направлении и рядом с этим оставление вовсе без внимания и обследования некоторых районов и данных, 2) чрезмерная расточительность одних органов в расходовании денежных средств на разведку и полное отсутствие кредитов у других, хотя часто эти последние имеют все данные для успешного развития дела разведки, 3) отсутствует орган, объединяющий и систематизирующий материалы по разведке, добываемые всеми перечисленными органами. Дело разведки без подведения итогов и без научной систематической обработки сырых материалов является совершенно не отвечающим пользе дела и обречено на естественное замирание, 4) в связи с отсутствием руководства разведывательной деятельностью всех перечисленных органов резко бросается в глаза бессистемность общей работы».

Для улучшения разведывательной работы была сформирована комиссия по выработке «Общих положений о разведывательной и контр-разведывательной службе», в которую вошли: ее председатель С. А. Кузнецов[35] (ВГШ), врид начальника ВСО А. В. Станиславский и его сотрудники (врид начальника разведчасти А. Л. Нолькен, начальник разведотделения Н. Н. Шварц, врид начальника регистрационной службы (контрразведки) А. А. Чернявский; от Высшего военного совета — помощник начальника Оперативного управления по разведке Б. М. Шапошников; от Оперода Наркомвоена — начальник Отдела военного контроля (контрразведки) М. Г. Тракман, представители штабов военных округов, от ВЧК — Я. Г. Блюмкин (единственный человек не из военного ведомства)[36].

В этом документе, состоящим из трех глав: 1) о разведывательной работе; 2) о контрразведывательной службе и 3) об ассигнованиях на разведку и контрразведку, утверждалось, что «руководство всей разведкой, в смысле разграничения районов деятельности различных органов разведки и постановки задач принадлежит Всероссийскому Главному штабу». В статье 2 главы 1 говорилось: «Всероссийский Главный штаб ведает: а) заграничной агентурной разведкой как в мирное время, так и в период мобилизации и во время войны;

б) разработкой после окончания работ общего мирного конгресса всех вопросов, связанных с «мобилизацией» разведки, обеспечивающей ее непрерывность с объявлением войны и соответствие заграничной агентурной сети военным коалициям держав, в) разграничением районов разведки и постановкой разведывательных задач всем органам, ведущим разведку на территории Российской Республики и общим руководством этой работой в соответствии со ст. 1-й и примечаниями 1-м и 2-м той же статьи, г) окончательной разработкой и систематизированием сведений, добываемых нашими разведывательными органами»[37].

Вместо расформированного Высшего военного совета и его штаба были образованы Революционный военный совет Республики (РВСР) и его штаб, начальником разведывательного отдела штаба был назначен Б. М. Шапошников, начальником разведывательного отделения этого отдела — Ф. Л. Григорьев.

1 ноября 1918 г. председателем Реввоенсовета Республики (РВСР) Э. М. Склянским, главкомом И. И. Вацетисом и членом РВСР К. Х. Данилешевским был утвержден штат Полевого штаба (ПШ) РВСР, начальником его назначили бывшего офицера царской разведки, члена РВСР, члена Реввоентрибунала Республики, комиссара ПШ РВСР Семена Ивановича Аралова (1880—1969)[38], который впоследствии отсидел в ГУЛАГе до 1953 г. В его структуре было предусмотрено Регистрационное управление (Региструпр), на которое было возложено объединение всех органов агентурной разведки и военной контрразведки. Состоял Региструпр из двух отделов: 1-го — отдела военного контроля (т. е. контрразведки), сокращенно Отвоенкон, и 2-го - агентурного, в котором по штату числилось 39 человек (включая техперсонал). При Региструпре имелись Курсы разведки и военного контроля. Региструпру и курсам было приказано разместиться в Москве на улице Пречистенка в домах № 35, 37 и 39, где раньше находился Оперод Наркомвоена. Большинство сотрудников пришло вместе с Араловым из Оперода, который он возглавлял с мая 1918 г. По штату после начальника следовали: консультант Г. И. Теодори (он же начальник Курсов разведки и военного контроля); начальник агентурного отдела В. Ф. Тарасов, однако через несколько дней он отбыл на фронт и его обязанности стал исполнять Г. Я. Кутырев; комиссар отдела В. П. Павулян, вскоре ставший заместителем Аралова; начальник агентурного отделения Г. Я. Кутырев, которого после перемещения в агентурное отделение сменил В. А. Срывалина[39]. Отвоенкон возглавляли М. Г. Тракман и его помощник латыш В. Штейнгарт, ранее руководившие Отделом военного контроля Оперода Наркомвоена. Однако в ведении Региструпра Отвоенкон был всего два месяца, а затем он был передан в ВЧК с изменением его названия и руководства (Особый отдел ВЧК во главе с М. С. Кедровым).

