Маяковский: поэзия маузера и насилия
Памятники в центре города, а тем более в столице, ставятся, разумеется, самый великим людям - и в первую очередь поэтам. На главной улице столицы стоит памятник Пушкину, чуть дальше - Маяковскому, рядом, в глубине бульвара, - Гоголю. Гоголю не очень повезло: талантливейший памяти» работы Николая Андреева, точно отражавший внутреннее состояние и особенности характера писателя, заменили на другой, повеселее. Чтобы все знали, от кого исходит полезная мс дернизация великого писателя, указали: «от Советского правительства».
На памятнике Маяковскому нет такой надписи, а жаль. Именно здесь упоминание о правительстве, а заодно и о ЦК КПСС, было бы как нельзя кстати.
Начиная свой творческий путь, Володя мечтал, как и большинство молодых людей, о признании и славе. Будучи человеком экспансивным, воспринявшим грузинский темперамент, смешанный с русской грубостью и заносчивостью, отполированными кавказским солнцем, он и; брал путь необычный, экстравагантный - и правильно: это один из лучших способов обратит на себя внимание.
Основы, составляющие суть его творческой натуры, устойчиво определились и сформировались еще до 1917 года. Все черты характера, уровень мышления, категории, художественные приемы уже состоялись.
...Каждое слово,
даже шутка,
которые изрывает обгорающим ртом он,
выбрасывается, как голая проститутка
из горящего публичного дома.
...Не бойся,
что у меня на шее воловьей
потноживотные женщины мокрой горою сидят -
это сквозь жизнь я тащу
миллионы огромных, чистых любовей
и миллион миллионов маленьких грязных любят.
...Гром из-за тучи, зверея, вылез, Громадные ноздри задорно высморкал...
...А я человек, Мария,
простой,
выхарканный чахоточной ночью в грязную руку Пресни.
...Вся земля поляжет женщиной, заерзает мясами, хотя отдаться...
Это - лирика в ее особом понимании. Оригинально? Ново? Безусловно, то и другое. Такие перлы оставляют далеко позади и Никитина, и Фета, и Тютчева... а уж о Пушкине, Лермонтове I говорить нечего...
Но Маяковский пошел дальше. Он еще до революции хорошо понял мысли и порывы своей агрессивной души и научился выражать их стихами:
Выньте, гулящие, руки из брюк -берите камень, нож или бомбу, Выше вздымайте, фонарные столбы, окровавленные туши лабазников,
Сегодня
надо
кастетом
кроиться миру в черепе!
И вот большевики пришли к власти. Творчеству Маяковского было на чем разгореться. Приход большевиков - то прекрасное сочное удобрение, на котором махровым цветом расцветали его стихи, стишки и поэмы. К Владимиру Ульянову Владимир Маяковский почувствовал страстную любовь с первого взгляда. С первых же постановлений Ульянов-Ленин стал призывать разрушать до основанья, громить, вешать, грабить, делить и распределять... Надругаться и насмехаться над российской культурой - какая ширь, какой простор для расцвета таланта поэта-революционера! Не говоря уж о богохульстве, в котором оба Володи имели большой опыт. Еще до этого альянса Маяковский упивался похабными атеистическими рифмами:
А в рае опять поселим Евочек:
прикажи -
сегодня ночью ж
со всех бульваров красивейших девочек
я натащу тебе...
Я думал - ты всесильный божище, а ты недоучка, крохотный божик...
Такого творчества - целые страницы. Конечно, в то время (1914 год) эти строки не могли вызвать ничего, кроме гадливого отвращения. А что может быть досаднее непризнания творчества, когда творец очень старается!
И вот как вдруг все хорошо обернулось: Маяковский нашел достойных покровителей, хозяев, а партия большевиков - своего придворного поэта, трибуна-агитатора.
