Двухэтажные лагерные бараки по ул.Островского

- Значит, заключённых сюда пригнали и разместили в открытом поле? Или использовали те уже упомянутые два дома (теперь дома № 11 и № 13 по ул. Островского)?
- Жителей из этих двух домов к этому времени уже выселили.
- А кто ж там тогда жил, лагерная обслуга?
- Наверное, они... Заключённые сразу начали строить бараки и строить много. Один барак, который ближе к ул. Шахтёра, уже был заложен. Там ещё, помню, от строителей, которых, видать, взяли на фронт, остались неподъёмные носилки с застывшим раствором. Мы, детвора, играя, таскали в них «раненых». Довольно быстро посредине на территории зоны появилась даже сцена, были вкопаны скамейки. Потом даже кино на зоне показывали. В частности, про Якова Свердлова. По фильму помню, чашка падает, разбивается… Мы сидим на торце, смотрим. Рядом вышка, солдат тоже смотрит с вышки, а мы на траве лежим.
Я ни разу не была в том месте, где был вход в зону, но известно, что он был со стороны ул. Островского между домами № 15 и № 17. Через него водили заключённых на работу и вывозили умерших на таких «гробарках», как мы их называли, а вот где хоронили – не знаю.
На перекрёстке теперешних улиц Панфилова и Советской стояла сторожевая вышка, рядом с литерным домиком, стоявшим на месте музыкальной школы. Там находился охранник, военный.

На этом месте находился литерный домик

Ещё одна сторожевая вышка находилась на перекрёстке теперешних улиц Панфилова и Островского, разделяя этот лагерь от зоны поволжцев (репрессированных в начале 1942 года немцев Поволжья).
Что там было с другой стороны я не знаю, мы туда не ходили, там уже было поле.
- Получается, рядом с лагерем военнопленных находилась ещё и зона немцев Поволжья.
- Да, эта зона располагалась по ул. Островского рядом с лагерем военнопленных, являясь как бы его продолжением, но вне его территории и совершенно отдельно. Нынешние дома № 15 и № 17 по ул. Островского как раз входили в эту зону, огороженную рядом колючей проволоки. Если основной лагерь охраняли военные, то немцев Поволжья охраняли вольнонаёмные из числа тех, кого не взяли на фронт. Одним из таких охранников был дедушка Пантелеймон по фамилии Бурцев, которого по старости уже в армию не взяли. На посту его помню всегда с ружьём.
- В общем, жили они, практически, как на настоящей зоне, за колючей проволокой.
- За проволокой, за проволокой! Это я Вам точно говорю. И на работу поволжцев водили под конвоем. Мы, бывало, с саночками идём, везём уголь с террикона (чем топить-то!), а их навстречу ведут по тропинке. Проведут, и мы дальше идём.
- На 6-ую шахту? Они там работали.

Барак, в котором сейчас располагается библиотека,
сохранился с лагерных времён

- Почему? На восьмую. Моя сторона – эта (в направлении 8-ой шахты), в направлении той стороны (6-ой шахты) я ничего не знаю. Может, их и туда водили.
Но за колючей проволокой они были недолго, потом это быстро всё сняли. Их расконвоировали, к ним стали приезжать родители, родные.
- Если немцев Поволжья пригнали работать специально на шахтах, то где тогда работали наши заключённые лагеря военнопленных, тоже на шахте?
- Это поволжцев водили на шахту, а куда наших – я не знаю. Наверное, на строительстве.
- И долго такое положение дел продолжалось?
- Не очень долго. Потом наших заключённых расконвоировали. Они уже стали везде ходить, кто где стремился пристроиться, кто-то устроился на 8-ую шахту, многие переженились. Клуб начал неподалёку строиться, эти же ребята организовали самодеятельность. Многих сейчас навскидку и не вспомню…
С того времени мне запомнился вот какой случай. Однажды я прибежала с улицы и - р-раз за дверь: «Ой, как хорошо - мамы нет!» Ещё прибегу, а мамы опять нет – дверь закрыта. Она пришла уже под вечер. Её, оказывается, забирали в комендатуру.
Дело в том, что наш дом, в котором мы тогда жили (№ 4 по ул. Панфилова), находился совсем рядом с лагерным ограждением, очень близко к проволоке. Мы, буквально, спали под зоной. Выносили матрацы, в которых клопов было жуть сколько. Мама ещё говорила: «Утром обязательно закатай, а если дождик, то убери». И играли тут же на траве, нам интересно, охранник кричит, но мы привыкли, что он не стреляет.