В докладе 1-го отделения 1-го отдела Региструпра Срывалина, где подводились итоги работы органа агентурной разведки за 10 месяцев, говорилось, что «правильная организация разведки должна считаться столь же необходимой, как и организация вооруженных сил Государства и должна быть неотъемлемым их дополнением, иначе армия явится лишь слепым организмом». «Разведка не может быть делом импровизации и кустарничества, ибо она основывается на деятельности сети мелких тайных агентов, которые должны быть выбраны с большим разбором, — писал Срывалин, — затем подготовлены и натасканы и, наконец, еще испытаны, раньше чем считать возможным довериться их донесениям, которые нередко должны лечь основанием важных военных операций. Разведка должна вестись настойчиво и непрерывно, и связь с агентами должна быть надежной. Работа тайной организации за границей должна быть обставлена строжайшей тайной, и агентура должна быть так организована, чтобы арест или измена одного агента не влекли за собой провала всей организации. Количество агентов должно быть достаточно велико, чтобы путем многочисленных засечек иметь возможность проверить правдоподобность донесений агентов»[40]. В документе подчеркивалось, что недостает людей, желающих заниматься агентурной работой, что очень невысок коэффициент (ниже 35% от общего числа поступивших на службу) полезных лиц из партийных работников. В докладе сообщалось о низком образовательном уровне состава агентуры (у 66% агентов уровень городского училища или церковноприходской школы), 50% агентуры по профессии рабочие и 90% агентов никогда не занимались не только тайной военной разведкой, но даже нелегальной партийной работой. Среди прочих недостатков агентуры Срывалин отмечал отсутствие стремления к методической и кропотливой работе и необъективность. Подводя итоги, автор доклада среди недостатков называл: 1) малочисленность агентуры, 2) сильную текучесть в личном составе, 3) отсутствие выбора и подбора кадров, 4) плохую связь, 5) «власть на местах» («В многочисленных докладах, составивших целое дело и представленных в течение последних 3-х месяцев, приводится много фактов о препятствиях в работе агентуры, встречаемых начиная от ЧК и кончая командармами»)[41]. В качестве примера можно привести «дело» Георгия Ивановича Теодори. 1 марта 1919 г. ближайший помощник Аралова в Опероде Наркомвоена и Региструпре Теодори был командирован в Литву, Латвию, на Северный и другие фронты для выполнения особых заданий РВСР по агентурной разведке. 12 марта он был арестован особистами в Двинске и этапирован в Москву, где по подозрению в шпионаже и участии в контрреволюционной организации содержался в Бутырской тюрьме и в Особом отделе ВЧК до 4 января 1921 г. После освобождения служил на различных должностях в РККА до своего ареста и расстрела в апреле 1937 г. (реабилитирован в 1957 г.)[42].

В декабре 1918 г. ВЧК отобрало у военного ведомства контрразведку (отдел военного контроля), входившую в состав Региструпра Полевого штаба РВСР, и полностью сменило его руководство, уже накопившего определенный опыт работы. Усилиями Дзержинского Совет Труда и Обороны принял в ноябре 1920 г. постанволение за личной подписью Ленина о подчинении Региструпра (военной разведки) помимо РВСР еще и ВЧК на правах отдела[43]. Но решение это не было исполнено.

19 июня 1919 г. впервые было принято положение о Региструпре, согласно которому он определялся как «центральный орган тайной агентурной разведки», который подчиняется непосредственно РВСР (минуя начальника ПШ РВСР). В Региструпре имеется три основных подразделения: 1-й - сухопутный агентурный, 2-й - морской агентурный, 3-й - военно-цензурный. Агентурный (сухопутный) отдел состоял из четырех отделений: Северного, Западного, Ближневосточного и Дальневосточного, включавшего Сибирь, Китай и Японию. Его начальником назначался Н. М. Чихиржин (Назаров). Однако в те годы руководство постоянно менялось. Так, уже в июле Аралов передал свои дела как военкома ПШ РВСР новому члену РВСР С. И. Гусеву, а в самом начале 1919 г. сдал и должность члена РВСР. Сергей Иванович Гусев (1874—1933) стал начальником Региструпра. В дальнейшем он был начальником Политуправления Реввоенсовета Республики, в 1924—1933 гг. работал в аппарате ЦК ВКП(б) и ИККИ. После Гусева в январе—феврале 1920 г. управление возглавил Г. Л. Пятаков, с февраля — Владимир Христианович Ауссем (1879—1937)[44]. В июле 1920 г. Ауссема сменил Ян Давыдович Ленцман[45].