Д. Бедный разразился по поводу взрыва храма Христа Спасителя стишками и частушками, как всегда, похабными и примитивными. Подобные вещи он делал до и после. Другое дело Маяковский. Конечно, его сочинения об этом, как обычно, отличались бы поэзией острой, оригинальной и еще более «большевистской». Но за год до взрыва храма Христа Спасителя его не стало. Что и как он написал бы на эту тему, легко себе представить - примеров было предостаточно.
Под градом декретов
от красной лавины
рассыпались попы, муллы, раввины.
или:
На месте кровавого спора
опора веры валялся - Петр
с проломанной головой собственного собора.
Но, как отмечают специалисты по его творчеству, он лучше других чувствовал конъюнктуру, как и перспективу развития революционного процесса. А потому, именно потому решил (и ему помогли?) выйти из «дела». Эта уникальная проницательность спасла ему репутацию и славу, обеспечила высокое коммунистическое признание. Чтобы стать героем, надо вовремя уйти из жизни.
Д.Бедный, принявший от него эстафету, не унимался. За что, естественно, при тех правилах игры, в тех условиях, был со временем «разоблачен» и «развенчан», чудом остался жив и памятника ему не получилось, хотя прислуживал не менее других.
Гениальность Маяковского заключалась в том, что он с большевистским пафосом описывал то, что происходило. В его фантазии заключалось провидение. В уже упомянутом описании взятия Зимнего ни один эпизод не соответствовал действительности, но соответствовал настроению и желанию:
Вперед, вперед на приступ!
Ворвались в Зимний!
Каждой лестницы
каждый выступ
Брали, перешагивая через юнкеров.
Юнкера не оказывали сопротивления, их было так мало, что пришлось бы по одному на 10-20 ступенек, не говоря уже о «выступах», на которые не хватило бы никого.
Но это неважно. Важно настроение, пыл и темперамент, которым поэт обладал с избытком. А детали - кто будет проверять? Не в сберкассе.
А в общем-то, так и должно было быть. И потому его стихами не только восторгались определенные круги, но считали их эталоном и руководством к действиям. «Взятие Зимнего» в 1937-м в большой мере делалось под воздействием фантазии Маяковского. И десятилетиями, до сегодняшних дней, именно кадры 1937-го демонстрировались как вроде бы хроникальные, отражающие суть происходившего.
Не менее пророческим был и «Левый марш»: его пафос и установки также простирались к 1937-му и далее.
Разворачивайтесь в марше!
Словесной не место кляузе.
Тише, ораторы!
Ваше
слово,
товарищ маузер.
Довольно жить законом,
данным Адамом и Евой.
Клячу историю загоним.
Левой!
Левой!
Левой!
Закон заменил маузер, потом наган, потом пистолет ТТ, на лагерных вышках вместо винтовки появился автомат... Конечно, система, фирма и форма оружия не имели значения. Разве важно, из какого оружия и где - в подвале, в лесу или в поле - вас расстреляют? И сделано это будет не только по решению «Особого совещания», «тройки» (для беззакония и бесправия и тройки-то многовато). Политрук, начальник областного (а затем и районного) отдела НКВД получили законное право приговаривать к ссылке, лагерю или расстрелу единолично, любого, и исполнять приговор немедленно.
То ли Маяковский предвидел это еще до своей смерти, то ли его пафос и настроение репродуцировались в дальнейшем развитии и преступном совершенствовании нашего советского строя, но жили мы по Маяковскому, и в том было его величие. И, конечно, справедливо, что в расцвет нашего нового строя великому советскому поэту большевики поставили великолепный памятник в центре столицы. До сих пор спорят: «Есть Бог - нет Бога». Но судьба точно есть. А потому его музей-квартира оказался на Лубянке. В огромном доме Страхового общества «Россия» трудился Феликс Эдмундович, а в соседнем доме - опекаемый им Владимир Владимирович. Дзержинский допрашивал и истязал, Маяковский выступал и призывал. Один восторгался маузером, другой расстреливал. А потому судьба свела их рядом, на одной знаменитой площади.