Территории лагерей

И вот как-то из барака напротив вышли лётчики, молодые дядьки, самые настоящие лётчики и стали с нами разговаривать.
- Русские?
- Наши военнопленные, которых от немцев сюда взяли на контроль. Их было человека четыре или пять. У них были куртки кожаные, и никакие не пилотки, а фуражки. И вдруг они нам, детям, через ограждение бросают детскую колясочку. Мы же дети, мы всё хотим знать и всё захватим: кому колёсико, кому ключик, кому палочка – и сломали. А наверху жили кто-то не из наших, не местные – муж с женой. Он пошёл и сказал про это, и что, якобы, взамен мама бросила им хлеб. Маму вызвали в комендатуру, где стали на неё орать: «Кому вы бросили?! Они враги народа, а вы им бросаете!» А в зоне разразился большой скандал. Больше мы этих лётчиков не видели. Не стояли они больше возле стенки своего барака.
- Но история завершилась без последствий? Маму «пропесочили» и всё?
- Без последствий.
Потом пригнали настоящих немцев. Как и на чём их привозили – не знаю, но уже была зима.
- Много их было?
- Конечно, всё было заполнено. И если Вы знаете, где сейчас библиотека, то там был построен туалет: с одной стороны девушки, с другой мужчины. Очередь в туалет была ужасная. Он же стоял перед нашими домами, мы это всё видели.
- Тут даже и женщины военнопленные были, немки?

Узловская газета "Сталинское знамя" от 14 марта 1945 г.

- Были. И работали они на огороженной горбылём территории между 10 шахтой и Высоцким. Мы, когда ходили в Высоцкое в школу или иногда за литром молока к бабушке (мама посылала), раньше там ничего не видели. И вдруг однажды появился забор, уходящий от 10 шахты в поле к селу Высоцкому. Кто там, что там? А там женщины немки, по-своему говорят, у них вот так платки повязаны на свой манер. Мы потом тоже стали так покрываться, и закатывать платок. Рядом располагалось оставленное под паром колхозное поле. Мы брали с него калмышку – и туда её! А они шумят, ругаются!
Я раньше никогда не знала, что такое помидоры и никогда их не ела. Мы знали картошку, капусту, огурцы. А там увидела, как эти немки копали делянки, что-то сажали, за чем-то ухаживали, поливали, убирали урожай. И вот там я впервые увидела помидоры.
- Скорее всего, эти женщины работали на подсобном хозяйстве.
- За водой, как и местные, немцы ходили к колонке. Она находилась на углу у сторожевой вышки недалеко от литерного дома. Заключённые приходили вот так же, как сейчас показывают в хронике и кино, замотаны-обмотаны, притаскивали большой чан и наполняли его водой. А раньше за водой мы ходили в колодец. Он размещался в районе теперешней автостанции на Островского рядом с местом, где позже был магазин, в котором продавали керосин. Он, по-моему, так и назывался «Керосин».

Нина Васильевна Журавлёва

- Нина Васильевна, немецкие военнопленные использовались на строительстве. А что построили?
- На работу их водили под конвоем. Строили и вели. На моей памяти они построили что-то на территории, где потом образовалось АТП (автотранспортное предприятие). Поскольку от дома нас, детей, особо никуда не отпускали, то большего об этом я и не знаю.