То же самое происходило и с заместителями начальника Региструпра. В сентябре 1919 г. от этой должности был освобожден В. П. Павулан, его сменил Т. П. Самсонов, затем (с февраля 1920 г.) Д. Р. Ипполитов, а с сентября 1920 г. — А. Я. Зейбот, в январе 1921 г. появился еще один заместитель — А. М. Устинов.

Также часто менялись начальники в Агентурном отделе. В июне 1919 г. его несколько недель возглавлял В. Г. Зиверт, затем Н. М. Чихиржин, с декабря — В. К. Вальтер, с января 1920 г. — В. Н. Соколов, с апреля — А. П. Апшен, с декабря 1920 г. — Я. К. Берзин[46]. Региструпр располагался по адресу: Б. Лубянка, дом № 12.

На проведенном в декабре 1919 г. совещании сотрудников Региструпра, представителей фронтов и армий, а также зарубежных бюро РКП(б) Т. П. Самсонов сообщил, что до его прихода на пост заместителя начальника Региструпра агентурная работа почти не велась, созвать подобное совещание до сих пор было невозможно, так как начальники Региструпра только числились на этой должности, но не исполняли ее; кроме того, требовалось время на то, чтобы «вычистить» из Региструпра всех военспецов — теперь их не стало; в дальнейшем агентурная разведка будет классовой[47].

К началу 1920 г. Региструпр истратил на разведработу около 6 млн. рублей. Число его агентов составляло 285 человек.

С 1 января 1920 г. были введены в действие новый штат и положение о Региструпре. В его составе теперь имелось четыре отдела: мобилизационный, оперативный (агентурный), информационный и хозяйственно-финансовый. Несколько позднее прибавился еще один — общий. Мобилизационный отдел привлекал сотрудников «для работы по тайной разведке», занимался их обучением и разрабатывал для них инструкции и указания.

В апреле 1920 г. Ауссем отмечал, что разведка в тылу белогвардейских войск «на окраинах» страны отпадает или сокращается до минимума одновременно с очищением этих окраин. На первое место выходит глубокая разведка в странах Западной Европы, Японии и Америки, которые рассматриваются как потенциальные противники. Заграничная тайная разведка, писал Ауссем, значительно отличается от разведки в тылу белогвардейцев, она требует большого политического кругозора, знания языков и местных условий, для чего достаточно 10—20 человек из старой (дореволюционной) русской эмиграции, которым можно доверить связи Коминтерна. Но проблема в том, чтобы найти их и отправить в распоряжение Региструпра. Резолюция на документе гласила: «Тов. Ауссему необходимо помочь людьми, знающими тамошние условия и языки»[48].

К началу 1921 г. комсостав Региструпра состоял из начальника Управления Я. Д. Ленцмана, его помощников А. Я. Зейбота и В. М. Устинова. Оперативный отдел: начальник Я. К. Берзин, «для поручений при нем» — С. Т. Мандрико, В. В. Татаринов, 1-е отделение (оперативное), начальник — Ф. И. Буш, 2-е (организационное) — Н. И. Никольский, 3-е (техническое) — Я. Я. Бренгман[49].

В результате давления со стороны Троцкого и Генерального штаба в 1920 г. начали формировать Разведупр. В приказе от 3 мая 1921 г. будет уточнена форма его организации.

В 1921 г. в Разведупре числилось 275 человек[50].

Некоторое время спустя Разведупр будет называться Четвертым (разведывательным) управлением Генерального штаба Красной Армии, затем Главным разведывательным управлением (ГРУ). Оно начнет действовать в Военной Александровской школе, затем переедет в дом № 19 по улице Знаменского[51].

Начальником ГРУ с марта 1924 по 1935 г. был Ян Карлович Берзин[52].