Но вернемся назад, к тем временам, когда Маяковский еще робко пробирался к своему музею по тропинкам славы.
Маяковский пишет о Марксе (в поэме «В.И.Ленин») и упоминает его «Капитал». Но чем больше вчитываешься, тем яснее, что Маяковский ничего толком не знает о Марксе, не читал его работы, а уж тем более «Капитал». Обо всем этом он получал сведения из пропагандистских выкриков малограмотных агитаторов, в изобилии выступавших на рабочих митингах. В подтверждение этого, как бы в оправдание, пишет и сам Маяковский:
Я знал рабочего -
Он был безграмотный. Не разжевал
даже азбуки соль. Но он слышал,
как говорил Ленин, ион
знал - все. Я слышал рассказ
крестьянина-сибирца -Отобрали, отстояли винтовками и раем
разделали селеньице. Они не читали
и не слышали Ленина, но это
были ленинцы.
Вот точно так же и сам автор, не читал Маркса, но считал себя марксистом. Указанный эпизод - не шутка и не результат воспаления перенапряженных мозговых извилин. Нет, это вполне осознанная, хорошо обдуманная большевистская установка, как и все у Владимира Владимировича. Эта идея в течение 50 лет утверждалась во всех советских школах. Воспитание нескольких поколений шло именно по этой установке. (А как известно, любая надуманная установка смахивает на бред. Например, учитель, раздающий значки с изображением Вовы Ульянова в пятилетнем возрасте, говорит: «Это - дедушка (?!) Ленин».
Я Ленина не видел,
Но я его люблю, -
учили дети с 1-го класса.
Не знаю, не видел, но обязан любить! А как же вдруг кто-нибудь может не любить?! Разве что враг народа.)
Далее автор напоминает:
Социализм - цель.
Капитализм - враг.
Не веник -
винтовка оружие...
Ну, что делают, имея в руках винтовку, все знают. Насчет оружия и призывов к убийствам у Маяковского была просто какая-то навязчивая идея:
Человек, борец,
каратель,
мститель!
По правде сказать, эта идея была навязчивой и в партии большевиков, которой он служил. Долгие годы она использовалась как основной довод советской власти - и при Маяковском, и после его смерти, в разных редакциях.
Для детей:
Возьмем винтовки новые,
на штык флажки!
И с песнею в стрелковые
пойдем кружки.
Для взрослых:
Против буржуазии
всех стран
Поднимем знамя
гражданской войны.
Да если бы «всех стран», а то ведь стреляли в основном у себя, своих соотечественников. Это проще и продуктивнее - они рядом. Так выковывался социализм под напутствиями и призывами Маяковского.
Да, Маяковский, как никто, служил большевистской верой и правдой делу партии. Но разве можно осуждать его за это? Каждый волен молиться своему богу - как умеет и как позволяет ему совесть. О Маяковском высказывалось много самых противоречивых мнений: патетически хвалебных - от почитателей, и полностью уничтожающих - от его врагов. А был ли он поэтом в строгом значении этого понятия?
Когда Луначарский спросил Ленина: «Как вы относитесь к поэту Маяковскому?», тот ответил: «Какой он поэт, я не знаю. Но агитатор он хороший». Это, пожалуй, наиболее спокойная и точная оценка, данная ему в разгар творчества. Чем дальше, тем больше. Являясь не только пропагандистом и идеологом, он старался оправдать и направить преступную большевистскую поступь, втягиваясь в красный мираж - во вое нарастающую фантазию, переходящую в ложь и беспредел.
Но есть еще одна характерная черта в творчестве Маяковского, которая больше отражала его натуру и воспитание, чем политические взгляды. Это отношение к русской культуре, народу, истории, которое говорит о многом и вызывает большое сожаление.
С каким садистским смакованием звучат его призывы:
Теперь не промахнемся мимо.
Мы знаем кого - мести!
Ноги знают, чьими
Трупами им идти...
Теперь свои ноги он ассоциирует с поступью большевиков.