Эта встреча была организована Светланой Михайловной Лепёхиной, именно она нашла свидетеля существования лагеря немецких военнопленных вблизи 11 шахты (шахта «Кондровская») - Шлегеля Артура Яковлевича, отец которого работал в этом лагере переводчиком. Я очень рад, что в наших поисках нам всегда встречаются люди, совершающие маленькое чудо, а найти человека, который не просто видел лагерь, или слышал что-то о нём от других, а непосредственно бывал на его территории, знал лично офицеров НКВД, служивших в нём – это небывалая удача. И, самое невероятное, что сохранились лагерные постройки – своеобразные документы тех очень трудных лет нашей истории.
Использование труда военнопленных на шахтах Мосбасса не очень афишировалось, про это не принято было говорить или писать в газетах. Ни в одном номере сталиногорской газеты «Московская кочегарка» или узловской «Сталинское знамя» тех лет невозможно найти даже упоминания об этом. Пока не совсем понятно, какой номер был у лагерного отделения, располагавшегося на 11 шахте. По-видимому, это было лагпункт лагеря №388, щупальца которого простирались по окрестностям Сталиногорска, Донского и Узловой. Дальнейшие поиски будут продолжаться, а пока – запись беседы с Артуром Яковлевичем Шлегелем, которую ведут Сергей Ожогин и Светлана Лепёхина
- Артур Яковлевич, меня интересует история 11 шахты и, в частности, история возникновения, существования лагеря.
- Лагерь там был открыт, где-то, наверное, в 46-ом году, а закрыли лагерь в 51-ом году.
- В 46-ом, не раньше?
- Я так думаю, что где-то не раньше, так предполагаю. Не могу точно сказать, может в 45-ом. Старожилов уже нету, уточнить не у кого.
- Ну, 45-46 год.
- Да, а в 51-ом году лагерь закрыли полностью.
- Открыли его, наверняка, при строительстве шахты, да? Шахта в этот момент только строилась.
- Да, и они работали по добыче угля в ночные смены.
- А вот теперь поточнее: они – это кто? То есть конкретно.
- Пленные.
- Это немцы были?
- Немцы были тут, в основном, - немцы. А в Мордвесе румыны были, венгры. Здесь – только немцы, германцы.
- А поляки?
- Поляков тут не было. Только немцы были, потому что отец у меня в лагере служил военным переводчиком, специализация - русско-немецкий язык. Работал отец с капитаном Фёдоровым, у них был свой кабинет. Как в лагерь зайдёшь, я покажу Вам примерно, где был вход. И он служил с капитаном Фёдоровым до 51-го года.

Шлегель Яков Филиппович

- А кто был капитан Фёдоров по должности?
- Капитан Фёдоров тут был местным.
- Ну, это не руководство лагеря, он был не начальник лагеря?
- Нет, нет. Кто был начальником лагеря, я не знаю. Он был в отделе (назывался типа "Особый отдел”), который там контролировал, проверял все их (заключённых) документы, вёл работу с ними через отца. Отец переводил, а капитан Фёдоров уже дорабатывал документы. Я в лагере был раза три-четыре, хоть и существовал запрет на вхождение на территорию лагеря. Но на проходной находился такой Кретинин Николай, высокий такой, у него был сын, не знаю, живой ли или уже нет. А сам Кретинин Николай умер. Он там служил в охране, высокого роста такой был, стоял с берданкой: «Ну, чего, чего тебе?» - Я говорю: «Да мне к отцу, к Филипповичу, переводчиком работает». - «Ну, проходи быстрее! Майор уехал, пока его нету, быстрее, нигде не крутись!» Ну, я зайду, а отец: «Ты как здесь оказался? Кто тебя пропустил?!» - Я говорю: «Да вон, дядя». - «А, Кретинин! Вот мы его накажем! Ну, садись». Я сяду с ним, посижу минут десять, посмотрю медальки кое-какие немецкие, фрицевские, - награды там у них в сейфе были. - «Давай, уходи, сейчас приедет майор, будет разгон мне!». Вот через них я попадал на территорию этого лагеря. Так что расположение и план лагеря я знаю, в курсе, и Вам покажу.
- А как он был организован? Он был огорожен, естественно…
- Он был огорожен: передняя часть, сторона вдоль дороги, как ехать на город, - закрыта горбылём, глухим забором, а сзади, в сторону 8-ой, 10-ой шахт, я не знаю, не могу сказать. И вот где двухэтажные дома, там у них был участок, проволочные заграждения.
- Вышки?
- Вышек не было, не было вышек.
- А сколько там было строений?