В мае 1924 г. было введено новое «Положение о Разведывательном Управлении Штаба РККА», а уточненный его вариант был официально утвержден председателем РВС СССР И. С. Уншлихтом, курировавшим разведку в те годы. В составе Управления по-прежнему числилась общая (административная) часть и два отдела: 2-й (агентурный) и 3-й (информационно-статистический). Начальник Разведупра назначался РВС (по согласованию с председателем ОГПУ) и подчинялся «в общем порядке службы Начальнику Штаба РККА, в отношении же агентурной разведки и ее организации - непосредственно одному из членов РВС СССР»[53]. В 1924 г. в составе Разведотдела, сменившего Разведупр, остался 91 сотрудник[54].

С сентября 1926 г. наименование управлений штаба РККА стали номерными и Разведупр превратился с тех пор в IV Управление. Произошли изменения и в структуре Управления. С декабря 1925 г. был восстановлен 1-й отдел (войсковой разведки). С сентября 1926 г. появился новый — 4-й отдел (внешних сношений); тогда же шифровальное отделение было выведено из состава 2-го отдела и стало 1-й (шифровальной) частью Управления. 1-й отдел возглавляли: с декабря 1925 г. Н. А. Семенов, с февраля 1927 г. А. И. Гречанин, с марта 1930 г. В. Е. Луцкевич.

Цели и задачи, которые ставились перед Разведупром, наглядно видны из доклада Я. К. Берзина руководству наркомата в первой половине 1925 г.: «Основной задачей Разведупра является: обслуживание высшего командования, штабов, учреждений, заведений и частей Красной Армии, а также заинтересованных государственных и партийных органов СССР в отношении информации о современном состоянии военной мощи иностранных государств, в особенности наших соседей и вероятных противников, и об их планах и намерениях в отношении Союза. Необходимые для этого данные Разведупр добывает в первую очередь при помощи своего агентурного аппарата, а затем черпает дополнительные сведения из иностранной прессы и литературы и из случайных сообщений некоторых гражданских органов, как-то: НКИД, ГПУ, Коминтерн и др. В общей сумме эти материалы чрезвычайно обширны и требуют огромной работы по их систематизации, оценке, проверке и обработке...»[55].

Стало больше внимания уделяться формированию специальной библиотеки Управления, которая в 1925 г. насчитывала свыше 48 тыс. томов (книг и журналов), только в 1924—1925 гг. в нее поступило 4275 книг и 9929 номеров журналов[56].

Объем работ Разведупра в 1924—1925 гг. наглядно виден из доклада начальника 3-го отдела А. М. Никонова[57], который информировал, что «через агентурный аппарат Разведупра получено 9851 агентурных материалов с общим количеством 84 148 листов и 3703 книг и журналов; кроме того, получались материалы непосредственно Информационно-Статистическим Отделом от НКИД, ОГПУ и некоторых других органов - в количестве 1986 материалов, так что в общей сумме количество всех полученных Отделом материалов выражается цифрой 11 837». Помимо этого отдел получал и обрабатывал 110 ежедневных иностранных газет и 247 журналов на 24 иностранных языках из 25 стран[58]. В то же время в качестве самокритики признавалось, что еще имеется недостаточная согласованность работы добывающего и обрабатывающего аппаратов (то есть 2-го и 3-го отделов IV Управления).

Со второй половины 20-х годов усиливается конкуренция и борьба между IV разведуправлением РККА и отделами ОГПУ за «правильность», «достоверность» и «важность и ценность» сообщаемой наверх информации, получаемой от их резидентов за границей. Причем отголоски этой борьбы будут чувствоваться на всем протяжении работы разведок во второй половине 20-х и 40-х годов, в том числе и в Китае.

В качестве примера можно привести докладную записку Особого отдела ОГПУ наверх, в которой сообщалось: «Из разговоров ответственных работников Разведупра Штаба РККА о состоянии агентурного аппарата в Англии и Америке устанавливается, что агентурный аппарат в указанных государствах работает крайне неудовлетворительно. Имеет место постоянная присылка из Англии совершенно неценных материалов. Если же в редких случаях попадается материал, имеющий относительную ценность, то такой оказывается взятым из официальной экономической печати. Еще хуже работает резидентура в САСШ. По имеющимся данным таковая совершенно не усвоила своих функций... Работу резидентур в Англии и Америке можно расценивать в области выполнения заданий и использования находящихся в их распоряжении средств как халатное, граничащее с преступностью отношение к делу»[59].