А мы - не Корнеля с каким-то Расином -отца, - предложи на старье меняться, -мы и его обольем керосином и в улицы пустим для иллюминаций...
Маяковскому уже мало «загнать историю клячу». Он призывает уничтожать даже бесценные исторические сокровища, собранные и хранящиеся в музеях!
Время
пулям
по стенке музея тенькать.
Стодюймовками глоток старье расстреливай!
Стихов таких много. Не признающие его творчества считают, что это от ограниченности и глупости, почитатели - что от избытка темперамента и экстравагантности. В общем-то, неважно, отчего; главное, что эти мысли и черты его порочной натуры оказывали вредное влияние на молодежь. Здесь ведь задача не анализировать его творчество, а задуматься о его роли в рассматриваемом процессе.
Если в тексте не встречается Ленин или Дзержинский, то сразу обнаруживаются эти черты. А именно - не только пренебрежение, а издевка и паясничание, оплевывание и обсмаркивание имен великих людей, гордости России и ее народа. «Слюнявит Собинов», «Заскулил товарищ Плеханов», «Шаляпин раздушенными аплодисментами оляпан!» И далее о Шаляпине:
А тех, кто под ноги
атакующим бросится, с дороги уберет рабочий пинок.
С барина белого
сорвите, наркомпросцы, народного артиста «красный венок!»
После публикации в «Комсомольской правде» (2 июня 1927) тут же (24 августа) почетное звание с великого русского певца и было сорвано. А уж как досталось Лермонтову и Есенину... Дмитрий Мережковский сказал о Маяковском коротко: «Выдающийся хам». Маяковский упивается своим хамством.
Но к концу 1920-х годов постепенно возникают новые нотки в его сочинениях- нотки недовольства происходящим. Сперва довольно робко и безобидно:
Куда бы
ты
ни направил разбег,
и как ни ерзай,
и где ногой ни ступи –
есть Марксов проспект
и улица Розы,
и Луначарского
переулок или тупик.
Или: «Крем Коллонтай,
молодит и холит»,
«Гребенки Мейерхольд»,
«Мочала
а-ля Качалов»,
«Гигиенические подтяжки
имени Семашки».
Затем тексты становились все острее. Рассеивался революционный дурман. И хотя в Маяковском его было чересчур много, но у нормального человека рано или поздно случается просветление. Понимая, что стихотворных миниатюр и насмешек уже недостаточно для изменения положения в стране, переходящей на новый виток страшной преступной диктатуры, беззакония и порабощения, поэт пишет две большие работы: пьесы «Баня» и «Клоп». Пьесы для своего времени очень удачные, выразительно, с большим юмором и издевкой обличающие «героев», расцветших при диктатуре большевиков, - победоносиковых и присыпкиных.
С этого времени соседнее ведомство ОГПУ проявляет к нему все больший интерес. Маяковский начинает находиться под пристальным вниманием сотрудников спецслужбы, по-приятельски заходивших теперь постоянно «на огонек».
В середине 1920-х годов среди писателей появляются гневные протесты. Взять, например, тезисы «Мир и свободный труд народам» писателя Алексея Панина. В них, в частности, говорится, «что в лице ныне господствующей в России РКП мы имеем не столько политическую партию, сколько воинствующую секту изуверов-человеконенавистников... За всеми словами о коммунизме, о свободе, о равенстве и братстве народов таятся смерть и разрушения, разрушения и смерть...
Завладев Россией, она вместо свободы несет неслыханный деспотизм и рабство под так называемым «государственным капитализмом». Вместо законности - дикий произвол ЧК и Ревтрибуналов; вместо хозяйственно-культурного строительства- разгром культуры, всей хозяйственной жизни страны; вместо справедливости - неслыханное взяточничество, подкуп, клевета, канцелярские издевательства и казнокрадство. Вместо охраны труда - труд (государственных) бесправных рабов, напоминающий времена дохристианских деспотических государств...»