Дом, сохранившийся с лагерных времён

- Я не могу сказать сколько, я знаю, что там осталось два двухэтажных дома и барак, сломанный в 2005-ом году, развалины которого мы можем увидеть. А сколько точно там было построек – не знаю, потому что я не мог сосчитать, меня и так пропускали с трудом…
- Получается, что барак и вот эти два двухэтажных кирпичных красных здания находились внутри лагеря.
- Внутри лагеря…
- То есть, на тот момент они существовали.
- Да, да…
- А что в них располагалось, помните?
- В бараках? Пленные жили, военнопленные проживали. Два двухэтажных дома потом, отец рассказывал, переоборудовали, сделали большие комнаты. Вот они и сохранились до наших дней. А построили эти дома, бараки – сами немцы. Короче говоря, всё жильё было построено ими. Охрана их до бани к стволу доставляла на работу. Работали они в ночную смену, а в первые смены работали только русские.

Ещё одна лагерная постройка, приспособленная под жильё после закрытия лагеря

- Скажите, а почему соблюдался именно такой режим работы, почему они только по ночам работали? Это как-то объясняется?
- Кто его знает… Но я лично считаю, что тогда рабочей силы не хватало, поэтому их и посылали в ночную смену. И потом, это было более безопасно. А в первую смену работали наши.
- Ну, в ночную смену тяжелее работать. А в первую смену работали гражданские, обычные шахтёры?
- Да, гражданские, обыкновенные люди. Кондровские там работали, с Дубовки, с окрестных деревень. Я считаю, что лагерь открыли с учётом острой нехватки рабочей силы, уголь нам нужен был, поднимали всё разрушенное, поэтому в ночную смену немцев в шахту на работу и ставили.
- А вот после того, как немцев убрали отсюда, отправили на родину, наших сюда не присылали на фильтрацию?
- Не было никого. После начали ломать тут всё ненужное и все бараки переводить под жильё.
- Ну, жилья тоже не хватало, понятно.
- Не хватало жилья, да...
- Потому что в Торбеевке тоже лагерь был, Вы знаете об этом?
- Нет. А в Кондрово ходили только офицеры в волейбол играть, отец мой, в частности. Фотография есть, должна сохраниться. Я передал большую папку фотографии отца в наш Узловский музей.
- Цинделю? Николаю Генриховичу?
- Николаю Генриховичу. Ему я передал большую папку фотографий. Там есть, как офицеры играли в волейбол: отец, Фёдоров, Белобрагин и ряд других. Белобрагин, капитан, был в лагере военнопленных по хозяйской части и проживал на Дубовке, но давно тоже ушёл из жизни.
С. Л. - Вы говорили, что в лагере содержались непростые немцы, возможно, из карательных отрядов.
- Ну, здесь были, отец говорил, более «жёсткие», не обыкновенные там пленные…
С. Л - Не рядовые.
- И офицеры, наверное, были?
- Были и офицеры, были и рядовые.
- А режим строгий был?
- Режим для них поддерживался обыкновенный; отец говорил, что их никто не трогал, не издевался над ними, не наказывал особенно - нормальный режим был в работе и в отношении.
- Как кормили?
- Кормили… Вот этого я не знаю. А в Мордвесе (мы там жили), я знаю, в послевоенное время - это 46-ой, 47-ой, 48-ой, 49-ый год - кормили картошкой да капустой, потому что мы сами все голодные были. А чем их кормить, мясом? – мяса не было. Они подсобное хозяйство вели в Мордвесе. Но, ладно, мы пока про Дубовку…
- А здесь, насколько я знаю, подсобное хозяйство тоже было, да?
- У них, по-моему, не было подсобного хозяйства. Продукты привозили из Узловой, из Новомосковска, готовили им щи, которые они ненавидели…
- А есть приходилось!
- Ну, а что? Румыны, например, говорили: «Нас кормят капстой, капстой, капстой, картошка, надоело…». А чем их кормить? Мы сами голодные жили. Вот это - по 11-ой шахте. В Мордвесе, конечно, больше был лагерь. А Вы в курсе, что там большой лагерь был?
- Нет, про Мордвесский лагерь пока не знал …
- Обязательно надо Вам проехать, посмотреть, изучить структуру…
- Если у меня будут контакты, я съезжу туда.
- Если хотите, я могу с Вами проехать. Покажу, где этот лагерь был, показать на месте, где мы там жили и как. Если Вам это нужно…
- Это очень интересно, отдельной темой мы это обязательно сделаем.
- Но там более крупный лагерь был.
С. Л. - А сколько здесь человек, приблизительно, было?
- Какова была численность военнопленных немцев?
- Я не могу сказать, даже не знаю. Мы как-то с отцом мало на эту тему разговаривали. Раз они во вторую, в третью смену работали, то прилично было, конечно…
- Я так понимаю, что речь идёт, приблизительно, где-то о пятистах заключённых...