Помощнику начальника Разведупра Б. Б. Бортновскому (1894—1927), который в 1925 г. был секретарем Китайской комиссии политбюро, в июне 1926 г. пришлось делать специальный доклад председателю РВС СССР Ворошилову о состоянии работы по указанным в «записке» странам. Он утверждал, что «крайнее недовольство, выраженное в агентурной записке, отражает лишь настроение политического сектора, который действительно до сих пор не обслужен. Факт этот особенно нас не тревожит, поскольку политической агентурой занимается главным образом ИНО ОГПУ». Докладчик отрицал как неправильное мнение, что работа военных резидентов является «халатной», подчеркивая, что это мнение лишь отдельных «сотрудников обрабатывающего аппарата», которые незнакомы ни с личностью резидента, ни с условиями работы. «На деле в этих странах у нас имеются весьма ответственные и испытанные товарищи, известные по прежней работе, и даже при плохих результатах работы их нельзя обвинить в халатности, — сообщал Бортновский. — ... В качестве вывода могу указать, что вся записка отражает настроение низших сотрудников политической части 3-го отдела, которые из-за ревностного отношения к делу часто недовольны недостатком тех или других материалов, которые мы, из-за объективных условий, не всегда можем в этом смысле удовлетворить»[60].

Расхождения в оценках ситуации ОГПУ и военным разведывательным ведомством проявлялись и во многих других случаях. О причинах этого еще в августе 1925 г. сообщал заместитель начальника Штаба РККА С.А. Пугачев: «...Разногласие в определении боеспособности армии между органами аппарата Управления Наркомвоенмора и ОО ОГПУ объясняется тем, что последний делает обобщения на основании отдельных, ничем не связанных между собой фактов, поскольку вся его работа направлена главным образом на выявление отрицательных, а не положительных сторон...»[61]

В апреле 1927 г. при IV Управлении было созвано совещание работников разведки военных округов. Со вступительным словом выступил начальник Штаба РККА М. Н. Тухачевский, отметивший ряд недостатков в деятельности военной разведки. О состоянии дел в IV Управлении сообщили выступившие Берзин и Никонов. Последний специально остановился на разведке в странах Востока. «По этим странам накоплен огромный материал, который лишь частично обработан и непрерывно пополняется новыми материалами. Страны Востока уже на основании имеющихся материалов могут быть освещены в достаточной мере. Однако развивающаяся на Востоке национально-освободительная борьба и наступление мирового капитализма с каждым днем затрагивает все больше и больше непосредственно СССР, и странам Востока будет уделено должное внимание и в будущем, — заявил Никонов. — Необходимо освещение во всех деталях вооруженных сил Японии, которая в силу политических и иных условий до сих пор охватывалась нашим агентурным аппаратом в недостаточной мере, но которая представляет огромный интерес как страна, имеющая первоклассные сухопутные, морские и воздушные силы. На основании изложенных данных, характеризующих информационную работу IV Управления, можно сказать, что в настоящее время Управление располагает достаточными данными для того, чтобы поставить на должную высоту дело изучения иностранных армий в войсковых частях и штабах РККА...»[62]

В заключение совещания заместитель начальника штаба РККА С. А. Пугачев подвел итог: «Использование всех способов разведки, я надеюсь, будет поставлено на ноги под руководством IV Управления. Не надо забывать, что на горизонте тучи начали сгущаться: нападение на погранпосты поляков в 1925 г., вопрос о КВЖД и, наконец, нападение на наше посольство в Пекине и консульство в Шанхае. При другой нашей политике мы уже давно бы вступили в войну, но мы этого не хотим. Что касается Центра, то мы постараемся все сделать, чтобы облегчить вашу работу»[63].

К концу 20-х годов IV Управление имело в своем распоряжении сильный заграничный аппарат, работавший по легальной линии, и разветвленную нелегальную сеть. На «специальную работу» в 1929—1930 гг. Управлению было выделено 750 тыс. ам. долл. и 515 тыс. рублей (в ту сумму не входили денежное содержание военных и военно-морских атташе и оплата научных командировок).[64]

Пополнение кадров оперативных работников IV Управления производилось в основном за счет командиров, оканчивающих восточный и основной факультеты Военной академии РККА и другие военные академии, срок обучения в которых обычно равнялся 4—5 годам. Существовали также годичные курсы усовершенствования комсостава при Разведывательном управлении, где обучались лица, прошедшие специальную подготовку, и специальная высшая школа разведслужбы[65].