Местоположение территории лагеря

- Как бы не больше. Мне кажется, что побольше. Всё-таки было два двухэтажных дома, бараков было штук семь, наверное. Где-то около тысячи… Где-то так. Потому что ещё на машинах их вывозили куда-то работать, на другие, наверное, шахты.
- Получается, что они работали не только в шахте, а и ещё где-то.
- Да, куда-то, я видел, возили, видел один раз. А сколько народу было – не могу сказать. Это только отец знал численный состав, у него все тонкости были. А я-то особо не интересовался, потому что мне просто надо было к отцу, потому что трудное время мы пережили, очень трудное, очень. Мне всегда хотелось с отцом видеться. Мы же перед этим были выселены в Северный Казахстан, в Павлодар. Пять человек детей было: мы двое еле выжили, троих мать похоронила в сорокаградусный мороз в снег, троих! всю войну, Как выгнали с Волги в августе 41-го года, дав сутки на сборы, и в Северный Казахстан - на всю войну.
- Сутки, чтоб взяли самое необходимое…
- Поэтому мы держались за родителей. Отец за нами приехал в 46-ом году. Мы думали, что отца-то уже нет. Его забрали на Трудовой фронт и направили в Новомосковск работать в шахте. Отец по образованию – учитель, одиннадцать лет преподавал в школе. А уже в шахте работал навалоотбойщиком, был травмирован на 26-ой шахте в Новомосковске. Его перевели в хлеборезку. Потом, когда начали немцев брать в плен, приехали НКВДешники и забрали его переводчиком в Мордвес (к тому времени там уже открыли лагерь), потому что он знал немецкий язык.
- Это знание языка и помогло. А там, кто его знает, как бы всё повернулось!
- Помогло. И мы вот таким образом воссоединились. Такова тогда была наша жизнь.
- Он, наверное, писал потом, что жив?
- Первые два года мы не знали о нём ничего. А потом, уже в 1944-ом году, появился сигнал о нём. Он деньги прислал, 400 рублей, которые мы не получили. В районном центре их задержала на почте хозяйка. А когда за нами отец приехал в 46-ом году, то и деньги, и всё нашлось. Два года прошло. Он зашёл уже в военной форме, в фуражке, с планшетом, при пистолете: «Девушка, некогда мне, а то я бы вам сейчас концерт хороший устроил. Почему не выдаёте семье 400 рублей?» Она открыла сейф и отдала деньги. Мы вышли и сразу поехали через Иртыш сюда, в Мордвес.
- Но это случилось уже после того, как по Мосбассу вышло постановление, по-моему, в 46-ом или 47-ом году о том, чтобы разрешить семьям воссоединяться, и вот после этого люди и начали приезжать…
- Здесь, в Подмосковье, лагеря начали закрываться уже 1951-52 году, а последний лагерь был закрыт в 1957-ом году в Волгограде - военнопленные восстановили город и отправились домой. Это был единственный город, единственный участок, где так долго их держали, пленных немцев: вы разбили, разгромили – восстанавливайте.
- А вот как их отправляли отсюда, Вы не помните?
- Отсюда? Отсюда их довозили до вокзала и отправляли поездом.
- Организованно: собрали, посадили, отвезли.
- Да, подготовили для них специальный состав и отправили.
С. Л. - Вот одна женщина, которая, к сожалению, недавно умерла, вспоминала, что им перед отправкой выдали новые бостоновые костюмы.
- Не знаю насчёт этого, мне в это не верится, потому что такое трудное время было, мы ходили в латанных штанах…
- Ну, они-то были под защитой Красного Крест. Может, и были у них какие-то послабления, например, по питанию, может что-то подобное и было - это исключать, я думаю, нельзя.
- Я не верю, конечно, этому, этого не может быть, потому что очень трудное время было. Я рано пошёл работать, учиться в вечерней школе. И вельвет-то купил, в Тулу поехал, уже, наверное, с третьей зарплаты. Собрали тут рубли. Какие там бостоны? - это болтология, я не верю этому. Ну вот, коротко Вам про 11-ую шахту.

Семья Я.Ф.Шлегеля. п.Мордвес 1947 г.

Про Мордвес я бы мог Вам больше рассказать. Мы там жили с 1946-го до января 1949-го года. Там более интересный лагерь был: там и румыны были, и венгры (мы их мадьярами называли); и охраняли уже немцы немцев - пленные сами себя; техники очень много было, очень много; 200 лошадей было на конном дворе.
- А работали-то где, тоже в шахте?
- А лес валили. Мордвес, Венёв – там же леса.
- То есть, на лесоповале.
- На лесоповале, да. Машин было трофейных около двухсот. Здесь не было ничего, тут была всего одна хозяйственная машина ЗИС-5, в этом лагере на 11-ой шахте.
- А остались у Вас какие-то особенные, детские воспоминания при посещении лагеря? Были ли какие-то моменты, которые запомнились наиболее ярко, связанные с какими-то событиями, какими-то случаями?
- Я не знаю. Дело в том, что отец как-то особенно не говорил на эту тему, потому что всё было в строгости. Он перед смертью хоть кое-то рассказал, а то мы и знать не знали. Отец дисциплинированным был, распространяться нельзя было: НКВД раз - и до свидания. Я не могу ничего сказать по этому вопросу.
- А вот в Торбеевском лагере было по-другому: сначала там находились немцы, а вот потом после них были уже наши, те, кто был в плену, кто сотрудничал с немцами (коллаборационисты), кто был в чём-то заподозрен на оккупированной территории и т. д. Работали все на шахте 5 «бис».
- Как на «Майской» шахте. Там тоже такая же система была.
- Потом кого-то расконвоировали, кто-то уехал домой, кто-то остался, осел, женился. Видите, в этом и заключается отличие Торбеевского лагеря от лагеря 11-ой шахты.
- Про Торбеевский я не в курсе. Ездил отец куда-то, утром, бывало, отправляется: «Я сегодня в другое место». Возможно туда и ездил.
- А отсюда, с Дубовки, до работы пешком добирались, например, отец?
- Отец – пешком, да. Белобрагин пешком ходил, он здесь, на Дубовке, рядышком жил. Капитан Фёдоров жил на 11-ой шахте, там у него финский дом был.
- А после того, как лагерь расформировали, как сложилась судьба все этих людей, о которых Вы говорите: офицеров НКВД, Вашего отца, конвоиров, обслуги? Их дальнейшая судьба?
- Куда делись? Кретенин Николай рассказывали мне, что дослуживал где-то в Новомосковске. Я тогда, хоть уже был и на пенсии, работал мастером в снабжении в водоканале, был по делам на 11-ой шахте, где он жил, и встречался с ним в 2004 году. Когда мы там работали, я каждый день заходил к нему. Его дом последний к винзаводу, первый подъезд.
С. Л. - Это два дома, которые возле дороги стоят, недалеко от остановки.
- Да, два дома двухэтажных возле дороги. Пока там ребята работают, я зайду к нему: «Как здоровье?» - «Да неважно». Мол, чего спрашиваешь?
Отца, когда лагерь закрыли, вызвали в Москву в Управление, предложили куда-то ехать, чуть ли ни на Север. Он говорит: «Ну, сколько же я буду мотаться со своей семьёй бедной?» - «А Вы работу себе найдёте по месту жительства?» - «Найдём». Ну, и оставили. Предлагали ему идти в третью школу преподавателем. Он отказался: нервы уже потрёпаны, третья группа инвалидности, через какое-то время вторая, а потом и первая. Устроился работать в ЦЭЭМ на Дубовке, работал в электроцехе. А в 1968 году прекратил работать по инвалидности.
- Ясно. А вот смертность в лагере была большая - люди есть люди? Как с этим дело обстояло? И где их хоронили?