Почти с самого начала существовавния военной разведки имели место случаи необоснованных репрессий против ее сотрудников, которых, в лучшем случае, увольняли по настоянию Особого отдела, арестовывали и содержали под стражей, в худшем — расстреливали. Среди них: Г. И. Теодори (12 марта 1919 г. арестован особистами в Двинске, этапирован в Москву и посажен в Бутырскую тюрьму по подозрению в шпионаже и участии в контрревоюционной организации, где и просидел до 4 января 1921 г., затем выпущен, расстрелян в 1937 г.), о котором мы уже писали, Б. И. Кузнецов (арестован в 1919 г.), Г. Г. Димма (1922 г.), Р. Я. Грасис (1923 г.), О. А. Ионфор (1924 г.)[66]. В 1927—1929 гг. в военном ведомстве работала совершенно секретная комиссия «по просмотру личного состава Центральных управлений», в том числе и Разведупра. Председателем комиссии был назначен Я. К. Берзин[67].

Коминтерн

Коминтерн после своего основания в 1919 г., провозгласив себя мировой партией революционного действия, стремился стать (особенно в первые годы деятельности) своего рода штабом по подготовке и осуществлению мировой пролетарской революции. Архивные документы свидетельствуют, что руководство РКП(б) и Коминтерна, исходя из роли Коминтерна как «штаба мировой революции», стало активно пользоваться презумпцпией «революционной целесообразности», отвергая юридические и иные нормы как «буржуазные», «классово чуждые» и даже враждебные.

Представление, господствующее у большей части руководства Коминтерна (кстати, как и руководства РКП(б)), о верховенстве «революционного права», «революционной целесообразности» и «революционной совести», активно влияло на весьма бесцеремонное их отношение к государственным границам и национальным отношениям. Это влияло также и на вопросы финансирования революционно-пропагандисткой и иной деятельности создаваемых компартий.

«Коммунистический Интернационал ставит себе целью: борьбу всеми средствами, даже с оружием в руках, за низвержение международной буржуазии», — говорилось в Уставе Коминтерна, принятом его II конгрессом в августе 1920 г. Для ведения такой борьбы требовалась соотвествующая организация. «По существу дела Коммунистический Интернационал должен действительно и фактически представлять собой единую всемирную коммунистическую партию, отдельными секциями которой являются партии, действующие в каждой стране»[68].

Вместе с тем следование ленинской концепции мировой революции предусматривало объединение вокруг Советской России «всех просыпающихся народов Востока» для решающего натиска на мировой империализм[69].

Тогда созданный в Москве Коминтерн казался организатором мировой пролетарской революции. «Можно ручаться, что победа коммунистической революции во всех странах неминуема… победа Коммунистического Интернационала во всем мире и в срок не чрезвычайно далекий — эта победа обеспечена», — говорил Ленин в марте 1920 г. в связи с первой годовщиной Коминтерна[70].

Известно, что внешняя и внутренняя политика большевиков в эти годы базировалась на целом комплексе противоречивых и утопических идей, основой которых была теория мировой социалистической революции. В контексте этой общей идеи важная роль предписывалась подрыву и разрушению империалистической периферии посредством национально-освободительных революций. И в этой работе должное место отводилось Коминтерну.

Аппарат ИККИ разрабатывал инструкции о работе коммунистов в армиях зарубежных стран по их разложению. В архиве Коминтерна сохранился совершенно секретный проект документа «Организация работы среди вооруженных сил буржуазии (армия, флот, полиция, жандармерия, фашистские организ[ации]”[71].

В окончательном виде этот секретный документ получил название «Инструкция по работе среди войск». Он был переведен с русского на немецкий, английский и французский языки, надо думать, что и на китайский тоже. Немецкий текст датирован 31 августа 1928 г. «Инструкция» была наиболее развернутым изложением отношения Коминтерна и компартий к революционной борьбе за власть и вооруженному восстанию, к военно-конспиративной работе коммунистов по разложению армии вообще — к подрывной деятельности против государственных учреждений стран капитала как в мирное время, так и во время войны, особенно же на случай военных действий против Советского Союза. VI конгресс Коминтерна специально указывал, что в центре борьбы против военной опасности должна стоять защита СССР. Компартии обязаны ориентировать международный пролетариат на поддержку национально-революционных войн и революций, вести антивоенную работу в армиях империалистических государств, а в случае возникновения новой империалистической войны выдвинуть – как и во время Первой мировой войны – лозунг превращения ее в войну гражданскую, иными словами, в международную социальную революцию»[72].