А.Я.Шлегель на месте бывшего лагеря немецких военнопленных. Декабрь 2012 г.

- Тоже не знаю, не в курсе. Я тоже интересуюсь историей нашей страны. И вот, сколько чего не происходило и раньше, и во время войны, и после – нигде ничего не известно! Мы на Куликово Поле ездили сто раз – никто ничего не знает, кого, где похоронили, сколько...
- В Торбеевке мы всё-таки нашли, где хоронили, старожилы подсказали.
- А я вот в Рязанской, Липецкой области большой участок объездил, рыбачил, спрашивал, интересовался – никто ничего не знает. Я говорю: «Немцы во время войны погибли, где их хоронили?» - «Не знаем». И старых спрашивал.
С. Л. - Вот в Высоцком наши расстреляли пятерых человек. Немцы, когда отступали в 41-ом году, ушли, а пятеро почему-то осталось, может быть, раненные. Дядя Коля Кузьмичёв рассказывал: они лежали всю зиму, а потом весной в марте месяце их погрузили и захоронили на старом кладбище, в яму закопали - он нам показал где. А какая часть стояла, кто, что – неизвестно.
- Здесь по месту, в Крутом Верхе тоже много наших погибло, более 300 человек. Их тут местное население похоронило, памятник поставили.
- Там же по Шиворони линия обороны была…
- Линия обороны была, где родник, где эта Дуровка. И сейчас это закругление видно: там у них и пушка стояла, какая-то старинная, оборонялись и там очень много народу погибло. Сатаров, который помогал в захоронении, мне рассказывал - похоронили 293 человека.
- Это кого нашли, наверняка есть, кого и не нашли.
С. Л. - Там имена присутствуют не у всех.
- Сатаров Николай Егорович, он оттуда, с Крутого Верха. Его уже лет 10-12, как нет
- Артур Яковлевич, по 11-ой шахте, наверное, тогда пока всё, больше нечего добавить?
- Да. Что мне тогда – 13 лет было!
- Ну, всё равно, это лучше, чем пять лет, шесть лет. Моей маме, когда она была в оккупации, было шесть лет, она, практически, ничего не помнит.
- А я по Казахстану помню, в шесть лет…
С. Л. - А у Вас к немцам были какие-то чувства? Вы с ними встречались?
- С пленными? Здесь – нет. А вот в Мордвесе они к нам приходили; я в лагерь ходил часто, на пилораму ездили с сестричкой за дровами. Там мы встречались с пленными, разговаривали. Я даже присутствовал на праздничных мероприятиях, которые там устраивали, пленные. Концерты устраивали богатейшие. Отец брал меня с собой, мать. И мы в лагере присутствовали на концертах.
- Ну, там и культурная жизнь была, лагерь-то был большой…
- Они там концерты ставили, у них музыканты хорошие были. Ну и пленных много было, которых Гитлер брал в последнее время и направлял на фронт. Кого там только не было!
Помню, Юб, такой пленный, небольшого росточка. Всех подряд брали, все остатки, даже 14-15-летних ребятишек…
- Гитлерюгенд…
- Да, всех подряд брали. Мы встречались, там у них и больница была, полный комплекс.
- А на 11-ой шахте больница была?
- У них там какой-то здравпункт был…
- Наверняка какой-то Красный уголок, столовая, наверное, была…
- Столовая – они там все питались, столовая была.
- Ну, тогда можно подъехать на то место…