Жесткий курс на откровенное революционное насилие как в Советской России, так и во внешнем мире делал коммунистических вождей слепыми и глухими к любым предостережениям морального характера, в том числе исходящим от деятелей культуры – В. Короленко, М. Горького. Остался без ответа и остро поставленный одним из теоретиков анархизма П. Кропоткиным в письме Ленину от 21 декабря 1920 г. вопрос: «Зачем же толкать революцию на путь, который поведет ее к гибели, главным образом от недостатков, которые вовсе не свойственны социализму и коммунизму, а представляют пережиток старого строя и старых безобразий неограниченной, все пожирающей власти?»[73] Поводом для написания письма на имя В.Ленина стала публикация и газетах «Известия» и «Правда» заявления, что Советской властью решено взять в заложники эсеров из группы Савинкова[74] и Чернова[75], белогвардейцев Национального и Тактического центра[76] и офицеров-врангелевцев; и что в случаях покушения на вождей Советов решено «беспощадно истреблять» этих заложников.

«Неужели среди вас не нашлось никого, чтобы напомнить своим товарищам и убедить их, что такие меры представляют возврат к худшим временам Средневековья и религиозных войн и что они недостойны людей, взявшихся созидать будущее общество на коммунистических началах; что на такие меры не может идти тот, кому дорого будущее коммунизма? — спрашивал у В. Ленина П. Кропоткин.- Неужели никто не объяснил, что такое заложник? Заложник посажен в тюрьму – не как наказанный за какое-нибудь преступление. Его держат, чтобы угрожать его смертью своим противникам: — «Убьете одного из наших, а мы убьем столько-то ваших!» — Но разве это не все равно, что выводить человека каждое утро на казнь и отводить назад в тюрьму, говоря: «Погодите! Не сегодня!»

И неужели ваши товарищи не понимают, что это равносильно восстановлению пытки – для заложников и их родных?

Надеюсь, никто не скажет мне, что людям, стоящим у власти, тоже невесело жить на свете. Нынче даже среди королей есть такие, что смотрят на покушение на их жизнь как на «особенность их ремесла».

…Даже короли и попы отказались от таких варварских способов самозащиты, как заложничество. Как же могут проповедники новой жизни, строители новой общественности прибегать к такому оружию для защиты от врагов?

Не будет ли это сочтено признаком, что вы считаете свой коммунистический опыт неудавшимся и спасаете уже не дорогое вам строительство жизни, а лишь самих себя?

Неужели ваши товарищи не сознают, — спрашивал В. Ленина П. Кропоткин, — что вы, коммунисты, какие бы вы не наделали ошибки, — работаете для будущего? И что поэтому вы ни в ком случае не должны запятнать свое дело актами, так близкими к животному страху? — что именно подобные акты, совершенные революционерами в прошлом, делают так трудными новые коммунистические попытки?

Я верю, что лучшим из вас будущее коммунизма дороже собственной жизни. И помыслы об этом будущем должны заставить вас отвергнуть такие меры»[77].

Здесь хотелось бы также обратить внимание читателя на критические взгляды Розы Люксембург на точку зрения В. Ленина и Л. Троцкого о демократии и диктатуре. Известно, Р. Люксембург высоко оценивала историческую инициативу большевиков, которые взятием власти в России смело пошли впереди мирового пролетариата, показывая ему пример. Вместе с тем она предельно ясно высказала свое несогласие с российскими большевиками по вопросу о демократии. «Основная ошибка теории Ленина — Троцкого, — считала она, — состоит именно в том, что они, как и Каутский, противоставляют диктатуру демократии… Последний решает для себя вопрос, естественно, в пользу демократии, а именно буржуазной демократии, ибо именно ее он противопоставляет как альтернативу социалистическому перевороту. Ленин — Троцкий, напротив, решают в пользу диктатуры в противовес демократии и тем самым диктатуры горстки людей, т. е. буржуазной диктатуры. Таковы два противоположных полюса, равноудаленных от истинной социалистической политики»[78].

«

Наши рекомендации